Просто будь рядом

— Нам известно о тысяче зараженных, из которых как минимум семь уже находятся на стадии СПИД, для ограничения заболеваемости нам стоит предпринять определенные меры, такие как использование одноразовых шприцов... Черт! — Дмитрий Гончаров сел на диван и закрыл лицо руками, громко дыша от нервов. Ощутив руку на своем плече, он поднял голову, ударил себя по ноге и вскочил с места. — Я же понимаю, что ситуация их ничему не научила, но пытаюсь строить из себя уверенного. — в разочаровании ругался Дмитрий, даже не на людей, а на самого себя, — Кирсан, не молчи, ответь что-нибудь. Кирсан Аюшев подал Диме чашку с чаем и, подбадривающе кивая, приобнял его, со словами: — Тебе надо успокоиться, пей. Принюхавшись к чаю, Гончаров недовольно поморщился, поставил чашку на чайный столик и быстрым шагом отошел к окну. Вид ночной Москвы не успокаивал его, а наоборот угнетал, ни единой души, только тускнеющие во мраке фонари. Завтра Дмитрию предстояло выступить на Всесоюзной конференции, где как обычно соберется вся элита советской медицины. Ситуация в Элисте поддала шуму вокруг личности Гончарова и его лаборатории, теперь его начали хоть немного слушать, но вполуха, ведь люди с трудом еще оценивали глобальность катастрофы. В жизни у Дмитрия была лишь одна поддержка, она стояла у него за спиной все с той же чашкой и с обеспокоенностью старалась заглянуть ему в глаза. Гончаров обернулся и опустил взгляд в пол. — Что я делаю не так? — спросил он, кажется, у Вселенной. — Ты все делаешь правильно, — сказал Кирсан, взявшись за плечо Димы, поставил чашку на ближайшую полку и стал отводить назад волосы, так и норовившие залезть Гончарову в глаза, — людям боятся объяснить простые вещи, люди сторонятся их, а ты не боишься, и не страшишься об этом говорить. Взглянув на Кирсана, Дмитрий задрал голову и глубоко вздохнул. Он устал говорить одно и то же день за днем, устал надеяться, что его хоть кто-то когда-нибудь поймет. — И не вздумай отступать. Это будет глупо с твоей стороны. — дополнил Кирсан, поправляя ворот водолазки на Диме, он вечно трогал его одежду, его самого, только чтобы взаимодействовать, порой это происходило неосознанно. — Я и не думал отступать. — горько усмехнувшись, ответил Гончаров, — Все огородились от меня, хотели лишить меня и квартиры, и лаборатории, и моего... то есть нашего исследования, но быстро остыли к этому. — Из-за чего ты больше всего переживаешь? — спросил Кирсан, наклонив голову в бок. — Из-за своего бездействия, я не делаю должного, хотя мог бы сделать намного больше. — Дмитрий вздохнул и обернулся к окну. Он врал, он беспокоился не только поэтому. *** Глубокая ночь, и Кирсан сидел напротив Димы, сжимая его дрожащую руку. На нем было пальто, он только приехал в Москву и диалог еще не успел начаться. Дмитрий видел Кирсана, он — его, и сейчас они, во мраке, и только снег с улицы освещает их напуганные лица. — Твой приезд был полной неожиданностью для меня. — сказал шепотом Гончаров и приблизился к Кирсану, осторожно сплетая их пальцы. — Для меня тоже, но у меня не было другого выхода, иначе бы я потерял тебя на совсем. — ответил Аюшев, не отводя глаз. — Я дорог тебе? — спросил Дмитрий осторожно, было слышно, как голос дрогнул, а лицо невольно нахмурилось. — Я не могу долго говорить о том, что и так очевидно. Понять, что я хочу быть с тобой, это лучшая мысль, которая когда-либо приходила мне в голову. — сказал Кирсан, приблизился ещё, так, что они буквально ничего не видели кроме лиц друг друга, — Я понимаю, у тебя есть Алена, и то что между нами было — неправильно, ты говорил об этом. — Стой! — остановил парня Дима и, коснувшись ладонью его щеки, в полной безмятежности зацепил губы Кирсана и, отрывками выдыхая, чувствовал как тот отвечает ему. Среди темноты мелькали искорки, а тишина становилась самым шумным звуком в природе, она звенела в ушах и проносилась как ветер. Светло-голубой свет лег на тела юношей, сидящих боком к окну, их лица, направленные друг к другу, осветило словно восходящее солнце озаряет землю. — Алена ушла ещё неделю назад, у нас все кончено с ней, я свободен. — сказал Дмитрий как только сердце позволило оставить Кирсана. — Ты будешь скучать по ней? — спросил Кирсан, трогая свои потемневшие губы. — Я уверен, что ей без меня будет лучше. — ответил Гончаров и взгляд его омрачнился. *** За окном пронеслась одна машина, а следом за ней вторая. Снова все затихло. В противоположном доме мелькали огни и шевелились черные силуэты, еле различимые. В комнате у юношей горела одна настольная лампа и слабенький торшер в углу. Полумрак создавал ощущение глубокой умиротворенности. Кирсан