Предвестники бури

      Брат и сестра ругались. Тихий и угрожающе-спокойный бас мужчины перебивался громкими сердитыми вскриками женщины. Конфликт наблюдала вся казарма. В чём была причина и кто вообще начал было уже всё равно. На данном этапе нет никакой разницы, кто виноват, кто прав. Оба зашли слишком далеко. И бить по тормозам было поздно.       Паук сидел тихонько на полу и тряпочкой протирал маску. Раз в сотый наверное. Взрослые попытались его втянуть, но юноша весьма быстро дал понять, что принимать участие в обмене унижениями и оскорблениями, выступая в чью-то пользу, он не желает. По его мнению, оба были неправы и вели себя, как пятилетние. В том, что Куоритчи обзывали друг друга, стараясь как можно громче или тяжелее сказать очередную гадость, не было никакого смысла. Это не переговоры. Это два ребятёнка игрушку не поделили, и теперь кричат друг другу «какашка», пока родители не знают, куда себя от стыда деть.       На’ви старались решать конфликты мирно. И детей учили тому же. Драться было недопустимо. Мелкие, конечно, всё равно дрались, но потом извинялись и долго выслушивали нотации от взрослых про то, как это нехорошо. К возрасту, в котором был Паук, большая часть уже осваивала искусство говорить через рот в достаточной мере, чтобы решать бытовые мелкие споры без привлечения агрессии. — Ты никогда не будешь моим братом, ты просто его бекап! — голос Бэтси, похоже, пробил новую отметку на шумомере. — Прекрасно. Какая мне радость быть твоим братом? Шизанутая старуха. — Майлз-старший же закачал в свою фразу столько стали, что, казалось, ещё чуть-чуть, и можно будет на новые бляхи переплавлять. Паук только хотел подняться и вмешаться, как женщина использовала свой самый последний козырь: заплакала и пошла прочь. Полковник немного постоял, после чего, поймав не очень одобрительный взгляд сослуживцев, отправился за ней. Он же, чёрт побери, мужчина! Ему первым и мириться. — Что это только что было? — Майлз-младший покосился на складывающую пайки на завтра Жницу. — Ты чо, пацан, семейной ссоры никогда не видел? — Нет. — Ваши на’ви там что, сраные святые, и никогда не ругаются? — Лайл подсел к компании и дал младшему кружку. — Пей, и не возникай. — Да понял уже… — Паук отхлебнул. Он не очень любил местный чай, но от воды тоже может затошнить, если пить только её. Человек вообще создание капризное. — Они не ругаются так. Когда ссорятся, то сначала выпускают эмоции криком или ещё чем-то, но не на оппонента, а как бы в воздух. Потом, когда спорят, пытаются обойтись без оскорблений и доносить свою позицию, а не унижать чужую. Переубедить аргументами. А не переорать друг друга. Иначе племя вмешается. А там и до поединка недалеко, кому оно надо? — Грёбаные святоши… — мужчина цокнул языком. — Люди так не могут. Большая часть решает конфликты ровно так, как ты сейчас видел. Бабы плачут, мужики орут. А когда прижмёт — можем и в морду дать. — Не помню, чтобы я плакала для манипуляций. — Жница фыркнула. — Ты не «баба». Ты почётный мужик. Прямо как твоя мать, пацан. Она тоже была «почётным мужиком». Неприступная. Прекрасная. Настоящий профи. Только полковник смог подобраться к ней, и то не сразу. — Слушайте, у меня такой вопрос… — мальчик обнял колени и посмотрел прямо на Лайла. — Как она… Ушла? — Стрела на’ви пронзила прямо в вертушке. Насквозь. — Не может быть… Это точно? — мальчишка встрепенулся. — Точнее некуда. Мы видели записи с её «Скорпиона». Мне жаль, парень. Тебе ведь, скорее всего, ничего об этом не сказали, верно? Я заметил твой взгляд, когда все смотрели записи с УМП полковника. Ты и этого не знал? — Не знал. — Майлз слегка отвернул голову. — Но шла война. Видимо, так было нужно. — Не думаю, что ты сказал бы то же самое, окажись кто-то из тех детишек предателя Салли на месте твоих родителей. — женщина презрительно фыркнула. — Ты так отчаянно их защищаешь, а они, между прочим, тебя и осиротили. — У меня была семья! — Да? — вдруг голос Жницы стал тише. — Именно поэтому так липнешь к полковнику? — Просто пытаюсь выжить. И устроиться наилучшим образом в сложившихся условиях. Ничего более. — Спать с ним в одном гамаке обязательно? — спросил Уэйнфлит, выгнув бровь. Паук открыл рот, после чего тут же его закрыл. Понимал, что крыть нечем. — И обниматься с Бэт? Учить нас всех на’вийскому? Мог бы просто ходить по джунглям и никак не помогать. Но, почему-то , участвуешь. И принимаешь всё, что