Дождливый Петербург. 13:03. Середина апреля.
Русоволосая девушка, невысокого роста, спешила в Мариинский на занятия, начавшиеся три минуты назад, со скрипкой, облаченной в чехол, в руках и недовольным лицом. Только сейчас она поняла, что надеть первую попавшуюся под руку обувь на небольшом каблуке было плохой идеей, ведь именно сегодня на улицах Питера оттепель решила развести полный бардак и распространить не очень глубокие лужи. И именно на пути девушки. Мысленно она проклинает всё, что видит перед собой, и надеется, что её часы спешат.***
13:16.
— Сильнее струны зажимай. — обращается к одному из своих учеников статная женщина с тёмными волосами по плечи, скрещивая руки на груди и просверливая в каждом из присутствующих дыру своим холодным взглядом. Сама по себе она достаточно строгая, как преподаватель, и язвительная, как человек. Но она имеет на это право, ведь все называют её «маэстро» неспроста. Юлия Викторовна играет на скрипке с десяти лет. Когда-то к этому её принудили родители. Она наотрез отказывалась от этого инструмента, всеми фибрами души ненавидела своих учителей по этому делу и мечтала сжечь музыкальную школу. Но, как говорится, всё приходит с опытом. И вот, когда ей исполнилось 18, она поступила в музыкальный институт, а через пару лет её пригласили играть в окрестре. Проходит ещё несколько лет, и она, закончив учёбу на отлично, устраивается наставницей в Мариинский театр. Часто она участвует в концертных мероприятиях, проходящих здесь, и зрители каждый раз с замиранием сердца ждут её выступлений. Море аплодисментов и цветов. Похвала. Слава. Гордость. Бывает, идёт по улице, а ей навстречу идут незнакомые люди, подбегают с криками: «Юлия Снигирь! О господи, можно с вами сфотографироваться, пожалуйста!» Несмотря на хладнокровность, текущую по жилам, женщина никогда не отказывает своим поклонникам. Наверное, если бы пятнадцатилетняя Юля узнала, что её ждёт в будущем, она бы расплакалась от счастья. Сейчас она плачет от счастья, закрывшись в гримёрке после выступления. Это то самое чувство, когда понимаешь, что добился своего. Что у тебя получилось. Но свой нелегкий характер она показывает на занятиях с учениками. Она берёт пример с наставников, мысленно всегда стоящих за плечами, и требует многого. Иногда даже больше того, на что способны её ученики. Но они боятся не её, а оплошаться перед ней. Она действительно великолепно играет, действительно великолепно проводит занятия, и люди многому у неё научились. Поэтому её и называют этим чертовски красивым и подходящим ей словом — маэстро. Стук в дверь актового зала, в котором проводились занятия. — Здравствуйте. Разрешите войти? — Марина, уже половина второго. Это далеко не первое твоё опоздание за эту неделю. Если подобное ещё хоть раз повторится, я не потерплю. — Простите, пожалуйста. У меня… — Не надо сочинять, я уже по горло сыта твоими историями. Быстро на сцену. Запыхавшаяся девушка среднего роста с русыми, промокшими под дождём волосами, сторонясь строгого взгляда учителя, быстрым шагом поднимается на сцену, спотыкаясь о ступеньки. — Аккуратно. Не хватало мне ещё, чтобы ты упала и повредила инструмент. — А если я поврежу себя? — Переживёшь. Марина — несносная девчонка, которая всё время старается съязвить всем и каждому и редко обращает внимание на субординацию. Играть на скрипке было мечтой её детства, а когда она узнала, что неповторимая маэстро набирает учеников, счастью не было предела. Но кто мог знать, что эта женщина такая требовательная и иногда даже грубая. Юлия Викторовна не переносит подобного отношения к себе, но тем не менее держит в своей, так