видел, что Дмитрий давно живет в другом мире, а может просто в другом теле, он совсем потерял мотивацию. Со скандалом от него ушла девушка, но вернулся Кирсан, который стал для него за последние месяцы самым близким человеком. Однако и это не могло вернуть его в прежний ритм и равновесие. Нельзя было как раньше расслабиться, чтобы сходить с любимым человеком в парк, или купить вина и засесть с ним дома, не задумываясь видел ли вас кто-то или нет. Возможно и это угнетало Гончарова. — Может, поспишь? — предложил Кирсан, уложив обе руки на плечах Димы, — Ты выглядишь очень ослабленным. Дмитрий помотал головой и, вдохнув, похлопал глазами, отгоняя сон: — Все нормально, мне нужно речь закончить. — Закончишь завтра. — точно родительским тоном отрезал Кирсан и поднял голову Гончарова, чтобы посмотреть ему в глаза, — В чем причина того, что ты стал наплевательски относиться к собственному здоровью? Гончаров выпутался от рук юноши, сел обратно на диван и стал смотреть в одну точку, будто выжидая там извержение вулкана. Аюшев осторожно присел рядом на подлокотник. — Я не привык, чтобы обо мне кто-то заботился. — сказал Дмитрий с грустными глазами, — Я и сам не умею заботиться. — Не-ет, — Кирсан сел рядом, — ты же врач, а у нас природой заложена забота о всех и о каждом. Когда их взгляды пересеклись, на лице Димы промелькнула легкая улыбка, которая застыла на какое-то время. Кирсана радовало ее появление и он сам улыбнулся. Гончаров осторожно взял парня за руку и поджал губы. В тишине они провели минуты полторы, по истечению которых Кирсан обнял Дмитрия, обвив руками его тело. Погруженный в максимальное расслабление Гончаров положил голову на плечо Кирсана и в скорости задремал, не успев дойти до кровати. Поняв это, Аюшев оказался в замешательстве, а затем улыбнулся и, осторожно подвинувшись, медленно откинулся на спинку дивана. Таким образом голова Димы осталась на его плече, и его долгожданный сон не был развеян. Кирсан гладил его по волосам, слушая размеренное дыхание, и сам потихоньку засыпал. Он верил в каждое слово Дмитрия, верил в его искреннее желание раскрыть людям глаза, и был готов ему помогать. Кирсан здесь, чтобы дать Гончарову понять, что он не один, и что тогда в Элисте, что тут — он с ним, потому что человек сильнее, когда рядом есть тот, кто верит в него. Кирсан чувствовал истинное наслаждение, осознавая мгновения счастья, разделённые с другим человеком, он касался губами затылка Дмитрия, вдыхая аромат волос, напоминающий ночной костер, и сейчас царило точно такое же спокойствие, как на лесном привале. *** Когда Кирсан проснулся, на кухне уже шумело радио, его скрежет доносился до комнаты, но практически ничего было не разобрать. Аюшев заметил, что Дмитрия рядом уже нет. За окном мелькали огни мартовского утра, блестели боковые стекла машин и окна противоположных зданий. Сияло солнце, окутанное облаками, как в теплое одеяло. Москва расцветала весной, как бутон пиона, наливающийся ярким цветом. Пройдя по квартире, Кирсан догадался, что Дмитрия нет. Оно и верно, полдесятого утра, он уже давно спал и сейчас направляется в место проведения Всесоюзной конференции, к которой Гончаров денно и нощно готовился, Аюшев был этому свидетелем. Умывшись, напялив клечатую рубашку, юноша пришел на кухню и решил приготовить чего-нибудь на завтрак, заодно и послушать выступление. По радио передавали прогноз погоды, но Кирсан стал медленно крутить реостат, в надежде что он услышит голос Гончарова. Радио прошипело, чей-то незнакомый голос раздался в приемнике. Кирсан вот-вот переключил бы, как этот голос объявил: «Представитель лаборатории по исследованию ВИЧ и СПИД, Гончаров Дмитрий Владимирович» — послышались аплодисменты и через секунд десять Кирсан услышал любимый голос. — ВИЧ распространен более чем в десяти регионах Советского Союза, нам известно как минимум о тысяче случаев, среди которых уже семеро находятся в стадии СПИД. — речь Гончарова была отрывистой и слегка дрожала, он помолчал немного и продолжил, — Всем нам запомнившаяся ситуация в Элисте являлась показательной в смысле частых случаев несоблюдения санитарных норм и беспечности персонала. Кирсан в недоумении обернулся к приемнику. «О чем он говорит?» — пронеслось у него в голове. Кирсан прекрасно знал уверенность Дмитрия об иммуноглобулине, он сам сообщил ему о сожжении препарата, чтобы замести следы. В голове Кирсана рождалось много мыслей, но самая частая из них: Гончаров — соучастник преступления. Дмитрий сам понимал это, и жить из-за этого спокойно не мог. Перед каждым выступлением с этими доводами он прокручивал в голове слова отца: «Как мне потом