Грёзы наяву

В последнее время Чжун Ли катастрофически не сопутствовала удача. Нет, на самом деле, всё у него было прекрасно. Комфортное одиночество и пушистый кот приятно-черепахового окраса со странным пятном на мордочке. Наконец оконченный ремонт в квартире, теперь приятно обставленной мебелью из тёмного дерева. Приличный доход и удалённая работа, которую за последние годы он достаточно хорошо изучил, чтобы выполнять обязанности, затрачивая вдвое меньше времени. Спокойно, стабильно – у него была именно та жизнь, к которой он стремился в юности. Разве что самую малость одинокая. Одиночество он разбавлял походами в филармонию – любовь к органной музыке настигла его внезапно, однако с тех пор он начал регулярно баловать себя концертами. Признаться честно, в композиторах он не сильно разбирался – предпочитал опираться не на известность автора произведения, а на личное восприятие и профессионализм исполнителя. Как раз со вторым Чжун Ли и не везло. Последнее время музыканты повадились играть на маленьких электрических органах даже в тех залах, которые были оборудованы огромными трубчатыми инструментами – теми, что пели глубокими нотами в руках умелого мастера. Но нет – людям гораздо проще использовать что-то компактное, что можно таскать с собой, и где не нужно тянуться носом до клавиш. И не суть важно, что звучал электроорган совершенно иначе – можно просто не прописывать в программе, на каком именно инструменте будет играть музыкант, и ценители всё равно принесут денюжку в карман алчным организаторам. Чжун Ли терпеть не мог, когда орган звучал, как клавесин. Разумеется, хорошие исполнители могли вытянуть и из суррогата настоящего инструмента достойный звук. Но даже проверенный концертный зал всё чаще стал его обламывать в нормальных выступлениях. От сегодняшнего вечера Чжун Ли не ожидал ничего хорошего – судя по афише, исполнитель только-только выпустился из консерватории. А информация, добытая на просторах интернета, гласила, что учился он не в этом городе. Значит, времени познакомиться с инструментом у юноши быть не могло, и Чжун Ли вновь будет слушать электрический орган вместо полноценного. Не пойти он не мог – следующий подобный концерт был не скоро, и Чжун Ли успел бы соскучиться по любимой музыке. Отчего-то куда большим спросом в народе пользовались виолончель и скрипка с духовыми – но для Чжун Ли даже полноформатный оркестр никогда не мог сравниться с одним-единственным органом. Вечер начался не на самой хорошей ноте – в гардеробе девушка зацепила его дорогое кашемировое пальто за угол стойки, и тихий гул разговоров в зале разбавил отчетливо слышный треск. Извинения импульсивной девушки никак не могли исправить ситуацию, так что под собственный тяжёлый вздох он сообщил, что ничего страшного в порванном элементе одежды нет. – Молодой человек, возьмите бинокль! Чжун Ли лет десять как не считал себя молодым человеком, а бинокль не был ему нужен, о чем он девушке и сообщил. Лицо её приняло какой-то жалостливый вид, и она произнесла: – Бесплатно?.. Что ж, если ей для успокоения души надо сделать хоть что-то, чтобы скомпенсировать собственную неудачу, Чжун Ли возьмёт этот бинокль. Ему не жалко. Несмотря на то, что знает, что не воспользуется им – он предпочитает не смотреть, а слушать. Чжун Ли ошибался. Во всём. Потому как он сидел в партере, по центру, достаточно близко к сцене, чтобы исполнителя было отчетливо видно и собственными глазами. Тем не менее, отвести бинокль от лица казалось невозможной задачей. Юноша играл прекрасно. Играл на настоящем инструменте, а не электронном заменителе. Очевидно, он посвятил достаточно времени тренировкам в этом зале, на этом органе: музыка звучала превосходно, растекаясь по залу густым эфемерным облаком – ровно так, как Чжун Ли и любил. И, что поражало более всего – так это отдача, с которой играл молодой человек. Страстно, пропуская мелодию сквозь себя, словно вкладывая в неё частички своей личности. Репертуар также был подобран идеально под вкусы мужчины – большую часть произведений составляли размеренные, неторопливые композиции, без чересчур уж визгливых высоких октав или резко обрывающихся нот. Но дело было не только в этом. Даже, пожалуй, и вовсе не в этом – выделялся сам юноша. Ослепительным пламенем волос, на фоне которого все нейтральные оттенки стен концертного зала словно выцветали. Осанкой – он слегка сутулился и то и дело опускал плечи, однако во время игры напряженные мышцы его спины отчетливо проступали под облегающей водолазкой. И, конечно же, руками. Длинные его пальцы словно летали над инструментом – подвижные и гибкие, они то останавливались на мгновение и замирали, вдавливая клавиши в инструмент. То вновь возобновляли движение и стремительно перебирали ноты, виртуозно превращая мелодию в нечто шедевральное. А тонкие запястья… Чжун Ли хотел их сжать. С силой прижать друг к другу своей рукой и не отпускать, пока кожа не покраснеет. Или пока Чжун Ли не надоест покусывать заднюю сторону шеи музыканта, как нарочно скрытую сейчас под водолазкой. Стыдно за собственные мысли, на удивление, не было. Думать о подобном, пока не видишь лица человека – странно, однако как раз эта невозможность заглянуть в лицо юноше заглушала любой стыд. И потому Чжун Ли пообещал себе, что уйдёт на середине последнего произведения – чтобы не разрушать этот образ, так врезавшийся в его мысли. Образ, который совершенно точно будет преследовать его по ночам. Чжун Ли сможет представлять себе фигуру юноши с размытыми чертами лица одинокими вечерами. Представлять рыжий затылок с непременно мягкими, словно шёлковыми, прядями волос, за которые можно схватиться, которые можно с силой потянуть на себя – ведь иллюзорный облик его ночных грëз не будет против некоторой жёсткости, проявляемой мужчиной. Представлять тонкие пальцы, которые можно облизать, проводя подушечками чужих пальцев по своему языку. Можно прикусить костяшки и подуть на нежную кожу, и юноша непременно вздрогнет от холода, обдавшего его испачканную в слюне руку. В том, что у него получится уйти до окончания концерта, Чжун Ли тоже ошибся. Засмотрелся. Заслушался. И пропустил момент, когда стихли последние отзвуки нот. И тогда, в оглушительной тишине, накрывшей ошеломлённую публику, под нарастающий гул аплодисментов, Чжун Ли вообще не смог сдвинуться с места – потому как широкая улыбка и искорки в озорных глазах будто поймали его в ловушку. Кажется, Чжун Ли поначалу даже забыл, что нужно хлопать – присоединился к ликованию толпы лишь когда пожилой мужчина перед ним поднялся на ноги. Чжун Ли встал следом, чтобы увидеть, как музыкант изгибает спину в поклоне – и ему стало жаль, что этот поклон предназначался не одному лишь ему. После такого он не мог просто выйти из зала – а потому подошел поближе к сцене, которую юноша уже покинул, и оглядел то место, на котором сидел органист. В этом не было никакого смысла, но несмотря на это Чжун Ли какое-то время простоял на месте. Всё равно ведь у гардероба толпа, а значит, можно было не торопиться. Пламя чужих волос на периферии зрения показалось внезапно – юноша вынырнул из боковой двери и подошел прямо к краю сцены, уставившись в пол и не оборачиваясь на орган. Что-то искал? Очевидно, да: музыкант заглянул в оркестровую яму, отделявшую его от Чжун Ли, и просиял, поднимая взгляд. Глаза в глаза, краткий миг, поймавший Чжун Ли в капкан – ни отвернуться, ни сдвинуться. Он