Клен опавший

      С тех пор, как Кадзуха нашел приют на «Алькоре», минуло немало времени. Бэй Доу сразу понравился этот славный малый. Хотя укрытие на борту разыскиваемого в Инадзуме «преступника» грозило крупными неприятностями, незаметное присутствие Кадзухи поднимало Бэй Доу настроение. Ее веселила поэтическая задумчивость ронина, его скромное обаяние и необыкновенная чуткость к дыханию природы. Кадзуха удивительным образом умел предвидеть грядущий шторм, когда на небе не виднелось ни облачка, благодаря чему быстро завоевал симпатию членов команды. Казалось, сущность юноши неразрывно связана с Анемо стихией, тогда как для большинства носителей Глаза Бога подвластный им элемент был лишь одним из инструментов влияния на окружающий мир.       Возможно, именно связь с ветром подсказала Кадзухе о присутствии визитера за дверью его каюты, хотя Бэй Доу приложила все усилия, чтобы остаться незамеченной. Частое дыхание и шелест одежды на легком вечернем бризе почти сразу выдали ее. Бэй Доу до конца не осознавала, какая цель привела ее к Кадзухе после отбоя, однако распаленный не без помощи выпивки азарт вынуждал ее идти до конца, каким бы он не был.       Кадзуха был явно заинтригован появлением капитана, но выказывал только вежливость. Распущенные белые волосы и часть аккуратно сложенной на стуле верхней одежды, вышитой алыми кленовыми листьями, говорили о намерении Кадзухи вскоре отойти ко сну. Бэй Доу неплохо разбиралась в чувствах людей, поэтому любопытный огонек на дне глаз юноши и приподнятые чуть больше чем обычно уголки его губ дали понять, что ее нежданный визит отнюдь не расценен как наглое посягательство на законный отдых.       — Вас что-то тревожит, капитан? — в привычной тихой манере спросил Кадзуха, положив на тумбочку у кровати то бесценное, что заставило его, возможно, навсегда покинуть берега горячо любимой родины, — свой мерцающий бирюзовым светом Глаз Бога.       Бэй Доу посмотрела на артефакт и перевела взор на Кадзуху. Каждый член команды становился частью большой семьи «Алькора» и мог смело положиться на капитана корабля. Кадзуха же доверял ей больше, чем кто-либо на свете.       — Если вас привели ко мне опасения по поводу внезапного ночного шторма, то спешу вас заверить: погода нам благоволит, — продолжил Кадзуха с мягкой полу улыбкой, и у Бэй Доу загрохотало в груди. Он вверил ей свою жизнь и судьбу — себя всего в ответ на обычное матросское радушие.       Бэй Доу хотела признаться, что рада иметь в союзниках такого искусного воина и надежного друга как Кадзуха, но, обычно смелая и громкая, она не могла выдавить из себя ни звука. К тому же дело было далеко не в простой признательности за помощь на корабле. За сегодняшней поздней встречей лежал целый ворох сложных чувств, маняще непостижимых и загадочных, как terra incognita.       Бэй Доу всегда было бесконечно далеко до нежной любовницы. Ее руки слишком грубы от владения двуручным мечом и удерживания штурвала в борьбе с бушующей стихией, а губы искусаны солеными ветрами и хранят привкус рома. Кожа Кадзухи, напротив, мягка, бархатиста и крайне чувствительна — от поцелуя в шею по его телу спустилась волна дрожи. Бэй Доу успела поймать ртом едва слышный вздох и заметить, как лицо Кадзухи с почти девичьими чертами залил румянец. Растрепанный, с замутненным взором и освобожденный от одеяний, скрывавших ключицы и прерывисто вздымающуюся грудь, Кадзуха выглядел восхитительно.       Уступая напору, он опустился на постель так же легко, как ложится на траву отживший теплое лето кленовый лист. От такой податливости у Бэй Доу, привыкшей добиваться своего штурмом, на миг закружилась голова. Ее рука скользнула по впалому юношескому животу и ниже. Кадзуха задышал чаще, когда его пах накрыла горячая ладонь, и зажал себе рот, однако Бэй Доу перехватила его запястье и прижала к подушке, чтобы затем переплести пальцы Кадзухи со своими. Едва заметно подмахивая бедрами, он раз за разом неумело прижимался губами к губам Бэй Доу, но так и не смел коснуться ее разгоряченного тела. Для столь неискушенного любовника хватило бы и ласк сквозь одежду, однако упустить возможность изучить легкое гибкое тело Бэй Доу не собиралась.       