«Иногда присутствие другого человека, даже безмолвное, помогает справиться с отчаянием». © Марк Леви
Меня зовут Вика. Ровно две недели назад я умерла. Меня забила до смерти собственная мать на полу больницы. Сейчас же я нахожусь в мире «Наруто», моего любимого при жизни аниме. Казалось бы, я должна радоваться, да? Но я не могу. В моей груди пустота, а в голове раз за разом звучит крик проклинающей меня матери. Была ли я хорошим ребенком в прошлой жизни? Заслуживала ли я любви родителей? Я не смогла оправдать их ожидания: плохо училась, не помогала с братом, не могла приготовить нормально еду, убраться дома. Вместо того, чтобы смотреть аниме и читать мангу, я бы могла больше времени уделить учебе, дольше быть с братом, чтобы мама с папой отдохнули перед работой. Все же они зарабатывали деньги брату на лекарства и операции. Я ведь тоже немного подработала прошлым летом. Я бы могла отдать эти деньги родителям. Они были бы рады. Наверняка были бы рады. Да, они бы обрадовались! И похвалили бы меня. Я бы могла найти работу и тоже зарабатывать, тогда мама смогла бы уволиться с одной из работ и проводить больше времени с братом. Если бы только я лучше старалась. Если бы… если бы… если бы… Я была плохой дочерью и сестрой. Зачем я вообще нужна была этому миру, если ничего не делала? Мои бедные родители так трудились, чтобы спасти братика. Наверное, мне нужно было меньше есть, и мы бы смогли сэкономить на еде, тогда бы ему хватило на то дорогое немецкое лекарство. Да и я могла бы перешить то старое платье в юбку и топ, а брюки переделать в шорты, и не пришлось бы покупать новую одежду. А это была бы неделя стационара для брата. А что, если… я могла бы продать свои волосы! Да! Точно! Или, может быть, почку? Какие-нибудь клетки спинного мозга или что там принято сдавать еще? Тогда бы точно хватило на ту операцию для брата. Да. Хватило бы. Сейчас, когда меня не станет, на родителей лягут заботы о похоронах. Это же такие деньги… Я снова все испортила. Хотя, может, они смогут продать мое тело на органы? Было бы здорово. Хотя бы после смерти я смогла бы помочь… да… смогла бы помочь. У нас не было прекрасных отношений. Да и я ангелом не была. Наверное, мне стоило прикладывать больше усилий, чтобы мама с папой могли мной гордиться. Я была недостаточно хорошей дочерью, недостаточно хорошей старшей сестрой. Если бы я все делала правильно, если бы слушалась родителей и не мечтала понапрасну, не фантазировала о глупых вымышленных мирах, где я, оказавшись главным героем, всех победила, то, может… может, тогда я была бы хорошей дочерью? Может, тогда мама бы похвалила меня, сказала, какая я молодец? Я не могу вернуть прошлое. Не смогу исправить все свои ошибки и извиниться перед родителями за… за то, что родилась? Я ничего уже не могу сделать со своей прошлой жизнью. Как бы я ни сожалела обо всем этом, сейчас, находясь в теле пятилетнего ребенка в чужой реальности, я лишь хочу снова умереть. Что мне толку жить здесь, в мире, где я никому не нужна? Снова столкнуться с тем, от чего я так бежала? Кроме того, как оказалось, это лишь в аниме все было красиво и радужно. В реальности: окровавленные мужчины и женщины, которые возвращаются с заданий, ампутация конечностей, жестокость и насилие, царящее в этом мире… Это все оказалось не так весело. Мое имя в этом мире — Хара Тору. Все, что мне известно, — это имя и то, что на моем теле есть печать, запечатывающая что-то или кого-то внутри. Не сложно догадаться, что меня считают бомбой замедленного действия. У них есть в деревне еще одна, так что теперь и с меня не спускают взгляда. Пускай мне разрешили ходить по больнице, но черноволосые люди с черными глазами — представители клана Учиха, тут не сложно догадаться, — сидят в каждом коридоре и следят за мной. Хотелось бы, конечно, ошибиться и сказать, что все Учихи разом заболели и пришли лечиться, но увы, их слежка была слишком очевидна даже для меня. Знаете, когда я обычно читала фанфики и комиксы про попаданцев, не особо задумывалась о том, как легко они приспосабливаются к новому телу и новому миру: «Я обычная корейская студентка и попала в европейское средневековье в тело принцессы? Я УЖЕ идеально знаю манеры, светский этикет, и вообще, я словно бы здесь и родилась!» Обычно это как-то так и происходит. Для меня же все оказалось совсем иначе. Да, японский я понимала и говорила на нем свободно, но вот все остальное… Тело ребенка ужасно неуклюжее и неловкое. Этот Тору — хилый и болезненный, даже на ногах толком стоять первые дни не получалось. Все движения руками и ногами были до ужаса неумелыми, я просто не могла нормально ходить и двигаться. В сравнении с моим прошлым телом, это — все равно что кукольное. Ну и, конечно, то, что это тело мальчика, вогнало меня в ступор при первом же посещении туалета. Я была просто сбита с толку наличием у себя органа, который раньше и на картинках-то толком не видела. Я просто не понимала, как им пользоваться, и сгорала со стыда, когда медсестра помогала мне помочиться. Уверена, медсестра просто ненавидела меня в тот момент. Конечно, кому понравится трогать ТАМ ребенка, пока он ходит