совершенно не заметил, как резко органист втянул воздух, как его ноздри расширились, и как он быстро облизнул вмиг пересохшие губы – потому как всё, на что он мог смотреть, так это бездонные омуты глаз. Юноша первый отмер и потряс головой, сбрасывая наваждение – Чжун Ли медленно моргнул следом. Музыкант улыбнулся и подмигнул ему, прислоняя палец к губам. А затем наклонился и присел, стремительно перекинув туловище через край оркестровой ямы, повисая на руках и упираясь ногами в стену – и спрыгнул, легко приземлившись между табуретами, несмотря на приличную высоту. Причём проделал он всë это столь стремительно, что Чжун Ли и испугаться не успел. Юноша поднял что-то с пола, направился к дальнему углу и, хитро улыбнувшись свидетелю своего прыжка напоследок, юркнул за дверь. Зал уже был практически пуст – по всей видимости, Чжун Ли оказался единственным, кто в подробностях рассмотрел акробатический трюк музыканта. Хоть что-то в этом юноше досталось лишь его глазам – в груди растекалось удовлетворение, перемешиваясь с тяжким разочарованием оттого, что концерт подошел к концу, а с ним закончилось и время. Их время. Даже несмотря на то, что никаких "их" и в помине быть не могло. На улице гулял ветерок, обдавая мужчину прохладой и свежестью – как раз самое то, чтобы проветрить голову и избавиться от будоражащих сознание мыслей. Стоило запомнить имя музыканта. Вдруг когда-нибудь он даст концерт вновь? Или поступить проще – спросить номер лично. Потому как органист, нервно сжимая телефон в длинных пальцах, рассеяно бродил взглядом по пустынной улице. Чжун Ли в свои тридцать девять давно избавился от стеснения. А парень выглядел слишком потерянным, чтобы проигнорировать его – и Чжун Ли приблизился, чтобы предложить помощь. Ради этого юноши он готов ненадолго притвориться порядочным джентльменом. Особенно, если это удовлетворит его собственный корыстный интерес. – У Вас всё в порядке? Юноша вздрогнул и вскинул голову, растрепав этим резким движением рыжие волосы. Чжун Ли захотелось поднять руку и убрать пряди с его лба. А музыкант слишком быстро отвел взгляд в сторону, смущенно вжимая голову в плечи. – Такси долго ждать, – признался он, прикусывая губу и отворачиваясь еще дальше, словно чужое внимание теперь причиняло слишком сильный дискомфорт. Возможно, так оно и было. Некоторые люди, будучи достаточно скромными в реальной жизни, на сцене разительно меняются, играют роли совершенно не похожих на них характером личностей. Отчего же в музыке должно быть иначе? – Может, Вас подвезти? Удивленный взгляд и кивок-согласие. Чжун Ли этого вполне достаточно, чтобы отвернуться и пойти к машине, пребывая в уверенности, что за ним последуют. Они ехали в тишине. Чжун Ли сконцентрировался на дороге – возможно, даже сильнее, чем обычно. Лишь изредка стреляя взглядом в кусающего губы юношу. Органист, так органично вписавшийся во внутреннее пространство его автомобиля, явно нервничал. Если причина его тревоги в Чжун Ли… Но нет. Еле слышно завибрировал телефон, и юноша взял его в руки. Они как раз остановились на светофоре, и Чжун Ли разглядел, как неуверенно музыкант держит палец над сенсорным экраном. Он терпеть не мог, когда люди смотрят в чужие телефоны, и никогда так не делал сам – по крайней мере, намеренно. Но не разглядеть яркие белые буквы на тёмном экране было невозможно. "Отец". И тот ужасный стикер, который его знакомый Венти так любил присылать его начальнице. Нет, кажется, это называлось иначе, какое-то новомодное молодёжное слово, которое Чжун Ли запамятовал… Впрочем, без разницы, как оно на самом деле называлось – кусок какашки с глазками напротив контакта отца явно не означал что-то хорошее. Юноша трубку не взял. И последующие четыре звонка также остались без ответа. А дорога закончилась слишком быстро, несмотря на то, что музыкант жил на окраине города. – Спасибо, – тихо сказал тот, когда Чжун Ли притормозил у подъезда. Парень явно медлил – неохотно потянулся к застежке ремня безопасности и словно специально застрял, пытаясь вернуть его на место. Потянулся к ручке, сжал длинные подрагивающие пальцы в нерешительности, неслышно вздохнул. – Собираешься остаться? – слишком резко спросил Чжун Ли, неожиданно даже для самого себя переходя на ты. Он не хотел подгонять юношу, напротив, предпочел бы, чтобы тот посидел с ним еще немного. Но слова сорвались с языка до того, как он успел их проанализировать. – Если бы я мог выбирать, я бы ни за что туда не пошëл, – усмехнулся органист и прикрыл глаза, откидываясь на спинку кресла. Чжун Ли тронулся с места до того, как тот решился открыть дверь. В ответ на изумлённый взгляд он снял с панели свой телефон и не глядя протянул в сторону юноши. – Мой адрес забит, закажи нам что-нибудь из еды. Надеюсь, у тебя нет аллергии на шерсть? – Не-а, – прозвучало в ответ. – Могу я узнать, как Ваше имя? Узнать, кто решил отвезти его к себе, толком не поинтересовавшись мнением. Чжун Ли с горечью усмехнулся – если бы парень знал, что именно он представлял себе во время концерта, ни за что не подошел бы ближе, чем на десять метров. – Моракс. Отчего он решил представиться именно тем прозвищем, которое предпочитал использовать в молодости, он и сам не понял. Может, хотел оставить между ними какие-то барьеры – потому как слишком легко юноша согласился на его компанию и пошел следом за ним к машине. Чжун Ли казалось, что стоит подпустить музыканта чуть ближе, раскрыться ему в ответ, и никаких границ не останется. А может, Чжун Ли слишком любил, когда в постели выкрикивали именно это прозвище, ставшее ему вторым именем. И представлять, как оно со стонами вылетает из горла нового знакомого, было откровенно хорошо. – Аякс. Приятно познакомиться?.. Чжун Ли лишь кивнул. Мелодичное имя. Созвучное. Он перевёл взгляд на боковое зеркало, глядя, как его обгоняют по соседней полосе – и не заметил, как к его лежащей на руле ладони потянулись чужие пальцы. Лёгкое касание к костяшкам – слишком неожиданное. Резкий скрип тормозов и испуганно отдернувшаяся рука. Чжун Ли выровнялся и решил вести себя так, словно ничего особенного не произошло. Словно прикосновение не обожгло и не дало новый виток воображению – о том, как эти пальцы скользят по груди и спускаются ниже… – Прошу прощения, я… не хотел, – робко произнес Аякс. Слишком неуверенно для того, кто нахально ухмыльнулся ему и спрыгнул в оркестровую яму. И слишком несмело для того, кто поехал с абсолютно чужим человеком непонятно куда и первым инициировал телесный контакт. – Хотел, – усмехнулся Чжун Ли и в ответ на повернутый к нему непонимающий взгляд добавил: – Иначе бы не потянулся, верно? Чжун Ли смотрел на дорогу, но мог поспорить, что музыкант смущенно отвел взгляд в сторону и прикусил губу. Кажется, даже собрался сказать что-то. Вот только телефон вновь завибрировал, заставляя музыканта напрячься. – Не ответишь? – поинтересовался мужчина. – Нет. Резкий и категоричный ответ, даже несколько злобный – юноша был убеждён в своём нежелании взаимодействовать с отцом. – Тогда выключи, – посоветовал Чжун Ли, хотя его слова больше напоминали приказ. – Если не боишься, конечно. – Чего я должен бояться? – Кого, – поправил Моракс. – Меня. – А есть повод? – А разве нет? Никто не в курсе, где ты. Никто не в курсе, кто я. – Плевать, – уверенно произнес Аякс и выключил телефон. Демонстративно. Держа его так, чтобы Чжун Ли точно увидел. И закинул его