Малиновый вкус.

Ранпо не любил проводить вечера в каких-то официальных ресторанах. Он не считал это романтичным, даже на против, скучным и нагнетающим. Разве суть свиданий - не расслабиться вместе с любимым человеком, узнать о нем побольше? Но как в такой атмосфере что-то может быть соответствовать нужному. И, в принципе, как бы странно то ни было, Муситаро полностью разделял его мысли. Проводить время на природе, в дали от городского шума, в полной тишине, где помешать могут лишь вечернее пение сверчков и еле слышный шум фонаря... Это же гораздо лучше. Живее. Темное небо, колящая тело трава, светлячки вокруг... Разве не красота? Рядом с любимым человеком та атмосфера еще приятнее. Может, слегка напряженнее для одного из мужчин, ибо на уме у него уже долгое время было одно. "Я тебя люблю, Эдогава Ранпо." Слова, которые Муситаро не может произнести уже долгое время детективу. Нет, ему не стыдно, он бы не постыдился подобного. Ему страшно. Страшно, что тот и вовсе оборвет их общение, поймет неправильно, или вовсе посмеется. Во истину, страх его был глупым. На столько, что даже Ранпо о нем знает и если смеется, то только над этим. Эдогава всегда ходит вместе с эспером, никогда не пропускает момента, дабы провести с ним время. Неужели сам Огури не догадался, что опасаться ему нечего, а уж томить с признанием тем более? — М-м, Ранпо...? — неуверенно начинает Огури, обрывая неловкую, но от части романтичную тишину. Эдогава поварачивается моментально, даже отстраняет излюбленный леденец от губ и всем своим заинтересованным видом показывает искренние ожидание. Огури же в свою очередь, наблюдая за внимательностью детектива невольно нервно дергает. Как же страшно. Нет-нет.. не время! Он скажет потом. Опять отложит на самый-самый дальний уголок некого "календаря", как уже делает в сотый раз, а после вновь пожалеет, что не сказал это раньше. — А, извини, я задумался... Тебе не холодно? — он неловко улыбается, надеясь, что успешно и незаметно сменил первоначальную тему. Ранпо хмурится. Конечно, он знал, что хотел сказать Муситаро изначально. Это было бы понятно любому человеку, что уж говорить о великом детективе. Он не в первый раз наблюдает подобные попытки Огури отмазаться, но всегда старался их игнорировать. Но и у него терпение может закончится. На пример, в эту секунду, на этом самом месте. Эдогава двигается ближе к сидящему на траве Муситаро, который, кажется, был удивлен столь резким движениям. Ох дорогой Огури, удивляться еще рано. — Ты думаешь, я не замечаю? — вдруг говорит детектив, сверля хмурым, узким взглядом мужчину. Кажется, другой что-то хотел сказать, как то отмазаться, но Ранпо это весьма быстро предотвратил. Он приблизил карамель на палочке ко рту преступника, медленно проходясь конфетой по его алым губам. Он еще не договрил. — Ты не в первый раз пытаешься это сказать. Ты же не думаешь, что я такой глупый? — он не дает время, что бы собеседник что-либо ответил. Лишь двигается ближе, чуть ли не в плотную, тихо шепча: — Я тебя тоже люблю, Огури. Детектив вновь не желает давать Муситаро время для ответа, лишь хитро улыбается после наблюдений за смущенным, и, кажется, ошеломлённым от его слов Огури. А затем, смело, словно без капли смущения, накрывает тонкие, буквально сладкие, губы преступника своими, вовсе поражая действиями бедного Муситаро. Тот даже в сознание пришел не сразу, но после медленно и аккуратно подключился к, неожиданно от детектива, страстному и умелому поцелую, робко прижимая Ранпо в нежные объятия. Эдогава спустя время наконец отстранился, на этот раз полностю заинтересованный реакцией Муситаро. В свою очередь тот, похоже, все еще пребывал в огромном ошеломлении, но в тоже время он был несказанно рад. Чувств было сразу много, все смешивались в стаю порхающих в животе бабочек, что так усердно щекотят его изнутри своими легкими крыльями. —... Малиновый? Детектив довольно улыбается. — Верно, мой дорогой Муситаро.