омтылу

Сознание возвращается медленно накатывающими волнами. Сначала приходит осязание — шероховатая верёвка, натёртые запястья, пыль под пальцами. Потом у пыли появляется запах — нагретого бетона, старого железа, почему-то дорогого парфюма. Слух включается последним, но поначалу кажется, что никаких звуков, кроме звона в ушах, нет. Он знает, что видеть он тоже уже может, но держит глаза закрытыми, потому что затылок ноет, и тупая боль расползается по всему мозгу. Наконец он улавливает звуки. Гул пролетающего самолёта. Где-то в отдалении — сирена скорой помощи. Тиканье неизвестной природы почти рядом. И белым фоновым шумом — безошибочно опознаваемый шорох. Порче морщится и принуждает себя открыть глаза. Помещение странное, похожее на ангар или на склад. Он подтягивает себя выше, проезжаясь спиной по шершавому металлу бочки, к которой прислонён, и садится прямее. По локтю ползут, перебирая, многочисленные лапки. Пол кишит сколопендрами и пауками, тёмное полотно находится в постоянном движении и разбавлено пятью островками из лежащих навзничь людей. Вот откуда парфюм, понимает Порче. Верёвка на руках поддаётся энергичной работе крохотных жвал, распадается на нитки и в конце концов рвётся. Порче поводит затёкшими плечами, разминаясь. Несколько мохнатых пауков устраиваются на плече, сколопендра оборачивается вокруг пальцев. Порче с тяжёлым стоном поднимается. Голова нещадно раскалывается. Люди, вне всяких сомнений, мертвы. Его маленькие друзья ядовиты. Порче окидывает трупы равнодушным взглядом. Он добрый мальчик. Но он совершенно не понимает, почему бы ему жалеть тех, кто хотел навредить ему. Насекомые начинают сползаться к нему и растворяться, соприкасаясь с голой кожей. Порче не знает, кто эти тела, но предполагает, что его ищут. С ним был Ким, который пытался защитить его (у него теплеет в груди и одновременно с этим один паучок оббегает его шею по кругу), и он наверняка сообщил полиции. Возможно, это одни из заимодавцев его дяди. В других обстоятельствах Порче бы не довёл всё до своего похищения, но он так старательно подавлял свою особенность при Киме, сдерживая сколопендр, настырно зудевших под кожей, и отучая пауков копошиться в его волосах, что с непривычки перестарался. Полиция. Полиция имеет склонность задавать много неудобных вопросов. Обычно Порче не имел с ней проблем, но сегодня они могут возникнуть. У его пауков слишком странный яд. Он раздражённо вздыхает и нащупывает в кармане упаковку бумажных платочков, рассматривая пистолет, лежащий возле руки одного из тел. Он никогда не стрелял, но в теории… Он обхватывает рукоять бумажным платком, поднимает оружие, взводит затвор, накрывая его другой салфеткой, и наудачу жмёт курок. Пуля выносит трупу остывшие мозги, пустая гильза падает Порче под ноги. Отдача бьёт в локоть. Он пожимает плечами. Гильзы вылетают ещё четырежды. Порче передёргивает от брезгливости, но это, по крайней мере, более привычная и логичная картина для, возможно, уже направляющихся сюда полицейских. Насекомые заметают следы за ним в пыли, когда Порче покидает ангар. Он комкает в кулаке бумажные платки и смотрит на закатное солнце. Он понятия не имеет, где находится. Наверное, самым здоровым решением было бы остаться на месте и дождаться помощи, но Порче уверен, что не хочет иметь дела с полицией прямо сейчас, оставляя за собой пять трупов. Самозащита вряд ли распространяется на те случаи, когда защищающийся стреляет в уже мёртвые тела. Голова всё ещё ноет. Самая большая сколопендра, в локоть длиной, уверенно ползёт вперёд, иногда теряясь среди желтоватой иссохшей травы. У Порче не так уж много выбора. Он с сомнением оглядывается по сторонам и следует за ней.