в туалет. Еда. Рыба и свинина здесь — основные ингредиенты. Ни то, ни другое я не ем, желудок просто отвергает эту еду, отправляя ее обратно. Поэтому первое время я питалась только рисом, овощами и фруктами. О, а суп из водорослей! Суп из грязных носков и то приятнее будет пить. А еще иногда здесь подают сырые яйца. Палочками есть неудобно. В своей прошлой жизни я ела суши всего два или три раза, и палочками у меня тогда плохо получалось орудовать. Сейчас же эти маленькие детские пальчики совсем не хотели меня слушать. И какие там суши, надо было как-то рис есть палочками! У меня вообще не получается даже держать его. Уверена, они были в ярости из-за того, что приходилось прибирать за мной разбросанную еду. Я уж не буду упоминать про трудность общения. Они постоянно кланяются, брать надо что-то двумя руками, что-то одной. Протягивать вещи тоже по-разному надо. Также я плохо сплю. Я бы даже сказала, что ужасно. Из всей ночи хорошо, если мой сон длится пару часов. Все остальное время кошмары, ужасные кошмары, в которых я просыпаюсь от собственного крика, разбудив половину больницы. Уверена, что медсестры, которым приходится со мной сидеть ночами, просто ненавидят меня. Наверное, только и ждут повода, чтобы избавиться от такого отвратительного пациента. Может, ждут, пока монстр внутри меня вырвется, чтобы была причина просто убить меня? А еще есть один человек… Харуно Кизаши — отец той самой Сакуры из аниме. Он приходит ко мне каждый день. Каждый. День. Приходит и все говорит, говорит, говорит! Рассказывает о своей семье, о Сакуре, о Конохе, о еде… Он постоянно говорит, не затыкаясь! Каждый раз от его болтовни у меня начинается паника. Не знаю почему, но я начинаю задыхаться и накатывает волна истерики, которую удается подавить только медикаментами. Уверена, он уже пожалел, что спас этого мальчика. Сегодня седьмое апреля — день моей второй смерти. На этот раз я сама так решила. Проведя в этом мире две недели, я поняла, что не хочу жить. Просто. В принципе. Я устала от жизни, устала от косых взглядов в мою сторону, перешептываний за спиной — устала от всего. Еще несколько лет назад я бы отдала все, чтобы попасть в мир аниме, сейчас же я хочу только спокойствия. Просто покоя. Вечного покоя. Поэтому, позавтракав и позволив врачу осмотреть меня в очередной раз, я снова направилась бродить по больнице. За последние два дня, которые я планировала свою смерть, удалось найти место, где нет этих вездесущих Учих. Маленький внутренний двор больницы — тихое и спокойное место, где почти никогда никого не бывает. Изредка появляются старики, но сидят они здесь недолго. Иду как обычно, не спеша, не особо смотря по сторонам, чтобы не встретиться взглядом с представителем красноглазых. Кстати, за последние два дня их стало куда меньше. Может, что-то случилось или они поняли, что задохлик Тору не стоит такого пристального внимания? Без понятия, но это даже к лучшему. Мимо шныряют люди, но им со всеми их проблемами нет дела до такого маленького существа, как Хара Тору. Пока что это единственный плюс этого маленького тела. Всем на него все равно… Хотя чем это отличается от моей прошлой жизни? Внутренний двор встретил меня солнцем и легким ветерком. Так странно стоять на крыльце, щурясь от солнечных лучей, подставляя им лицо, и думать о суициде. Во дворике никого нет. Лишь птицы щебечут на дереве, которое я выбрала в качестве укрытия. Наверное, сегодня хороший день, чтобы умереть. Тихий и спокойный. Шлепая сандалиями, я спустилась по крыльцу и не спеша двинулась к дереву. В кармане почти неслышно позвякивал кунай, который я утащила с поста медсестры. За деревом оказалось прохладнее из-за тени. От земли тянуло сыростью, пахло мхом и чем-то похожим на грибы. Ну и ладно. Какая разница, где умирать? Зайдя за дерево, уселась прямо на землю. Сыро и холодно. Дерево за спиной твердое, а под забором впереди, в траве, лежит труп птицы. Наверное, я тоже буду выглядеть так? Нет, еще хуже. Но зато хотя бы здесь я буду не одна. Мы будем лежать вместе. Когда-нибудь найдут мое тело, и я буду совсем как эта маленькая несчастная птичка, которой сломали крылья. Точно, кунай. Он неприятно упирается острием в бедро. При ближайшем рассмотрении он оказался страшной металлической штукой с обмотанной куском тряпки ручкой. Как ни странно, лезвие не такое уж и острое, как могло показаться в аниме. Хотя, конечно, им тоже порезать можно, но все же от оружия я ожидала большего. Вот и все? Да? Пора прощаться с этим миром? С этим непонятным, чужим для меня миром? Я прожила здесь всего ничего и даже не знаю, зачем попала сюда. Ведь здесь, как и там, в моем прошлом мире, я никому не нужна. Я — птичка со сломанными крыльями, лежащая под забором больницы, забытая всеми. «Бесполезная тварь! Что, совсем ничего не можешь? Да лучше бы ты умерла!» Смотри, мама, я делаю это… Я снова умираю, чтобы никому не мешать своим существованием. Но почему слезы предательски застилают глаза? Прочь, прочь. Я уже решила, что умру. Умру, чтобы всем было проще. «Сколько раз повторять?! Вот так надо делать! А ты что наделала?! У тебя из какого места руки растут?!» «Ты