Экстрасенс или экстрасекс?

***

С тем, что его лучший друг и названый брат Вэй Усянь, мягко говоря, со странностями, Цзян Чэн давно смирился. Куда сложнее было привыкнуть к проявлениям этих самых странностей, потому как каждый раз Вэй Ин чудачил по-новому. То зависал посреди разговора, глядя в никуда, а потом совершенно не в тему сообщал, что нужно выбрать другую доставку еды, чтобы не обниматься потом всю ночь с унитазом, то ему снились странные сны (Ваньинь упорно отказывался использовать слово «пророческие»), то мерещились какие-то знаки в рассыпанном кофе или упавшей с полки и открывшейся на случайной странице книге… Уловив странные запахи, доносящиеся с кухни, Цзян Чэн обреченно осознал, что с планами на спокойный вечер придется распрощаться. Усянь на кухне — само по себе катастрофа, не сулящая ничего хорошего, а Усянь и очередной кулинарный эксперимент на волне каких-нибудь глюков — еще хуже. Цзян Чэн с тяжелым вздохом заглянул на кухню. Проще было заранее узнать, что на этот раз, чем потом судорожно пытаться найти выход из очередной неловкой ситуации, в которую их втянул Вэй Ин. — Ну и? Усянь стоял у мультиварки со сложным выражением на лице: хмурился, беззвучно шевелил губами, как будто пытаясь решить какую-то непосильную задачу. Наконец, решившись, он с каким-то злым отчаянием крутанул пару раз мельницу над чашей. — Вот так, пусть привыкает. — Кто? — на злость и насмешку в голосе брата Цзян Чэн внимания не обратил, предпочитая наблюдать за его действиями. А посмотреть было на что. И речь вовсе не о том, что Вэй Усянь — признанный красавчик универа, которому за улыбки давали в долг в столовой, а девчонки прощали нахальство и дерзость. Дело в том, что обычно перца Вэй Ин добавлял в два раза больше. И это было странно. Цзян Чэн понял бы увеличение нормы, но уменьшение? Что ж, от этого «кого-то» Вэй Ин явно не стремился избавиться. На самом деле брат мало от кого стремился избавиться, просто… Вэй Ин покорял каждого, с кем встречался. Цзян Чэн точно знал, что в университете была фан-группа имени его брата и в ней состояло даже несколько преподавателей. И дело тут было не только в красоте, но и в уме, дружелюбии, открытости и мощной харизме. Вот только стоило пообщаться с Вэй Ином поближе, подольше, узнать получше — и потенциальные друзья испарялись. Вынести столь агрессивное дружелюбие смог только Цзян Чэн, и то потому, что у него не было выбора: они жили с Усянем в одной комнате с шести лет. Одна школа, одни клубы, один универ, одна комната, одна постель — как до такого дошло, Цзян Чэн и сам до сих пор не понимал, но все казалось чертовски логичным и правильным. И потому его дико радовало, что во время учебы им не пришлось проживать в типичном китайском общежитии. Родители, конечно, вспоминали учебные годы с теплотой, но… Приятнее трахаться в своей комнате в любое удобное время, чем шкериться по углам в попытках уединиться. Блок квартирного типа, конечно, был рассчитан на троих, но Вэй Ин умел договариваться, и учитывая, что за двоих они платили, как за троих — «лишнего» соседа у них не было. — Тебе он понравится, — Усянь обернулся через плечо и хитро на него посмотрел. Еще и нахально подмигнул, пройдясь взглядом от макушки до пят, задержавшись на босых ступнях. — Ты в него влюбишься! — Чего?! — Цзян Чэн оторвался от стены, на которую до этого момента благополучно опирался. На этот раз Вэй Ин ляпнул откровенную глупость. Хотя бы потому, что они встречаются! Какое еще «ты влюбишься», мать его за ногу?! — А он влюбится в меня, — ну конечно, этот неведомый кто-то должен влюбиться в Вэй Ина! В их необъявленном соревновании Ваньинь всегда занимал второе место. И это злило. Вот и сейчас: они еще не встретились, а этот незнакомец уже сделал выбор в пользу брата. Кто бы сомневался! — А ничего, что мы встречаемся?! — Цзян Чэн зло прищурил глаза. Во-первых, да, ему было обидно. А во-вторых, Усянь — его, и знание, что всякие там мудаки кладут глаз на его парня, Ваньиня не радовало. — Я могу лишь посочувствовать ему, кем бы он ни был. И Вэй Ину: тот как-то слишком уж расслабленно улыбался, как будто был не против, что его собираются увести. Как будто его не волновало, что Цзян Чэн может ему изменить! Не то чтобы он хотел или вообще допускал возможность «сходить налево», но… Брат раньше не ошибался в своих «предсказаниях». — Чушь какая-то, — Цзян Чэн решительно и зло мотнул головой. — Кто он? Вэй Ин отставил в сторону мельницу для специй, опустил крышку мультиварки, установил программу, вытер руки о штаны