жить с этим, что я виноват в распространении инфекции?». И Гончаров-младший теперь не знал как он будет жить с тем, что он виноват в обмане народа. Каждый раз заявлять на всю страну об ненужной и, возможно ложной, точке зрения, ему было стыдно, зато власть осталась в порядке. Гончаров был юным идеалистом и борцом со справедливостью, но режим сломал его. Кирсану до жути страшно было даже думать о таком. Дмитрий вдохновлял его своей амбициозностью и надеждой на то, что правда восторжествует, но перед ним еще один маленький мирок бессмысленных идеалистических ожиданий оказался разрушен, и все те моменты, что он пережил вместе с Гончаровым, приносили теперь ему столько боли, что ничего и никогда не приносило. Радио продолжало трещать, но Аюшев уже ничего не слышал. Дмитрий вернулся домой в половине четвертого дня, он не смог дозваться Кирсана, тот молча стоял у окна в комнате и придерживал руку у рта. — Ты чего не отзываешься? — спросил Гончаров издалека, все еще в своем рябом пальто и шарфе, подошел к Кирсану, хотел положить руку на его плечо, но тот быстро отшатнулся от Дмитрия назад, — Что случилось? Аюшев вытянул ладонь вперед, отгораживаясь от Димы, и начал: — Скажи, а человек может жить в двух телах по очереди? Просто один Дмитрий Гончаров говорил мне, что виновные будут наказаны вне зависимости от того, кто они, а второй на радио вещает о вине медперсонала. Так кто ты сейчас? Первый или второй? Гончаров сквозь ком в горле попытался ответить, но шип перекрыл его тело насквозь с невыносимой болью, которая разрушала изнутри. — Кирсан, это все в интересах множества людей, иначе наша система бы рухнула. — сказал Дима, пытаясь высмотреть в глазах Аюшева хоть каплю его прежней заботы и нежности, но видел только обиду и презрение. — Значит, все твои слова это лицемерие, или что? — поинтересовался Кирсан. — У нас у власти нет виноватых, мы и так живем в такое время, что все буквально стоит на подножье вулкана, в любой момент все может свестись к атому. Я прекрасно знаю, что ты не виноват, но причин, по которым можно отрицать вину персонала, нет. — ответил Дмитрий и попытался взять Кирсана за руку. Ноющая боль в сердце учащала сердцебиение, и Кирсан слышал как колотится сердце у Гончарова, но не давал ему приблизиться к себе ни на шаг. — Из-за этого от меня ушла Алена, я стал героем для страны, но я прекрасно понимаю, что я конченный идиот, который предал надежды близких людей и самого себя. Кирсан глубоко вдохнул и закусил губу. Он почувствовал потепление в груди от признания Дмитрия, но первое впечатление было сильнее. Он думал про слова множества людей, окружавших его когда-то, и вспомнил. — Иммуноглобулин уничтожили по указу с подписью твоего отца, это правда? — спросил Кирсан, глядя неотрывно на Гончарова. Помешкавшись, тот кивнул, а у Аюшева сошелся пазл. Теперь он не знал к чему обращать свое разочарование, к Дмитрию или все таки к системе. Он сел в кресло и упер голову в ладони. Дима опустился рядом и, придерживаясь за подлокотник, смотрел на Кирсана и, прикусив губу, с трудом выговорил следующее: — Я люблю тебя, и готов любым способом доказать это. Кирсан взглянул на Дмитрия, его лицо сковало удивление, а слова отдались в затылке разрядом. Аюшева пробрала быстрая дрожь, он хотел что-то сказать, но слов попросту не было, парень двигал головой, у него открывался рот, но ничего из него не доносилось. В один момент Кирсан сказал: — Не нужно доказывать это чем угодно, просто будь рядом. — Мы не сможем назвать виновных, они могут быть повсюду, даже в этой комнате, но мы никогда этого не узнаем. Проще говорить людям то, что они хотят услышать. — с ужасным чувством на душе подвел Гончаров и вытянулся в полный рост перед креслом. Кирсан быстро встал и, проглотив всю горечь, обнял Дмитрия, уткнувшись лицом в его плечо. На душе вновь стало легче, выстроился защитный барьер, ограждающий от извечных проблем, чтобы хоть немного насладиться умиротворенной тишиной и счастьем. — Я тоже люблю тебя. — прошептал слабым голосом Кирсан, прижимаясь щекой к жестковатой ткани пальто. — Мы обнимаемся как тогда, когда прощались на вокзале. Я не мог сказать тебе этих слов в тот момент, я и не понимал насколько они будут много для меня значить. — признался Дмитрий и, отступив немного назад, поднял голову Кирсана и оставил на его губах легкий поцелуй. Их губы вновь соединились, как магниты, в ушах опять свистело и завевало, в то время, пока сердце колотилось с бешеной скоростью. Мир жесток, порой до боли, но как же чисты и светлы те проблески, когда рядом с тобой человек, который становится твоей опорой, с которым ты готов свернуть горы.