дают, так, будто сам этого хочешь. Признай, пацан: у тебя нет семьи. Синезадым друзьям ты до звезды. — Это неправда! — голос мальчика дрогнул. — Неправда… — Помнишь вчерашний день, когда мы оставили тебя одного на точке почти на полдня? Мол, под ногами мешаешься? — Пф… Обидно было, кстати. — Так вот, ты не мешался. Сэр провёл опыт. Мы намеренно бросили тебя без присмотра. В маске не было трекера в тот раз. Ты был полностью свободен, в родных для Меткайина джунглях. Почему не ушёл сам мы все понимаем. И не осуждаем. Даже безмозглый после ремня от полковника слушался бы. А у тебя, пацан, есть мозги, и это очевидно. Но вот почему товарищи тебя не забрали, хотя могли вчера сто раз найти и увести… — Пожалуйста, не надо. — Сокорро весь сжался. — Прости, малец. Но кто-то должен был сказать тебе правду. Выводы делай сам. — Я… Я пойду в свою комнату. — под шокированные взгляды Лайла и Жницы, а затем и всех остальных, юноша медленно поднялся и, будто не видя и не слыша ничего, пошёл в сторону отсека для пленников. Он, вроде, мимо генерала и её какой-то сослуживицы прошёл, и даже отсалютовал на автомате. Их «что такое?» он слышал, как сквозь вату. Дойдя до «клетки», мальчик буквально упал на колени и закрыл лицо руками. Было больно. Очень больно.       Почему его не нашли? Почему не забрали? Вчера он не подумал об этом, так как был занят тем, чтобы, стоя на одном месте, не попасть никому в пасть. Но сейчас мысли, спровоцированные диалогом, не желали затыкаться. Он чужой. Его никто не ищет. Даже люди, с которыми жил. Даже они забили. Ногти впились в кожу, по щекам потекли слёзы. Правда жестока. Реальность безжалостна. Майлз Сокорро оказался не нужен никому из тех, кого считал родными. Кого защищал. О ком заботился. Несмотря на то, что он делал, похоже, мальчик всегда был для всех «сыном Того-Самого-Ублюдка». И не более. Наверное, не свернули ему в младенчестве шею только потому, что у на’ви лишние убийства не в почёте.       Подросток и не заметил, как в помещение вошли. Он так горько плакал, что не услышал бы, наверное, если бы в ухо заорали. Благо вошедший делать этого не стал. Полковник просто встал в стороне, молча давая мальцу выпустить всё, что накопилось. И, только когда тот начал более-менее утихать, приблизился. — Майлз, ты как? — Уходи. — парень рыкнул и отполз подальше. — Сгинь. — Я тебе ещё ничего не сделал. Ты так отреагировал на нашу с Бэт ссору? Чтоб ты понимал, она не по-настоящему плакала. Так, концерт развела. — Да при чём тут вы… Орите друг на друга, сколько хотите. Мне-то какое дело. — юноша вытер лицо и фыркнул. — Так, что ляпнули эти олухи, когда я вышел? Не помню, чтобы ты так расстраивался раньше. — О, если бы не ляпнули, я бы и не узнал, что мог, оказывается, уйти вчера! — Это была разовая акция, пацан, на повторение не надейся. — Зачем ты так сделал?! Сам же сказал, что не можешь отпустить! — Я знал, что не уйдёшь. Ты парень умный, и одной трёпки тебе хватило, как мы помним, за глаза. Я хотел попробовать выманить твоих товарищей. На живца. — Ты… Ты тварь. — Паук сжал кулаки. — Хоть кого-то не используешь в своих целях?! — Тебе сказать правду, м? Хорошо. Вот она: я использую всех. Потому что таковы моё положение и мой долг. Что я должен управлять людьми и применять их наиболее полезным образом. Да, тебя тоже. Это моя работа, нравится она тебе, или нет. — Какая же ты всё-таки сволочь. — то, с каким чувством были сказаны эти слова, если честно, задело. Куоритч прикусил язык. Он правда старался. Пытался быть хорошим. Защищать. Помогать. Ругал по минимуму. Почти не наказывал, а если и приходилось — то весьма щадяще. И вот такое получил в ответ. Внутри заклокотал гнев. Нет, полковник понимал, что юноша просто срывает накопившиеся обиду и разочарование. Что, может, и правда сейчас считает именно отца злодеем всей истории. Только вот вряд ли Майлз-старший сегодня это заслужил. — Может я и сволочь, но я сволочь с полной властью над твоей судьбой на этой базе. И могу мигом отрезать от всего хорошего, что есть. И мне будет даже плевать, сколько слёз прольёшь и как херово будешь спать. Так и знай, ты проведёшь эту ночь один, если не прекратишь подобное поведение сейчас же и не скажешь, что сожалеешь о нём. — Да сколько угодно. — Паук бравировал. Он не был готов ночевать один. Мальчик уже весьма пригрелся под папиной футболкой, и терять это место не очень хотел. Уж тем более после таких болезненных мыслей. Но подросток, чёрт возьми, иногда гордость прёт вперёд ума. К счастью, такое у младшего Майлза случалось нечасто. Но если заносило — то финиш, умри всё живое. — Сколько угодно? Две ночи. — Хоть три. — глаза парня горели от злобы. — Хоть три. Как скажешь, малой. Желаю приятно провести эти трое суток в комнате. — мужчина пожал плечами, после чего вышел. Паук прикусил губу до крови. Ну почему, почему не мог просто заткнуться и извиниться перед взрослым? Повёл себя не лучше, чем папаша с тёткой. Такой же дурак.       