***

Ким врывается в пустой ангар. Его встречает пыль, тишина, тиканье и трупы. Возле одной из ржавеющих бочек он находит раскрошенную верёвку. Она не перерезана, не разорвана, не перетёрта, она как будто… истлела от времени. Биг обращает его внимание на серый от цементной пыли пол. — Вам не кажется это странным, Кхун Ким? — он оглядывается, не опуская оружия. В густой пыли нет следов шагов кроме тех, что оставили они двое. Словно в это здание никто не входил. Пять тел свидетельствуют об обратном. Ким присаживается на корточки и рассматривает пыль. Пол словно… заметён? Как будто по следам, которые тут несомненно были, тщательно прошлись не то метлой, не то кистью. Ким переводит взгляд на неподвижного бывшего любовника его брата. На его обезображенном выстрелом лице выделяются уцелевшие по-рыбьи стеклянные глаза. Ему чудится застывший в них непонятный ужас. Кима передёргивает от неожиданно накатившей тревоги. Он не понимает, что происходит. Но страшнее всего — он не понимает, где ему искать Порче. Когда через двадцать минут в оставшемся позади ангаре гремит взрыв, Ким находит его в нескольких сотнях метров от оплывающего бетонного остова — обессилевшего, бессознательного, с влажными от пота волосами и царапиной на левой щеке. Что-то шуршит совсем рядом, большая многоножка юркает в заросли высохшей травы, Ким звонит брату. За спиной Порша маячит Вегас, его лицо выражает сочувствие, недоумение и досаду, и на месте Порша Ким не стал бы ему доверять, но он не на месте Порша. Он исчезает раньше, чем кто-то видит его там. Ему не нравится оставлять Порче лежать на земле, но если он и может доверить его Бигу, то совершенно не может позволить лишним глазам увидеть, как важен Порче для него. Даже если эти лишние глаза — его брат и телохранители, но особенно если эти лишние глаза принадлежат Вегасу.

***

Порш вызывает у него глухое раздражение. Порче отказывается даже в мыслях называть его братом. Он зол на него, он так сильно зол, наверное, его злость непропорциональна проступку Порша, но в нём столько непривычных эмоций. Он ненавидит не доверять Поршу, но вот от доверия не осталось ни крупицы. Впервые в жизни он сомневается в том, что был прав, когда в детстве без колебаний решил не скрывать от него свою особенность. Порш, конечно, догадывается, выспрашивает. — Я могу рассчитывать, что ты не расскажешь об этом своему… боссу? — на язык рвётся что-то грубое, но Порче сдерживает себя. Порш выглядит оскорблённым и расстроенным, он тянется крепко обнять его, и Порче позволяет короткое объятие, потому что тоскует по брату, но разрывает его, потому что в ярости. Но вообще-то Порче мало волнует Порш с его виной, с его никому не нужной запоздалой заботой. Первая в жизни нежная привязанность обернулась для него жгучей тоской, и от этого болит сильнее, чем от некрасивого поступка Порша и его героической лжи во благо. Порче хочет поговорить. Порче готов простить всю ложь. Порче хочет любить его, теперь, когда он знает, что их в жизнях столько опасности, — только сильнее. Его любовь, нерастраченная, воспалённая, никому не нужна. В конце концов, брат у Порче всё ещё есть, всё ещё на его стороне, всё ещё любит его, хотя Порче пока отказывается принимать это. Кима у него нет и, оказывается, никогда не было. И от этого колет где-то между шестым и седьмым ребром и горчит на языке. В новой большой комнате хватает места всем его насекомым. Порче поглаживает крупных пауков, которые теперь любят появляться в его волосах, когда он плачет, и нервно барабанить по его плечам лапками, пока его дыхание не выровняется. Сколопендры не так эмпатичны и показываются в основном за едой. Порче замечает, что начинает есть больше мяса. Иногда его питомцы присоединяются к приёму пищи напрямую, чего не делали раньше. Порче не знает, чего ждать от их усилившейся активности. Он не боится их, вообще-то он в основном думает о своём разбитом сердце и топится в тяжёлых мыслях, но иногда он просто не может игнорировать тревожные звоночки. Насекомые полностью подчиняются ему, как и раньше. Они не своевольничают, не появляются на людях (не то чтобы Порче сам появляется на людях), всё так же таятся где-то под кожей, невидимые и необнаруживаемые. Порче знает о них больше, чем может объяснить. Но они стали телеснее. Они стали осязаемыми, физическими, их больше не списать на фантазию или галлюцинации. Порче не страшно. Пока.

