Перегорели

«Приди же, ночь! Приди, приди, Ромео, Мой день, мой снег, светящийся во тьме, Как иней на вороньем оперенье! Приди, святая, любящая ночь! Приди и приведи ко мне Ромео! Дай мне его. Когда же он умрет, Изрежь его на маленькие звезды, И все так влюбятся в ночную твердь, Что бросят без вниманья день и солнце.»

— Роуз, — мысли розовой ежихи резко прерываются, которая до этого читала Шекспира, и она, вздрагивая, убирает под парту книгу, оглядывается по сторонам, замечая перед собой преподавательницу, — Извините… Та смотрит на нее укоризненно, с разочарованием, а затем, сев на стул, кладет перед ней лист, указывая на него взглядом: — Эми, что с тобой происходит? Это самая худшая работа в классе. Ежиха осматривает свою контрольную работу с кучей исправлений красной ручкой и жирной двойкой на подпись. Глаза растерянно бегают от ряда к ряду, и она не может поверить, что это действительно ее результат. Голову девушки заполняют самые различные сценарии, пока учительница продолжает: — Эми, что происходит в последнее время? На тебя жалуются все учителя, — голос ее раздосадованный, но в то же время холодный. — Я исправлюсь, — еле слышно ответила девушка, подняв, наконец, глаза. Блейз, сидящая рядом, недоуменно и в то же время удивленно на нее посмотрела, кошка явно не ожидала такого поворота событий. Она, Эми Роуз, лучшая подруга в ее жизни, никогда не пропускавшая занятия, сейчас в жалкой манере отчитывается перед классной руководительницей. То еще зрелище. Женщина прошла к своему столу. — Это мы уже проходили, — она вздохнула, закинув голову, а после чего направила все внимание на студентку. — Изменений я не заметила. Значит, буду звонить родителям, — это прозвучало с такой сухостью, словно весь мир мечтал отчисления ежихи. А ее словно током ударило. Никогда она не допускала звонков своим родителям от учителей, а тут как подарок на новый год. И самое страшное, что на все это смотрел весь класс, в том числе и Соник. Боже, как же ей было стыдно сейчас перед ними. Перед ним. Что же еж теперь волен думать? Эми и вправду такая неудачница, или обстоятельства решили сыграть злую шутку? — Но Глория Андерсон! Я правда исправлюсь! — чуть ли не жалобно выпалила ежиха, питая светлые надежды на то, что она передумает и откажется. — А я в этом нисколько не сомневаюсь. Несколько часов спустя — Это что такое? Худший итог в классе?.. — мисс Роуз смотрела на Эми с долей злости и неверения. — Ты чем занималась? О чем думала? С сегодняшнего дня будешь на домашнем аресте, готовиться к этим экзаменам! Вечеринка может пройти и без тебя, ты туда не идешь! Мало того, что постоянно отвлкается, так еще и итоговую работу года умудрилась завалить? Ты хочешь остаться на второй год? Или того хуже, выпуститься из колледжа со справкой?! Тебя не примут на одну работу! — Нет, туда все идут! Папа, ну скажи ей! — возмущала девушка, глядя на отца, что спокойно читал газету, но после ее слов оторвался. — Эми, ну, мама права. Тебе нужно сдать эти экзамены. Тебе же хочется в университет поступить? Роуз окончательно вспылила, и, сама того не осознавая, сказала: — А зачем?.. Чтобы потом пол жизни сидеть без работы, как ты?! Мать, не выдержав такого хамства, ударила дочь по щеке. Ежиха, не выдержав такой дерзости от матери, тотчас устремилась в прихожую, к выходу. Медленно, медленно, медленно гаснет фитиль И чудит, пустотой заполняя дыхание Раненое сердце рваное мечется Уже несколько месяцев бьётся резче Но оно повешено и всё, что было вечным, повержено Где она? Та первая, ясная, прекрасная, верная? Только в сказках она меня ждёт, я приду Но не я, а судьба не терпит погрешностей Мои глаза в пепел, опущенный в воду От скуренной нами нежности! По улице девушка скиталась до вечера. Наконец она вернулась во двор, откуда уходила днем, и сев на самую отдаленную лавочку, задумалась обо всем, что произошло за весь день. Эта идиллия могла продолжаться, казалось, вечность, если бы не не ломкий голос, такой знакомый… — Отругали за контрольную? — еж присел рядом, закинув ногу на ногу и посмотрев на нее. — Какая проницательность… Как ты догадался? — уставшим голосом спросила она, приняв за издевку. — Что ты вообще здесь делаешь? Соник только хмыкнул на ее слова, улыбнувшись уголком рта, при свете фонарей это смотрелось зловеще. — Тут и к гадалке ходить не надо. В конце концов, Эмс, мы с тобой учимся не первый год, я знаю что ты всегда так делаешь в таких ситуациях. И… — он набрал в легкие побольше воздуха, явно наслаждаясь процессом и выдохнул пар, — слушай, как бы ты там не написала, я не из тех, кто будет тебя осуждать. Ты правда думаешь, что на твой аттестат кто-то будет смотреть? — Сам-то наверняка написал не лучше, — буркнула