совсем тупая?! Идиотка!» «И вот вырастила же тебя на свою голову…» С-смотри, мамочка, это кровь, горячая и густая, течет по моим рукам. На этот раз я сделала все правильно. Я правильно разрезала. Ты видишь это, мамочка? Ты гордишься мной? Я… я ведь молодец? Мам… почему… почему, мама, ты меня так ненавидела? Я ведь тоже твой ребенок! Неужели я чем-то хуже брата? Я всегда так старалась быть примерной дочерью и сестрой. Неужели, чтобы ты меня полюбила, мне потребовалось умереть? А вообще… Когда я умерла, ты хотя бы плакала? Хоть на секунду пожалела о том, что сделала, или, развернувшись, ушла к Вите, бросив меня? После моей смерти вы хотя бы вспомните мое имя?.. Мама… Мамочка… 𝙈𝘼𝙈𝘼❗ 𝟛𝔸Ч𝔼𝕄 𝕋Ы 𝔹𝕆𝕆БЩ𝔼 𝕄𝔼ℍЯ ℙ𝕆ДИЛ𝔸❔❕ C̶M̶O̶T̶P̶И̶, ̶ T̶E̶П̶E̶P̶Ь̶ Я̶ Y̶M̶И̶P̶A̶Ю̶, ̶ T̶Ы̶ B̶И̶Д̶И̶W̶Ь̶? ̶! ̶ 𝐓Ы 𝐏𝐀Д𝐀❓❗ 𝕋Ы ℙ𝔸Д𝔸 Ч𝕋𝕆 𝕋𝔹𝕆Я 𝕋𝕐П𝔸Я Д𝕆ЧЬ ℍ𝔸𝕂𝕆ℍ𝔼Ц-𝕋𝕆 ℂД𝕆𝕏ℍ𝔼𝕋 𝕂𝔸𝕂 ℍИ𝕂𝕆𝕄𝕐 ℍ𝔼 ℍ𝕐Жℍ𝔸Я ПℂИℍ𝔸❔❕ 🆃Ы 🅲Ч🅰🅲🆃ЛИ🅱🅰❓❗ ℍ𝔸 Э𝕋𝕆𝕋 ℙ𝔸𝟛 𝕋Ы Б𝕐Д𝔼𝕎Ь Г𝕆ℙДИ𝕋ЬℂЯ 𝕄ℍ𝕆Й❔❕ ░█████╗░████████╗██████╗░███████╗████████╗██░░░░ ██╔══██╗╚══██╔══╝██╔══██╗██╔════╝╚══██╔══╝██░░░░ ██║░░██║░░░██║░░░██████╦╝█████╗░░░░░██║░░░█████╦ ██║░░██║░░░██║░░░██╔══██╗██╔══╝░░░░░██║░░░██╔══██╗ ╚█████╔╝░░░██║░░░██████╦╝███████╗░░░██║░░░██████╦╝ ░╚════╝░░░░╚═╝░░░╚═════╝░╚══════╝░░░╚═╝░░░╚═════╝░ ███╗░░░███╗██╗░░██╗███████╗ ██╗██╗██╗ ████╗░████║██║░░██║██╔════╝ ██║██║██║ ██╔████╔██║███████║█████╗░░ ██║██║██║ ██║╚██╔╝██║██╔══██║██╔══╝░░ ╚═╝╚═╝╚═╝ ██║░╚═╝░██║██║░░██║███████╗ ██╗██╗██╗ ╚═╝░░░░░╚═╝╚═╝░░╚═╝╚══════╝ ╚═╝╚═╝╚═╝─── ◉ ───
Знакомая палата приветствовала Тору после пробуждения. Все та же сеточка трещин, окно во всю стену, штора, отделяющая от других кроватей в палате. Но было кое-что, отличающееся от всех прошлых дней: Кизаши Харуно сидел на стуле рядом с кроватью. Опершись локтями на постель и опустив голову, он держал Тору за руку, осторожно сжимая маленькую ладошку в своих руках. Рядом на кровати лежала небольшая игрушка в виде кота, а чуть дальше, на тумбе, в вазе стояла веточка сакуры с распустившимися розовыми цветами. Тору слегка шевельнул рукой. Было больно. Запястья ныли, а тело снова было больным и бессильным. Но даже этого легкого шевеления хватило, чтобы, казалось бы, спящий мужчина вздрогнул и резко выпрямился, испуганными, красными от слез глазами смотря на ребенка. Медленно Тору поднял руку, смотря на перебинтованное запястье. Сначала на его лице читалось непонимание, но уже через мгновение оно исказилось гримасой ужаса. — Нет-нет-нет-нет-нет-нет! Опять! Я опять сделал все неправильно! — закричал Хара, хватаясь за бинты и пытаясь сорвать их с руки. — Почему?! Почему я такой бесполезный?! Почему я просто не могу сделать все правильно и умереть?! — Тору! — Кизаши попытался схватить мальчика за руки, но тот вырвался и, перевернувшись, свалился по другую сторону от кровати. Схватив с тумбы вазу, он ударил ею о стену, разбивая и беря самый крупный и острый осколок, со всей силы втыкая ее себе в руку, пытаясь разрезать бинты, вены, сухожилия — да все, что получится разрезать. Он кричал не от боли, а от бессилия, что не может убить себя. Харуно кинулся через кровать, хватая Тору и вырывая из окровавленных пальцев стекло. Маленькое, но неожиданно сильное в истеричной агонии тело извивалось, пытаясь если не освободиться, то схватить хотя бы другой осколок, что ему удалось. Новый порез появился на шее, но он задел лишь кожу, Кизаши успел отдернуть руку ребенка прежде, чем острие перерезало вену. — Нет! Не трогайте! Дайте я закончу со всем! Харуно перехватил руки Тору и, обхватив маленькое тело, зажал его в своих объятиях, не давая шевельнуться. Мальчик кричал от бессилия, надрывая голос. Кизаши мог лишь прижимать Тору к своей груди, прося его остановиться. Тору кричал, пока силы не начали покидать и без того измученное тело. — Тору, мальчик мой, пожалуйста… тише… не надо. Пожалуйста, Тору. — Нет! Отпустите! Дайте мне умереть! Дайте мне умереть! Дайте… Чтобы мама гордилась мной! Пожалуйста! Сорванный криком голос уже не слушался, из горла вырывался лишь хрип, становящийся кашлем, захлебывающийся слезами. Он задыхался. Он хотел больше не существовать. Почему он должен существовать?! Маленькое тельце ослабло в руках Харуно. Тору больше не пытался выбраться, лишь иногда вздрагивал, непроизвольно дергая руками и ногами, судорожно и хрипло вздыхая. По руке на пол стекала кровь. Новая рана на запястье горела огнем, но это было ничто в сравнении с разверзнувшимся адом в душе маленького человечка. — Тору… бедный мой мальчик, — Кизаши ослабил хватку, прижимаясь губами к виску ребенка. — Прошу, Тору, найди в себе силы жить. — Я не могу… — прошептал Хара, пока сознание медленно начинало ускользать. Он чувствовал, как Кизаши поднял его, как уложил на кровать и как над ним склонился кто-то еще. Растерзанную руку обожгло огнем, и сознание всколыхнулось яркими вспышками в глазах. Новый крик вырвался из груди, разрывая горло острыми когтями. Чьи-то руки удерживали на кровати и не давали пошевелиться, пока другие, окутанные голубоватым свечением, зажимали рану на его запястье. Больно. Ужасно больно. Почему он просто не может исчезнуть? Почему он просто не может умереть? Почему