***

Порче снятся сны. Ему снится их с братом счастливое прошлое, и от этого сводит горло сильнее, чем от любых кошмаров. Ему снятся их с Кимом свидания, и он сжимает губы в тонкую полоску, чтобы не разрыдаться посреди ночи. Он видит на стене обе свои гитары и мечтает сломать руки и никогда больше не уметь играть. Он красит волосы в синий. Пауки не показываются три дня, они, кажется, не оценили резкий запах, и Порче долго смеётся, стоя перед зеркалом, а потом плачет, потому что ему не идёт синий, ему не идёт дерзость, ему не идёт одиночество, но у него синие волосы, и он опять одинок. Сколопендры ползают по остывшему стейку в белой тарелке с подсохшими потёками крови. Он возвращается из клуба больше пустым, чем уходил. Свежий стейк слабой прожарки стоит на столе. Изжога от алкоголя подкатывает к горлу. Порче мелкими глотками пьёт воду и прокусывает зубами поджаренную корку. На холодную кровь слегка реагируют чувствительные нижние резцы. Порче ёжится и чувствует где-то под кожей довольно ворочающихся насекомых.

***

Ким не ищет Порче в доме старшей семьи. Он не ищет Порче в его старом доме. Он не ищет Порче в кофейнях и парках, в которых они когда-то бывали. Ким проезжает мимо этих парков, Ким проверяет, не следит ли кто-то потенциально нежелательный за тем домом, Ким приходит в дом старшей семьи, потому что это и его семья тоже. И он точно не хочет знать, какие из комнат теперь принадлежат Порче (чтобы не заявиться однажды пьяным и несчастным, потому что он как никогда близок к подобному жалкому шагу). Он только видит иногда насекомых в правом крыле третьего этажа. Он хмурится и просит охрану вызвать дезинсекторов. И если потом он замечает их снова, маленькие паучки не раздражают его достаточно сильно, чтобы отчитывать телохранителей за забывчивость.