ежиха, смотря куда-то на окна одного из подъездов, — Мне такую истерику устроили дома, что сидя сейчас здесь, я понимаю, что сделала все правильно. Теперь я на домашнем аресте, буду готовиться к этим чертовым экзаменам, а ввсе остальные идут на вечеринку завтра. Провал так провал, самый лучший в году! — она всплеснула руками. Парень присвистнул. Уж что-что, а ему такого уже давно не устраивали, так как его родителей не особо-то и интересует его учеба. — Эми… повторю еще раз — я не собираюсь тебя осуждать. Ну хочешь, выскажи мне, проплачься, скажи какая черствая шваль сидит в преподавательском составе, давай, выпусти эмоции, мне это важно… — он одним движением развернул ежиху к себе, удерживая ее за щеку одной рукой и посмотрел ей в глаза. — Просто будь честна со мной. Она, не ожидая от Соника подобных действий, хотела одернуть его, но вместо этого не выцдержала, и лицо ее, словно тонкое стекло, которое сжали, скривилось в грустной гримасе, а из глаз дорожками потекли слезы, сквозь которые девушка выдавливала из себя самые черные слова, которые только приходили ей на ум. Синему ежу это, кажется, нравилось: вот она, настоящая, честная, прямая, но в то же время такая красивая и хрупкая. А она все продолжала плакать, уткнувшись ему в плечо и глухо роняя различные обрывки фраз, обнимала, словно Соник был ее единственным спасением в этом безумии. Еж то и дело прижимал ее к себе, гладя по голове, и чмокая в макушку. Наверное они оба уже давно знали что им обоим хотелось чего-то большего, просто было миллион причин, отделявших их бездонной пропастью друг от друга. Немой секс, политый лидокаином Закрытые глаза передо мной не ты! Я ничего не вижу, мне больно, я стыну Прости, но мне надо уйти! Холодный душ мне теперь по душе Мёртвые мысли стекают по исцарапанной шее Прости меня! Нет, не прощай! Нет, прощай! Мы перегорели Мы перегорели Мы перегорели Мы перегорели Мы подарили друг другу молодость Теперь подарим друг другу билеты во взрослую чёрствую жизнь, я чувствую, что ничего не чувствую! Так скажи мне, скажи мне! Как это перетерпеть?! Я не хочу пить, но как это перетерпеть?! И я не знаю, сколько, ты не знаешь, стоит ли Вынимать иголки. Мы не знаем, что это! Я падаю, даже когда ты держишь Ведь я погас раньше, чем твои надежды! Нам с тобой нечего скрывать под одеждой Мы такие родные, но не будем прежними! Целую тебя с горьким комом в горле Руки сжимают утраченные мечты Я больше никогда не буду таким тошным за то Что у меня есть только ты! Наконец еж отпрянул заплаканную ежиху от себя и впился ей в губы, жадно, изучая чуть ли не каждый сантиметр ее языка и губ, покрытых вишневым блеском. Ее еще никто так не целовал. А может, это всего лишь больная фантазия? Нет, он целует ее прямо сейчас, это не может быть сном, обманом. Холодные пальцы обхватывают еще еле теплые розоватые щеки, губы безостановочно накрывают её, тело едва соприкасается с грудью ежихи… И так проходит, кажется, целая вечность, пока она не слышит прерывистое дыхание. — Соник, я… Он прикладывает палец к ее рту и улыбается. И в этой улыбке отражается все: доброта, благодарность, открытость, искренность… Почему же он решил так поступить? — По-моему, ты самая превлекательная из всех, кого я только видел. Я хочу, чтобы ты больше не плакала. Я знаю, ты никогда не обратишь внимание на такого как я. Наверное, это справедливо… Роуз, ошарашенная, смотрит на него, не смея и глазом моргнуть, слушая каждое слово, впитывая его в себя… С чего это еж такой разговорчивый? — Т-ты говоришь правду, Соник? — только и смогла она выдавить она из себя, сраженная наповал. — Разумеется правду, Эми, — большим пальцем парень смахивает накатившие слезы, — чистейшую правду. А ты что, подумала не так? Она растерялась, но вновь уткнулась в его куртку, сжимая ткань обеими руками. Она так ему благодарна, так благодарна! Что бы было, не появись ежик в нужный момент? Ее горячее дыхание оседает на ткань, а от слез и вовсе кажется еще горячее. Некоторое время спустя они разошлись, но ежиха еще долго будет помнить эту ночь, такую волшебную, такую манящую. Немой секс, политый лидокаином Закрытые глаза передо мной не ты! Я ничего не вижу, мне больно, я стыну Прости, но мне надо уйти! Холодный душ мне теперь по душе Мёртвые мысли стекают по исцарапанной шее Прости меня! Нет, не прощай! Нет, прощай! Мы перегорели Мы перегорели Мы перегорели Мы перегорели Немой секс, политый лидокаином Закрытые глаза передо мной не ты! Я ничего не вижу, мне больно, я стыну Прости, но мне надо уйти! Холодный душ мне теперь по душе Мёртвые мысли стекают по исцарапанной шее Прости меня! Нет, не прощай! Нет, прощай! Мы перегорели Мы перегорели Мы перегорели Мы перегорели