***
— Чонгук, блядь, ты совсем ебанулся! — шипит Юнги, открыв дверь подозрительно качающегося эскалэйда, что стоит припаркованным за летней террасой дома Чон с остальными автомобилями. — Ай, блядь, какого хуя, Юнги?! — снимая с себя дочку генерала Чже, которая сидела на его члене, и застёгивая ширинку, выпаливает Чонгук, не ожидая, что его кто-нибудь обнаружит. — Ты совсем дебил, Чонгук, — констатирует факт омега. — Скажи спасибо, что я тебя застукал, а не гости или кто-нибудь из родителей! — поучительным тоном парирует Юнги и смотрит на то, как длинноволосая девушка-омега, с грудью третьего размера и сочной задницей, подмигивает Гуку и подаёт тому салфетку с номером своего телефона. Гук мило улыбается ей и, немного оттянув ткань брюк, шипит оттого, что его член не успел кончить. — Чёрт, теперь придётся самому себе дрочить, — резко выпаливает он, абсолютно не стесняясь того, что с ним рядом стоит Юнги. Омега на это лишь закатывает глаза и уходит в дом, к гостям. Чонгук видит, как Юнги отдаляется, а затем улавливает тонкий аромат ландыша, что с самого детства так обожает.***
Чонгук и Юнги — братья, но не родные и даже не сводные. Они познакомились на вечеринке одного, как потом выяснилось, их общего знакомого. Все выпивали, веселились и танцевали. Вот и Юнги, много выпив любимого мартини, заказал у ди-джея песню со словами: «Ну, поставь что-нибудь типа арабского», — затем залез на кухонный стол и начал исполнять танец живота. Благо, Мин учился этому виду танцев, хоть и было это уже давно, поэтому в грязь лицом не упал и станцевал так, что несколько омег приревновали своих альф, которые смотрели на манящие бёдра хрупкого Юнги, залипая на нём взглядом. Под оглушающий свист и аплодисменты, Юнги закончил свой танец, слез со стола и со словами: «Ой, ну вы мне льстите!», — пошёл к бару заказывать себе ещё одну двойную порцию мартини. Чонгук заприметил этого забавного омегу, когда тот ещё в начале вечера спорил с каким-то бетой о том, что арбуз — это не ягода, а фрукт. Кто кого переубедил, он не понял, но то, что этот мелкий и худой парень был очень милым, он запомнил. А когда тот взобрался на стол и начал танцевать под эти арабские мотивы, у Чонгука проснулось желание сожрать этого мелкого пацана. Он весь вечер за ним следил и, как хищник, который выслеживает свою добычу, решил «напасть», когда тот вновь подошёл к бару за выпивкой. — Привет! Мне понравилось, как ты танцевал, — подойдя к барной стойке и глядя на профиль омеги, произнёс Чонгук. — Да ладно?! Мне тоже понравилось, — потягивая мартини из трубочки, съязвил Юнги, даже не посмотрев на альфу. Чонгук на это удивлённо поднял бровь и, улыбнувшись, покачал головой. — Меня Чонгук зовут, а тебя как? — продолжил Чон более спокойным тоном, пытаясь расположить к себе омегу. — Ты сладкое любишь? — резко повернувшись и заглянув прямо в глаза альфы, выпалил Юнги, хлопая своими пушистыми ресничками. — Эм, чего? — растерявшись от такого поведения парня, переспросил брюнет, удивлённо глядя на Юнги. — Чего-чего, — покачиваясь от выпитого алкоголя, вторил Юнги. — Я говорю, ты сладкое любишь? — подойдя почти вплотную к альфе и упираясь ему носом в грудь, задрал голову вверх омега и своими пьяными глазками-пуговками глядел на Чонгука, дожидаясь ответа. Альфа от таких действий омеги слегка растерялся и, убрав руки в карманы джинс, улыбнулся, подмечая то, что этот парень пьянее, чем он предполагал. — Люблю, — с улыбкой ответил Гук, залипая то на глаза, то на милый носик омеги. — Ну, значит, меня зовут Сахарок! — дождавшись ответа от альфы, резко выпалил Юнги и, подойдя ещё ближе к Гуку, стал внюхиваться в его джемпер. — Мм, у тебя вкусные духи, — совершенно не стесняясь, промычал Юнги, продолжая утыкаться носом в мощную грудь альфы. Гук просто молчал. Он позволял этому парню нюхать себя. Отчего-то ему совсем не хотелось прекращать эти немного странные действия. Ему хотелось одновременно двух вещей: первое — взять этого мелкого пацана и уложить спать; второе — взять этого мелкого пацана и оттрахать так, чтобы тот голос сорвал. Брюнет немного потряс головой, чтобы вернуться в реальность и выкинуть из головы это странное наваждение, как заметил, что омега не шевелится. Оказывается, пока Гук зависал в своих мыслях, Сахарок аккуратно обвил свои ручки вокруг его талии и, опершись щёчкой о грудь альфы, уснул. — Надо же, как быстро всё закончилось, — мысленно проговорил Чонгук и, улыбаясь, стал освобождаться из объятий омеги. После того, как освобождение состоялось, он взял Юнги на руки и унёс в самую дальнюю комнату, которая была закрыта для остальных гостей и оказалась спальней. Он аккуратно уложил Мина на кровать, снял с него обувь и укрыл одеялом. Подумав о том, что Сахарку может стать плохо, Чонгук поставил рядом с кроватью небольшой тазик, а на тумбочку поставил несколько видов минеральной воды, а ещё положил рядом таблетки от похмелья. Окинув взглядом омегу, что мило спал, свернувшись в клубочек, Гук поймал себя на мысли, что как-то уж сильно он переживает об этом пацане. Списав это на долгое отсутствие отношений, альфа сходил в душ, переоделся и лёг рядом с омегой. Он долго смотрел на его губы, маленький милый носик, что иногда Юнги морщил в процессе сна, и слегка улыбался, вспоминая то, как он назвал себя Сахарком. Он лежал рядом с омегой, не сомкнув глаз почти до утра лишь из-за того, что не мог понять, настоящий ли запах ландыша у омеги или это духи. А ещё Чонгука волновало, какой аромат учуял этот кроха от него самого.***
Юнги тот вечер не помнит. Не помнит, как танцевал танец живота. Как заказал и выпил ещё двойную порцию мартини. Тем более не помнит, как познакомился с Чонгуком и что уснул, изучая его запах. Когда омега проснулся в чужом доме, да ещё и в чужой постели с неизвестным альфой, он чуть на тот свет душу не отдал от волнения и страха. Чонгук рассказал ему всё, как было, но Юнги категорически отказывался верить в то, что он нюхал какого-то парня, да ещё и уснул на его груди. Однако Чон пошёл с козырей и показал омеге фотку, которую сделал бармен по просьбе альфы, дабы утром доказать свою правоту и невиновность. Юнги было нечем защищаться. Он сидел в шоке, с открытым ртом и не верил, что сморозил такую глупость. — Я надеюсь, мы не переспали? — медленно, боясь понять, что и тут он накосячил, задал альфе вопрос Юнги. — Ты что, не можешь понять по ощущениям, спал ты с кем-то или нет? — задал встречный вопрос Гук, нахмурив брови и не отвечая на вопрос омеги. Юнги на это замечание замешкался и стал щупать своё тело. Скинув с себя одеяло, он с облегчением выдохнул, поняв, что на нём его одежда и что у него ничего не болит. — Ой, какое облегчение, — закрыв глаза, произнёс Мин и плюхнулся обратно на кровать. Чонгук на такую реакцию парня лишь неодобрительно покачал головой. После уточнения ещё нескольких моментов о том, что же произошло прошлой ночью, омега полностью успокоился и убедился, что Чонгук его не обманывает. На предложение альфы встретиться и познакомится по новой, Юнги отказался, прикрывшись тем, что у него уже есть альфа. Конечно же, это было враньём. Юнги и пошёл на эту вечеринку лишь из-за того, что ему было грустно и тоскливо, так как его, как он думал, альфа сообщил, что расстаётся с ним из-за того, что омега скучный и нудный. Было это уже месяц назад, а Мина всё не отпускало, поэтому он и решил действовать противоположно тому, что о нём думает Севон. После того, как Юнги уехал из пентхауса, как выяснит потом Чонгук, дорожки их не пересекались. Не пересекались их параллели до ужина, который случился три недели спустя.***
Когда мама Юнги сообщила ему, что выходит замуж, его радости не было предела. Он помнит, как маме было плохо в тот момент, когда отец омеги проиграл их квартиру в карты, из-за чего ей пришлось выплачивать весь долг на протяжении многих лет. Им повезло, что те люди не выгнали их силой, а согласились на мамины условия, а вот отец омеги пропал. Поэтому-то Мин был очень рад, что мама наконец, спустя долгих десять лет, решила кому-то довериться. Благо у неё были прекрасные родители, которые очень помогали и помогают до сих пор и, если бы не они, неизвестно, где бы сейчас Юнги с Эви находились из-за долгов отца омеги. Когда он услышал от мамы: «Я рядом с ним слабая женщина, Юнги!», — он понял, что это то самое, чего так ей не хватало. Больше он ничего не спрашивал, а лишь наблюдал и слушал, что счастливая мама рассказывает ему о своём будущем муже. А когда она сообщила о том, что хочет познакомить их на ужине, омега не задумываясь согласился.***
— Чонгук, сегодня ты должен быть в ресторане «Колибри» в восемь вечера. Пожалуйста, не опаздывай и оденься прилично, а не в свои рваные джинсы с кедами, и чтобы татуировок не было видно, — спокойным тоном произнёс взрослый альфа. — Что, с очередной женой будешь знакомить? — съязвил Гук, выдав смешок и нервно потрясывая левой ногой, сидя на пассажирском сиденье лексуса отца. — Чонгук, это было один раз! — нервно, повысив тон, выдал отец, тяжело выдохнув. — И да, тогда я слишком поторопился. Сколько мне ещё извиняться перед тобой за это? — слегка повернув корпус и голову в сторону сына, глядя на его хмурый профиль лица, задал вопрос Цикён, взволнованным тоном.***