***

Ким смотрит на напряжённые плечи Порче. Время от времени он издаёт милые звуки, сопровождающие сюжет игры, в которую он играет, так беспечно сидя спиной ко входу в бар. «Веселись, солнце, — думает Ким. — Веселись, я всегда буду рядом, чтобы защитить тебя». В сумрачный зал входят люди, которых Ким ожидал. Он не фанат героических монологов — злодейских тоже; он не определился, кто в этой истории он. Он разминает пальцы, готовый занести кулак. А потом один из мужчин издаёт задушенный хрип, указывая трясущейся рукой с пистолетом куда-то на пол, в темноту кресла, высокая спинка которого прячет Порче. И Ким видит их. Сколопендры. Сколопендры ползут к ним, перебирая своими бесчётными лапками. Длинные тельца перегибаются через подлокотники, огибают ножки кресла. На потолке над этим же креслом собирается густое облако паутины, из него разбегаются и спускаются на тонких нитях пауки размером с ладонь. Вторженцы отбиваются, кто-то пробует стрелять, кто-то в панике кричит и пытается бежать, пока не становится ясно, что бежать некуда. Насекомые растворяются под ногами, когда мужчины пытаются давить их ботинками, а в следующую секунду взбираются по телам. Ким помнит те пять трупов. Ким знает, что у него нет шансов. Это будет глупая и страшная смерть. Он готов был умереть, защищая Порче, но оказывается, у Порче уже есть более надёжные защитники. Пусть так. Он надеется, что Порче достанет милосердия убить его быстро. Не то чтобы он заслуживает милосердия Порче. Но Че всегда дарил ему то, чего он не заслуживал. Яд действует долго и больно, Ким с содроганием смотрит на дёргающиеся в конвульсиях тела. Он видел многое. Он видел пытки, он видел расчлённые трупы, некоторые из них он даже трогал, каким-то, возможно, даже помог лично. Он давно перестал испытывать что-то кроме брезгливости. Но это — это другое. Это повергает его в первобытный ужас. Непонятно даже, что пугает его больше: то, что это нечто абсолютно нечеловеческое, фантасмагорическое, однако же абсолютно реальное, или то, что этот кошмар подконтролен Порче. Его милому, доброму ангелу Порче, который застенчиво улыбался, смотрел так пронзительно нежно и носил в себе мрачную тайну своих способностей. Насекомые разъедают плоть. Сколопендры копошатся в месиве кровавой кожи. Ким снова вспоминает трупы в ангаре — те были целыми, если не считать вышибленных мозгов. Ким не шевелится и старается почти не дышать. Он знает, что о его присутствии осведомлены, он знает, что он следующий. Он ведёт глазами вверх вдоль стеллажа с ровными рядами бутылок, натыкаясь на камеру. На то место, где, как он помнит, есть камера. Устройство намертво оплетено паутиной. Ким хочет рассмеяться. Но всё ещё едва дышит. Со стороны кресла раздаётся радостный возглас. Ким немедленно дёргает головой в его сторону — Порче вскидывает руки и снимает наушники. Ким слышит шорох, чувствует тяжесть и трение и смотрит вниз: сколопендры стекаются к своему хозяину, оставляя красные следы, не обращая внимания на Кима, проползая по его ногам и дальше мимо. Пауки взбираются по креслу, спускаются с потолка, путаются во влажных от краски придавленных наушниками прядях волос и исчезают. Сколопендры заползают в рукава, но свитер не шевелится и не увеличивается в объёмах, и значит, они исчезают тоже. Порче поднимается, потягиваясь, и разворачивается. Его взгляд бесстрастно скользит по ошмёткам людей на полу, пока не натыкается на Кима. Он выпрямляется и слегка запрокидывает голову, вызывающе глядя из-под длинных ресниц. Ким не шевелится. Порче