он должен все это терпеть? — В мире есть столько прекрасных вещей, которых ты еще не видел, столько людей, которых еще не встречал, мест, в которых не был… Чей-то голос настойчиво врывался в черноту сознания, втискиваясь между волнами боли и отчаяния, разрывающими и тело, и душу. Этот голос будто обволакивал его, теплый, подобно колыбели для ребенка, успокаивающий, надежный, защищающий от проблем и опасностей внешнего мира. — В нашей жизни случаются плохие вещи. Ты сам видел, сколько раненых людей ежедневно приносят с поля боя. Но знаешь, почему это происходит? Они сражаются за лучшую жизнь. Лучшую для себя, своих близких, для всех нас. На самом деле хороших вещей тоже немало, ты просто пока их не встретил. И я обещаю, Тору: тебя ждет впереди счастливая жизнь, полная дружбы, радости и любви. Я не знаю, что было до того, как мы нашли тебя, но клянусь, что, начиная с этого дня, каждый день в твоей жизни будет становиться на одну радость больше.─── ◉ ───
В кабинете Хокаге в этот вечер горел свет. Человек в маске предоставлял главе деревни отчет о проделанной работе, который, в общем-то, не был слишком радостным и информативным. Новость о вырезанной деревне и о найденном там ребенке облетела всю Коноху, в отличие от другой новости, которую постарались максимально скрыть: найденный мальчик пытался покончить с собой. — Хара Тору — неизвестно, настоящие ли это фамилия и имя или нет. Мы не нашли ни единого упоминания об этом ребенке в той деревне, не нашли и по реестру Конохи, не говоря уже о какой-то более точной информации. На месте массового убийства была обнаружена разрушенная лаборатория. Следы тщательно уничтожены, поэтому определить, какие именно опыты проводились, не представляется возможным. Хотя мы все же сделали вывод, что мальчик, скорее всего, был одним из подопытных, так как среди убитых в деревне было с десяток детей и взрослых с такой же меткой, как у Тору. — Возможно, его бросили, посчитав, что он тоже уже мертв. Но ему повезло выжить, — медленно проговорил Сарутоби, смотря в хрустальный шар, где отображалась палата ребенка, о котором шла речь. — Или же убийца просто не успел убедиться, что мальчик мертв. — Кроме того, в деревне среди убитых не было обнаружено никого с похожей на ребенка внешностью. Также сделали генетический анализ крови всех убитых с Тору — совпадений нет. Провели анализ, сравнив всех найденных в деревне, — совпадений снова нет. — Значит, они все были из разных мест… Хм, понятно. Такое чудовищное дело происходило у нас под носом. Что-то еще? Что насчет его попытки самоубийства? — Он воспользовался кунаем, который кто-то оставил на посту медсестры. Как ему удалось стащить его, пока что непонятно. Возможно, Учихи слишком расслабились. Но это лишь мое предположение, — мужчина под маской усмехнулся, но затем, подавив самодовольство, проскользнувшее в его голосе, продолжил. — Скорее всего, он заранее отыскал то место, где его не сразу найдут. К счастью, в это время в больнице были представители клана Инузука, поэтому ребенка нашли прежде, чем он потерял слишком много крови. Но, что примечательно, Тору порезал запястья не поперек, а вдоль. Случайность ли это или он действительно знал, как лучше резать, чтобы убить себя? Хотя, наверное, тогда бы он попробовал вскрыть себе горло. Хм. Когда его нашли, у него было заплаканное лицо, а когда он ненадолго приходил в себя, то повторял в бреду: «Почему, мама? Что я сделал не так?» — Не сложно догадаться, что у Тору-куна были проблемы с семьей, — согласился Хокаге, наблюдая через шар за остановкой очередной попытки. — И на этой почве у мальчика появилась травма. Настолько серьезная травма, что он даже решил покончить с собой. Как много пятилетних детей ты встречал, которые так рьяно и осознанно пытались лишить себя жизни? Хм… Остается вопрос печати на его теле. — Хотите прибегнуть к помощи Учих, господин Хокаге? — Сейчас это опасно. Мальчик нестабилен. Я не думаю, что в нем запечатан кто-то вроде девятихвостого, однако ребенку и так досталось, зачем же его мучить еще сильнее. — Тогда? — Пусть семья Харуно заберет его к себе. А вы приставьте одного человека на ближайший месяц наблюдать за Тору. А там уже посмотрим, как все сложится.─── ◉ ───
В груди была пустота. Он уже дважды пытался покончить с собой, и оба раза он не смог умереть. Зачем? Зачем его каждый раз спасали? Эти люди для него никто, и он для них тоже никто. Так почему раз за разом они приходили и спасали его никчемную жизнь? Сейчас Тору не чувствовал в себе сил даже шевелиться. Руки болели, особенно левая, над которой он хорошенько поиздевался в попытках покончить с собой. Горло горело огнем, и каждый раз, стоило ему сглотнуть слюну, появлялось такое ощущение, словно раскаленная лава течет по горловине. В комнате было тихо. Судя по всему, это была не больница, а обычный дом. Об этом говорила обстановка: покрашенные в песочный цвет стены, деревянный пол, укрытый ковром, мебель тоже из дерева, мягкие игрушки, принадлежащие явно девчонке, окно в полную высоту стены, прикрытое полупрозрачным тюлем. Кровать была куда меньше, явно рассчитанная на ребенка, а не