Чонгуку было восемь, когда его мама погибла. Она увлекалась прыжками с парашютом, и однажды случилось так, что её парашют не раскрылся. Тот, кто отвечал за сбор основного и запасного парашютов в рюкзак, был пьян. Мама альфы любила прыгать в раннее утро, когда ещё смеркалось, и прыгала она обычно одна, без сопровождения. И лишь то, что она была первой в этот день, позволило не допустить смерти группы, которая должна была лететь через час после неё. Как выяснилось потом, парашюты всей группы были сложены неверно. Случилась просто ошибка, просто случайность. Чонгук запомнил её активной, жизнерадостной и невероятно красивой. Отец альфы тяжело переносил смерть супруги. И то, что он сделал в тот год, до сих пор его самого повергает в шок. Через два месяца после смерти мамы альфы, его отец объявил тому о свадьбе. Кто был тот омега, он уже и не помнит, но помнит, что из помутнения отцу тогда помогли вылезти друзья молодости. Если бы не они, что было бы с самим отцом и Чонгуком сейчас, один лишь Бог знает. После того, как отец относительно, пришёл в себя, он отменил свадьбу и с головой ушёл в работу. Трудовой омут пошёл на пользу его бизнесу. Из уровня региона он вышел на уровень страны, а сейчас, спустя четырнадцать лет, бизнес отца является международным, а он сам входит в список самых богатых холостяков страны. Однако, рабочий омут затянул отца так сильно, что тот почти забыл о сыне. У маленького альфы было всё-все, кроме самого отца. Кроме его тепла и поддержки. В одночасье маленький Чонгук остался без самых важных в мире ему людей. Когда отец «очнулся», Чонгуку было уже семнадцать. Поняв, что он забыл о сыне на столько лет, Цикён не пытался ничего исправить, а лишь делал всё, что просит Чонгук, испытывая внутри себя огромное чувство вины перед ним. — Что мне деньги всего мира, если с их помощью я не подниму любимую из могилы и не верну время, которое упустил, занимаясь работой, а не сыном, — всегда говорит Цикён, стоит кому-то поднять тему Чонгука или погибшей жены.***
— Ладно-ладно, я тебя понял, — вытянул из себя Чонгук, заметив, как отец искренне извиняется. — Спасибо, Чонгук, — с облегчением произнёс Цикён, видя, как сын молча выходит из машины. — Наверное, я уже никогда не смогу тебя вернуть, мой дорогой Куки, — тихо проговаривает взрослый альфа, смотря в след уходящему сыну и стирая одинокую слезинку с щеки. Он завёл свой лексус и медленно выехал с парковки.***
Когда Чонгук узнал, что Юнги теперь будет его братом, он просто ахуел. У него не укладывалось в голове, что тот, кого он хочет оттрахать до посинения, теперь будет его братом, младшим. Спасало Гука лишь то, что он живёт отдельно от отца и не будет видеть этого пацана. Ну, так он себя успокаивал. Когда Юнги отказал ему в свидании, Гук не особо расстроился. Ну, он так думал. Однако, накрыло его уже через пару дней. Он думал, что это недотрах, и поэтому следующую неделю провёл неизвестно где и неизвестно с кем. После очередной бурной ночи брюнет понял, что голод не пропадает, а лишь усиливается. А член его вообще вставал только тогда, когда альфа представлял, как трахает Сахарка (имя омеги он так и не узнал). Из-за такой подставы со стороны самого близкого друга, альфа трахал всех омег исключительно раком, дабы не мешали представлять лицо крохотного парня. Когда отец сказал, что будет знакомить его со своей невестой и её сыном, он совсем не предполагал увидеть там его.***
Весь вечер альфа провёл, как на иголках. А как только все закончили поедать десерт, к которому он совсем не притронулся, скомкано попрощавшись с отцом и его омегой, Гук стремительно покинул ресторан, даже не взглянув перед этим на Юнги. — Да чё за хуйня такая-то, а?! — сев в свой чёрный бмв, выкрикнул Чон и несколько раз ударил кулаком о руль. Его лицо покраснело от злости. Альфа тяжело дышал и не замечал, как рычит от нахлынувшей волны агрессии. Он завёл свой Z5 и сорвался с парковки под свист шин. Успокоение пришло к нему лишь тогда, когда он «уничтожил» себя в зале, измываясь над боксёрской грушей. Альфа был в одних брюках, пиджак он скинул сразу, а вот рубашку тупо разорвал со словами: «Эти ебучие пуговицы меня заебали!». Его спина блестела от пота, всё тело болело, а в голове звучал голос человека, из-за которого Чонгук сейчас здесь. «Меня зовут Юнги, рад знакомству!» — набатом било в голове альфы, крутя одну и ту же картинку с улыбающимся своей деснёвой улыбкой омегой. Он проматывает в своей голове сценку, в которой Мин протягивает ему руку и улыбается, так искренне и по-доброму, будто они и не знакомы вовсе. Будто и не знают друг друга. Чонгука бесит этот ступор, в который он впал, когда увидел его. Весь тот настрой, который он в себя загрузил, всё то хорошее настроение, над которым работал эти полдня, чтобы провести этот вечер спокойно — исчезло, когда взгляд упал на него. Альфа вновь и вновь крутит в голове одно и то же. Вновь вспоминает, как оцепенело его тело, как сжались кулаки и заиграли желваки от осознания происходящего. Вспоминает, как рухнул в нём тот оптимизм, что поселился пару недель назад. Вспоминает, как сердце предательски сжалось и завыло диким воем, хоть его никто и не услышал. Чонгук слышит. Ему этого достаточно. Его выворачивает жгучей болью изнутри, и ничего с этим не поделать. Удар. Ещё. Этот замкнутый круг мыслей, сконцентрированных на одном человеке, не прерывается и, чтобы хоть как-то себя вывести из этого омута, альфа бьёт по груше ещё сильнее. Со психом он скидывает с рук перчатки, оставляя на них одни бинты, и делает новый удар. Удар, в который вкладывает всю боль, всю злость и отчаяние. Глухие стуки и тяжелое дыхание заполнили большое помещение боксёрского клуба. — Прочь! — продолжая бить по груше, хрипло проговаривает альфа. — Прочь, прочь, прочь! — за ударом следует слово, только вот уже не тихо произносит это брюнет, а кричит, что есть сил, высвобождая всё то, что засело внутри из-за долбанного пацана. — Уйди нахуй из моей головы, сукааа! — с сильнейшим надрывом выкрикивает альфа, продолжая наносить удары по груше. Кулаки его болят, но альфа не чувствует. Не чувствует и того, что кожа на костяшках уже стёрлась, и что бинты о кровавое мясо трутся, раздирая его ещё больше. Его глаза, наполненные гневом, начинают угасать, а сам альфа спустя ещё полминуты молчаливого изливания чувств о грушу, падает без сил. Он тяжело дышит, жадно вбирая ртом воздух, которого почти нет в этом помещении, закрывает глаза и вновь видит его. — Юн-ги, — будто пробуя на вкус имя омеги, тихо произносит альфа, лёжа на полу от усталости. Он закрывает глаза и ощущает, как ему в нос ударяет запах ландыша. Опешив, альфа подрывается, обперевшись о локти, и поднимает голову, осматривается, но никого не видит. В этот момент внутри его груди всё сдавливает жгучей болью. Гук падает обратно на спину и, надавив на грудную клетку рукой, тихо мычит от боли. Всё его тело дрожит, а внутри вперемешку с болью возникает мощное чувство эйфории, затем оно также резко сменяется чувством горечи и одиночества. Альфе больно. Всё внутри него жжёт, крутит и давит. Хочется ни то смеяться, ни то плакать. Чонгук с трудом поднимается и идёт в душевую. Добравшись, он прямо в брюках встаёт под ледяной душ. Простояв так несколько минут, его состояние улучшается. Дойдя до кабинета, он обессиленным садится на диван и сидит так некоторое время. Минут двадцать спустя альфа идёт в зал за пиджаком, рубашкой и обувью, затем возвращается в кабинет. Оттолкнув дверцу шкафа, он находит там футболку, спортивные штаны и кроссовки. Чонгук медленно переодевается, выключает свет и уходит из зала. Костюм с туфлями альфа отправляет в урну для мусора, что стоит у входной группы его боксёрского клуба. Подняв голову к ночному небу, Чон делает глубокий вдох, а по его телу в этот момент проносится табун мурашек. Он одним движением пальца снимает машину с сигнализации, садится в неё и спустя минуту выезжает с пустой парковки.***