отворачивается и уходит куда-то в сторону подсобных помещений. Ким издаёт дрожащий выдох. Насекомых нет. Из глубины бара раздаётся шум водопровода. Порче смывает краску с волос под краном в туалете. Он намеренно игнорирует присутствие Кима, хотя ощущает его за своей спиной. Сладковатый аммиачный запах забивает ноздри, шампунь не перебивает его. Порче отжимает потемневшие пряди белым полотенцем — на махровой ткани грязными мазками остаётся пигмент. — Че? — зовёт Ким. Порче отказывает смотреть на него, отказывается признавать его существование в замкнутом пространстве туалетной комнаты бара. Он смотрит в большое зеркало, пристально всматриваясь в свои собственные глаза, и пальцами взбивает волосы, промакивая оставшуюся влагу ещё сухими участками полотенца. Вся его воля уходит на то, чтобы не заплакать, он цепляется за злость, волнами накатывающую на него, как за единственное оружие, что у него есть. Он старается дышать глубоко и размеренно. От запаха краски хочется закашляться. От присутствия Кима за своей спиной хочется вскрыться. — Что это? — глухо требует Ким. — Кто ты? Блять, как это реально? Порче? Порче идёт к выходу, протискиваясь сквозь дверной проём, узкий для двух человек, и задевая его плечом. Ким ловит его за рукав, и Порче тут же вырывает руку и оборачивается. — Ты слишком долго здесь. Ким хмурится. — Что? Не получилось поиграть в героя, и не можешь смириться с этим? — едко напирает Порче. — Че… — Не смей! — Порче выставляет указательный палец. — Так меня называют близкие люди. Ты мне никто. Так что не смей. Слова жгут как пощёчина. Ким чувствует боль и злость. — Кто ты? — повторяет он. Порче отворачивается и идёт к ноутбуку. Наушники испорчены краской, чёрный корпус порыжел от химического воздействия. Он чувствует, как несколько сколопендр ползут по голени, явно вознамерившись продолжить пировать. Порче чувствует их голод. «Здесь чужак», — думает он. Насекомые замедляются, перебирая лапками и нервно обвиваясь вокруг щиколотки, но не исчезают. Отряд паучков пробегается за ухом от затылка к виску. Кто он? Монстр. Наверное, монстр. Краем глаза он видит трупы. Они не просто отравлены паучьим ядом — эти трупы изуродованы, полусожраны. Он их убил. Это самозащита. Ему не жаль. (Где-то глубоко внутри он в ужасе. Но ему не жаль, что он монстр. Злость вцепляется клыками в горло и душит.) — Порче. Он закрывает глаза, делая вдох и медленный выдох. — Тебе нужно уйти отсюда. Дай мне отвезти тебя в мою квартиру. Там безопасно. Всё ещё стоя к нему спиной, Порче криво усмехается, но молчит, ожидая обновления и завершения работы ноутбука. Кима так бесит его молчание. Ким хочет схватить его за плечи и развернуть к себе лицом. Киму нужно видеть злость в его глазах. Киму нужны его чувства. Он внезапно задыхается. — Поехали со мной. Я могу защитить тебя, тебе не обязательно прибегать к… крайностям. Порче хвалит себя за сдержанность. — Порче. Тебя можно… избавить от этого? Что это? Он укладывает ноутбук в рюкзак и оставляет его в кресле. — Ты можешь мне доверять. Секунда. Две. В ушах звенит. Порче хохочет. — Доверять? Доверять?! Он разворачивается и хватает Кима за грудки. — Я же даже сделать тебе ничего не могу, блять! — рычит он и тут же отталкивает от себя. — Уйди! Уйди и не смей говорить никому! Ким тянется к нему, ловит за руку. — Порче!.. — паучьи жвалы щёлкают рядом с его шеей, он отшатывается. — Уйди, — шипит Порче. — Я приду к тебе, если кто-то узнает. Я убью тебя, если кто-то узнает. Глядя в его сверкающие безудержной злостью глаза, Ким верит.