взрослого, да и куда мягче, чем больничная. Тору мог бы даже сказать, что ему удобно, если бы ему не было настолько безразлично его удобство. Дверь скрипнула. Кто-то заглянул в комнату, а затем послышался быстрый удаляющийся топот маленьких ножек и детский возглас: «Он проснулся! Мама, Тору-чан проснулся!» В доме был ребенок… Ребенок. РЕБЕНОК! В голове лихорадочно проносились мысли. Грудь сдавило, и кислорода с каждым нервным вздохом становилось все меньше. Тору с трудом перевернулся на бок, хватаясь рукой за пижаму на груди, пытаясь если не расстегнуть пуговицы, то хотя бы оторвать их, чтобы хоть немного стало легче дышать. Ему стало страшно, ужасно страшно. Слезы накатывались на воспаленные глаза, из горла вырывался хрип вместо крика. — Тору! — незнакомая фигура подбежала к нему и аккуратно усадила, расстегивая душную пижаму. Теплая рука легла на грудь, успокаивающе поглаживая, заставляя сжатые легкие расправиться. — Дыши медленно. Сделай глубокий вдох, вот так, молодец, а теперь выдох. Вот. Легче? Глотая слезы, Тору наконец смог сделать вдох и выдох, стало действительно легче, хотя прежний страх не отступил, а начинал все больше накапливаться из-за незнакомой женщины рядом. — Как ты себя чувствуешь? Если он скажет, что плохо, — что она сделает? Накажет? Или будет ухаживать за ним? И тот ребенок, что прячется за дверью… Тору оттолкнул от себя руки женщины и отполз на кровати, забиваясь в дальний угол, ноющими от боли руками прижимая подушку к себе, словно бы та могла стать для него щитом. — Все хорошо, Тору… Ты в безопасности. Тебя тут никто не обидит. Он не боялся, что его обидят. Он уже давно не боялся этого. Пусть его бьют, кричат на него, все равно хуже, чем раньше, уже не будет. Он был готов умереть, так чего ему еще бояться? — Меня зовут Мебуки, я жена Кизаши. Ты ведь помнишь его? Женщина приветливо улыбнулась, из-за чего в уголках зеленых глаз появились тонкие морщинки. Она была красивой, со светлыми, цвета ржи, волосами, зачесанными назад. Но его мама тоже была красивой. Многие женщины красивые, и эта не исключение. И за свою первую жизнь Тору слишком точно уяснил, что красота не гарантирует ничего. — Ты голоден? Я приготовила куриный бульон. Врачи сказали, что ты не ешь рыбу. Он был голоден? Да, он безумно хотел есть. Но может ли он есть то, что дадут эти люди? Может ли он объедать семью, у которой самой маленький ребенок, учитывая, что каких-то четыре года назад деревня воевала с девятихвостый демоном-лисом? — Я принесу тебе бульон, — не дожидаясь ответа, Мебуки поднялась и, улыбнувшись, покинула комнату, шикнув на ребенка за дверью. Как только Тору вновь остался один, то наконец смог хотя бы немного расслабиться. Подушка выпала из уставших рук, а бинты на левом запястье окрасились красным из-за перенапряжения. Сейчас, когда он один, наверное, стоило предпринять еще одну попытку? Но Тору просто не хотел двигаться. Его тело обессилило, и сигналы из мозга не могли заставить шевельнуть даже рукой. «Почему… я должен быть в этом мире?» Тору взглянул на руки. Все перемотанные, израненные. В своей прошлой жизни он до такого не доводил, но зато после избиений по всему телу часто появлялись синяки и кровоподтеки. Одноклассницы видели все и ничего не делали. Учителя и врачи знали обо всем и тоже пропускали мимо себя, не желая вмешиваться в дела семьи. Так почему же здесь люди, которых он видел впервые и которые впервые видели его, так отчаянно боролись за его жизнь? Один день стал похож на другой. Тору больше не предпринимал попыток убить себя, как и вообще каких-либо попыток жить: он просто существовал, был сломанной куклой в доме Харуно. Мебуки и Кизаши по очереди сидели с ним. Кормили, умывали, меняли повязки, читали книги и рассказывали истории. Иногда, когда замечали и на без того отсутствующем лице откровенное нежелание слушать что-либо, они просто сидели рядом, держа Тору за руку, и смотрели в окно, изредка приговаривая, что все будет хорошо. Сакура лишь однажды попробовала зайти в комнату, но у Тору мгновенно началась серьезная истерика, и, испугавшись, маленькая Харуно больше не предпринимала попыток выйти на контакт с новым членом семьи. К Тору приходил Хокаге, тот самый странный старик в странной шляпе. Он почти не говорил, лишь смотрел на пустой взгляд ребенка на кровати, изредка качая головой. Ребенок никак не отреагировал на гостя. Он, как и в любой другой день, лежал, свернувшись клубочком, и смотрел в пустоту, погруженный глубоко в свои мысли. Тяжелее всего было ночью. Почти каждую ночь Тору просыпался от собственных криков. Ему снилась мать, отец, брат, больница. И ночь за ночью все тот же круговорот последнего дня прошлой жизни. Раз за разом, кошмар за кошмаром. Казалось, что этот ад не кончится никогда. Проходил месяц, другой, весна сменилась летом. Просыпаясь каждое утро, Тору находил на тумбе у кровати свежий букет цветов. Однажды он услышал, что это соседи, семья Яманака, передавала ему цветы, узнав, что мальчик часто рассматривает зелень через окно. С тех пор в комнате у Тору всегда были цветы. В это утро в вазе снова было несколько белых цветков. Это было неизвестное