называемой, команде Александрову. Часто Снигирь задумывается о том, что пора бы уже выгнать эту невыносимую девчонку, которой недавно минуло восемнадцать, но пока что поводы не кажутся железными. Около двух месяцев Марина обучается у Юлии, и за это время многому научилась, но она очень эгоистичная, из-за чего и постоянно получает выговоры от маэстро. К её частым опозданиям уже все привыкли, но в последнее время девушка стала по-хамски себя вести с наставницей, чем и побудила в ней желание исключить Александрову. Но, тем не менее, девчонка видела в ней идеала. Красивая, утончённая натура с тонкой талией и худыми, длинными, чертовски красивыми ногами. Юлия Викторовна любила стиль XIX веков и чаще всего носила винтажные свободные рубашки и юбки-карандаши. Иногда она надевала брюки, пиджак и завязывала галстук на шее, и тогда Александрова ещё больше ею восхищалась. Она чувствовала что-то не то, какой-то нездоровый интерес к маэстро, чувствовала, что хочет коснуться её плеч, не отрываясь смотреть в её глубокие светлые глаза, хочет оказаться в её объятиях. Ей было стыдно за то, что она грубит преподавателю, но своё эго она любила отстаивать. Извиняться не удавалось никогда, даже при сильном желании. Но по ночам внутри неё будто просыпалась кошка, и расцарапывала до крови её сердце. Имя животного — совесть. Но днём эту пушистую останавливал демон на левом плече, и она продолжала хамить. Марина понимала, что влюбляется. Она этого не хотела. Она знала, что так нельзя. Даже по той простой причине, что Снигирь старше её на 12 лет. Но дать отпор чувствам — сложная вещь. — Время покажет, на что она способна. — думает Юлия Викторовна, и наблюдает за тем, как Марина достаёт инструмент и начинает играть. У остальных ребят довольно не плохо получается. Но отчётливо слышно, как кто-то фальшивит. Снигирь села в кресло первого ряда, опирясь локтями на подлокотники, и прищурив глаза, пыталась понять, кто нарушает идиллию. — Александрова! — резко, пропитывая голос призрением, произносит она. — Во-первых, выпрями спину. Во-вторых, почему инструмент не настроен? Марина вздрогнула. — Извините, забыла. Ученики прервали свою игру и сидели в предвкушении разгорающегося конфликта. — А голову ты не забыла? — А вы не видите? — Закрой рот. Я даю тебе минуту, чтобы исправить ситуацию, и мы продолжаем. Через два месяца у нас первое выступление, а ты мешаешь подготовке. — Не затыкайте меня. Я, между прочим… — Время пошло. — женщина перебила ученицу, встала с кресла и подошла к краю сцены, угрожающе смотря в глаза девчонки. Марина боялась этого взгляда, но сейчас она смотрела на маэстро абсолютно так же, и не выполняла её приказаний. — Что ты глаза выпучила? Я неясно выразилась? — Перестаньте быть такой язвительной. — Ты мне указывать будешь? — Юлия понизила голос и продолжила говорить спокойно. — Здесь я командую, и сама решаю как мне с вами обращаться. Мысленно Марина пыталась себя остановить, но демон с левого плеча так и подбивал её продолжать. — Вам самой не надоело быть такой строгой? Я же ничего страшного не сделала. — Ты знаешь меня не первый день. Если что-то не устраивает — вон. — Да здесь все так считают. Просто боятся вас, боятся сказать это вам в глаза. Юлия перевела взгляд на остальных учеников. — Это правда? Либо все действительно её боялись, либо так никто не считал, потому в зале повисло звенящее молчание. Эта тишина вывела Александрову из себя. — Да что вы молчите?! — Марина, вон отсюда. — Что? — Выйди. И больше не приходи на мои занятия. Эмоции переполняли девушку. Сейчас она осознала, что следовало промолчать. Но было поздно. — Я больше повторять не стану. Ты исключена. — Юлия Викторовна, но… Снигирь два раза хлопнула руками, вернулась на своё кресло и перестала обращать внимание на Марину. — Продолжаем. На глазах девушки выступили слёзы. Она пыталась держать себя в руках, но у неё плохо получалось. Засунув скрипку в чехол, она, вытирая слёзы с лица, спустилась со сцены и ушла, хлопнув дверью. — Юлия Викторовна, она смычок забыла. — сказал кто-то из ребят. — Значит, так сильно он ей нужен был.***