и приблизился к Цзян Чэну с довольной улыбкой. До того довольной, что захотелось попятиться. — О, шиди, он станет нашим соседом, — это звучало совсем уж бредово. Точнее, шанс этого безусловно был, но Ваньинь резко возражал против всяких соседей. Он привык делить жилплощадь только с Вэй Ином. Да и кто вынесет его несносный характер или вечные улыбки Усяня? Нет, никакого соседа им не было нужно! Но брат положил руки на плечи Цзян Чэна и улыбнулся так, будто действительно видел будущее: — Юный гений: чуть старше нас, а уже магистр. Тихий, молчаливый, ответственный. Тебе понравится, — Вэй Ин обиженно надул губы и на мгновение сфокусировал свой взгляд на брате, перестав смотреть в никуда. — Будешь постоянно ставить его мне в пример. — Но дулся Вэй Ин недолго: секунду спустя его губы вновь тронула ехидная ухмылка. — До тех пор, пока он не ввалится в комнату в тот момент, когда я тебя трахаю. И останется, — Усянь засмеялся, и подался вперед, оставляя мокрый и влажный поцелуй на шее. — Приличный, правильный мальчик. — Пошел ты нахер, экстрасенс гребаный! — рявкнул Цзян Чэн, оттолкнув брата от себя, и от души хлопнул дверью. Вэй Ин перешел всякие границы. Кипя от возмущения, Цзян Чэн заперся в своей комнате и включил музыку погромче, чтобы не слышать увещеваний брата. Этот болван… Да как он вообще мог подумать, что им нужен кто-то третий?! Как мог допустить такое?! Чем он думал, дыркой в своей тупой башке?! Со стоном ударившись затылком о стену, Цзян Чэн прикрыл глаза рукой. У него горели щеки, а кулаки чесались от желания вмазать кому-нибудь. Хотя бы тому же Вэй Ину разбить лицо в кровь. Потому что он не должен был это знать. Никто не должен был. Но Усянь каким-то чудом все-таки вызнал крайне постыдную потаенную фантазию Ваньиня. Где-то глубоко в душе Цзян Чэн отчаянно боялся того, что их с братом может кто-нибудь застукать, и одновременно жаждал этого. От одной только мысли об этом сердце начинало отчаянно биться, щеки окрашивались румянцем, а в животе все скручивало от возбуждения и страха. Просто допуская подобное развитие событий, Цзян Чэн готов был от стыда провалиться под землю. И все же, если б он только мог себе такое позволить, то заявил бы свои права на Усяня перед всем миром! Показал бы всем, что Вэй Ин — его, что из всех возможных вариантов Усянь выбрал именно его. И осознание этого возбуждало чуть ли не больше, чем мысли о самом сексе. А этот… Этот… Нехороший человек, демоны его раздери, каким-то образом все пронюхал и теперь открыто насмехался над Цзян Чэном! Мудила! Нужно было взять себя в руки. В конце концов, учебу никто не отменял, а чудачества придурковатого брата — так себе отмазка. Ваньинь честно попытался заняться подготовкой к зачету по анатомии, но сосредоточиться не вышло даже после того, как он сдался и выключил музыку. Мысли все скакали вокруг этого треклятого «ты в него влюбишься»: Вэй Ин сказал это так легко, как само собой разумеющееся. Как будто ему было плевать на то, что Цзян Чэн полюбит другого. Как будто хочет пристроить надоевшего парня в «добрые руки», как ставшего ненужным котенка! Да, Ваньинь понимал, что сам себя накручивает, подливая масла в костер обиды, но остановиться уже не мог. Надо признать, что «тихий, молчаливый, ответственный» звучало хорошо. Убедительно. Положа руку на сердце, Цзян Чэн готов был признать, что мог бы влюбиться в такого человека. Вступить в отношения с кем-то, кому можно довериться, в ком можно быть уверенным, на кого можно положиться, а не разгребать дерьмо после очередной «гениальной» идеи — просто мечта. При всем своем уме и невероятной харизме Вэй Усянь оставался поистине шебутным и безответственным человеком! Он никогда не избегал ответственности, но абсолютно не думал о последствиях заранее, когда их еще можно было предотвратить. Ваньинь принимал эту черту брата как неизбежное зло, но все же Вэй Ин в трех словах сумел описать все то, чего Цзян Чэну не хватало. Чего он временами отчаянно жаждал. Или жаждал сам Вэй Ин? Ваньинь даже разжал пальцы, позволив ручке упасть на недописанный конспект. Не то чтобы он никогда об этом не думал. Цзян Чэн видел, как брат мечтательно вздыхал, вспоминая очередную «милую девочку», которая зарделась, когда он помог ей донести сумку. Или поделилась с ним кусочком печенья. Цзян Чэн тоже делился — даже готовил! — но он был не готов спокойно улыбаться и часами гладить Вэй Ина по голове, пока тот убивается, что его очередная глупость накрылась медным тазом. Нельзя жалеть человека за то, что тот разбил