ему растение, но сладкий душистый аромат наполнял спальню. Сев на постели, Тору впервые за долгое время действительно почувствовал, что хочет есть. Нет, голод он испытывал и раньше, но это была просто физическая необходимость для жизни. Сейчас же именно он хотел есть. Не только для насыщения, а еще чтобы испытать удовольствие от принятия пищи. Спустив ноги на пол, Тору надел тапочки и, тихонько шлепая ими по полу, впервые за два месяца покинул комнату самостоятельно. — Я сегодня посижу с Тору, заодно перестираю белье. А ты отведи Сакуру в сад и… Мебуки, хозяйничающая у плиты, остановилась на полуслове, когда увидела, как из коридора появилась маленькая, похожая на приведение фигурка. Завтракающий Кизаши сначала и не понял, почему супруга замолчала, но, оглянувшись, замер, смотря на вышедшего к ним Тору. — Я… Могу я поесть? — О, Тору-кун! — Мебуки встрепенулась и тут же засуетилась, открывая рисоварку и накладывая полную чашку риса. — Конечно! — А ты умылся? — безмятежно улыбнулся Кизаши, потрепав волосы мальчонки. — Нет? Ну тогда бегом! Кто же с грязным ртом будет есть-то? Слегка сжавшись, Тору кивнул и, развернувшись, пошел обратно, в ванную, в которой бывал каждый день, но сегодня впервые по собственному желанию и на своих двоих. Поменяв тапочки на входе, Тору толкнул дверь, заходя в ванную комнату и забираясь на небольшую подставку у раковины. Даже в ванной было уютно, несмотря на разбросанные игрушки для купания, которые, видимо, использовала Сакура. Свою щетку Тору нашел без проблем — бирюзовая с птичкой на ручке. Выдавив на нее пасту, он начал чистить зубы. Как ни странно, в голове не было никаких мыслей, кроме как о еде. Он думал лишь о теплом рисе, овощах, может, даже омлете. Что там приготовила госпожа Харуно? Он как-то не обратил внимания. Стоя перед взрослыми на кухне, он лишь боялся, что его погонят обратно в комнату. А вместо этого отправили умываться. Сплюнув пену и прополоскав рот, Тору тщательно вымыл лицо прохладной водой и, выпрямившись, впервые за долгое время увидел собственное отражение. Мальчик, совсем маленький, худенький, с болезненно белым лицом и синяками под большими, похожими на драгоценные камни, бирюзовыми глазами. Маленькие тонкие губы, заостренный нос и высокий лоб, в точности как у Сакуры из аниме! От этой мысли губы Тору дрогнули в улыбке. Его волосы, приятного нежно-розового цвета, здорово отросли за два месяца. Они уже почти доставали до плеч и были на удивление мягкими. Тору склонился к зеркалу через раковину, ближе рассматривая свое лицо. Он был милым, словно маленькая куколка. — Красивый, — пробормотал Тору, выпрямившись. Невольно его взгляд упал на руки. Бинты с запястий не так давно сняли, и теперь взгляду открывались розовые полосы-шрамы, пересекающие руки от запястья до середины предплечья. Ладони тоже были все изрезаны, но сильнее всего пострадала левая рука. До сих пор Тору иногда чувствовал боль, когда пытался немного сильнее сжать руку. Когда Тору вернулся на кухню, Кизаши уже закончил с едой и просто сидел вместе с супругой за столом, дожидаясь его прихода. — Умылся? — Кизаши похлопал по стулу рядом с собой. — Садись скорее, Мебуки уже накрыла на стол. Тору кивнул и осторожно забрался на стул, оглядев стол перед собой. Большая чашка риса, омлетные рулетики, небольшая пиала с бульоном с тофу и какой-то зеленью, свежие огурцы и дайкон, бобы натто и, наконец, кусочек курицы, наверняка на замену рыбы. Пахло все безумно вкусно, и Тору почувствовал, как его живот свело от голода, а во рту активно начала выделяться слюна. Он еще никогда так не хотел есть, как сейчас! Еще раз оглядев стол, Тору не увидел палочек. Вместо этого — ложка и вилка. Мальчик удивленно посмотрел на сидящую напротив Мебуки, но та лишь широко улыбнулась, кивая на еду: — Кушай, пока не остыло, Тору-кун. — С… спасибо за еду. Хоть он и старался сдерживаться, но все же аппетитно выглядевшая еда не давала ему спокойно и размеренно насладиться процессом. Ухватившись поудобнее за вилку, Тору жадно зачерпывал рис, отламывал курицу, отправлял огурец и дайкон себе в рот и звонко хрустел. Иногда рисинки вываливались изо рта, падая на колени и стол, но увлекшийся едой ребенок просто не замечал этого. Единственное, что он не стал есть, так это натто. Понюхав бобы и попробовав отделить хотя бы парочку, мальчишка с явным отвращением отодвинул от себя это сопливое нечто, что, к слову, повеселило обоих Харуно, с нежностью наблюдавших за ним. — Не торопись, Тору-чан, — утерев подбородок Тору салфеткой, Кизаши оперся локтем на стол, садясь полубоком и с добродушной усмешкой наблюдая за стараниями мальчика. — Тебя никто не гонит, ешь столько, сколько угодно. — У… угу, — Тору смущенно кивнул, собирая с коленок упавший рис. Было спокойно. Тору уже давно не чувствовал себя так удовлетворенно, как сейчас. Щебечущие за окном птицы, уют и тепло дома, забота родных… Когда в последний раз он мог насладиться этим? Лет десять назад? Больше? Хотел бы он, чтобы это не кончалось. Чтобы и дальше каждое утро было таким же. Позади в коридоре хлопнула дверь, из-за чего вилка в руках Тору дрогнула. Расслабившийся