Кадзуха смотрел в ответ с застенчивым любопытством, и Бэй Доу хотелось как можно быстрее выяснить, насколько громко и отчаянно маленький ронин умеет стонать. Она жаждала увидеть, каким становится его обычно мечтательный взгляд за пару мгновений до разрядки, и как вскоре Кадзуху покинет его самурайское самообладание. И в то же время Бэй Доу опасалась дать волю своим диким чувствам и невольно ранить Кадзуху. На реи того капитана, который, напившись, пристает к спасенным им людям.       Несмотря на горячливость Бэй Доу, Кадзуха едва ли выглядел испуганным. Напротив, в один момент он запрокинул голову и с хрипловатым стоном выгнулся, готовый с головой окунуться в сладостную негу. И Бэй Доу сдалась.       Известная среди матросов своей щедростью, Бэй Доу чувствовала, что ей мало. Она жадно впивалась в мягкие тонкие губы, пускала в ход язык и пальцы и каждый раз лишь крепче сжимала бледные бедра, пока любовник, дрожа, метался в экстазе и бессильно хныкал после нового оргазма. Такой Кадзуха нравился ей куда больше.       «Смилуйтесь, мой капитан», — с улыбкой шептал он в поту, боясь разбудить экипаж. Бэй Доу было плевать на остальных, а потому сама она не пыталась сдержать ни стона. Пусть хоть весь мир знает, что сегодня ночью она самая счастливая и самая свободная. От этого сжимаемые бедрами залитые пунцом щеки Кадзухи краснели еще сильнее и цветом напоминали те красивые листья на рукавах его одежды. Сидя на его лице и приближаясь к долгожданной разрядке, Бэй Доу думала лишь о том, что непрочь как-нибудь повторить. В конце концов Кадзухе предстояло еще многому научиться.       Если бы Бэй Доу знала, что следующему разу не суждено случиться, несмотря на все многозначительные взгляды рдеющего Кадзухи поутру, она бы не выпустила его из объятий и водила бы мозолистыми пальцами по серебристым волосам до самого утра; она отказалась бы от необходимости стать на якорь в водах Инадзумы и не сошла бы на берег, оставив беглеца на борту. Лишь по возвращении Бэй Доу поняла, что совершила ошибку, и что на судне завелась особо мерзкая крыса. Кто-то донес на Кадзуху солдатам сегуната. Иного объяснения внезапному обыску судна в отсутствие капитана не находилось.       Предатель, должно быть, остался очень доволен собой. Не каждый рискнул бы подставить капитана Бэй Доу и ее ребят, а заодно — предопределить участь ни в чем не повинного человека. Ругаться с сегунатом «Южному кресту» было не с руки, это понимали все. Бэй Доу знала, какого масштаба разразится скандал, если она потребует немедленно освободить из-под ареста полноправного члена своей команды, и могла себе представить гнев Нин Гуан — деловые связи с закрытой Инадзумой стоили Цисин немалых усилий. Связанная по рукам, Бэй Доу торопливо искала обходные пути, глотала опостылевший вдруг ром и сквозь зубы клялась лично разыскать стукача.       «Вырвать ему язык и протащить его насквозь червивую шкуру под килем», — намного позднее без колебаний приказала Бэй Доу, смерив холодным презрительным взглядом фигуру бывшего боцмана. Впрочем, для лживого ублюдка, продавшего товарища за горсть моры, и этого было мало. Из-за него Кадзуха, должно быть, до последней минуты думал, что его предала именно Бэй Доу.       С новым рассветом покидая Инадзуму, капитан встала за штурвал сама. С мостика хорошо виднелись местные багровые клены, высокие и раскидистые. Легкий порыв свежего ветра бросил на палубу, прямо к ногам, одинокий алый лист. Бэй Доу ощутила во рту горечь.       «Прости, Кадзуха. Выходит, непобедимая покорительница морей не такая уж и непобедимая», — невесело усмехнулась она и закрыла единственный глаз.       Клены шумели ей вслед, роняя листву.