— Добрый день. Чем могу быть обязана? — Алло, здравствуйте, Юлия Викторовна. Скажите, пожалуйста, почему вы исключили Марину? Она ничего не говорит, вернулась домой злая. — Ваша дочь оскорбительно себя ведёт по отношению ко мне. Вы меня, конечно, извините, но я не намерена такое терпеть. — Это вы нас извините. От лица Марины, просим прощения. Шансов на то, чтобы вернуться, не будет? — А она хочет? — Хочет. Непременно. — Так вы дайте ей трубку. — Минуту. — женщина выключила микрофон. — Марина, быстро открой. — Мам, уйди! — Я сейчас дверь выломаю. Тебя Снигирь к телефону просит. — О чём мне с ней разговаривать?! — Извинись, и проси, чтобы разрешила вернуться в состав. — Да пошла она… — Быстро, я сказала! Заплаканная девчонка с растрёпанными волосами и трясущимися руками открывает дверь в свою комнату, забирает у матери телефон и снова закрывается. — Алло. — Слушаю тебя, Александрова. — Это я вас слушаю. Вы просили, чтобы мне дали трубку. — Мне сказали, что ты хочешь вернуться. — Об этом не может быть речи. — её голос дрожал. Да что там, она вся дрожала. — Получается, твоя мама мне соврала? — Да. — Ты плачешь? — Не надейтесь. — Ох, перестань быть такой язвительной, Марина. Твои родители за тебя переживают, будь с ними доброжелательной. Они не заслужили подобного отношения к себе. — Откуда вам знать, что у нас в семье. — Я знаю больше, чем ты думаешь. Прислушайся хотя бы к этому моему совету. — Вы дали мне сегодня понять, что каждый сам решает, как обращаться с людьми. — Ты не глупая девочка, Марин, но иногда говоришь полную ерунду. Сама понимаешь, что я не это имела в виду. Я надеялась услышать от тебя извинений, но, видимо, здесь я ошиблась. Тебя уже не исправить. Ты можешь добиться многого, если захочешь. Знай одно — я в тебя верю, но больше никогда не обменяюсь с тобой и словом. Извинись перед матерью. — Юля сбросила вызов. Марина молча сидела, уставившись взглядом в стену. Слезинки одна за другой стекали по щекам, оставляя солёный след. Ей хотелось продолжить слушать этот голос, но по ту сторону телефона сказали, что больше не намерены контактировать. Больно.***
Ещё долго после того случая Марина не подходила к своей скрипке. Инструмент напоминал девчонке о её несостоявшейся любви. Она надеялась, что всё происходящее - лишь сон, скоро она проснётся, настроит эту проклятую скрипку и с невероятным интересом пойдёт на занятие маэстро. Но, увы, это не сон. Около недели она отказывалась от еды, но она же не глупая девочка, и осознавала, что виноват во всём только её мозг, а организм страдать не должен. Но зато страдали все те, кто её окружал. И хоть домашние уже свыклись с тем, что она не самый приятный собеседник, в последнее время они стали замечать, что Марина стала в разы грубее. Если бы на этом свете существовало слово «агрессивно-неуважающаяникого-отчаявшаясявсебе-дикая», то каждый из её знакомых так бы и описал девушку. Но ничто не может длиться вечно. Прошло около месяца. Она решила любой ценой добиться авторитета в глазах маэстро. По её же просьбе родители записали девчонку на занятия с самым обычным музыкантом, выступающим в театре менее крутом, чем Мариинский.Середина мая.