Для Юнги также стало огромным удивлением, что Чонгук — сын будущего мужа его мамы. Он усердно старался не подавать виду, что они знакомы, активно поддерживал беседу родителей и лишь изредка поглядывал на Гука, который сидел напротив него. Альфа совсем не смотрел на Юнги, он постоянно ковырялся в тарелке, показалось, что даже не замечал, как сменялись его блюда, и лишь иногда отвечал на вопросы отца. Когда альфа уже ушёл, омега аккуратно уточнил у мамы, живёт ли тот с отцом, и когда узнал, что нет, спокойно выдохнул, поняв, что видеться они будут редко. — Так даже лучше, — тихо произносит Юнги, когда лежит в ванной у себя дома. Омега вспоминает, как Чонгук рассказывал ему о том вечере; как показывал фотографию, где Юнги спит стоя, обнимая альфу, и в этот момент он ощущает тонкий аромат летнего дождя. Омега вспоминает, что именно так пахло от Чонгука в то утро. В утро, когда он проснулся у него в постели. По телу Юнги проносится табун мурашек, а внутри грудной клетки что-то резко сжимается. Всё его тело трясёт, и становится невыносимо жарко. Потянув себя вперёд и схватившись за бортики ванной, Юнги садится на задницу и активно глотает воздух ртом. Ему кажется, что весь кислород куда-то испарился. В эту секунду Мин чувствует, как отчаяние, боль и злоба овладевают им и его телом, что дрожит ещё сильнее. Затем, так же резко, как и исчез, кислород начинает поступать ему в лёгкие, а на смену ужасающим чувствам пришли чувства радости и безмятежного спокойствия. Тело омеги больше не трясёт, а ощущения, что успокоили его, спустя несколько секунд пропали, так же быстро, как и те, что напугали и заставили его задыхаться. Юнги в шоке пытается отдышаться и, давя ладонью на грудную клетку, чувствует внутри неё жгучую боль. Сильно испугавшись того, что с ним сейчас произошло, Юнги еле вылезает из ванны. Он рассказывает маме обо всём случившемся, а она задаёт лишь один вопрос: «Какой запах ты сейчас почувствовал?». — Петрикор, — немного растерянно отвечает Юнги, глядя на Эви. — Воздух после дождя, значит, — медленно подытоживает женщина. — Поздравляю, дорогой, — резко встав с кресла и подойдя к Юнги, произносит Эви, — твой внутренний омега выбрал себе альфу. Расскажешь, кто он? — взяв парня за руки и широко ему улыбаясь, интересуется она. — Ты сейчас о предначертанном? — хлопая глазами и не веря в то, что он сейчас услышал, уточняет Юнги. — Да, сынок, а что, есть проблемы? — сбавив пыл, задаёт вопрос растерянному сыну Эви. — Это Чонгук. Это его запах, — пребывая в лёгком шоке от понимания сути проблемы, медленно произносит омега. Поняв, что к чему, Эви помогает Юнги успокоиться и укладывает сына спать, предварительно дав ему успокоительное. Убедившись в том, что омега крепко уснул, женщина берёт телефон и звонит Цикёну.***
Со дня ужина прошло уже пять недель. Юнги вместе с Эви, по просьбе Цикёна, переехали в дом к альфе, который пустовал несколько лет. А уже сегодня в особняке Чон состоится знаменательное событие — помолвка Чон Цикёна с Мин Эви, близкие знакомые и друзья съедутся кто откуда, чтобы поздравить новую пару с их праздником. Юнги и Чонгук со дня ужина не виделись, но каждый из них понял, что с ним происходит. Юнги обсуждает эту ситуацию каждый день с мамой, Чонгук каждый день молотит боксёрскую грушу. Каждый день, вот уже больше месяца подряд. Каждый из них не знает, что чувствует другой. Никто из них не делает первый шаг. Между ними тишина. Между ними ничего. На помолвку Чонгук всё-таки решил приехать. Он подарил огромный букет белых лилий Эви, а отцу просто пожал руку и сказал: «Поздравляю!». Когда он ехал в гости к отцу, то решил, что поздравит виновников торжества и быстро уйдёт. Однако, всё, как всегда, пошло не по плану. Вот уже несколько недель Чону хочется. Ему до скрежета в зубах хочется Юнги. Хочется к Юнги. Ощутить его запах, потрогать его нежную, как он думает, бархатистую кожу, ещё раз увидеть, как он улыбается своей милой улыбкой и как морщит свой маленький носик, когда хмурится или улыбается. И вот стоило ему краем глаза увидеть, как Юнги помогает на кухне, его сорвало, но не в ту сторону, куда было нужно. Альфа вышел в сад, где отдыхали гости, и направился к столу с выпивкой. Первыми в него залетели три бокала шампанского, затем несколько бокалов вина, а зашлифовал он всё это пятью, залпом выпитыми, стаканами тридцатипятилетнего коньяка. Моментально опьянев, он почувствовал, как боль, что живёт в нём вот уже пять этих чёртовых недель, немного приглушилась жжением от алкоголя. Когда он решил, что ему пора уезжать, в нос брюнету ударил сильный запах ландыша. — Привет! — произнесла красивая девушка, подойдя к альфе. — Это ландыш? — слегка покачиваясь и держа руки в карманах чёрных брюк, спросил Гук. — Ага, — хищно улыбаясь, ответила омега. Чон взял её за руку и повёл туда, где потише. Очень подходящим вариантом для уединения ему показался эскалейд отца, что стоял припаркованным за террасой, отчего машину почти не было видно остальным гостям. — Всё равно он на нём не ездит сейчас, — произнёс про себя Чон и открыл дверь, пропуская вперёд омегу. Запах ландыша пробудил в нём дикое желание секса. Член его больно пульсировал, а когда омега села прямо на него и он ощутил стенки её вагины, в груди сдавило всё с большей силою. Было больно и неприятно. Он закрыл глаза, сказал омеге обвить его шею своими руками и положить голову ему на плечо, чтобы не видеть её лица и продолжал трахать. Внутри него всё крутило и жгло, член болел ещё больше, несмотря на то, что сейчас он трахал эту красивую девушку и она стонала ему в ухо. От неё пахло синтетическим запахом ландыша, и брюнет понимал, что он тупо заебался так себя чувствовать. Когда он уже хотел прекратить эту хуйню под названием «Долбоёб, хорош себя наёбывать!», дверь машины открылась, и он услышал такой любимый и слегка шепелявый голос: «Чонгук, блядь, ты совсем ебанулся!». Сказать, что он ахуел, не сказать ничего. Он быстро снял с себя стонущую омегу, спрятал член и застегнул ширинку со словами: «Ай, блядь, какого хуя, Юнги!». В этот самый момент Чону хотелось двух вещей: провалиться под землю от того, что Юнги увидел его в таком свете, и залезть обратно в эскалейд, но уже с Юнги. Увидев этого пацана, такого хрупкого, с вишнёвым цветом волос, его милые пуговки-глазки, его бупный носик, он поплыл. Боль, что поселилась в альфе, рядом с ним исчезла, а на её место пришло чувство полной гармонии и спокойствия. Девушка, которую он минуту назад трахал, сунула ему в руки салфетку с номером, а Чонгук, взяв её, стоял и лыбился оттого, что ему наконец-то хорошо, потому что с ним рядом стоит его лекарство. Однако, член альфы стал ещё больше болеть и ныть при виде Юнги, и Чон, оттянув слегка ткань брюк рукой, произнёс самые наитупейшие слова, которые вообще мог произнести за всю свою жизнь: «Чёрт, теперь придётся самому себе дрочить!». Когда до него доходит, что он вообще сказал, он видит, как Юнги уже направляется в сторону дома его отца, и лишь тонкий аромат ландыша напоминает альфе о том, кто ему так сильно нужен.***
После того, как Юнги застукал Чонгука с другой омегой, он принял решение, что ни в коем случае не позволит себе впустить альфу с своё сердце. Плевать, что природа всё решила за него. Плевать, что Чонгук уже в его сердце. Он будет бороться. Но с природой ничего не поделаешь, и на данный момент омега чувствовал себя просто отвратительно. Зайдя в дом, он направился к себе в комнату. В груди, как и прежде, всё болело, а к горлу подкатил ком. Мин зашёл в комнату, закрыл дверь и, обперевшись о неё спиной, скатился вниз и сел на пол. Омега закрыл рукой рот, в его глазах появились слёзы и, больше не в силах держать внутри себя эту боль, он заплакал. Понимание того, что он полюбил человека, который вряд ли поймёт всё то, что испытывает к нему Юнги, разрывало изнутри его грудь. Чувство одиночества завоёвывало его душу, создавая внутри огромную пустоту. Солёные слёзы скатывались из его глаз, уничтожая собой нежный макияж, что был нанесён этим утром. Он сидел на полу, ревел и уничтожал себя. Уничтожал то, что только началось. Уничтожал своё счастливое будущее. Не веря в то, что он может быть любим. Не веря в то, что всё взаимно. Страх завладел мозгом омеги. Он настолько сильно боялся поверить в то, что всё, что с ним происходит — реальность, что предпочёл выбрать иллюзии своего несчастья. Он так сильно испугался, что даже не захотел узнать альфу. Юнги так сильно зациклился на собственном я, что выбрать боль спутником на всю жизнь было легче, чем сделать шаг навстречу собственному страху. Полностью себя обесценив и накрутив до максимума, омега поднял себя с пола и, еле дойдя до кровати, плюхнулся на неё и уснул, стоило его голове коснуться мягкой поверхности. Когда Юнги проснулся, было уже утро. Солнце светило ему в окно, но внутри самого парня не светило ничего. Оставаясь на той же волне настроения, как и вчера, он попытался привести себя в порядок, простояв под горячим душем минут тридцать. Кипяток всегда приводит Мина в состояние, похожее на нормальное, вот и в этот раз случилось то же самое. Выйдя из душа, Юнги накинул на себя белый махровый халат и, увидев свою отёкшую мордашку, сделал массаж лица и надел холодную маску на лицо. Пока он ходил за маской вниз на кухню, он заметил, что в дом привезли несколько ящиков картофеля, моркови и лука, также ещё он заметил другие коробки, но те были упакованы, и он не понял, что там было. Идя обратно в комнату, омега решил, что было бы неплохо что-нибудь испечь. Когда Юнги плохо, он начинает готовить. Этот процесс отвлекает его от мыслей и даёт успокоение. Приведя себя в относительно нормальное состояние, он переоделся и спустился вниз. Замесив тесто, он принялся за подготовку начинки. Когда с ней было покончено, тесто как раз приобрело нужную консистенцию, и омега принялся делать пирожки. Через полчаса первая партия румяных пирожков была готова. По всему дому распространился приятный запах свежей выпечки.***