наверх, к лобовому стеклу. На кухне – два бокала белого рислинга, удон с креветками и любимый суп Чжун Ли, который юноша, очевидно, заметил среди наиболее часто заказываемых блюд. И как основное украшение позднего вечера – сам Аякс. Чжун Ли слишком давно не приводил никого к себе. Кажется, музыкант – первый, кто воочию увидел ремонт в его квартире. Не считая кота, разумеется. Того самого, что три минуты назад преспокойно лежал на коленях Аякса, а теперь принялся носиться по квартире и истошно мяукать. – Я ему не понравился? – расстроено поинтересовался у него гость. – А тебе так важно всем нравиться? – фыркнул Чжун Ли и тут же спохватился – похоже, вопрос попал в цель, потому как Аякс сжался в комочек и поёжился. Мужчина поспешил исправить ситуацию и уже более мягким тоном произнес: – Понравился, думаю. Аждаха редко к кому идет на руки, а вот так внезапно начинает бегать по квартире постоянно. Знакомый вечно шутит про кошачью биполярку. Чжун Ли слегка приукрасил – помимо Аякса, тут бывали только Венти и Ху Тао. А те вели себя слишком шумно, чтобы кот чувствовал себя расслаблено рядом с ними. Вероятно, пребывать в тишине Аяксу было немного некомфортно. Однако Чжун Ли понятия не имел, как выстраивать с ним диалог. Обычно он не являлся инициатором разговоров не по делу – разве что с теми, с кем знаком достаточно давно и кого знает достаточно хорошо. И что сказать сейчас? Похвалить за прекрасную игру? Но они провели вместе полтора часа в автомобиле, и Чжун Ли даже не удосужился заикнуться об этом. С чего ради делать это теперь? Так что какое-то время безмолвие нарушалось лишь стуком приборов о тарелки – Чжун Ли терпеть не мог есть из бумажной посуды службы доставки. А в итоге вышло, что молчание нарушил сам Аякс. – Вы правы. Важно. – Важно что? – не понял мужчина. – Нравиться людям. Ах да, вот он о чем – Чжун Ли успел упустить нить разговора. А музыкант, похоже, последние минут десять обдумывал эту мысль, концентрируясь на ней и спрашивая себя, стоит ли отвечать вслух на озвученный в шутку вопрос. – Тебе же не обязательно нравиться всем. – Знаю, Моракс, – Чжун Ли был прав: из уст юноши его прозвище звучало ошеломительно. – Умом понимаю, но не могу с этим ничего сделать. Можете назвать это профдеформацией. Или проблемами в семье. – А я никогда не мог понять, каково это – привлекать внимание толпы. Если я что-то делаю, то в основном ради себя. – В этом я Вам завидую, – произнес Аякс и покачал головой. – И всё же в сотнях направленных на тебя глаз есть что-то такое... Когда получается поймать волну и не думать о том, что в случае ошибки ты не оправдаешь чужих ожиданий, когда чувствуешь свою музыку и открываешь её людям, это воодушевляет. Сложно выразить словами – на тебя надеются, твоей игрой восхищаются, и от этого захватывает дух. И вместе с тем, не знаю, как-то слишком волнительно... Этого не почувствовать на репетициях, лишь на сцене. – Интересное мнение. Но, судя по твоим словам, ты очень боишься сделать что-то неправильно. Аякс, в случайных ошибках нет ничего страшного – большинство из присутствующих в зале их даже не заметят. – Вообще-то, есть, – принялся спорить юноша. – На большой сцене нельзя допускать неточности. – Ты слишком строг к себе. Людям свойственно ошибаться. – В таком случае, музыканты – не люди, – жёстко произнёс Аякс. Чжун Ли уставился на него нечитаемым взглядом. Не то, чтобы он считал, что собственное творчество и вовсе нельзя критиковать – но не до такой же степени? Ты можешь быть бесконечно одарённым виртуозом, но даже тогда ты не застрахован от неудач. Возникновение ошибок – это нормальное явление в процессе развития личности. По какой причине в голове музыканта творится такая каша? Чжун Ли понятия не имел, в каких условиях рос юноша, однако догадывался, что ни к чему хорошему подобное воспитание не приводит. Хотелось залезть в душу. Вывернуть её наизнанку и поставить мозги на место – желательно, вытрахав в процессе самого Аякса до стонов и криков. Ему необходимо было успокоиться. Сдержаться. – Выходит, играть на публику тебе нравится больше, чем для себя? – Вовсе нет! – запротестовал Аякс. – Просто играть себе – это совсем-совсем другое. Можно вносить свои коррективы, подбирать мелодию, и никто тебя не остановит, даже если она отличается от общепринятых норм композиции. Но ведь подобное никому не нужно – люди ходят слушать Баха, а не безымянного исполнителя. – Я бы предпочёл послушать тебя. Под пронизывающим взглядом музыкант замер и завороженно уставился на Чжун Ли в ответ. И Чжун Ли сам окончательно попался. Словно именно Аякс оказался последним элементом пазла его жизни – самым важным и незаменимым. Ему хотелось как можно дольше смотреть на это лицо, принявшее сейчас пораженно-недоверчивое выражение. А потом внушить юноше веру в собственные слова – чтобы больше ни оттенка сомнения и неуверенности в собственных силах, чтобы вместо боязни ошибиться остался лишь восторг в горящих глазах. И чтобы этот восторг был направлен на одного только Моракса. Аякс быстро взял себя в руки. – Поверьте, вы передумаете, если услышите это. Чжун Ли не стоило так реагировать. Не стоило называть его так, подпуская в голос гнев и шипящие нотки – но он всё равно не сдержался, выплюнул из себя слова: – Позволь мне самому решать, мальчиш-шка. Спрятанное лицо в ладонях и последовавший за жестом едва слышный всхлип – и Моракс вновь не смог отогнать от себя неуместные мысли. О том, как Аякс прикрылся бы от него руками, пока он вбивался в его податливое тело – а Чжун Ли бы схватил тонкие запястья, отводя их в сторону, не позволяя отвернуться. – Не говорите так, – тихо сказал юноша, опуская руки, но уже не поднимая взгляд. Его уверенность сбить так легко – это одновременно тешило душу Моракса, ловящего его реакции на самого себя с неподдельным интересом. И вместе с тем расстраивало – этому молодому человеку стоило бы научиться стоять за себя и свои слова. Всё, что Чжун Ли мог сделать сейчас – хоть этого и не будет достаточно – так это сказать: – Ты прекрасно играешь, Аякс. Идеально. – Я знаю, – серьёзно кивнул тот. – Я с детства учусь правильному исполнению. – Ты меня не понял, Аякс, – укоряюще произнёс Чжун Ли с оттенком угрозы в голосе. – Когда я сказал "идеально" – я имел в виду те эмоции, которые ты вкладываешь. Прекрасной твою музыку делают именно они. И я бы приходил тебя слушать, даже если бы ты делал ошибки в каждом третьем такте. Аякс вновь опустил лицо, скрывая его за скрещенными на столе руками. Удивительно – он легко принимал комплименты в адрес технической стороны исполнения, считая свой профессионализм чем-то самим собой разумеющимся. Но стоило лишь намекнуть на то, что своей игрой Аякс вызывал невероятный эмоциональный отклик, и он смущался, сжимался в комочек, словно считал подобные слова абсолютно незаслуженными. Чжун Ли поднялся, не смея стеснять юношу ещё сильнее, и собрал посуду со стола, отмахнувшись от попыток вскочившего следом музыканта помочь. Голос Аякса – будто совершенно иной, с какими-то новыми интонациями – произнёс: – Отчего Вы такой... – Какой, Аякс? – Чжун Ли обернулся через плечо, перекатывая на языке чужое имя. – Потрясающий, – ответил юноша и, дождавшись, пока Чжун Ли вытрет руки полотенцем, хриплым голосом добавил: – Даже если бы мы остались в зале только вдвоем, я бы всё равно поклонился Вам после того, как закончил играть. Чжун Ли посмотрел повелительно – и