— Твои занятия с новым преподавателем начнутся через три дня. Ты уверена, что не хочешь подготовиться к ним? — Мам, слушай, вам даже не пришлось его уговаривать после того, как вы сказали, что я со Снигирь занималась. Мне кажется, ему хватит того, что я умею рисовать скрипичный ключ и держать скрипку в руках. — Марина, это не шутки. Тебя оттуда со скандалом вышвырнули, это раз. У тебя будут индивидуальные занятия, и подстраиваться под чей-то ритм тебе не удастся, это два. Евгений Николаевич тоже не последний человек в этом мире, он профессионал своего дела. — Но ему никогда не переплюнуть Юлю. — Почему ты так зациклена на этой Юле? Проснись, тебе больше не светит контакт с ней. Ты даже не знаешь своего нового учителя, а уже так уверена в том, что он хуже этой твоей. — Потому что я знаю, что нет никого лучше Юли. Юлии Викторовны. — Тебе лучше повторить всё, что ты умеешь. Девчонка встала из-за обеденного стола и с недовольным лицом пошла в свою комнату. Да, она хочет продолжить учиться игре на скрипке. Да, она рада тому, что этот Евгений Николаевич - профессионал. Но никто не заменит маэстро. — Твою мать. — тихим голосом произносит она. — Боже, какая же я слепая. — только сейчас Александрова обнаружила потерю своего смычка. — Она наверняка его выкинула. Или даже сожгла. Господи, ну почему всё происходит так невовремя…***
Всё так же с недовольным лицом, зато с новым, совсем не удобным смычком, девушка подходила к месту, где будут проходить занятия. Обычная репетиционная точка. Конечно, не так солидно, как Мариинка, но имеет место быть. — Ну что ж, Марина, очень рад с тобой познакомиться. — высокий молодой парень с бакенбардами и тёмными волосами по плечи, одетый в белую рубашку с коричневой бабочкой и такого же цвета брюки, стоял напротив Марины и протягивал руку. — Очень интересно с тобой поработать, так как мне сказали, что ты занималась с Юлией Снигирь, а это большая гордость. Если не секрет, почему ушла от неё? — Секрет. Спасибо, тоже рада с вами познакомиться. — Продемонстрируешь свои умения? Ничего не ответив учителю, ученица достала из своего чехла инструмент и начала играть что-то из классики. Но, к сожалению, фальшивила. — Стоп-стоп. — учитель два раза хлопнул в ладони, совершенно так же, как это делала маэстро. — Так не пойдёт. Я вижу, что ты стараешься, но… — Извините, у меня новый смычок, я к нему не привыкла. Можно я ещё раз попробую? Я могу лучше, правда. — Верю. Дерзай. Около часа Марина старалась, раздирая пальцы левой руки в кровь и перебирая все существующие маты, так как не могла удобно ухватиться за этот смычок, чёрт бы его побрал. Под конец занятия Евгений похвалил Александрову и сказал, что у неё большое будущее. Но эта фраза её совсем не мотивировала. Если бы на его месте стояла Снигирь, и говорила, что Марина ни черта не может нормально сделать, что такими темпами она доведёт маэстро до белого каления и добавила бы, что она похожа на вопросительный знак со своей кривой спиной, она была бы рада в разы больше.***
Конец июня.
— Добрый день, Марина. Как успехи? Даётся тебе Моцарт? — Здравствуйте, Евгений Николаевич. Стараюсь. — До меня дошли слухи, что первого июля в Мариинке концерт ребят из группы Юлии Снигирь, с её участием. Пойдёшь? На секунду Марине показалось, что она потеряла сознание. Она представила, что если бы тогда не подлила масла в огонь и не вела себя так по-хамски, могла бы стоять среди этих ребят и слышать море аплодисментов. И находиться рядом с этой женщиной. — Ты уснула что ли? — Нет, извините. Я не знаю, стоит ли. — Почему нет? Я бы с удовольствием посетил это мероприятие. Слушать игру Снигирь - это всё равно что мёд в уши лить. Сплошное удовольствие. — Да, вы правы. — слова учителя легли камнем на сердце девчонки. Сначала она подумала, что обязательно пойдёт, купит самый большой букет цветов и преподнесёт его маэстро, а потом они, возможно, даже разговорятся. Но потом вспомнила, что Юлия Викторовна не пожелала видеть и слышать Марину никогда более. — Начнём? — учитель резко прервал раздумия девушки. — Извините, что-то я себя неважно чувствую. — Что такое? — Да что-то голова побаливает. — Может, чаю? Третьяков Евгений