мальчишка встрепенулся и, дернувшись, оглянулся через плечо как раз в тот момент, когда на пороге кухни показалась четырехлетняя Сакура. Малышка была еще совсем крошечной и чертовски похожей на него самого. Хотя, наверное, все дети в этом возрасте выглядят похоже? Тору вновь вздрогнул, встречаясь взглядом с большими глазенками Сакуры, которая смотрела на него растерянно и испуганно одновременно. Наверняка она помнила, когда он раскричался, впервые увидев ее, и оттого боялась. Девчушка замерла, цепляясь маленькой ладошкой за косяк двери, не решаясь зайти на кухню. Родители тоже притихли, готовые к любой реакции Тору, но тот лишь потупил взгляд и продолжил есть, хотя и значительно медленнее, чем раньше. — Сакура, поздороваешься с Тору? Он сегодня вышел позавтракать с нами, — Кизаши подхватил на руки дочь, но все же не спешил подходить вместе с ней к Тору. — Привет? — Сакура поспешила спрятаться, обняв отца и продолжая исподтишка поглядывать на мальчика за столом. — Да… Привет, — пробормотал в ответ Тору, сжавшись и слегка дернувшись. Мебуки еле заметно кивнула, и Кизаши, легонько подкидывая дочь и шутя с ней, понес малышку умываться. Госпожа Харуно обошла стол и присела на корточки около Тору, который, закончив есть, отложил вилку. Взгляд мальчика был более живым, чем раньше, но, кажется, встреча с Сакурой по какой-то причине приносила ему дискомфорт. — Хочешь прогуляться сегодня? — Тору мотнул головой, сжав штаны пижамы на коленках. — Тогда чем хочешь заняться? Посмотришь телевизор или поиграешь с игрушками? Может, хочешь почитать? — Почитать. Наверное. — Хорошо, — согласилась Мебуки, — Пойдешь в комнату или посидишь здесь? Спина Тору заметно напряглась, а голова втянулась в плечи. Он хотел бы остаться здесь, но сейчас должна была вернуться Сакура. Спросонья он и забыл вообще о ее существовании и думал только о завтраке, сейчас же возникшая проблема его, мягко говоря, смущала. Тору не хотел находиться с ней рядом, он… боялся. Не ее, но чего-то эфемерного, связанного с ней. — В комнату… — Ладно. Тогда иди почитай часок, а потом, когда Кизаши с Сакурой уйдут, поможешь мне по дому? Тору удивленно взглянул на женщину перед собой. Она догадалась? Поняла, что он не хочет находиться рядом с Сакурой? И, несмотря на это, продолжает улыбаться ему, а не гонит прочь? Странная женщина… Это же ее родной ребенок, почему она пренебрегает ею ради какого-то там мальчишки, свалившегося как снег на голову? — Тебе принести что-нибудь новенькое? — Нет… — Хорошо, тогда беги. Я потом тебя позову. Соскользнув со стула, Тору пошлепал в коридор, надеясь там не столкнуться с Кизаши. Ненадолго остановившись у выхода из кухни, он оглянулся, посмотрев на Мебуки. Она что-то весело напевала себе под нос, убирая со стола пустые тарелки и выставляя новую порцию еды для дочери. Странная женщина. День Мебуки прошел на удивление продуктивно. Проводив мужа с дочерью, она принялась за уборку дома, подключив к своим хозяйским делам Тору, давая ему минимальные задания: найти пары носков и сложить их вместе, разделить белое и цветное белье, полить цветы, помыть овощи и фрукты к обеду, отрывать ботву на зелени. Мальчик справлялся на удивление хорошо и быстро. Он был не слишком разговорчив и порой даже стеснителен в своих действиях, но, как заметила Мебуки, он просто отчаянно нуждался в похвале буквально каждого действия, иначе начинал паниковать из-за того, что потенциально на него могут накричать или даже поднять руку. Ей было уже известно о его опасливости относительно рук и любых предметов, находящихся над его головой: срабатывал рефлекс, и он машинально прикрывался руками, боясь удара. Кто мог сотворить такое с ребенком? Если бы Мебуки знала, то лично бы пришла и избила до полусмерти этого мерзавца. Но в остальном она не могла нарадоваться Тору. Наконец птенчик показал носик из скорлупы и делал свои первые, осторожные шажки навстречу. Для этого потребовалось всего два месяца, чтобы он наконец начал не доверять, но пытаться довериться. Она не скупилась на похвалу. Ребенку нужно было ее внимание, ему нужна была эта похвала. После обеда Тору удалось немного поспать. Он редко мог спать без кошмаров, и потому, когда Мебуки заметила уснувшего в куче белья Тору, она просто перенесла его на диван в зале и сама продолжила разбирать одежду, оставаясь рядом с ребенком и изредка дотрагиваясь рукой до его спины, давая понять, что она рядом. Уже ближе к вечеру Мебуки принесла для Тору листки и фломастеры. Пока она занималась ужином, ребенок что-то черкал на листочке. Как позже выяснилось, он не рисовал, а перерисовывал иероглифы из детской книжки, видимо, пытаясь писать. Это получалось у него неплохо, но было видно, что Тору очень быстро утомлялся из-за боли в руках, и к концу строки каны становились плохо читаемыми. — Ты такой молодец, Тору-чан, — Мебуки аккуратно сложила листочки вместе и погладила ребенка по плечу, замечая, с каким выжиданием он не сводит с нее глаз. — Так хорошо пишешь. Ты знаешь, что означают эти слова? Отрицательно мотнув головой, Тору потупил взгляд, смотря на детскую книжку в своих руках, на которой был