Поняв, что он не знает, что ему сейчас делать со всем тем, что произошло, Гук решает, что не мешало бы ещё выпить, потому что эта чёртова боль снова вернулась к нему, стоило Юнги уйти. Он заходит в дом, шатаясь проходит на кухню, берёт первый попавшийся ящик с выпивкой и выходит через другой выход, прямиком туда, где располагается небольшой пруд, в который на весь тёплый сезон раньше прилетала пара чёрных лебедей. Из-за того, что особняк семьи Чон много лет пустовал, лебеди перестали прилетать в этот пруд, за ним попросту было некому следить. Альфа со звоном поставил ящик на газон и, постелив свой пиджак изнанкой наружу, сел на него. Голова его гудела, он смотрел на пруд, который совсем обмелел и стал превращаться в болото, и думал. Думал о том, что хочет к Юнги. О том, что Юнги уже после сегодняшнего точно не будет относиться к альфе серьёзно. О том, что родители точно будут против, если он расскажет им. В его груди вновь всё сильно сдавило, а к горлу подкатил ком. Он рукой накрыл свои глаза и, зажмурив их, не допустил скатиться ни одной слезинке. Альфа часто дышал и со словами «К хуям!» повернулся и достал из ящика, что принёс с собой, бутылку шампанского. Несколько раз её встряхнув, он с шумом открыл бутылку и начал пить. Он заливал в себя яд, который притуплял боль, которую терпеть он уже не может. Боль, которая делает его слабым и уязвимым. Боль, которая сделала его настоящим. Он боится и не знает, что делать. Точнее знает, но боится сделать шаг. Боится быть отвергнутым. Боится стать ненужным, как когда-то стал ненужным для отца. Боится, что если и Юнги отвернётся от него, то альфа не переживёт. Не будет тогда смысла для радости и жизни. Не будет тогда смысла ни для чего, без него. За всеми этими мыслями, альфа не замечает, как уже село солнце и стало темно, не замечает, как пьёт уже шестую бутылку шампанского, не замечает, как засыпает с бутылкой в руках, лёжа на газоне в позе звезды.***
Ближе к десяти часам вечера гости, которые приехали на помолвку Цикёна и Эви, разъезжаются. Альфа замечает Эви, которая болтает с прислугой, параллельно убирая посуду со стола, и предлагает свою помощь. Они вместе несут подносы с посудой в дом, заходят на кухню и, болтая о том, как всё сегодня прошло, решают прогуляться. — Ты не устала? — интересуется Цикён, аккуратно взяв омегу за руку, и оставляет нежный поцелуй на её бархатной коже. — Удивительно, но нет, — улыбаясь от такого жеста альфы, отвечает Эви. — Это хорошо, пусть прислуга всё убирает, а мы с тобой пойдём наверх и отдохнём, — подмигивая, произносит альфа, на что Эви, слегка смутившись, улыбается и, подойдя поближе, целует Цикёна в губы. В этот момент оба слышат громкий звон и отвлекаются от такого важного процесса. — Посуда? — немного напрягшись, задаёт вопрос Эви, растерянно глядя на Цикёна. — Это не из дома, — спокойно отвечает альфа и, отпустив руку Эви, идёт вглубь сада. — Это Чонгук, — также спокойно произносит он и убирает руки в карманы брюк. — Что? Как Чонгук? — не поверив альфе, подбежала Эви и остановилась рядом с Цикёном. Перед ней предстала картина в виде лежащего на газоне Чонгука с бутылкой шампанского в обнимку, и несколько валяющихся рядом с ним пустых бутылок. — Я думала, он сразу же уехал, — растерянно произносит она, поглядывая то на Гука, то на Цикёна. — Эви, подготовь любую комнату наверху, я сейчас его принесу, — подойдя к сыну, тихо произносит Цикён, на что Эви кивает и быстро уходит в дом. — Это всё ты выпил один?! — тихо, чтобы не разбудить Гука, задаёт риторический вопрос альфа. Он смотрит на ящик шампанского, что стоит рядом со спящим Гуком, и, обойдя его, присаживается на корточки перед альфой. Он аккуратно вытаскивает из его руки бутылку, ставит её в ящик и несколько раз тормошит сына за плечо. Гук на эти манипуляции никак не реагирует, и Цикён понимает, что сам Чонгук до комнаты не дойдёт. Оставаясь всё так же на корточках, альфа просовывает одну руку под шею Гука, а вторую под его колени, и медленно подняв сына и держа его в своих руках, направляется в сторону дома. — А ты тяжёлый, Куки, — тихо констатирует факт Цикён, улыбаясь. — Ну, хоть не зря штангу тягаю, — всё так же улыбаясь, тихо проговаривает альфа и видит, как Эви уже ждёт его у лестницы. — Я всё сделала, — удивившись той картине, которую она увидела, медленно произнесла омега. — Хорошо, провожай, — уже немного запыхавшись, ответил альфа.***
Утро Чонгука встретило звенящей болью в голове, Сахарой в горле и прекрасным ароматом выпечки, что вывел его из царства Морфея. С огромным усилием он поднялся с кровати и ушёл в ванную комнату. — Чтобы я ещё хоть каплю бухла в рот взял, — шаркая ногами по полу, произносит сам себе альфа хриплым голосом. Он открывает кран холодной воды и, наклонившись, пьёт прямо из него. Вдоволь напившись, он раздевается и, включив холодную воду, встаёт под струю. — Ааа, холодно, блядь, холодно, — кричит он оттого, что вода очень холодная, но перестраивать режим не торопится. — Ща полегчает, терпи, Гук, терпи, — успокаивает сам себя альфа, постепенно привыкая к холодной воде. Выйдя из душа, альфа замечает, что на кресле лежат обычная белая футболка и чёрные шорты. Хмыкнув себе под нос, он вытирается и кидает сырое полотенце рядом с вещами. Надев шорты на голый зад, альфа одевает футболку и ощущает тонкий запах кинзы, что принадлежит его отцу. — Стоп! Бля, я же вчера в саду сидел, а как я здесь оказался? — тихо спрашивает сам себя Гук, пытаясь понять, как он попал сюда. — Видимо, отец постарался, — приходит к логическому заключению альфа, убрав руки в карманы шорт, и залипает взглядом на стене, уткнувшись в одну точку. — Ну-у-у, — тянет Гук тем же тихим тоном, — спасибо, отец, — слегка улыбаясь, произносит он и выходит из комнаты. Брюнету скорее хотелось узнать, что же там такое есть вкусное на кухне, что всё утро манит его волшебным запахом. Спустившись вниз и зайдя на кухню, альфа никого не находит, зато замечает накрытые небольшим полотенцем пирожки. Чонгук подходит ближе, убирает полотенце и вдыхает аромат. — Давно я не ел домашней выпечки, — тихо констатирует факт альфа. Он включает чайник, достаёт из холодильника сливки, порывшись в шкафчиках, находит чёрный чай и маленький чайник для его заваривания. Альфа открывает упаковку, берёт маленькую ложку и насыпает ровно три ложки чайной заварки в сетку от чайника, заливает всё кипятком и накрывает чайничек тем же полотенцем, что до этого скрывало пирожки, чтобы чай лучше заварился и настоялся. — Ну вот, ещё несколько минут, и будет хороший чай, — сам себе говорит Гук. Он достаёт белую фарфоровую чашку, украшенную мелкими звёздами, и наливает сливки. Берёт тарелку из шкафчика с такой же россыпью звёзд, что и на кружке, и понимает, что этот набор покупала ещё его мама. Он тихо хмыкает себе под нос и произносит слова, которые произносит всегда, когда замечает разные мелочи, которые имеют отношение к его погибшей маме: «Привет, мамуля! Я тоже тебе рад!». Он добавляет настоявшийся чай к сливкам, наливает немного кипятка и кладёт один кусочек рафинада в кружку, всё перемешивает и, взяв тарелку в руку, садится за стол, посредине которого стоит корзинка, полная румяных пирожков. Сделав глоток горячего чая, альфа закрывает глаза и чувствует, как внутри него разливается тепло. В этот момент он понимает, что боль, которая поселилась в нём из-за предначертанности к Юнги, исчезла, и не было её с того самого момента, как он проснулся, просто из-за похмелья он не сразу это понял. — Ой, как хорошо, — улыбаясь, произносит Чон, держась рукой за грудную клетку. Громкое урчание в животе вывело альфу из дум о том, что боль его покинула, и, вспомнив о чае и пирожках, Гук взял один и откусил полкуска за раз. Ощутив вкус любимой начинки, он закрывает глаза и растягивает губы в улыбке, одновременно жуя пирожок. В этот момент на кухню входит Юнги, одетый в белую оверсайз футболку, голубые джинсы свободного кроя с дырками на коленях и обычные чёрные сандалии. Его вишнёвые волосы уложены в небрежном стиле, а сам омега тихо ругался себе под нос, пытаясь надеть серёжку через дырку в мочке уха. Наконец вдев серёжку, Юнги повернулся и начал что-то взглядом искать по кухне, и в этот момент он заметил Чонгука, сидящего за столом и абсолютно не двигающегося. Омега от неожиданности слегка дёрнулся и схватился за сердце. — Ч-Чонгук? Ты чего здесь? — заикаясь, напуганным голосом задал вопрос Мин. Альфа на это промолчал, всё так же таращась на Юнги. — Чонгук? Что с тобой? — подходя ближе к альфе, задал ещё один вопрос омега. Отвиснув от неожиданного появления Юнги, Чонгук начал давиться, забыв, что у него во рту аж полпирожка. — Блин, Чонгук, да что с тобой? — начав активно стучать Гуку по спине, напуганным тоном задал вопрос Юнги. — Спасибо-спасибо, всё уже нормально, — немного напугавшись от действий омеги, прокашливаясь, сообщил альфа. — Ты меня напугал! — выпучив свои глазки, произнёс Юнги и посмотрел в глаза Чона. — Почему ты здесь? — снова задаёт вопрос омега. — Было уже поздно, решил остаться, — немного потупив взгляд, ответил Чон. — Значит он не знает, что я вчера напился, — мысленно понимает Гук. — А, понятно, — немного отойдя от брюнета, произносит Юнги. Он обращает внимание, что Чонгук ест приготовленные им пирожки, слегка улыбается сам себе от этого факта и вновь начинает что-то искать глазами по всей кухне. — Ты что-то потерял? — интересуется альфа, заметив, что Юнги что-то ищет. — Я телефон не могу найти, всю комнату уже перерыл, а его нигде нет, вот, думаю, может, здесь где-то, ты не видел? — поделившись проблемой, задаёт вопрос Чонгуку Юнги. — Юнги, он лежит на полке с чаями, — пальцем указывая на полку, аккуратно подсказывает альфа и слегка улыбается себе, когда смотрит на растерянный вид