Николаевич оказался очень дружелюбным и внимательным человеком. Он быстро нашёл общий язык с девчонкой, расположил её к себе. Он любил с ней побеседовать на разные темы и всегда положительно настраивал ко всему происходящему. Наверное, именно это и помогло ей перестать видеть во всех врагов, перестать всем дерзить. В семье стали замечать, что Марина добреет. Нередко Третьяков получал сообщения с благодарностью от её родителей. Марина видела в нём друга. И пусть он старше её всего на каких-то пять лет, она никогда не обращалась к нему на ты и даже находясь вне занятий, отзывалась о нём положительно, называя по имени и отчеству. По образованию - психолог, в душе - виртуоз. Он почему-то часто вёл себя, как Юлия Викторовна. У них были схожие повадки. Хлопать два раза в ладоши, демонстративно выпрямлять указательный палец правой руки, указывая на то, что следует выпрямить спину, даже кашляли они одинаково - в локоть. Возможен и тот вариант, что именно эта схожесть между маэстро и виртуозом и привлекла юную скрипачку. Но одно яркое различие точно было. Третьяков - светлейшей души человек. Он не требует от Александровой многого и не ругает за оплошлости. Снигирь - требовательная и строгая. С ней Марина не позволила бы себя так вести. — Не откажусь.***
Наступил день концерта. Евгений Николаевич смог достать два билета на восьмой ряд. Марина не смогла отказать ни ему, ни себе. Она, как и собиралась, купила букет из одиннадцати жутко красивых больших красных роз, завёрнутых в светло-коричневую упаковочную бумагу. Сидя в предвкушении начала концерта, она почему-то переживала по поводу того, что Юлия Викторовна не заметит её. Ей очень хотелось, чтобы маэстро узнала свою ученицу. До начала оставалось меньше десяти минут. Группа Снигирь, как и сама она, стояли за кулисами и морально готовились. Пока ребята ходили туда-сюда, Юлия Викторовна разговаривала с кем-то по телефону, что-то бурно обсуждая. Взволнованный мальчик шестнадцати лет, без позволения учителя, выглянул в зал через небольшую щёлочку. Но там этого никто не заметил, так как видно было только его глаз. Он пробежался взглядом по всем присутствующим. — Там Марина в зале. Юлия, услышав это, резко повернула голову в его сторону. — Я перезвоню. — так же внезапно сбросив трубку, она сделала пару шагов, но чуть не была сбита своими учениками, которые жаждили взглянуть на Александрову. — Чего? Где? — Да вон она, с ней ещё мужик какой-то волосатый. — Ого! Круто! — Что она тут забыла? — Дайте мне посмотреть! Все они столпились возле этой щёлочки. — Быстро разошлись. Кто вам разрешал? — строго произносит женщина, хоть и сама желает посмотреть в щель и увидеть там Александрову. — Какая ещё Марина? — спрашивает она у того мальчика, прекрасно понимая, о ком идёт речь. — Ну, наша… — Наша, значит. Нашей она была пару месяцев назад, пока не начала вести себя неподобающе. — Извините, пожалуйста. Я просто волнуюсь. — Всё в порядке, но больше так не делай. Не волнуйтесь, это не так страшно, как вы себе представляете. Всё у вас получится. — она редко говорила подобные вещи своим ученикам. Редко, но метко. Ребята хоть и не стали переживать меньше, но были рады тому, что Снигирь их похвалила. — Зачем Александрова явилась сюда? Чтобы напомнить о своём существовании? Ещё и с каким-то мужиком. Волосатым. Странно это. — задумалась женщина. Объявляют начало выступления. Зрители, с замиранием сердца, смотрят на сцену и встречают маэстро и её учеников бурными аплодисментами. Марина, наверное, хлопала громче всех. Но Снигирь не успела отыскать её взглядом среди всех присутствующих и начала свою игру. Гаснет в зале свет, и снова Я смотрю на сцену отрешенно. Рук волшебный всплеск — и словно Замер целый мир завороженно. Первая композиция, вторая, третья… Девчонка всё ещё ждёт, когда обожаемая ею женщина так случайно посмотрит в её сторону и обязательно узнает. Она ни разу не отвела взгляд от лица Снигирь. Третьякову казалось, что она буквально поедает глазами Юлию Викторовну. Вы так высоко парите, Здесь, внизу, меня не замечая. Но я к Вам пришла, простите. Потому, что только Вас люблю — Не будь так напряжена. Увидит. — тихо шепчет мужчина своей