не терпящим возражений тоном произнес до того, как успел себя одернуть: – Так поклонись мне. Аякс неспешно нагнулся, имитируя сценический поклон, но не сдержался – взглянул насмешливо снизу-вверх, приподнимая голову. Чжун Ли протянул руку и отвел упавшие на лоб волосы в сторону, убирая челку с лица, как хотел сделать ещё тогда, на улице. И резко сжал пряди в кулак, не позволяя разогнуться – Аякс шумно втянул воздух и от неожиданности вцепился в ноги мужчины. Медленно, слишком медленно Моракс приблизил лицо юноши к пока ещё не слишком заметно выпирающей ширинке брюк и прислонил его щекой к себе. Грубо. Они касались друг друга всего один раз, и, очевидно, Чжун Ли поспешил – так что он ослабил хватку, не рискуя отстранять от себя юношу совсем. Вот только тот прижался еще ближе и потерся о брюки щекой, прикрывая глаза и выдыхая. Чжун Ли отпустил его волосы, провёл пальцами по виску и ниже, к приоткрытым губам, лишь едва касаясь. Аякс высунул язык и облизнул их. Несмело, будто на пробу – и в противовес обдал Моракса взглядом, полным вожделения. Руки его поползли вверх, перебираясь на внутреннюю сторону бедер. Чжун Ли не выдержит – невозможно, не когда рядом с ним этот до безобразия восхитительный мальчишка. Нельзя позволить ему действовать самостоятельно. Нельзя дать ему сделать то, что он хочет – иначе Моракс выпустит всех своих внутренних демонов разом. Ведь Аякс – одно большое искушение, вызывающее желание не просто попробовать, а взять без остатка. Это надо было остановить. Сейчас, пока ещё не слишком поздно, пока юноша ещё не успел распалить его своими действиями – потому как тот даже не думал подниматься, обхватывая губами кончики пальцев и сжимая руки на бедрах Чжун Ли. Отстранить. Сберечь от собственного выжигающего душу желания. Поставить на место. – Убери руки. В голосе – гнев, но это лишь напускное. Ведь стоило Аяксу только скрестить руки за спиной, и у Чжун Ли пошла голова кругом оттого, как стремительно юноша его послушался. Он полагал, что сможет остановить себя. Решил, что если ограничить Аякса в действиях, то у него останется немного времени насладиться мягкостью его щёк и отчаянным взглядом, прежде чем отстраниться окончательно. Очередная ошибка. Потому как Аякс совершенно точно не спешил отстраняться сам, не спешил разгибаться – словно выжидал чего-то. Разрешения. Тогда, в филармонии, Моракс подумал, что Аякс – это пламя. Но – нет, неправда, потому как на самом деле огонь тлел внутри него самого. А юноша – порыв ураганного ветра, и в душе Чжун Ли он раздувал настоящий пожар. Своими взглядами, музыкой, словами, действиями. Отсутствием действий. Чжун Ли ухватился за рыжие волосы и поднял – резко, грубо, посылая к черту всю накопленную за долгие годы ласку. Для неё ещё наступит подходящий момент – сейчас же иное время, время, когда несдерживаемые более желания перекрывали всё прочее. Аякс ведь сам позволял ему всё это – и кто такой Моракс, если не возьмёт то, что ему предоставили? Мягкие волосы в жëсткой хватке и губы четко напротив губ – их рост оказался почти одинаков, а расстояние между лицами мизерным. Аякс остервенело вырывался, лишь бы придвинуться ближе, коснуться. Нет, сегодня правила игры задавал Моракс – он держал крепко и ухмылялся, почти скалился в миллиметре от лица юноши. – Кто бы мог подумать, что тебе понравится даже так. Выдох в губы, а следом – всхлип, почти стон. Аяксу действительно нравилось. То, как Чжун Ли проявлял над ним свою власть, как сам решал, что ему можно – и Аякс ни за что не расцепит скрещенные за спиной руки, пока не получит на то разрешение. – Пожалуйста, позвольте… Позвольте – что? Дотянуться? Прикоснуться? Моракс не успел узнать – юноша прикусил губу, так и не достигнув желаемого, когда Чжун Ли сжал его талию второй рукой. Проникнуть ладонью под рубашку, огладить живот, провести пальцами по рëбрам – так, чтобы Аякс приоткрыл губы от наслаждения. И лишь тогда – поцеловать. Сразу глубоко и мокро, забирая, подчиняя – вторгаясь языком, так, чтобы даже коленки Аякса подрагивали от напряжения, а мурашки накатывали волнами. Чтобы Аякс проскулил ему в рот, прижался всем телом, а барьеров не осталось совсем… Наваждение схлынуло внезапно – осознание проступило холодным потом вдоль позвоночника, в животе комом свернулась тревога. Что он творил? Отчего решил, что может заявлять права на мальчишку? Чжун Ли – взрослый мужчина, но его контроль над собой слетел от пары смущенных улыбок, одного поклона и растрепанных несуществующим ветром рыжих волос. Ни за что. Аякс не заслуживал такого обращения. Аякса надо носить на руках и превозносить, но никак не унижать – по крайней мере, вот так, пока они ничего не обговорили, пока он и сам не отдавал отчета своим действиям. Чжун Ли отступил на полшага назад, стараясь более не поддаваться затуманенному плёнкой удовольствия взгляду, в котором постепенно проступали непонимание и растерянность. Он ласково улыбнулся, осторожно погладил по волосам пытавшегося восстановить дыхание юношу и произнес: – Аякс. Не стоит. Не провоцируй. Разочарованный выдох и опустившиеся веки – Аякс не сразу подобрал слова, а когда раскрыл губы, с них слетел даже не звук, но самый тихий шёпот: – Почему нет? – Мы не знаем друг друга, – Чжун Ли старался, чтобы его голос звучал ровно, но в нём всё равно проскальзывали какие-то надломленные нотки. – И мы ничего не обсудили. – А если мне всё равно? Если мне этого хочется? Чжун Ли – взрослый человек, и он привык обговаривать все детали прежде, чем дело дойдёт до действий. А Аякс – явно из тех, кто пытался сбежать от реальности, кто не станет думать перед тем, как сделать что-то. Чжун Ли не должен пользоваться этим. – Я ничего не сказал о том, что я против, – подтверждая свои слова, он шагнул вплотную, прижимаясь кратковременным поцелуем, на сей раз куда более нежным. – Я лишь хочу, чтобы ты полностью осознавал, что именно ты хочешь, и для чего тебе это нужно. Потому что Чжун Ли была необходима эта полная осознанность. И, если ему суждено остаться случайным знакомым в череде дней той действительности, внутри которой жил Аякс, он хотел бы запомниться юноше. Не как временная замена, а как человек, с кем музыкант пожелал быть не импульсивным решением, а взвешенным. Завтра Чжун Ли откроет дверь, и Аякс уйдёт навсегда. В квартире вновь не останется никого, кроме пушистого кота странного черепахового окраса, и ничего, кроме въевшегося в стены одиночества. Аякс исчезнет из его жизни, это наиболее вероятно, пожалуй, даже неизбежно – а его образ будет врываться в ночные грёзы Чжун Ли. Но он ни за что не воспользуется им наяву. – Я… понимаю, кажется, – пробормотал юноша, уткнувшись ему в плечо и приобняв за талию, но не решаясь делать что-либо ещё. – Хотя нет, не понимаю. Зачем тогда я Вам нужен? Для чего привели сюда? Чжун Ли ничего не нужно было от Аякса – потому как нужен был сам Аякс. Он не хотел бы к чему-либо принуждать юношу, но просто находиться рядом, пока это возможно. Не требуя ничего взамен. – Я объясню. Позже, – сказал Чжун Ли и отстранился, выпутываясь из несмелых объятий. Он подошёл к столу, прихватив бутылку вина, и аккуратно коснулся пальцами поясницы юноши. – Идём. В гостиной – приглушённый свет, тёплые бежевые стены и широкий угловой диван с небрежно лежащим на нем пёстрым пледом цвета Аждахи. Его Чжун Ли купил случайно – увидел и решил, что это достойная компания коту. Поначалу плед попал