изображен щенок в компании зверей-друзей. Словно по щелчку пальцев, Тору закрылся в себе, сдавливая руками твердую обложку книги, сжимаясь, словно желая спрятаться в самом себе, как черепаха в панцире. — Я… не умею… читать. — Вот как, — Мебуки задумалась на секунду. А ведь Тору сегодня брал книги «почитать». Значит, он просто рассматривал картинки? Наверняка сейчас он решил, что она будет ругаться на него за вранье. По крайней мере, было похоже, что именно так раньше реагировал его родитель. — Тогда я научу тебя читать. Что скажешь? — Я… не думаю… что стоит тратить на меня время… Лучше Сакура… — Тору, — Мебуки отложила листы и опустилась рядом с ним, осторожно забрав из его рук книгу и взяв ладошки в свои руки, трепетно их сжимая. — Ты член нашей семьи, и я могу потратить на тебя столько времени, сколько тебе будет нужно. Хоть целый день, хоть неделю, хоть месяц. Пожалуйста, если ты что-то хочешь, просто скажи мне или Кизаши об этом. Мы выслушаем тебя и, если это будет в наших силах, дадим тебе все, что бы ты ни попросил. А уж научить тебя читать и писать — моя прямая обязанность и… просто мое желание. Ведь я хочу, чтобы ты рос и развивался. Женщина осторожно убрала прядь волос, упавшую на лицо Тору, и погладила его по щеке, заставляя поднять мордашку и посмотреть на нее. Хоть они и следили за его питанием прошлые месяцы, но Тору все равно выглядел изможденным. Врачи сказали, что это из-за его психического состояния, а если он наконец стабилизируется, то сможет и набрать вес до нормы, уйдут и синяки под глазами. — Могу я обнять тебя? — получив в согласие кивок, Мебуки обняла Тору, прижав его к себе и целуя розовую макушку. — И, если вдруг захочешь обняться, я буду рядом, Тору-чан. Хорошо?─── ◉ ───
Этой же ночью Тору проснулся не из-за кошмара, а из-за странных и ужасно знакомых звуков. Позабыв о тапочках, он тихо выбрался из постели и, тихонько шлепая босыми ногами по полу, вышел из комнаты в направлении звука. Источник нашелся быстро, не успел он сделать и пары шагов: Сакура сидела в ванной на полу при включенном свете и обнимала игрушку. Тору осторожно подошел к двери, приоткрывая ее и сверху вниз смотря на хлюпающую носом девчушку. — Что ты тут… делаешь? Громко всхлипнув, Сакура подняла заплаканное личико, бросив игрушку, резко подскочила и, кинувшись к Тору, врезалась в него, вцепляясь своими маленькими ручками в его пижаму. — Тору! Тору-чан! Тихо охнув, Тору растерянно опустил ладошки на плечи рыдающей девочки. Что ему нужно было делать? С одной стороны, он хотел оттолкнуть ее, убежать и спрятаться под одеялом в своей комнате, чтобы не отвечать за ее слезы, не слышать ее плача, голоса, не видеть этих испуганных глаз. Но с другой… — Ч… что случилось, Сакура? — Страшно! Очень страшно! — Тебе… приснился страшный сон? В ответ Сакура интенсивно закивала, обтирая мокрое от слез лицо о пижаму Тору. Она сильнее прижалась к мальчишке, ища у того спасения от страха, который даже не существовал в реальности. Тору мог лишь смотреть на нее, теряясь в мыслях о том, что же ему делать. — Мне… разбудить родителей? — Н-нет… Я уже взрослая, я должна спать сама… «Уже взрослая», «должна сама»… Тору поджал губы. В груди снова сдавило, но на этот раз не от страха или боли, а от обиды. Сколько раз в своей прошлой жизни он слышал это? Со скольки лет? С шести? А Сакуре сейчас… четыре? Крепко ухватив Сакуру за руку, Тору потянул девочку за собой. Они погасили свет в ванной и дружно пошлепали обратно в спальню мальчика. В темной комнате Сакура опасливо жалась к мальчишке, а тот не отпускал ее руки, крепко сжимая, не отходя от девчушки ни на шаг. Уложив ее в свою кровать, Тору забрался следом, укрывая их обоих одеялом и подтыкая его за спиной у Сакуры, чтобы та не касалась холодной стены. В свете луны из окна были видны удивленные глаза девчушки. Она смотрела на Тору с непониманием и благодарностью одновременно, ведь так было совсем не страшно, ведь так она была не одна. — Но я… — Спи, — буркнул Тору, отворачиваясь от девочки и борясь с подступившей тошнотой. Давно он не лежал ни с кем в одной постели. Очень давно. — Хорошо… Спокойной ночи, Тору-чан. Не прошло и пяти минут, как маленький носик засопел, уткнувшись в спину мальчишки, пока тот сверлил взглядом дырочку в деревянном полу. Сон не шел, но тихое и размеренное дыхание малышки за спиной, как ни странно, успокаивало. Наутро перепуганные Кизаши и Мебуки сбились с ног, ища свою пропавшую дочь. Прошло больше пяти минут, прежде чем они догадались заглянуть в спальню к Тору, где и нашли Сакуру, мирно спящую в обнимку с названным братом. Оба ребенка спокойно спали, прижимаясь друг к другу, и, казалось, их все устраивало. Несмотря на такое безумное утро, это была первая спокойная ночь, и именно начиная с нее в доме Харуно наконец полноценно появился четвертый жилец. Тору все еще было трудно, но благодаря любви обретенных родителей и принятию младшей сестренки он потихоньку выбирался из ловушки собственных страхов и отчаяния, которыми наградила его прошлая жизнь… Только вот он еще не знал, что так просто сбежать от тьмы, запечатанной глубоко внутри, не получится.