спутнице. Вы, хотя бы раз, всего лишь раз, на миг забудьте об оркестре! Я в восьмом ряду, в восьмом ряду, меня узнайте Вы, Маэстро! Но маэстро не замечает. Она увлечена своей игрой, своими учениками. Но никак не этой несносной девчонкой. Сейчас она, отдавая себя целиком, исполняя что-то из классики, напрочь забыла о том, что где-то здесь, в восьмом ряду, с каким-то волосатым мужиком сидит Марина. Она не догадывалась, что девушка так сильно впечатлена её навыками, что проронила слезу. — Эй, ты чего? — снова шепчет Евгений, обращаясь к русоволосой. — Простите… Оно само. Пусть мы далеки, как "да" и "нет", и рампы свет нас разлучает. Но у нас одна, да-да, одна, святая, к музыке любовь. Так незаметно пролетают пятьдесят минут. Ещё десять до конца, но маэстро всё так же плевать на самую главную поклонницу. Если б знали, мой учитель, Как Вам верит Ваша ученица. Я ищу у Вас спасенья, И мечтаю, сидя в этом зале, Вместе с Вами быть на сцене, Вместе с Вами музыке служить! Под конец концерта Александрова окончательно расплакалась. Она отбила себе каждый сантиметр ладоней, но продолжала хлопать. Поклон. — Давай. — Евгений Николаевич хлопнул по девушку плечу, чтобы она встала и подарила цветы Юлии Снигирь. Но вместо этого девушка дрожащим голосом произнесла едва слышное «Простите.» и побежала к выходу из зала. Юлия Викторовна стояла на краю сцены, принимая цветы и слова благодарности за столь прекрасный подаренный вечер. Подняв взгляд в сторону выхода, она увидела лишь силуэт, уносящий свои ноги, в знакомых ей туфлях на небольшом каблуке и с завитыми русыми волосами. А рядом стоял высокий парень с бакенбардами и волосами по плечи с букетом в руках. Он выглядел расстроенным. Снигирь сразу поняла, кто это, после чего изменилась в лице. Вместо сияющей улыбки и «улыбающихся» глаз оно приняло вид недопонимания происходящего. Третьяков обернулся и заметил, что маэстро смотрит на него, и направился в сторону сцены. Парень поспешил преподнести цветы маэстро, и даже не успев ничего сказать, был схвачен за руку. — Это была Александрова? — резко спрашивает женщина. — Да. — Что это за номер сейчас был? — Вам не кажется, что вы границы переходите? — он убрал её руку со своего запястья. — Она всё ещё любит вас. Спасибо за выступление, прекрасная игра. До свидания. — Евгений отдал цветы женщине и удалился.***
Прошло около пяти лет.
Марина повторила судьбу своего первого училеля. Она отучилась в музыкальном институте и стала часто приглашаться на работу в музыкальные школы, колледжи, институты, театры. Но она отказывала всем. Её соратник, учитель и самый лучший друг, Евгений Николаевич Третьяков, каждый день восхищался ею, постоянно пропихивал на концерты в разные театры дождливого Петербурга, играя с ней на пару. У них образовался дуэт, носящий название «Дуэт и паркет». Мечтой всей её жизни было, безусловно, выступить в Мариинском. Всем мечтам положено сбываться. И вот, близится первое мая.***
— Боже мой, ты не поверишь! — восторгаясь, восклицает Третьяков, забегая в свою репетиционную точку. — Господи, не кричи так. Я пытаюсь тут разобраться с нотами. — всё так же невысокого роста и с русыми волосами, но уже без вечно недовольного лица, девушка, сидящая на крутящемся стуле, поворачивается к источнику крика. — Что такое? — Мы в Мариинке на первое мая выступаем. — Чего? — у неё, что называется, глаза на лоб полезли. — Да ты бредишь! — Я серьёзно! Нам одобрили одну композицию. — Боже, Третьяков, ты лучший человек из всех, что я знаю. — Марина кинулась на него с объятиями. В день того самого концерта, когда девчонка убежала, расплакавшись, обеспокоенный парень дал ей понять, что мир не крутится вокруг одного человека, что пора уже переключиться на что-то другое. Именно тогда понял, что Александрова влюблена в маэстро, а он - в Александрову. Он не хотел портить их дружеские отношения, и так ни разу и не проболтался о своих чувствах к ней. В тот злосчастный день Марина решила разлюбить, и даже забыть об этой женщине, пусть это было и трудно, и больно, и даже обидно. Но она не забыла. Разлюбить человека - одно, забыть о нём - совсем другое. Разлюбила ли она? Наверное, даже сама Марина не смогла бы