в немилость: кот шипел и раздражённо горбил спину – ревновал. А потом Чжун Ли застал его лежащим прямо на покрывале, и с тех пор кот то обходил его стороной, шипя и ругаясь, то, напротив, мурчал и ластился, сбивая его в неопрятный ком. Но всё чаще мужчина заставал Аждаху спящим, свернувшимся на пледе клубком – любимые игрушки кота менялись каждый день, но отношение к пледу оставалось неизменным уже на протяжении нескольких лет. Плед улетел на пол – всё равно кот рано или поздно скинул бы его сам, а если бы Чжун Ли им воспользовался, Аждаха обиделся. Педантичность мужчины никак не могла противостоять их дуэту, так что он даже не пытался больше аккуратно складывать плед – бесполезно. Чжун Ли подтолкнул замешкавшегося юношу к дивану – уперся широко раскрытой ладонью ему в живот и плавно, но жестко надавил. Властно. Подчиняюще. Так, что Аякс послушался мгновенно; отступил назад и сел, нет, плюхнулся на подушку – потому как Моракс шагнул вслед за ним, не убирая руку. О нет, Чжун Ли сперва вытянет из юноши четкие ответы – но кто сказал, что при этом он станет сдерживать абсолютно все свои желания? Он включил колонку и поставил с телефона любимую подборку классической музыки – скорее по привычке, чем по необходимости. Мелодия негромко зазвучала в тишине комнаты, а Чжун Ли уселся к углу дивана рядом с юношей, расслабленно откинувшись назад и как бы невзначай положив руку на спинку возле его плеч. Бутылка вина перекочевала вниз, на пол – а Чжун Ли закинул одну ногу на диван и развернулся к Аяксу вполоборота. – Так по какой причине ты не хотел сегодня возвращаться домой? Как Чжун Ли он мог бы рассказать о многом, постепенно подводя к интересующей его теме разговора. Сейчас он предпочёл иной путь. Прежде, когда он чаще называл себя Мораксом, он страшно не любил ходить вокруг да около – задавал вопросы прямо и требовал такого же чёткого ответа. Аяксу такое понравилось бы. Аяксу понравился бы прежний он. Это ведь достойный повод вспомнить былое? Судя по тому, как пробуждались при виде юноши его затаённые желания, ответ однозначен. – Полагаете, я так просто всё Вам скажу? – музыкант прищурил глаза. С Аяксом точно не было просто – и не будет. Но, в чем Моракс был совершенно уверен, с ним – хорошо. – Почему нет? – приподнял бровь Чжун Ли. – С малознакомыми людьми проще делиться переживаниями. Впрочем, можешь воспринимать это, как игру – если ответишь на мои вопросы, получишь ответ и на свой. – Немного нечестно, кажется. У меня он всего один. Аякс потянулся к бутылке, перегибаясь через ноги Чжун Ли, но так и не касаясь их грудью – рука дернулась, чтобы лечь на спину юноши тяжким грузом. Страшно хотелось проверить, как долго Аякс продержится, не рискуя ни подняться, ни опуститься ниже. Не сейчас. – Ты сможешь задать другие, – обманчиво мягко произнес Моракс, надеясь, что улыбка в голосе отвлечёт юношу и не позволит уловить блеск в потемневших глазах. Однако Аякс увидел – и застыл, так и не успев сделать глоток вина. – Хорошо, Моракс. Я расскажу, – Аякс пригубил напиток, нервно облизнул губы и протянул бутылку Чжун Ли, забираясь на диван с ногами. Он отвёл взгляд, бесцельно рассматривая полки с книгами, словно пытался таким образом собрать мысли воедино. – У меня… сложные отношения с отцом. Он достаточно известен среди музыкантов, и хоть он уже почти не выступает на сцене, лишь преподает контрабас и гармонию в колледже, музыка для него остаётся делом всей жизни. Меня отдали учиться играть почти в четыре года – может показаться, что слишком рано, однако для потомственных музыкантов это в порядке вещей. Сперва была виолончель, позже – фортепиано и другие клавишные. Он говорил мне, что я не справлюсь. Что мне надо было выбрать духовые, и это бы больше соответствовало моему интеллекту. Ну, знаете, когда на протяжении всей жизни только и делаешь, что задерживаешь дыхание до лопающихся капилляров, от нехватки кислорода мозг развивается медленней, так что про духовиков можно часто услышать подобные шутки. – Твой отец – идиот, – гневно перебил его Моракс. – Прошу прощения, если тебя это задевает, однако говорить такое детям – в корне неверный поступок. – Может, он был прав, – рассеянно произнес Аякс. – Иногда было бы легче просто не думать обо всём этом. Сама по себе музыка мне нравится, но заниматься ей… Мой отец бывает несдержанным, когда у меня что-то не получается сразу, или если я не слишком хорошо отыгрываю партию. Сейчас уже не так сложно, и всё же… – Почему тогда ты не ушёл из музыки? Или из дома. – А что я ещё в этой жизни умею? – горько усмехнулся Аякс. – Орган мне хотя бы нравится. Инструмент сложный, но для меня это как вызов. В какой момент Чжун Ли стал столь тактильным? По какой причине заметил, что его рука запуталась в рыжих волосах, только теперь? Теперь, когда Аякс наконец расслабился и откинул голову, поддаваясь движению пальцев. Симфония лилась из колонки негромким звуком, а юноша прикрыл глаза и шевелил губами, не то беззвучно считая такты, не то проговаривая про себя ноты. Оттого и не заметил, как Моракс приблизился и хрипло шепнул ему прямо в ухо, практически задевая губами ушную раковину: – Ты так и не ответил на вопрос. Аякс распахнул глаза от удивления и шумно втянул воздух сквозь приоткрытые губы, когда рука Чжун Ли сжалась в его волосах, натягивая кожу. Словно у него не оставалось выбора, кроме как ответить – и вместе с тем Аякс понимал, что в любой момент может прекратить их игру. От Моракса чувствовалась невнятная угроза, но она была совершенно иного рода – мужчина внушал уверенность, что он ничего не сделает без его, Аякса, желания. Желание было, и юноша принял правила игры. – Я не хотел его видеть. Я вообще не хочу его видеть. В зале был его близкий друг, который меня недолюбливает, и, спорить могу, он начал трепаться обо мне, как только вышел из филармонии. И вряд ли это было что-то хорошее. – Так ты испугался? Чжун Ли отпустил волосы, принимаясь поглаживать его шею, безмолвно поощряя за ответ. – Да, – Аякс выдохнул еле слышно, так, что если бы он сидел хоть немного дальше, рисковал быть неуслышанным. Трудно признавать свои страхи – Моракс проходил через этот этап взросления и понимал, как тяжело далось юноше признание. Попытка оттянуть момент встречи сделает только хуже; неудивительно, что Аякс так стремился забыться в его объятиях. Удивительно, что решился обо всём рассказать. Удивительный. Чжун Ли переполз ладонью на плечо юноши и потянул, разворачивая к себе спиной – а сам подвинулся ближе к углу дивана и, перехватив Аякса за талию, одним движением притянул к себе, зажимая между разведённых ног. Близко. Тесно. Но так правильно. Губы – у шеи, не прикасаться – но обдавать жарким дыханием, пока Аякс совершенно застыл в его руках. Остался всего один вопрос, и Чжун Ли позволил себе на мгновение приникнуть к обнаженной коже, прежде чем произнести: – Так отчего ты решил, что хочешь провести ночь со мной? Моракс думал, что вопрос заставит юношу напрячься ещё сильней – но вопреки догадкам, тот позволил себе расслабиться и полностью облокотиться на мужчину. – Я и сам толком не понимаю. Вы правы, сперва это было желанием сбежать подальше – но Вам хочется доверять. Это как будто ты всю жизнь недолюбливал Вивальди и его "Времена года" в особенности, а потом нашёл у него малоизвестную сонату и понял, как сильно ты его недооценивал. То есть, я поехал с Вами, потому как просто не хотел домой, но