колени, спускаясь с горы на старом драндулете, если до этого ты сотню раз сказал ему не маяться дурью и не пытаться откуда-либо ехать на этой развалине! Будущий медик, чтоб его! С холодной головой и твердыми руками! Цзян Чэн смахнул ручку на пол и уронил голову на руки. Как он мог не знать, чего не хватает брату? К сожалению, А-Цзе не пошла по семейным стопам, предпочтя стезю кулинарии медицине, а сам Ваньинь не мог дать брату той поддержки, которая тому требовалась. Любое утешение превращалось в «а я говорил!» или «ты сам виноват!» Такой уж он был человек. Цзян Чэн с ненавистью посмотрел на конспект: знакомые и понятные слова отказывались собираться в предложения. Голова гудела. По идее, до зачета оставалось три дня, и Вэй Ин наверняка еще даже не начал готовиться! Но то Вэй Ин — гений. На этой почве они с «юным магистром» небось и сошлись — сойдутся? — как будто Ваньиню мало одного гения под боком! Нет, откладывать конспект на завтра было никак нельзя. Нырнув под стол за скатившейся ручкой, Цзян Чэн усилием воли заставил себя продолжить чтение, выписывая основные моменты. «Юные гении» такой фигней наверняка не занимались. Он успел справиться только с половиной темы, когда раздался гулкий требовательный стук по внешней двери блока. Так не стучат, когда хотят одолжить фен, книгу, гитару или лак для ногтей (какой только хрени Вэй Ин не таскал в своем рюкзаке — наверное поэтому девчонки толпами за ним и ходили). Так стучат, когда случилось что-то серьезное. Усянь что-то сжег? Цзян Чэн говорил не готовить в комнате! Или кого-то затопил? В любом случае стоило поспешить, прежде чем в попытках оправдаться брат усугубит ситуацию. Не сжег и не затопил. На пороге стоял Лань Цижэнь — комендант общежития — вместе с каким-то парнем. Очень красивым парнем с удивительными золотисто-карими глазами. Заглянув в них, Цзян Чэн почувствовал, как сердце на мгновение замерло, прямо как в девчоночьих романах, которые он всегда считал чушью. Ни в какую любовь с первого взгляда он не верил, с Вэй Ином они сходились долго, сперва притираясь друг к другу, потом отчаянно отрицая свои чувства, упорно называя их исключительно дружескими, пока не разобрались в себе и не открылись, в чем немало помогла Яньли. А сейчас… Нет, невозможно. Никакая это не любовь! Ваньинь готов был признать только то, что на какой-то миг почувствовал себя странно. Старик Лань что-то говорил о том, что одно крыло корпуса закрыли на ремонт, студентов необходимо временно расселить, в других общежитиях нет мест, ситуация форс-мажорная… Много о чем говорил. Цзян Чэн уловил только главное: теперь они будут меньше платить, но придется смириться с присутствием нового соседа. — Привет, я Вэй Ин, — Усянь в какой-то момент появился за спиной у Цзян Чэна и, нахально облокотившись на него, протянул руку через его плечо. Как будто они только что не поругались. Как будто все нормально. В холодных янтарных глазах вспыхнула искра, словно кто-то, перебирая в руках песок, обнаружил в нем вкрапления золота. Это было красиво. А еще было красиво то, что в ответ на любезный тон брата новый знакомый лишь приподнял брови и сухо кивнул. Такой внешне холодный, равнодушный, снисходительно-высокомерный… Ему бы косплеить командора Спока на стенде научной фантастики BiliBil World EXPO! Хотя какой «новый знакомый»? «Юный магистр!» Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сложить два и два. Цзян Чэн облизнулся, почти наяву увидев шок и недоверие на лице соседа, когда тот их застукает. Сперва этот Ванцзи, как его представили, онемеет, затем замрет, а потом эти янтарные глаза вспыхнут первобытным голодом. Он сделает шаг вперед, не отрывая внимательного взгляда от представшей перед ним картины двух слившихся воедино тел, коснется рукой, что скрыта сейчас белой перчаткой, чужой влажной кожи: проведет уверенно, не стесняясь, как будто у него есть на это право… — Добро пожаловать, — Ваньинь тяжело сглотнул, не смея отвести взгляд, и отступил, пропуская нового жильца в комнату. Мысли путались, слова не шли на язык. Получилось выдавить только откровенную банальщину: — Вы присоединитесь к ужину? — Я вегетарианец, поэтому откажусь, — Ванцзи покачал головой, но это было уже не важно: Усянь благодаря своим глюкам знал об этом заранее, потому и начал готовить. Наверное, стоило бы пояснить, что все в порядке, но взгляд Цзян Чэна остановился на губах Ванцзи: красиво очерченных, слегка припухлых и наверняка очень мягких. С этого момента Ваньиня волновал только один вопрос: как этот парень целуется?