ответить на этот вопрос. Она просто старалась не думать об этом. Даже спустя столько лет девушка отзывается о маэстро добрым словом, хоть та и не была так чудесна. Она определённо навсегда заняла отдельное место в сердце своей ученицы. С Мариинкой у Александровой ассоциировалось только одно - занятия со Снигирь. Сейчас она, стоя за кулисами, вспоминает каждое занятие, каждую секунду, проведённую в присутствии этой женщины и каждый холодный взгляд, брошенный в сторону Александровой. Но, насколько было известно Марине, она уволилась около года назад и бросила свою карьеру. Переживать было не из-за чего - Женя сказал, что вероятность того, что она появится на этом концерте равна ноль целых и еще миллион нулей после запятой.***
Зал забит. Тридцатипятилетняя женщина, всё так же с тёмными волосами по плечи, в той же винтажной блузке и юбке карандаш, и в какой-то, вроде нелепой, а вроде и очень даже элегантной шляпке, немного припоздав, занимает своё место на восьмом ряду. Неделей ранее она была приглашена на концерт, посвященный празднику весны и труда, как почётный гость. Обещали самые разные выступления - актёрское мастерство, сольное пение, игру на гитаре, на пианино и даже на скрипке. Именно эта скрипка и стала причиной её визита, остальное её не заинтересовало. Было интересно, кто же такие эти участники группы «Дуэт и паркет» и что они из себя представляют. Но концерт оказался на радость занимательным. Каждый из участников, демонстрирующих свои таланты, поразил столь требовательную женщину. Лишь один из номеров с сольным пением она не оценила. — Сплошная фальшь и никаких эмоций. — подумала она и отвлеклась на телефон, само собой, отключив звук и убавив яркость. — Это была участница группы N, похлопаем, друзья! — начал ведущий. — Было бы чему хлопать. — язвительно, но шёпотом, произносит Снигирь и даже не отводит взгляд от своего сотового. — А завершает нашу концертную программу набирающая популярность группа «Дуэт и паркет». Поприветствуем Марину Александрову и Евгения Третьякова! — зал наполнился аплодисментами. — Что? — спрашивает Юлия Викторовна сама у себя, немедля отключая телефон и уставляясь на сцену вопросительным взглядом. — Извините, пожалуйста, как фамилии участников? — женщина слегка наклоняется вправо к сидящей рядом с ней незнакомке. — Александрова и… Этого было достаточно для того, чтобы Юля окончательно впала в ступор. —Может, однофамильцы? — думает она. Но это совершенно не так. Артисты группы «Дуэт и паркет» начинают своё выступление. Марина изучает глазами зрительный зал, и натыкается на ту самую причину начала своей музыкальной деятельности. И ей хочется провалиться под землю. — Она совсем не изменилась. Всё так же до чёртиков красива. И, наверное, высокомерна. — думает артистка и задерживает взгляд на маэстро. Я для Вас была лишь тенью, Но сейчас я вырвалась из плена! Прочь тревоги, прочь сомненья, Я теперь стою на этой сцене! Юлия Викторовна невероятно поражена тем, чего смогла достичь её ученица. Они смотрели друг другу в глаза, они готовы были друг друга разорвать. Марина, скорее, за то, что та никогда не обращала на неё нужного внимания, а Юля за её кривую спину. Он пришел, мой час, мой звездный час, Играю я для Вас, Маэстро! Вы в восьмом ряду, в восьмом ряду, И тот же зал, и то же место Снигирь демонстративно выпрямляет указательный палец левой руки, как тогда, в старые добрые времена. Александрова будто попала в прошлое. Сейчас она так же испугалась этого жеста, как тогда, в свои лихие восемнадцать, и тотчас выпрямилась. На лице Юлии Викторовны появилась улыбка. Улыбка, которая знакома артистке, как означение одобрения и похвалы. Пусть мы далеки, как "да" и "нет", и рампы свет нас разлучает, Но у нас одна святая к музыке любовь. Выступление завершилось. Море аплодисментов и выкриков о том, что это было восхитительно. Виртуоз пожал руку Марины и сказал ей тихое «Ты умница. И я всё видел.» Александрова невольно отрывает взгляд от маэстро, но потом, когда она снова решила на неё взглянуть, место, где женщина сидела, оказалось пустым. Ведущий пригласил на сцену всех участников концерта. Каждый из них поклонялся зрителям и удалялся за кулисами. Марина и Женя были последними в очереди на поклон, и это радовало девушку. Она надеялась, что Снигирь вернётся. Но на горизонте было чисто. И группа «Дуэт и паркет.» так же покинула зал.***