омеги. — Тооочно, — восклицает Мин. — Я же сам его убрал туда, когда тесто месил, вот глупый, — слегка дав себе по лбу рукой, выпалил Юнги, подойдя к полке за телефоном. — Спасибо, — глядя на Чона, мило улыбнулся Юнги и поблагодарил того за помощь. — Это ты сделал пирожки? — удивлённо задал вопрос Чон, смотря на омегу, что мило улыбался и от которого пахло его любимым ландышем. — Да, а что, не вкусно? — с настороженностью ответил на вопрос альфы Юнги и задал свой. — Пирожки с морковкой — мои самые любимые пирожки с самого детства, я не ел их уже лет пятнадцать, — немного растеряно ответил Чон, глядя на Юнги. — Мм, вот как, — поймав волну растерянности от альфы, так же растеряно ответил омега, и между ними повисло молчание. Между ними повисло молчание, и время вокруг них остановилось. Они смотрели в глаза друг друга и не двигались. Внутри каждого из них по паззлам разбитого сердца начал выстраиваться мост, по которому они могли прийти друг к другу. Каждый из них смотрел в глаза другого и видел море, океан, мир, вселенную, которой нет конца и края, в которой и утонуть и, оттолкнувшись ото дна, всплыть, чтобы сделать вздох и зажить по новой, можно. Они смотрели в глаза цвета шоколада и пропадали. Ощущали, как что-то внутри каждого из них активно тянется к человеку, что напротив. Время для них остановилось. Понятие «время» больше не имеет никакого значения, когда эти двое рядом. Вся их сущность создана друг для друга, вся их жизнь будет зависеть друг от друга, даже если один из них будет находиться на другом конце света. По раздельности их спутником будет только боль, горечь и одиночество. Вместе их ждёт только радость, любовь и счастье. Их души выбрали друг друга на этой планете по причинам нам неизвестным. Их души решили всё, ещё задолго до того, как омега и альфа появились на свет. Их души будут рваться друг к другу, как бы то ни было. Они никак не обойдут эту преграду по одиночке, они обойдут её только вдвоём, держась за руки и ощущая себя единым целым. Время вокруг них остановилось, и каждый испытал всё то, что испытал другой. Никто из них не понял, но сейчас произошло то, что называется «сцепка душ». Их души распознали друг друга, и теперь альфа и омега не смогут сопротивляться своим чувствам, теперь их ждёт либо единение и любовь, либо конфликт и одиночество. Время вокруг них остановилось, и каждый ощущал то, что ощущает другой, а со стороны за ними наблюдал человек, который всё понял, лишь один раз взглянув на них. Цикён спустился вниз, чтобы выпить кружку кофе и уехать на работу, но увидел, что Юнги и Чонгук находятся вместе на кухне. Он помнил, что Эви рассказала о том, что Чонгук оказался предначертанным Юнги, и очень переживал о том, что так случилось. Но взрослый альфа и подозревать не мог, что со стороны его сына всё окажется взаимным. О предначертанных мало что известно, учёные до сих пор точно не выяснили, как именно происходит душевная сцепка, но знают, что запах активизирует процессы единения. Бывают случаи, когда сцепка не случается, и один партнёр не соглашается с тем, какой предначертанный ему, так скажем, выпал, и, как итог, один мучается, а другой живёт абсолютно нормальной жизнью. Учёные списывают это на побочный эффект от врождённых запахов и называют такие случаи «псевдопредначертанность» или «псевдоистинность», и отправляют людей, кто столкнулся с таким недугом, проходить лечение у психолога, чтобы подтвердить, либо исключить психосоматические причины возникновения недуга. Цикён тихо вышел из дома, оставив альфу и омегу одних, сел в свой лексус и, набрав номер Эви, нажал на кнопку вызова. Юнги смотрел на Чонгука и видел странный взгляд его шоколадных глаз, что затягивал омегу, словно в водоворот. Чонгук видел в Юнги свет, что изливался из его сердца, он хотел притронуться к нему и почувствовать это тепло, но сидел абсолютно не двигаясь. Они видели в друг друге то, что не признавали сами в себе. Когда Юнги перевёл взгляд с глаз альфы на его губы, он шумно взглотнул, ему хотелось дотронуться до них и ощутить их вкус, но когда омега хотел было сделать шаг в сторону альфы, его отвлёк телефонный звонок. Юнги, проморгавшись несколько раз, пришёл в себя и, бегло глянув на альфу, что тоже уже отвёл взгляд, снял трубку вызова. — Да, я уже еду, — тихо и немного растеряно произнёс он в трубку телефона и, не глядя на Чонгука, сказал: «Пока, Чонгук», — и быстро вышел из кухни, не дождавшись ответа альфы. Гук сидел в полной растерянности, и только чувство ноющей боли напомнило ему о себе, стоило омеге покинуть дом. — К хуям, — просидев на кухне минут пятнадцать, резко выпалил в один момент Чонгук и, встав из-за стола, направился наверх в комнату за ключом от машины. Также оставаясь в футболке и шортах отца, он спустился вниз и, найдя у входа домашние тапки, вышел из дома. Дойдя быстрым шагом до террасы и найдя свой бмв, он сел в него и выехал с территории особняка Чон. Альфа берёт свой телефон, что всё это время лежал на пассажирском сиденье его авто, находит контакт отца и нажимает на иконку вызова. — Отец, — спокойно начинает Чонгук, когда Цикён снимает трубку. — Чонгук? — удивлённо произносит альфа от того факта, что сын сам ему позвонил. — Что-то случилось? — взволнованно спрашивает он. — Мне нужно с тобой поговорить и… — на несколько секунд замолкает Чонгук, а Цикён выжидающе молчит и не перебивает сына, — и с Эви, — наконец договаривает Чонгук, а его отец на том конце трубки, кажется, начинает понимать, о чём хочет поговорить с ним сын. — Мне нужно поговорить с вами обоими, — держа телефон правой рукой у своего уха, а левой рукой держа руль авто, на котором сейчас он едет по загородной трассе, возвращаясь в город к себе домой, ещё раз проговаривает молодой альфа и напряжённо выдыхает, ожидая ответа отца. Цикён чувствует всё напряжение Чонгука даже по голосу и ненадолго замолкает. — Давай в обед, в кафетерии рядом со зданием моего офиса, мы будем ждать тебя там, устроит? — спокойным голосом предлагает отец Чонгука, а брюнет на том конце трубки облегчённо выдыхает, благодарно улыбаясь, сидя в машине, оттого, что отец не отказал. — Да, спасибо, отец! — уже более сдержанно отвечает Чонгук и вешает трубку, придавливая педаль газа и перестраиваясь в левый ряд, чтобы скорее доехать до дома и обдумать всё то, что он им скажет. — Что он сказал? — немного взволнованно спрашивает Цикёна Эви. — Хочет с нами поговорить, видимо о том, что происходит между ними, и… — медленно выговаривает альфа и замолкает, глядя на омегу. — И? — переспрашивает Эви. — И он сказал мне спасибо, — не веря в то, что он услышал слово благодарности от сына впервые с момента гибели жены, договаривает Цикён и, улыбаясь, смотрит на Эви, отчего та берёт альфу за руку, крепко сжимая её, и тоже начинает улыбаться.***
— Блин, блин, блин, Юнги, что ты творишь?! Какого вообще хрена это сейчас было?! — скулящим тоном задаёт себе риторические вопросы омега, сидя в своей киа пиканто, уткнувшись лбом в руки, что лежат на руле. — Не ведись на его красивую мордашку! Не ведись на его запах! Вообще не замечай его и тупо забудь! — резко вскинув голову вверх, твёрдым тоном говорит сам себе омега, серьёзно глядя в свои карие глаза через зеркало заднего вида. Юнги сам себе кивает и вновь заводит машину, чтобы выехать с обочины на трассу. Мин вновь ощущает ноющую боль в груди, что уже стала привычной, и перестраивается в правый ряд, когда замечает в зеркалах огоньки мигающих фар от чёрной тонированной бмв, чтобы пропустить машину, водитель которой, судя по всему, куда-то сильно торопится. Юнги выдыхает, когда мимо него пролетает чёрное авто, и возвращается обратно в левую полосу, чтобы не пропустить нужную развилку. Он немного трёт ладонью грудную клетку и слегка морщится от неприятной ноющей боли и, чтобы хоть как-то отвлечься, включает радио.***
— Ну, сын, о чём же ты хотел с нами поговорить? — улыбаясь оттого, что Чонгук сам идёт на контакт, спрашивает Цикён, когда Гук садится напротив них с Эви. — Так, — тянет молодой альфа, нервно потирая ладони, что вспотели и горят от напряжения, — я хотел вам кое-что рассказать, — продолжает он и взволнованно глядит то на Эви, то на отца. — Мы тебя внимательно слушаем, сынок, — успокаивающим тоном произносит Цикён, когда видит, как альфа нервничает, а Эви кивает на слова Цикёна и одобрительно улыбается. Как-никак, альфа и омега уже поняли, о чём Чонгук хочет с ними поговорить. И альфа рассказывает. Абсолютно всё. О том, как они познакомились. Как он себя чувствовал, когда узнал, что Юнги — сын Эви, и о том, что Юнги оказался его предначертанным. Он говорит обо всём, так быстро, будто он вовсе не дышит. Альфа торопится, рассказывая абсолютно всё, чтобы Цикён или Эви не перебили его. Ведь он считает, что родители сейчас его со света сживут, а Эви вообще напугается и больше не позволит совсем видеться с Юнги. Когда Чонгук заканчивает, он сидит сгорбившись и облокотившись локтями о стол, а ладони, собранные в замок, он поднёс к губам, тем самым перекрывая половину своего лица. Он сидит молча, а его напряжённый взгляд прыгает с отца на Эви, ожидая того, что они всё-таки скажут на всё услышанное. — Ты сейчас меня удивил, Чонгук, да я думаю, что и Эви удивилась не меньше