остаюсь по иной причине. Вы знаете… Вы ведь первый, кто сказал мне, что послушал бы именно моё исполнение. Хорошее отношение подкупает. Оно и неудивительно, если всю жизнь ему твердили о мнимой идеальности – в таком случае причины, по которым Аяксу так понравился Чжун Ли, до ужаса просты: он говорил не о музыке, а о нём самом. Видел не технику, но эмоции. Чжун Ли хотелось защитить юношу от целого мира, укрыть в своих объятиях и спрятать от той несправедливости, что так часто выпадала на долю Аякса. Чжун Ли бы арендовал концертный зал для них двоих и слушал. Чжун Ли бы позаботился о юноше куда лучше, чем его семья. Чжун Ли бы разбил его на осколки и собрал воедино вновь, по крупицам возвращая веру в себя, складывая пазл в уже не разрозненную, но цельную картину. Чжун Ли бы взял его прямо на этом диване, заставляя умолять о большем, доводя до грани. И Чжун Ли это сделает. Цепочкой поцелуев вдоль шеи и собственные руки под чужой рубашкой – теперь Моракс знал, что для Аякса он не просто отдушина. Теперь он мог позволить себе нечто большее. – Ты ошеломителен, Аякс, – руки Чжун Ли хаотично блуждали по телу юноши, исследуя и лаская. Страшно хотелось снять с него одежду, но это ещё могло подождать. – Тогда, в зале, у меня не получалось отвести от тебя взгляд. Я и сейчас не могу не смотреть. Твоя музыка превосходна, но ты сам куда прекрасней любой симфонии. Не смей идти на поводу у тех, кто утверждает, что ты ничего не стоишь. Не позволяй никому оценивать тебя – и не принимай на веру слова тех, кто слушает музыку, но не слышит за ней тебя. Ты – наваждение. Аякс не выдержал – принялся расстегивать пуговицы сам, на миг отстраняясь и сбрасывая с себя рубашку. Открытое приглашение – и следом слова: – Так Вы проведёте эту ночь со мной? – Разве я могу тебе отказать? – Чжун Ли прикусил мочку его уха и провёл языком по раковине. – Есть что-то, чего делать не стоит? Пальцы Моракса поднялись к ключицам, лишь слегка задевая их ногтями – а вторая рука легла на самый низ живота, к кромке брюк, уверенно, по-собственнически. Словно Чжун Ли ещё ни к чему не приступил, но уже слишком явно заявил права. – Со мной можно всё, что Вам хочется. Смелое заявление. Проверить – чуть сжать шею, больно укусить ухо, впиться в живот ногтями. Ни слова против, лишь пока ещё тихий стон. Восхитительный. Аякс схватился за ноги Моракса, не понимая, как справиться с ощущениями – и тот не стал останавливать его на этот раз. – Скажи мне, если что-то не понравится. Невнятное "угу" и еще один чувственный стон, когда Чжун Ли отвёл голову музыканта в сторону, хватаясь за волосы, и прикусил тонкую кожу обнажённой шеи. А затем – резко рвануть на себя подбородок другой рукой, впиваясь пальцами в челюсть, и произнести – нет, прорычать прямо в губы: – Нет, Аякс. Мне нужен чёткий ответ. Я должен убедиться, что ты сообщишь мне, если будет неприятно. – Да! – выкрикнул Аякс подтверждение. Или же то был вскрик удовольствия, пронзившего всё тело, когда Чжун Ли вцепился ему во внутреннюю сторону бедра сквозь ткань брюк? А Моракс словно и не собирался отпускать – и лишь когда Аякс понял, что этого недостаточно, выдохнул и сбивающимся голосом ответил: – Да, я скажу, если мне не понравится. Так-то лучше. Чжун Ли обманчиво мягко провёл пальцами по щеке и вновь схватил за подбородок, впечатываясь поцелуем. Мокро и грязно – он больше не сдерживал собственные порывы. Сейчас он владел. Безраздельно. Аякс не знал, куда деться – руки то беспорядочно сжимались на бёдрах Моракса, то почти соскальзывали с них. Он сидел вот так, прижатым спиной к мужчине, в неудобной позиции – не дотянуться до тела, не повернуться – возбуждающе беспомощный. И Аяксу это нравилось – до всхлипов и вздохов, до дрожи в коленках, до сжимающихся рук. А мягкие брюки совершенно не скрывали эрекцию. Расстегнуть, снять рывком, стаскивая вместе с бельём – и отбросить в сторону, на пол, куда-то к давно забытой бутылке рислинга. И замедлиться – Чжун Ли не спешил, восторгаясь открывшимся ему зрелищем. Аякс – смущение и стыд, отведённый взгляд, прикушенная губа и тяжёлое дыхание. Насладиться его худощавым телом, перебирая пальцами рёбра. Рассмотреть родинки на бёдрах, ущипнуть одну под несдержанный всхлип. Оттянуть волосы и взглянуть на замеченные ещё на улице веснушки поближе – лизнуть щеку, поцеловать в скулу. Испугать, щелкнуть зубами прямо около уха – Аякс вздрогнул и удивлённо заглянул Чжун Ли в глаза, гипнотизируя бездонной синевой, смотря завороженно, неотрывно. И услышать громкий стон, когда рука обхватила член Аякса – слишком внезапно для юноши; он не ожидал, он смотрел мужчине в лицо, не видел. Потому теперь закатил глаза в удовольствии, позволяя Чжун Ли сосредоточиться на движениях и незаметно сглотнуть от вида аккуратного истекающего смазкой члена в его руке. – Сделаешь кое-что для меня? – спросил Моракс, замедляясь, а потом останавливаясь совсем, оставляя руку неподвижной. Аякс толкнулся бёдрами, за что получил по ним шлепок и грозное: – Не смей. – Что угодно, Моракс, – выдохнул он, в который раз убеждая мужчину в том, как потрясающе звучит это имя. Чжун Ли победно улыбнулся и подтолкнул мальчишку в поясницу, ставя на четвереньки. Отвлёкся на мгновение, чтобы достать из тумбочки смазку с упаковкой презервативов, затем кинуть Аяксу тюбик со словами: – Растяни себя. И снова не просьба – требование. Чжун Ли вернулся обратно, усевшись на колени позади юноши – его руки прошлись по бёдрам, ненадолго сжали ягодицы. И, пока Аякс открывал подрагивающими руками крышку и выдавливал смазку, Моракс нагнулся, кусая чуть выше бедра, втягивая кожу, почти впиваясь зубами. Аякс вскрикнул и оперся грудью на диван, разводя ноги шире, прогибаясь сильней. Идеальный. Весь его. Моракс удовлетворён. Почти. Шлепок ладонью по коже пришёлся прямо на место укуса – новый вскрик, затем приказ: – Не медли. Аякс потянулся рукой вдоль живота, резко выдохнув, невзначай коснувшись члена. И – нетерпеливо, намеренно не замечая собственное неудобство, протолкнул палец внутрь. Всхлип и дрожь мурашками по телу – юноша распахнул зажмуренные прежде глаза и попытался отыскать взглядом его, Моракса. – Хорошо, Аякс, – Чжун Ли улыбнулся, направив на музыканта ответный взгляд – тёмный, полный желания. – Продолжай. Сперва неуверенные, потом ускоряющиеся движения – Моракс почти успел пожалеть, что не разделся сам. Вид на покрасневшего, захлёбывающегося эмоциями Аякса, раздразнивал так, что собственный член ощутимо упирался в ткань – но нет. Контраст с полностью обнажённым юношей и так и не расстегнувшим ни одной пуговицы Чжун Ли будто предоставлял ему очередную возможность чувствовать своё превосходство. Власть над Аяксом – пусть даже мнимая – кружила голову, пробиралась под кожу, рушила самоконтроль. Второй палец и новый всхлип. Вновь сжать руками ягодицы и развести в стороны. Не столько с целью помочь Аяксу и облегчить тому доступ, сколько ради того, чтобы видеть, как двигаются пальцы внутри – медленно выходят наружу, а затем вновь толкаются, с каждым разом всё резче, глубже. И, помимо этого, смутить еще сильней – неотрывным взглядом, властно легшими на кожу руками. И обманчивым бездействием. Бездумные толчки рукой в попытке получить большее – Аякс пока ещё не просил, но и не смел касаться члена, лишь задевая его рукой, прижатой к животу. Слишком мало, слишком неудобно – но зажмуренные глаза не позволили ему увидеть действия