— Не расстраивайся. Значит, оно было ей не нужно. — Третьяков пытался подбодрить подругу, собирая свои вещи в гримёрке. — Жень, добиться такой её реакции в моё время казалось просто чем-то нереальным. Это точно что-то значит. — Какой реакции? То, что она улыбнулась тебе, ничего не значит. Она просто тебя узнала. — Она три минуты на меня смотрела, а под конец песни улыбнулась. А судя по твоей логике, она должна была улыбнуться ещё когда нас объявляли. И почему она ушла, не дождавшись поклона? — Повторила твою выходку на концерте её группы. — Очень смешно. — Ну серьёзно, Марин, не зацикливайся. Столько времени прошло, а ты так и не можешь всё это забыть. — Я никогда не забуду этого человека, Жень. Стук в дверь гримёрки. — Да-да? — произносит мужчина. — Извините, там Марину Андреевну просят. — за дверью стоял кто-то из организаторов концерта. — Сию минуту. Девушка вышла. За дверью стояли две девочки, примерно по пятнадцать лет. — Здравствуйте, а можно с вами сфоткаться? — А можно ваш автограф? — Неожиданно. Конечно, можно. — Александрова с улыбкой на лице подписала две бумажки и сделала фото с подругами. — Спасибо вам большое, Марина Андреевна, до свидания! — До свидания. — она не могла перестать улыбаться. — Ничего себе, как официально. Что, уже успела нажить себе поклонников? — съязвил знакомый женский голос за её спиной. — Дуэт и паркет, значит. Оригинально. Она покрыла трёхэтажным матом всю вселенную, пока поворачивала голову. — И вам «здравствуйте», Юлия Викторовна. — Можно вас на пару слов, Марина… Андреевна? — Чем обязана? — Я взяла ключ от своего старого кабинета. Если ты помнишь, он находится в той стороне. — женщина положила правую руку на правое плечо девушки и повела её к кабинету, поглаживая её плечо большим пальцем руки. Даже если бы Марина хотела уйти, она бы не смогла, потому что маэстро звучала слишком убедительно. Но она и не хотела. — Может, объясните? — спросила русоволосая. Но ответа не последовало. До конца коридора они шли молча. Снигирь заговорила лишь тогда, когда уже открыла старый кабинет. — Ты не пугайся, пожалуйста. Я хочу отдать тебе кое-что. — она открыла запылившийся шкаф, и достала оттуда что-то вытянутое, завертнутое в белую ткань. — Это твоё. Марина вопросительно посмотрела в глаза женщины. Затем на её улыбку. Потом снова в её глаза, а потом на это «что-то». Развернув ткань, она поняла, что это - тот самый забытый ею смычок, в день, когда жизнь разделилась на «до» и «после». — Ты поразила меня. Я невероятно тобой горжусь. Если бы в моих возможностях было стереть все твои плохие воспоминания, связанные со мной, я бы стёрла. Я могу себе представить, какими словами ты вспоминала своего жутко злого и несправедливого учителя скрипки. — Юлия Викторовна, не поверите, но только хорошими. Я никогда вам этого не говорила, хоть и желание было всегда, совесть вечно мучала, а эго, к сожалению, не позволяло. Извините меня, пожалуйста, за всё то, что я вам тогда наговорила. Я была безумно влюблена в ваше творчество. И, простите, в вас. — девушка скрестила руки на груди, показывая смущение. — Что было, то прошло. Я не в праве осуждать твои действия и твои чувства, да и не хочется. Марина, — она положила свои ладони на руки Александровой. — Ты большая умница. И своему Третьякову передай, что он очень хорошо играет и чувствует музыку. — Спасибо вам. Вы не представляете, как сильно мне хотелось с вами поговорить. Я каждый день из прошедших пяти лет засыпала с мыслью о том, что однажды это случится. И это случилось. Всё, что я сейчас делаю, все эти выступления, мой прогресс и моя любовь к музыке - это ваша заслуга. Бесконечно вам благодарна. Юлия Викторовна расплылась в улыбке. Сейчас она призналась сама себе в том, что безумно скучала по этой несносной девчонке. И в этот момент, смотря на неё, уже успешную и авторитетную девушку, становится тепло на душе. — Целуйтесь. — с улыбкой произнёс Третьяков, всё это время стоящий в дверях и наблюдающий за происходящим.