меня, — начинает говорить Цикён и поворачивается к омеге, глядя на неё, а затем возвращает взгляд на сына, который сидит напротив и напряжённо внимает каждое слово и действие взрослых. — Во-первых, спасибо, что всё рассказал, — более твёрдо продолжил отец, отчего Чонгук почувствовал, что сердце его начало биться с ещё большей скоростью. — Во-вторых, твоя ситуация непростая, это и ежу понятно, — дополнил он, продолжая пристально смотреть в глаза сына. — В-третьих, лично я никоим образом не возражаю, — неожиданно для альфы, улыбнулся Цикён и откинулся на спинку кожаного диванчика. Чонгук на несколько секунд потерял дар речи от того, что он услышал. — Отец, — выпучив глаза от шока, еле слышно произнёс брюнет и, будто очнувшись, настороженно взглянул на Эви. — Эви, — снова еле слышно просипел альфа. Он прокашлялся в кулак пару раз и повторил: «Эви, что скажете вы?» — уже более громче и уверенней. Совершенно не зная, чего ожидать от омеги, Чонгук полностью замер, глядя на неё. Эви молчала. Она смотрела то на Цикёна, что так же ожидал её ответа, то на Чонгука, взгляд которого был наполнен страхом и надеждой одновременно. Чонгуку показалось, что прошла целая вечность, но, на самом деле, прошло не больше тридцати секунд. Альфа, конечно, знал, что ждать — это самое трудное, но именно сегодня он сполна испытал на себе, что такое ожидание. — Во-первых, — неожиданно для Гука начала Эви, а Цикён совсем слегка улыбнулся от того, что омега начала предложение с тех же слов, что и он сам, — это всё действительно меня очень шокировало, — разведя руки в стороны, произнесла омега более твёрдым тоном, нежели как она говорит обычно. — Во-вторых, Чонгук, я также очень рада тому, что ты ничего не утаил конкретно передо мной, спасибо тебе за это большое, для меня такое отношение заслуживает уважения по отношению к тебе, — уже более мягче продолжила Эви, отчего Чонгуку стало немного спокойнее. — В-третьих, если честно, то я и подозревать не могла, что такое вообще может случиться, но, как говорится, против природы не попрёшь, поэтому я, как и твой отец, не против того, чтобы ты всё рассказал моему сыну, — посмотрев на своего альфу в конце предложения, произнесла Эви и повернулась лицом к Чону, что сидел напротив и уже во всю расплывался в улыбке, пребывая одновременно в шоке от осознания всего услышанного и в радости от понимания, что всё прошло куда проще и легче, чем он предполагал. Да он и не предполагал, что хоть один из них его поймёт или поддержит, а тут оба поняли, приняли и одобрили. Чонгук всё ещё не верил, но был очень рад. Он улыбался и глядел на улыбающихся отца и Эви, что мило смотрели на него. Спустя ещё минут десять, Чонгук выходит из кофейни и в хорошем расположении духа выезжает с парковки. — Как думаешь, они договорятся? — положив свою голову на плечо альфы, спрашивает Эви, глядя куда-то вглубь кафе. — Мы сделали всё, что в наших силах, дорогая, — обнимая своей левой рукой омегу, произносит Цикён, — остальное уже зависит от них самих, — добавляет он, наблюдая в окно за тем, как чёрный бмв, за рулём которого сидит его сын, выезжает с парковки.***
Юнги приезжает домой достаточно поздно. Эта дебильная боль, что раздражающе тянет в груди, бесила омегу так сильно, что хотелось кого-нибудь ударить. Но Юнги изо всех сил держался, хоть и плакал иногда, прячась в кабинке вузовского туалета. Просто моментами боль была настолько нестерпимой, что хотелось выть. Но он держался. Однако, когда ехал домой сдержаться не получилось. Чем ближе он подъезжал к особняку Чон, тем сильнее боль давила на грудную клетку и рвало гортань. Юнги остановился неподалёку от ворот и, опустив голову на руки, что лежали на руле, заплакал. Сначала он ревел тихо, но чем больше слёз и всхлипов было, тем истеричнее становилось его состояние. Теперь он уже действительно выл, продолжая держаться руками за руль, только глаза его смотрели сквозь стекло со стороны пассажирского сиденья, в котором была видна тьма и капли дождя, что стекали по этому самому стеклу.***
— Чонгук, если ты не против очень позднего ужина, то спускайся, мы с отцом внизу, — предварительно постучав в открытую дверь, ровным тоном произнесла Эви молодому альфе, что сидел на кресле, делая что-то в своём телефоне. — Совсем не против, — ответил брюнет, глядя на омегу, и улыбнулся ей, отложив телефон. — Сейчас спущусь, только руки вымою, — добавил он, на что Эви кивнула и ушла. Чонгук направился в ванную, но в этот момент почувствовал сильную боль, что зажгла изнутри грудь, и резало горло, отчего-то он посмотрел в окно и, подойдя к нему, отодвинул занавески одной рукой, а другой, держась за футболку в районе грудной клетки, про себя произнёс: «Где же ты?». Он отпустил занавеску и всё-таки направился в ванную, пытаясь отвлечься от этих ощущений. Немного погодя альфа понимает, что боль вновь притупилась, поэтому он несколько раз умывается холодной водой и спускается вниз.***
— Ну наконец-то, Юнги, почему так долго? — недовольным тоном спросила Эви, когда увидела, как Юнги разувается. — Мама, — тянет омега, — я так устал, — добавляет он жалобным тоном, надевая тапочки и еле волоча себя в глубь дома. — Ох, мой дорогой, дай я тебя обниму, — уже более мягким тоном произносит Эви и замечает отёкшие от слёз глаза сына. У Эви щемит сердце оттого, что её сын мучается, но сейчас она этого не показывает, а лишь молчаливо обнимает и успокаивает своё дитя, обволакивая того своим не приторно сладким ароматом спелой дыни. — Спасибо, мама, — бормочет в плечо Эви вишневоволосый омега, а Эви лишь улыбается, продолжая поглаживать того по спине. — У нас там на кухне с Цикёном поздний ужин, если голодный — присоединяйся, — почти шёпотом произносит омега, отчего Юнги резко отпадает от неё и смотрит горящими глазами. — Конечно, буду, я сейчас и мамонта съем, — заметно повеселев, отвечает омега. — Только переоденусь, и пулей к вам, — громко произносит Юнги, а Эви от этого смеётся и машет сыну рукой, намекая на то, чтобы тот уже шёл, а не болтал.***
— Юнги приехал, — говорит омега Цикёну, когда заходит на кухню. — Угу, — автоматически отвечает альфа, читая газету. — Угу, — протягивая последнюю гласную в слове, подняв бровь и опустив газету на стол, ещё раз, только уже осознавая, что к чему, отвечает альфа и смотрит на Эви, что взволнованно наливает себе воды из графина. — Так, — начинает омега и подносит к губам стакан с водой, моментально его опустошая, — если что, — добавляет она и тяжело дышит оттого, что залпом выпила целую четверть литра воды, — мы не причём, — продолжая держать в руке уже пустой стакан, ещё добавляет она и несколько раз машет указательным пальцем. Цикён на это улыбается и молча кивает, вновь отвлекаясь на газету. Юнги быстро поднимается к себе в комнату и, не обратив внимание на то, что в начале коридора в комнате горит свет, заходит в свою и закрывает дверь. В этот момент Чонгук, шаркая ногами в своих чёрных тапочках, выходит из своей комнаты и спускается вниз к Эви и отцу. — Чонгук, тебе чай сделать? — спрашивает Эви, когда видит альфу. — Я сам, спасибо, — улыбаясь, отвечает он и наливает в кружку уже заваренный зелёный чай с жасмином. Альфа садится за стол и накладывает себе на тарелку из общего блюда немного карбонары. — Приятного аппетита, — произносит он, прежде чем начинает есть, на что Эви с Цикёном отвечают благодарностью. Съев ровно половину своей порции, альфа слышит до боли уже полюбившийся голос, что доносится из гостиной. — Кара-бона-ра, — кричит Юнги, спускаясь по лестнице. Он каким-то образом учуял любимое блюдо и сейчас со всех ног несётся на кухню и не сразу замечает, что за столом сидит третий человек. — Мама, я такой голодный, — улыбаясь, вопит он, глядя на Эви. — Приятного аппетита, Цикён, — добавляет Мин, не поднимая на него взгляда. Он скорее садится на стул, двигает его поближе к столу, берёт вилку и начинает есть, а когда голова его начинает болтаться от удовольствия, а точнее оттого, что Мин, как болванчик, сам ею трясёт, он замечает Чонгука и чуть ли не давится. Чонгук, который до этого не особо сдерживал свою улыбку, пугается и подрывается к омеге, чтобы постучать тому по спине. Цикён и Эви лишь удивлённо и молча наблюдают за всем этим. — Я в норме, в норме, — произносит Юнги, пытаясь отодвинуть от себя альфу, что напугано глядит на Мина. — Ты меня напугал! — взволнованно говорит Чонгук и смотрит на напуганного Юнги. — Одинаково, — не задумываясь отвечает омега, отчего Чонгук хмыкает и слегка улыбается. — Извини, если сделал больно, — добавляет альфа и продолжает смотреть на удивлённого омегу. — Ага, — тихо отвечает Мин и, отведя взгляд, вновь начинает есть. Чонгук оглядывается на родителей, которые делают вид, что ничего не произошло, и, заметив рядом с отцом небольшую тарелку с пирожками, которые сегодня утром испёк Юнги, обходит стол и останавливается рядом с ним. — Спасибо за ужин, всё было очень вкусно, — мило произносит он и смотрит на Эви, которая кивает и улыбается ему в ответ. Альфа забирает свою кружку, в которую был налит уже остывший зелёный чай с жасмином, и, кинув беглый взгляд на Юнги, аккуратно и тихо забирает у отца тарелку с пирожками, пока тот читает очередную статью в газете. Эви на это мило улыбается, Юнги исподлобья следит за тем, что же Чон проворачивает, а Цикён с улыбкой глядит в след сыну, который так по-тихому спёр его лакомство. Юнги быстро и молча доедает свою любимую карбонару, запивает всё тем же зелёным чаем, что налила ему Эви, закидывает в себя пару зефиринок и, скомкано поблагодарив маму, уходит к себе в комнату. — Какого хуя вообще? — единственная фраза, что крутилась в голове омеги с тех пор, как он увидел за столом Чонгука. Юнги лежал на кровати и не мог думать ни о чём другом, кроме как о том, для чего вообще альфа сюда приехал. — Ещё, сука, так улыбается, блядь, — ворчливо, с нотками презрения выговаривает Мин, вспоминая недавние моменты. Ещё какое-то время раздумий и омега приходит к выводу, что Чонгуку скучно, и он, судя по всему, а точнее, судя по логике Юнги, решил с ним поиграть. Поэтому Мин решает, что будет избегать этого наглеца и стараться сталкиваться с ним как можно меньше, ведь у Юнги эта чёртова предначертанность, будь она не ладна, а Чонгуку очередное имя в копилку. — Этого не будет, — еле слышно говорит сам себе Юнги. — Я не дам себя использовать, — добавляет он, свернувшись калачиком на кровати. Он прижимает к себе ближе большого плюшевого зайца, а слёзы с его глаз катятся и пропадают в тканях нежно-голубого цвета.***