Чжун Ли. Чжун Ли, который потянулся за тюбиком смазки, выдавливая её на ладонь – и который совершенно внезапно вставил свой, третий палец следом, заставляя пальцы Аякса вжаться в простату. Громкий вскрик и напрягшиеся мышцы – Моракс провел рукой по пояснице, успокаивающе поглаживая, и пока ещё медленно, будто на пробу, задвигал пальцем, раскрывая сильней. Аякс – безупречен; он не стал ждать, пока напряжение схлынет полностью – продолжил движения вслед за Мораксом, то ли в желании угодить, то ли в попытке достичь собственного удовольствия. Рано. Чжун Ли вытащил палец и скомандовал: – Хватит. Аякс – безупречен; и он послушался моментально – хоть и издал стон разочарования и приподнялся, силясь поймать взгляд мужчины собственным, затуманенным, подёрнутым пеленой возбуждения. – Вы не раздеты, – юноша будто только сейчас обратил на то внимание. – Мне это не сильно помешает, – Чжун Ли наконец потянулся руками к ширинке тесных штанов, расстегивая молнию. Он прикрыл глаза, выдыхая сквозь разомкнутые губы, запрокидывая голову от облегчения. Взять в руку собственный член, провести пару раз, вновь распахнуть глаза и столкнуться взглядом с Аяксом – ошарашенный, он опирался на одно плечо, слегка развернувшись, и смотрел. Так, как на Чжун Ли не смотрел никто – словно он божество, будто сошёл к Аяксу из древних легенд о неведомых странах и прекрасных драконах. – Вы можете… хоть рубашку? – спросил юноша сбивающимся голосом и взглянул умоляюще. Недостаточно. – А если нет? – Чжун Ли вздернул бровь. И, наконец, просьба – вернее, почти всхлип, надломленный и тихий. – Пожалуйста. Потянуться и коснуться внешней стороны бедра, отпустить и произнести: – Тогда давай сам, – и, прижав пытающегося подняться с колен юношу за лодыжки к дивану, добавить: – Не так. Теперь Аякс мог лишь развернуться – не то, чтобы Моракс намеренно ставил его в условия, когда тому будет не слишком удобно. Но Аякс тянулся к нему, развернув корпус, а испачканные в смазке тонкие длинные пальцы подрагивали, то и дело норовя соскользнуть с пуговиц. И Моракс просто не мог его не поддразнить. – Как бы ты хотел, чтобы я взял тебя? – глубоким голосом начал он, неотрывно наблюдая за руками, что мимоходом прикасались к собственной коже. – Я видел, как ты смотрел на стол – может быть, прямо там, нагнув тебя и прижав к нему грудью? Или, напротив, развернуть тебя к себе лицом, заставляя тебя развести колени руками? Чтобы я мог схватиться за бёдра, чтобы видеть твоё покрасневшее лицо? А, может, мне вообще не надо ничего делать? Лечь на спину и смотреть, как ты принимаешь меня сам? Где-то посреди его монолога Аякс не выдержал и протяжно застонал – интонации мужчины затуманивали разум, а слова, с трудом достигавшие сознания юноши, рождали новые волны возбуждения. Он вцепился в лишь наполовину расстёгнутую рубашку руками и силился не согнуть давно дрожащие и ноющие колени. Однако юноша – обманчиво хрупкий, но гибкий и сильный – не сдался и потянулся к следующей пуговице. И расстегнул бы её – вот только Моракс сжалился, отвёл чужие руки и справился с последними пуговицами сам. Аякс потянулся было к обнажившемуся прессу – но нет. Чжун Ли схватил за загривок, ненадолго прижался к спине – почувствовать на краткий миг грудью его кожу, уже без лишней ткани – и толкнул Аякса вниз. Резко, заставляя упасть на подставленные руки. Руки – лишние, Моракс бы связал их галстуком у юноши за спиной, но на этот раз Чжун Ли достаточно великодушен, чтобы позволить тому опереться на локти и поудобнее поставить коленки. А может, просто галстук он сегодня не надел – и сейчас ему точно не стоит идти за ним к шкафу. Тихий шелест открываемого презерватива – Чжун Ли не спешил, раскатывая его по своему члену. Аякс, напротив, нетерпеливо возился – прогнул спину, приподняв ягодицы, пытался повернуть голову и поймать взгляд. Моракс уже понял, как сильно тому необходим зрительный контакт – словно якорь, помогающий не потеряться в ощущениях. Наверное, потому он и выбрал такую позу, потому и произнёс: – Не смотреть. Потому как его цель совершенно иная – заставить юношу утонуть в собственных чувствах и эмоциях, выкинуть из головы всё, что его заземляет, всё, что связывает с реальной жизнью. Выбить из него все тревоги и волнения, все мысли о музыке, отце или неопределённом будущем. Чтобы остался только Моракс, лишь его руки, лишь его действия, лишь его голос. Властная рука на пояснице, сжавшиеся пальцы на бедре – а член упёрся ровно в подрагивающий вход. – Моракс, прошу, – мелодичный всхлип. Аякс – ошеломительно прекрасен. Аякс не-терпеливо ждал, пока Чжун Ли толкнётся сам – уже понял, что собственные действия сейчас неуместны, и его проходящееся дрожью по напряжённым мышцам желание никак не ускорит Моракса. А юноша лишь оттянет момент, если решится двинуть бёдрами. Что ж, за терпение положена награда. Чжун Ли медленно погрузил внутрь пока только одну головку – и вновь застыл, заставляя юношу прохныкать в голос и дёрнуть головой, чтобы потом опустить её обратно. Потому что Моракс не разрешал смотреть. И это добило самого Моракса. Добило так явственно ощущавшееся желание Аякса, но вместе с тем полная покорность, абсолютное доверие. Чжун Ли проник сразу на всю длину – уверенным движением, плавно и жёстко одновременно. Вскрик, переросший в отчаянный стон, сжатые в кулаки руки – Моракс вновь не прав, и Аякс также ошибался: из них двоих божество – именно он, музыкант, чьи руки способны исполнить шедевр, возносящий ввысь, к небу, а затем так же быстро погружающий на дно обманчиво спокойного океана. Аякс способен разжечь давно потухшее пламя и раскалить добела металлический стержень человеческой души, заставляя его плавиться и приобретать угодные юноше формы. Чжун Ли – взрослый мужчина, и его контроль над собой улетел в бездну от смущенно спрятанных алых щёк, чужого повиновения и растрепанных его собственной рукой рыжих волос. Без жалости – она не нужна была ни одному из них. Быстро – Чжун Ли лишь ускорял темп, слушая стоны Аякса во время каждого толчка. Вцепиться рукой в талию, а второй сжать сосок – вскрик и хныканье. Громко, утонуть в звуках, утонуть в ощущениях – забылся не только Аякс, но и сам Моракс, когда ухватился за волосы и рванул на себя. И поцеловал – мокро, с языком, а затем вновь оттолкнул от себя, вжал в обивку дивана за шею и толкнулся вновь – сильно и глубоко. Аякс давно потерялся и не смог вспомнить, не смог послушаться; он повернулся к мужчине лицом, сталкиваясь взглядом, как только Чжун Ли убрал руку – и это стало последней каплей для них обоих. Бездонная затуманенная синева и величественный тёмный янтарь – глаза, словно отражения их сути, их желаний. Язык по пересохшим губам юноши, хриплое рычание и последний толчок – оргазм накрыл обоих плавящей волной, последним аккордом затихающей симфонии. Разморённые, они полусидели-полулежали на диване: Чжун Ли подтянул Аякса к себе и усадил на колени, не обращая внимания на перепачканные рубашку и брюки. К черту всё ещё не восстановленное дыхание – сейчас важнее показать Аяксу, что Чжун Ли не оставит его одного; потому он нежно целовал тонкую шею, водил ладонью по коже, мягко поглаживал волосы. – Чжун Ли, – сказал он, когда взгляд Аякса чуть прояснился. – Моё имя. Чжун Ли. Юноша не сразу понял, о чём он – а потом удивлённо хлопнул глазами и спросил: – Почему Вы сказали именно сейчас? – В ответ на проявленное доверие, полагаю, – произнёс