Отсутствие «дикарёнка» на ужине, заметили все. Бэт попыталась расспросить аватаров об этом, но никто не ответил. А сам Куоритч сказал, что её это не касается. Женщина немного помолчала, после чего резко развернулась и ушла на кухню готовить еду для пленника, как раньше и было. Немного подумав, Куоритч отправился за ней. — Что, теперь в ваши обязанности, сэр, входит наблюдение за кухней? Давно ли? — Бэтси, хватит. Не смешно. Нечего снова на меня дуться. Ты делаешь это каждый раз, как я пытаюсь призвать пацана к дисциплине. Всё воспитание срываешь. Кто ты ему вообще, м? — Тётя родная, на минуточку. У тебя к нему куда меньше отношения. — миссис Норт поставила паёк на поднос и повернулась к шкафу. — И какое воспитание? Парню 16! Ты всё уже пропустил. — Не-не-не, вы так устали, мадам, не стоит. А то опять ручки дрогнут. — аватар без труда снял её со стула и закрыл шкаф. — Пусти, жопа. Мне нужно добавить соль. — Давайте-ка я попробую эту соль, мало ли, вы так много работаете, ещё перепутайте с чем-то. — Куоритч, не слушая возражений, спокойно забрал у более слабой женщины небольшую баночку, что та успела всё же взять. Внутри оказалась сахарная пудра. — Элизабет… Я что говорил о баловстве? — Я не виновата, что это по рецепту надо. Меню не я спускаю, я его только утверждаю. — повариха огрела полковника по заднице полотенцем и, пока он хлопал глазами, как кот, которого цапнула мышь, забрала сахарницу. — Иди технички читай, потом уже отбирать будешь. — Ты бессмертная? — Ты на моей кухне. Моя кухня — мои правила. Я у тебя в казармах порядки не меняю. — Ты мне соврала. — Чтобы проверить, конченный ли ты. Новостей никаких: конченный. — Я вот не понимаю, ты вообще не боишься хамить трёхметровому на’ви? Так спокойно на меня орёшь, бьёшь, я, правда, пытаюсь сообразить, где ты столько смелой водицы взяла. Я ж тебя одним хвостом размажу, если что. — Не размазал же ещё. У тебя его воспоминания. Судя по тому, как себя ведёшь, и некоторые чувства у тебя тоже от него. А брат никогда в жизни не позволил бы себе поднять руку на меня. Да и я ж любя… — Пф… Вот хитрая, конечно! Знаешь, ты права. У меня есть от него кое-какие чувства. Но я не он, и в этом ты тоже права. И понимаю, что мой оригинал не всегда вёл себя правильно. Я бы даже за него извинился, наверное, не будь ты такой сучкой. — Ох, а за что? — Бэт притворно захлопала глазками. — За то, что бросил вас всех. Наверное, ему всё же следовало обсудить такое серьёзное решение с семьёй. — Мама плакала месяц. — Бэтси вздохнула и позвала разносчика. — В камеру 103. — Только ли мама? Эй, я видел, как ты кинула под тарелку конфету! Бэт, ну вот где твоя совесть? — Я Куоритч. Мы таким не страдаем. — женщина фыркнула. — Ты его что, реально там бросишь? — Нет, конечно. Заберу вечером же. Думаю, на первый раз хватит и угрозы. К тому же, Лайл и Жница сознались, что это они всё рассказали, и взяли на себя всю ответственность. А остальные ребята очень-очень за него попросили. Мол, «с тех пор, как твоя бесноватая сестра стала ошиваться в казарме, тут нужен хотя бы один лучик адекватности». — Вот скоты хамливые… А я им, неблагодарным, тайком больше мяса кидала! — И не говори. Кошмар какой-то. Ну что, через час его вытащим, или через два? — Через два. — Ты же даже не знаешь, что там произошло, и что он мне сказал. — Зато я помню тебя в его возрасте. И что ты мог наговорить папе, когда расстроен. А ещё, я думаю, давай договоримся: при нём больше не ругаемся. А то вот, смотри, только отошли — и парень уже утёк. — Скорее потёк. — Куоритч захохотал, забрав у сестры из-за спины яблоко. — Запиши на мой счёт. — У меня тут не ресторан! — раздалось на половину блока, а полотенце щёлкнуло в воздухе. — Майлз, я сколько раз говорила…       Мужчина вздохнул и надкусил. После чего просто одной рукой схватил расшумевшуюся бабу и посадил на большущий холодильник. — Успокоишься — спущу.