Юнги не помнит, как он уснул, но проснувшись оттого, что через небольшую щель в задвинутых шторах прокрался лучик солнца, играя на его закрытых веках, он потягивается и понимает, что наконец-то он выспался. Мин разлепляет глаза и глядит в окно, в котором видно, хоть шторы и закрыты, что солнце уже далеко над горизонтом. Он хмурит брови и тянется к телефону, чтобы проверить время. — Полдвенадцатого, — хриплым после сна голосом произносит он. — Надо же, — удивлённо добавляет и садится на край кровати. Ещё несколько секунд омега трёт сонные глаза, а потом понимает, что проспал всю ночь, не просыпаясь. — Ну хоть какой-то толк от этого альфы, — шёпотом произносит он себе под нос, понимая, что боль в груди не давала о себе знать, и поэтому-то Мин выспался, а всё благодаря присутствию Чонгука в доме. Через несколько минут Юнги выходит из комнаты и первым делом внимательно смотрит в сторону комнаты альфы, чтобы понять, там он или нет. Юнги крадётся очень тихо, словно кот в своих белых пушистых тапках и, когда он доходит до лестницы, понимает, что, кажется, Чона там нет, и поэтому, ранее сгорбившись, теперь выпрямляется и поворачивает голову перед собой, и в этот момент видит Чонгука, который выходит с кухни, и, уткнувшись в свой смартфон, активно что-то печатает. Мин в это момент очень сильно округляет глаза так, что они становятся похожими на глаза Сейлор Мун0 и, чтобы не попасться альфе на глаза, резко разворачивается и намеревается по-тихому убежать, но когда всё его тело уже повернулось в сторону своей комнаты, чтобы благополучно скрыться там, ноги его, видимо, решили подставить хозяина, поэтому в следующую секунду правая нога омеги запинается о левую, и тот, потеряв равновесие, падает вперёд не на свои колени, как должен был, а летит назад вниз по лестнице. Чонгук, услышав странный звук, поднимает голову и видит, как Юнги летит вниз по лестнице. За считанные секунды Мин оказывается почти что внизу, а Чонгук в самый последний момент подлетает к омеге, падая на колени, и успевает подхватить его за голову, чтобы тот не ударился ею о каменный пол. — Юнги, Юнги, чёрт возьми! — альфа с трясущимся голосом переворачивает омегу на спину и слегка бьёт по щекам, чтобы тот подал хоть какие-то признаки жизни, но Юнги не реагирует. — Блядь, Юнги, давай, давай! — всё тем же трясущимся голосом добавляет альфа, и на несколько секунд замолкает, прикладывая своё левое ухо к грудной клетке омеги, чтобы услышать биение сердца. — Есть, есть, — на выдохе произносит сиплым голосом Чон и, присев на корточки, просовывает свою левую руку под шею, а правую под коленки омеги, и медленно поднимается на ноги. Альфа не задумываясь поворачивает на кухню, чтобы не тратить время на открытие входной двери, выходит через задний двор, который прямиком ведёт к террасе. Он быстро добегает до своего бмв z5 и понимает, что машина слишком мала. Немного замешкавшись, он решает везти омегу на эскалейде отца. — Дэхвон, — кричит альфа одному из охранников, — открой заднюю дверь. — Охранник, быстро среагировав, помогает Чонгуку, открывая заднюю дверь авто, и передаёт по рации, чтобы охрана у ворот открывала их. — Спасибо, — бегло кидает Дэхвону Чон и, аккуратно уложив омегу на заднее сиденье, закрывает заднюю дверь машины и садится вперёд. Ещё несколько секунд уходит у Чона на поиск ключа, и вот, найдя его в бардачке, альфа срывается с места, торопясь в больницу.***
Юнги приходит в себя уже в больничной палате. Он открывает глаза и намеревается встать, но резкая боль в голове укладывает омегу обратно, отчего тот шипит и хватается за голову. Мин замечает, что ему поставили капельницу, и когда он осматривает палату внимательным взглядом, то замечает, что никого рядом нет. Юнги закрывает глаза от пульсирующей боли в голове и пытается вспомнить, что произошло. Несколько секунд у него уходит на то, чтобы успокоить свои мысли, и тут он видит Чонгука, что выходит с кухни, а затем видит то, как стена коридора, что ведёт в его комнату, начинает отдаляться от него, и дальше тьма. Юнги стонет, когда понимает, что свалился с лестницы, и вновь протягивает руку к голове, что невыносимо пульсирует болью, которая отдаёт в глаза, из-за чего Мину тяжело долго их держать открытыми. — Ох и идиот, — тихо себе под нос бурчит Юнги и слышит, как в этот момент кто-то заходит в палату. Он открывает глаза так широко, как только может, но выходит не очень. Поэтому когда Чонгук проходит в глубь палаты, он видит, как Юнги смотрит на него своими глазами-щёлочками. — Юнги, ты очнулся! — произносит альфа, как только понимает, что омега смотрит на него. — Как ты себя чувствуешь? Ты меня слышишь? Юнги, не молчи! — уже более громче начинает говорить Чонгук, отчего омега жмурится и поднимает вверх ладонь, тем самым прося Чонгука остановиться. Альфа на этот жест замолкает и подходит ближе к койке, на которой лежит омега. — Не кричи, пожалуйста, — всё так же тихо произносит омега. — Голова очень болит, — добавляет, причмокивая, — и пить очень хочется, — смотрит он прямо в глаза напротив и видит в них волнение, перемешанное с радостью. — А, ага! Щас, подожди, — вновь громко выпаливает альфа, отчего Юнги вновь жмурится и шипит. — А, да, я щас, — прижав голову к плечам, поняв, что доставляет Мину дискомфорт своим громким говором, уже шёпотом произносит альфа и вылетает из палаты. Меньше, чем через минуту, альфа возвращается с двумя бутылками воды. — Я не знаю, какую ты пьёшь, поэтому взял с газом и без, — немного тише и с взволнованным взглядом произносит он, отчего Юнги совсем незаметно для Чона улыбается уголком губ. — Без газа, — всё ещё сиплым голосом отвечает омега, Чон на это кивает головой, кладёт бутылку с газированной водой на тумбочку рядом с койкой, лёгким движением открывает крышку и, сунув в неё трубочку, подходит к омеге и помогает тому попить воду, придерживая его голову своей правой ладонью. Немного отпив воды, Юнги благодарит альфу и спрашивает у него, что с ним. — А ты что, ничего не помнишь? — спрашивает альфа, и в этот момент заходит медсестра, чтобы сделать омеге укол обезболивающего по просьбе Чона. Оба молчат, пока делают укол, а когда они остаются одни, между ними повисает тишина. Чонгук смотрит на Юнги пристальным взглядом, ожидая, что же он скажет, а омега думает о том, признаться альфе или нет. — Я, — начинает Мин спустя некоторое время, но замолкает вновь. Чонгук сидит на кресле и смотрит на омегу, опершись локтями о свои колени. — Я тебя испугался, — наконец договаривает омега, а Чон на услышанное выпрямляется в спине и округляет глаза. — Что? В каком смысле? — растерянным тоном задаёт вопросы альфа, нахмурив брови и разведя руки в стороны. Юнги от этих вопросов жмурится и что-то бормочет себе под нос. — Ну, увидел, как ты выходишь с кухни, и напугался, хотел убежать, но не получилось, — разъясняет Мин, а Чонгук, подняв брови вверх, пребывает в шоке от услышанного. Он несколько раз хлопает глазами и продолжает удивлённо и молчаливо смотреть на Мина. А Мин поклясться готов, что Чонгук в ахуе от его слов сейчас, ведь Мин лежит и не может толком взглянуть на альфу, ведь голову надо поднять, а подняв её станет вновь больно, поэтому он просто помолчит и посмотрит в потолок, пока Чонгук что-нибудь ответит. Однако Мин сам не выдерживает затянувшегося молчания и прерывает его. — Блин, Чонгук, короче, я хочу, чтобы ты знал, что я к тебе отношусь, точнее, не отношусь, блин, — выпалил Юнги и всё-таки решил приподняться, чтобы видеть альфу. Он на локтях поднимается и, немного отодвинувшись назад, опирается спиной о стену. Сев поудобней, омега замечает, что боль в голове уже не такая сильная, поэтому выдыхает и пристально начинает смотреть на альфу. Чонгук наблюдает за действиями омеги и, встретив его взгляд, не отводя свой, мило улыбается. Юнги слегка теряется, когда видит улыбку альфы, отчего отводит взгляд и выдает смешок. — Чонгук, прошу, пойми правильно, — начинает говорить омега, а улыбка