мужчина и добавил: – Спасибо тебе за него. Отнести тебя в душ? – Я… А мы можем ещё посидеть? – Сколько угодно. С тобой, Аякс, сколько угодно. Уже позже, в расправленной постели, когда время давно перевалило за половину ночи, они лежали и обнимались. Они так и не говорили ни о чём – помогли друг другу отмыться, и Моракс заботливо подоткнул одеяло и зарылся рукой в волосы юноши. Сон не шёл – слишком много выплеснутых эмоций, а потому они лишь прижимались друг к другу, погружённые каждый в свои размышления. – С ним никогда не было просто, – задумчиво произнес Аякс некоторое время спустя, вернувшись в мыслях к отцу, к той теме, что тревожила больше всего. Чжун Ли не против был послушать, пока это всё ещё возможно, пока новый день не отобрал у него юношу насовсем. – Он хочет, чтобы я стал известным музыкантом. Вот только в музыке сложно пробиться наверх, если ты не уверен, так ли тебе это нужно на самом деле. – Родители часто хотят, чтобы дети продолжили их дело, – промолвил Чжун Ли. – И не все выбирают верные пути. Три года… Заставлять делать ребёнка что-то, не разобравшись, понравится ли ему это – неправильно. – Вы правы. И всё же я не могу сказать, что мне не нравится играть – просто… не так? В моей семье музыкой занимались последние поколений десять, и, по сути, у меня никогда и не было других вариантов. До определëнного возраста я вообще не осознавал, что можно жить иначе. Я боялся не оправдать его ожидания, это верно – однако мой выбор никогда не стоял между музыкой и чем-то другим. Лишь между тем, чтобы быть лучшим или посредственным. Аякс – не посредственность. Чжун Ли разглядел это с первого взгляда, с первого звука. Но Моракс никогда не видел, каким Аякс был прежде – и не сможет понять, через что ему довелось пройти. Одно он выяснил совершенно точно. Что бы ни произошло в дальнейшем, юный музыкант отпечатается в его сознании – будто образ яркого пламени на сетчатке, только воспоминания о нем не сотрутся никогда. Подобно дракону, берегущему свое сокровище, Чжун Ли страстно хотел бы оставить его рядом с собой навечно – и не мог. Он бы ни за что не позволил себе поставить какие-то рамки юноше: нет, хватит, жизнь Аякса и без того представляла собой бесконечную череду преград. Все, что он мог, так это дать ему какие-то возможности – но не станет влиять на его решение. Чжун Ли предложит ему остаться. И пусть Аякс сам сделает выбор. – Если бы у тебя появился кто-то, чьë мнение для тебя значило бы гораздо больше, чем мнение остальных, ты бы прислушался? Если бы он сказал тебе, что для него ты будешь лучшим всегда, без лишних сравнений с другими людьми и присваиваемых тебе оценок? – Это сложно, Чжун Ли, – Аякс перекатил на языке его имя на пробу – красивое. Да и звучало не хуже, чем Моракс. – Я не верю, что смогу найти кого-то, кто сказал бы мне это. – Ты уже его нашёл, Аякс. Нашёл меня. Аякс рассмеялся – тихо и горько. – Может быть, я никогда не встречал такого, как Вы – и если бы я мог позволить себе остаться с Вами, я бы сделал это. Но я был бы глупцом, если бы пошёл на поводу у чувств. Откуда мне знать, что я Вам не надоем через пару ночей? Не Вы ли говорили, что мы почти не знаем друг друга? – Мне хватит и того, что я уже успел услышать. Мне этого недостаточно. Мне нужно больше тебя. Ты никогда не сможешь мне надоесть. Слова не слетели с языка; самое важное осталось лишь глубоко внутри – Аякс не поверит. Он не привык доверять в реальной жизни – слишком много выпало на его долю, чтобы прислушаться к нему, к Чжун Ли. – Сомневаюсь, – подтвердил его мысли Аякс легкой полуулыбкой. – Может, Вы успели стать для меня гораздо более ценным человеком, чем кто-либо другой. Но завтра Вы останетесь здесь, а я вернусь обратно, сражаясь за право быть лучшим исполнителем с такими же, как я. – Тебе незачем сражаться, если в глазах самого важного ты одержал победу, – произнёс Чжун Ли и приложил палец к губам собравшегося возразить юноши. – Тихо. Не говори ничего. Просто знай, что ты всегда сможешь вернуться сюда, когда бы тебе этого ни захотелось. Я не заберу свои слова назад. И я не против, если ты поживёшь со мной. Хотя бы недолго. А лучше – всю жизнь. Чжун Ли всегда выполнял свои обещания – и он не стал бы обещать того, что не смог бы выполнить. А ещё он уверен, что никого другого ему в жизни не нужно – но Моракс не вправе запирать симфонию в шкатулке, а потому решение останется за музыкантом. Даже если это решение горьким ядом упадёт на сердце мужчины, сгорая внутри, оставляя лишь пепел несбывшихся грёз. Аякс повернулся в руках Чжун Ли, послушавшись его даже теперь – идеальный. Всё ещё мой? – Спокойной ночи, Моракс, – зевнул юноша. Выдох в рыжие волосы и тесные объятия. Чжун Ли закрыл глаза, но всё равно продолжал видеть его лицо, его тонкие пальцы музыканта и опухшие от поцелуев губы, его веснушки на щеках и родинки на бёдрах. Останется ли этот образ в памяти столь же чётким? Или же Чжун Ли придётся вспоминать лишь яркие цвет волос и мимолётные улыбки? – Спокойной ночи. Аякс. Они толком не смогли поговорить утром. Чжун Ли смотрел на него сквозь дверной проём – и не знал, что сказать. Что он тысячу раз арендует чёртов зал филармонии, чтобы они смогли быть там только вдвоём, и Аякс бы играл ему именно так, как тому хочется? Чтобы Чжун Ли смог трахнуть юношу прямо там, под его же стоны, чувственной музыкой разлетающиеся по помещению с идеальной акустикой? Что он сможет научиться готовить им завтраки? Что он плюнет на завтраки и возьмёт Аякса прямо на кухонном столе? Что он будет любить? Носить на руках, целовать и исследовать с ним целый мир, что прежде был музыканту недоступен? Аякс – наваждение. Он не смог бы сказать ему ничего – потому как ему хотелось рассказать всё. – До встречи, Аякс. Потупленный взгляд и смущённая улыбка – но не та. Аякс тогда смотрел иначе, не так фальшиво, не так натянуто. – Прощайте, Моракс. *** Всё не так. Работа заброшена и отодвинута на завтрашний день – Чжун Ли бы втянуться в неё и забыть на время, вот только отчетливый образ никуда не денется из его памяти. Даже Аждаха непривычно тих и серьёзен, он чинно восседал на ровно расправленном пледе, сливаясь с ним окрасом. Чжун Ли открыл браузер и нашёл его: сценический псевдоним "Чайльд Тарталья" и нечёткое фото. Хоть что-то останется? Дата его следующего концерта завтрашним числом. В другом городе. Всё не так. Чжун Ли плюнул и решил научиться готовить прямо сейчас – не получится, так заказать всегда успеет. Чжун Ли в магазине, в его корзине – всё для любимого супа, а ещё пачка креветок и лапша для удона, но Моракс терпеть не мог морепродукты. В руках – пакеты, наполовину наполненные тем, что Чжун Ли ни за что не приготовил бы себе прежде. А возле подъезда, на лавочке – он. Аякс. Его Аякс. С растрёпанными волосами и приоткрытым рюкзаком, из которого торчал кусок футболки: собирался в спешке. В глазах – слёзы, но на лице – улыбка; та, искренняя, что Чжун Ли видел прошлой ночью. – Так Вы не против, если я поживу с Вами? Поцелуй в губы и тёплые объятия. Аякс – ветер в огненных волосах, и он вернулся в тот же день, на ходу меняя направление полёта, чтобы поддержать пламя в душе Чжун Ли. – Сколько угодно, любовь моя. На кухонном столе – мерзкие креветки, которые Чжун Ли чистил, брезгливо сморщив нос, под звонкий смех нарезающего мясо Аякса. А в комнате – ярко горящие на мониторе буквы: "Приносим свои извинения, концерт отменён".