с лица альфы моментально исчезает. — Я не хочу быть твоим очередным, — вновь взглянув в глаза Чона, продолжает Мин. — Мне не нужны эти глупые отношения ради отношений. Я вижу, что ты заинтересован во мне, но пойми, что таким образом ты, наигравшись, уйдёшь, а я останусь навсегда с разбитым сердцем и душой, — уже более тише и менее уверенней договаривает Юнги, отчего на его глазах образовались слёзы, а Чонгук от всего услышанного стал выглядеть более напряженным и серьёзным. — Я поэтому пытался от тебя скрыться, чтобы не встречаться с тобой, чтобы ты меня не видел, чтобы… — замолкает омега, а с его глаз начинают стекать слёзы. — Будь не ладна это чёртова истинность, — еле слышно выговаривает себе под нос омега скулящим тоном, но Чонгук улавливает эти слова и уже через секунду он держит лицо омеги в своих ладонях и, стирая слезы на его щеках, смотрит в глаза, взгляд которых сейчас напоминает взгляд обречённости. — Что ты сказал про истинность? — спрашивает тихо Чонгук, продолжая глядеть на омегу, а Юнги, закрыв глаза от понимания, что альфа всё услышал, даёт остальным слезам скатиться вниз и раствориться в ладонях альфы. — Ты мой истинный, Чонгук, — открыв свои глаза и смотря прямо в глаза альфы, отвечает тихо Мин. — Поэтому давай не будем, Чонгук, — добавляет он, но Гук уже не слышит этих слов, он лишь слышит звон в ушах от понимания того, что у них всё взаимно, и не просто взаимно, а по-настоящему, по природе, так было предначертано. — Юнги, — с улыбкой на лице выговаривает альфа, продолжая держать лицо Мина в своих ладонях. — Чонгук, не надо, для тебя это игра, но не для меня, пойми, — вновь начинает Юнги, не торопясь освобождаться из объятий альфы, всё-таки очень приятно, когда он так рядом. — Юнги, ты тоже, — начинает Чонгук, не снимая с лица улыбку, а омега в этот момент замолкает, — ты тоже мой истинный, — договаривает альфа, а Юнги несколько раз хлопает глазами, пытаясь переварить услышанное. Мин нервно сглатывает и слегка раскрывает свой рот, его глаза начинают бегать из стороны в сторону, и он вновь начинает плакать. Чонгук на это улыбается и, слегка чмокнув Юнги в розовые губки, обнимает, нежно прижав его голову к своей груди. — Чонгук, — воет в грудь альфы омега, а Чон от этого смеётся и гладит Мина по его вишнёвым волосам, отчего Юнги начинает реветь ещё громче и обвивает альфу своими тоненькими ручками за талию. — Всё, всё, успокойся, — нежным тоном произносит альфа, продолжая гладить омегу по волосам, а когда Юнги отодвигается от него и решает поцеловать, то вскрикивает, когда ощущает резкую боль. — Что? Что такое? — испугавшись крика, сам кричит альфа и смотрит на омегу, который тянется к одеялу, что накрывает его ноги, и, откинув его, округляет глаза. — Это что ещё за хрень? — шокировано выкрикивает Мин и смотрит на Чона. — Что-что?! — уже спокойным тоном произносит Чон. — Это твоя сломанная нога, — пожимая плечами, констатирует факт альфа и кладёт руку на гипс, что наложен на левую ногу омеги. — Пиздец, — шокировано на выдохе произносит Мин, а Чон на это не сдерживает смешок, и оба начинают смеяться, в этот момент в палату забегают Эви с Цикёном.***
Через две недели после падения омеги с лестницы, как и планировалось, случилась свадьба Эви и Цикёна. На торжество были приглашены самые близкие друзья и родственники, поэтому прошло всё тихо и спокойно. На следующий день после свадьбы новоиспечённое семейство Чон уехало в свадебное путешествие. За хозяев дома остались Чон и Мин младшие. — Блин, — смеётся омега, рассматривая фотографии со свадьбы, что отправляет ему мама через мессенджер, — я типа Бэлла, что ли?! — показывая фото на своём телефоне, добавляет он и ждёт реакции альфы. — Хахаха, а я, значит, Эдвард Каллен, — подхватывает идею Чонгук, и оба начинают смеяться. — Ой, ладно, поехали, — успокоившись, произносит Мин, откладывая телефон. — Наконец мне снимут этот дурацкий гипс, — немного раздраженно произносит он, просовывая несколько пальцев, чтобы почесать кожу на ноге. — Хорошо, что просто трещина, а не перелом, как ты мне тогда сказал, — грозит кулаком альфе Юнги, на что тот смеётся. — Это я тебя напугать хотел специально, — хохоча произносит альфа и подходит к омеге, чтобы закинуть его себе на плечо. Мин ржёт и шлёпает альфу по заднице, пока висит вверх ногами на его плече. Чонгук садит омегу на пассажирское сиденье своего новенького шевроле тахо, сам садится за руль и благополучно выезжает с территории особняка.***
— Юнги, нас же застукают! — взволнованно говорит Чон, когда тот перелезает с пассажирского сиденья и садится на его колени. — Чёртов трусливый кролик, — шипя выговаривает Юнги, закрывая дверь авто со стороны Чонгука, — никто нас не застукает, — не смотря на альфу, машинально облизнув свои губы, добавляет Мин. — Родители уехали к каким-то друзьям, расслабься, — поднимает он голову и глядит в глаза альфы. — Мечтал заняться с тобой сексом в этой машине ещё с тех пор, как застукал тебя здесь с той сучкой, — хищно улыбаясь выговаривает Мин, а Чонгук поклясться готов, что в зрачках омеги в этот момент вспыхнуло пламя. — Безумно желаю тебя в себе ощутить, — в процессе поцелуя проговаривает омега, не отрываясь от губ, а Чонгук чувствует, как Мин торопливо расстёгивает его ремень, а затем и пуговицу и ширинку брюк. Оба громко дышат и стонут. Окна в эскалейде отца запотели, а их запахи смешались и полностью вытеснили кислород. Поэтому сейчас альфа слегка приоткрывает окна. Чонгук видит, как Юнги закрывает глаза и прикусывает свою губу, от этих действий омеги альфа начинает ощущать всё более остро, отчего сам закрывает глаза. Он держит омегу за талию обеими руками, футболка на Юнги уже промокла от пота, а рубашка Чонгука намокла от спермы Мина, но Чон кончать не торопиться, а Юнги этому только рад. Омега любит долгий половой акт. Он в этом процессе будто вечно голодный зверь, а Чонгук знает это, поэтому любит кормить Юнги долгими втрахиваниями своего члена в его зад. Оба от этого процесса получают наивысший кайф. Альфа вновь смотрит на омегу, видит, как тот выгибается в спине, откинув голову назад и убрав одну руку с талии омеги, хватает его за шею и притягивает к себе, впиваясь вначале в губы, смачно целуя Мина, а затем уходя поцелуями на шею, вдыхая концентрированный запах ландыша. Немного погодя, когда они вновь впиваются своими губами друг в друга, альфа ещё и впивается своими пальцами в талию омеги, и Юнги уже знает, что сейчас будет шикарный оргазм у них обоих. Сильный толчок, выбитый стон из уст омеги, ещё толчок, и уже Чонгук рычит и стонет одновременно, а Юнги хватается за свою грудь обеими руками и, в очередной раз выгнувшись в спине, протяжно стонет, сжимая свои соски, потому что те начинают безумно чесаться во время оргазма, придавая себе тем самым более сильные ощущения от окончания, и оба тонут от удовольствия и от осознания, что каждому сейчас не просто хорошо, а прекрасно. Слегка продолжая проталкиваться в омегу, Чонгук открывает глаза и видит, как Юнги тяжело дышит с закрытыми глазами и потирает через футболку свои соски, поэтому, не долго думая, он убирает руки Юнги за его же спину, придерживая их одной рукой, и, подняв футболку, понемногу вылизывает, обсасывает каждый сосок. Омега от этих действий ахает и медленно, но громко стонет. — Гуки, мне с тобой ахуенно, — произносит он, когда альфа наконец отпадает от сосков и отпускает руки омеги. Он обвивает своими тонкими, но до ужаса изящными ручками шею альфы, а Чонгук в этот момент достаёт из Юнги свой член, приподняв того за попу своими ладонями. — Ах, у нас здесь ни полотенца, ни салфеток нет, — произносит Чонгук, когда чувствует, что из жопки омеги начинает вытекать сперма, ибо дырочка Юнги растрахана довольно сильно. — Ничего страшного, — произносит Юнги, видя взволнованное лицо альфы, затем убирает свои руки с его шеи и снимает с себя свою белую футболку. Затем он вытирает этой футболкой свою промежность, из которой вытекает сперма, а альфа удивлённо, но с коварной улыбкой, наблюдает за этим. — Пустяк, да и только, — улыбаясь, произносит Юнги, отбрасывая футболку на пассажирское сиденье, а Чонгук вновь поклясться готов, что в глазах Юнги пламя разгорелось, и себе мысленно пять даёт за то, как ему всё-таки повезло. — Я и не подозревал, что мой котик настолько грязный, — хищно продолжает улыбаться Чонгук и смотрит на пухлые и красные губки омеги. — Ха, — только и выдаёт Юнги и, обвив своей левой ручкой шею альфы, правой рукой придерживает немного упавший член Чонгука и вновь направляет его в себя. Оба тихо ахают и припадают к губам друг друга, а спустя несколько секунд Чонгук, прижав омегу близко к себе, опускает кресло в положение лёжа, и дальше их огонь разгорается по новой, а Чонгуку снизу открывается прекрасный вид на уже более мокрого и ещё более раскрепощённого омегу, что так красиво извивается на нём, а самое главное, отдаётся и будет отдаваться так яростно и искренне всегда только лишь ему. Ибо вместе они счастливы, а порознь они — тоска, одиночество и боль. — Я обожаю сладкое, — тяжело дыша, еле слышно произносит Чон и улыбается, когда Юнги разлепляет глаза и, хищно улыбаясь, смотрит на него, продолжая жадно насаживаться на его член и стонать, что есть сил.***