***

В его квартире кто-то есть. Дверь мягко захлопывается, скрывая за собой стоящую на этаже охрану. Ким чётко чувствует, что в квартире кто-то есть. Пистолет холодной тяжестью ложится в руку. Ким видит под ногами разбегающуюся стайку пауков и опускает оружие, поражённый догадкой. В тёмной комнате за столом сидит фигура. Пауки ползут к ней, взбираясь по одежде, растворяются до пустоты. — Че? — неуверенно зовёт Ким, крепче перехватывая пистолет внезапно влажной от выступившего пота ладонью. Прошлая их встреча стала преследующим его кошмаром. Он не знает, чего от него ждать. Он слышит лёгкий вздох. — Привет. Напряжённые плечи Кима чуть расслабляются. — Я запирал дверь, — без упрёка замечает он. — Я тоже! — паририует Порче, разворачивая к нему лицо, и Ким морщится от подтекста. На несколько мгновений повисает болезненная тишина. Порче снова вздыхает и опускает голову на сложенные на столе руки. Ким проходит вглубь комнаты, выдвигает стул и садится напротив Порче. Помешкав, он ставит пистолет на предохранитель и кладёт рядом с собой. Порче слышит глухое соприкосновение металла с деревом и наблюдает из-под ресниц, но не поднимает головы и никак не реагирует. — Зачем ты здесь? — Ким пытается спросить мягко, но всё равно выходит настороженно. — Извиниться. Киму кажется, что он ослышался. — Что? — Прости. Его немного коротит. — За что? — он искренне не понимает. Из двух человек в этой квартире молить о прощении должен только он, но не молит. Порче смещается по столу так, чтобы продолжать лежать на руках, но теперь смотреть на Кима. — Я угрожал тебе, — тихо напоминает он. — Прости. Я не причиню тебе вреда. Ким знает теперь, что он может. Ким пытается найти отблеск его глаз в темноте. Не видит. И дело то ли в темноте, а то ли в потухших — сияющих когда-то — глазах. — Но если, — продолжает он, — кто-то об этом узнает, я приду ко всем, кто тебе дорог, — он поднимает голову и смотрит на Кима в упор. — Должны же у тебя быть такие люди. Какой-то части мозга на мгновение становится интересно, что будет, если он прямо сейчас выстрелит? Он знает, что его скорость выше реакции Порче. Он не уверен, что насекомые не проворнее. Порче моргает; зловещая затуманенность пропадает из его взгляда. Он поднимается и обходит стол, направляясь к выходу. — Не провожай, — тихо бросает он. — Останься, — перебивает его Ким. — Че, останься. Порче неприятно смеётся, но притормаживает: — Какие же у меня могут быть причины для этого? Ким расфокусированно уставляется в пространство перед собой. — Не уходи, — бессмысленно повторяет он и слышит ещё один глухой смешок. Боковым зрением он ловит неловкое, неправильное движение, он разворачивается, опираясь ладонью на стол, а потом Порче оседает на пол, его голова с глухим стуком касается тёмного паркета. — Че! Скрежещут ножки стула; Ким бросается к Порче, обхватывает за плечи и приподнимает, укладывает на свои колен. Темно, так темно. Ким нащупывает в заднем кармане телефон, открывает дистанционный контроллер и зажигает настенные бра. Комнату озаряет ровный золотистый свет. — Че? — зовёт он, мягко похлопывая по щекам, но скоро осекается, вглядываясь в знакомые черты. Вблизи изменения ещё более заметны. Бронзовая кожа потускнела, щёки впали, заострился подбородок. Под глазами на тонкой коже синими паутинками проступают капилляры. Ким перехватывает его так, чтобы прижимать спиной к своей груди, и освободившимися руками поднимает тонкое запястье, прощупывая пульс. Неровный, но чёткий ритм ослабляет путы страха. Ким гладит прохладную кожу и постепенно, постепенно начинает осознавать, что что-то не так. Пальцы прощупывают мягкие, воспалённые рубцы. Нет. Нет. Ким медленно тянет рукав кофты Порче вверх. Запястье, предплечье, локоть и всё выше покрыто царапинами. Больше ранами. Поджившими, затянушимися, но явно свежими. Он не знает, пугает ли его то, что эти раны не похожи на самоповреждение. Он не знает, на что похожи эти раны. Он почему-то вспоминает трупы в баре Йок и насекомых, вымазанных в крови. Словно реагируя на его мысли, на сгибе локтя появляется уродливая многоножка. Ким отшатывается, но всё равно держит Порче. Сколопендра пробегается по одному из рубцов и исчезает — а сам рубец между тем на глазах набухает и начинается расходиться. Ким подавляет желание закричать. Он располагает пальцы по краям раскрывшегося шрама и пытается выдавить тварь. Под кожей дёргается невидимое туловище. Порче в его руках вздрагивает и с громким вдохом цепко перехватывает руку Кима, сжимая его запястье. — Не трогай! Ким чувствует, как подступает тошнота. — Что это? — чуть слышно шепчет он. — То, о чём ты собираешься молчать до гробовой доски, — рычит Порче и делает попытку отстраниться. — Отпусти. — Что это? — громче спрашивает Ким. Порче шипит, когда из раны выныривает окровавленное насекомое, скользит вверх по локтю и растворяется где-то выше под рукавом. — Отъебись, — грубо обрубает он и пытается подняться. — Пусти! — Нет! — взрывается Ким. — Ты не свалишь отсюда с исполосованным телом, кишащим насекомыми! Блять, что это за дьявольщина?! Что они делают с тобой? Мне уже плевать, откуда это взялось и как оно вообще может существовать; оно жрёт тебя! Объясни мне хоть что-то, скажи, как, блять, тебе помочь?! — Да иди к чёрту со своей помощью! — Порче яростно отпихивает его и отползает к стене, приваливаясь к ней спиной и тяжело дыша. Ким хватает лежащий рядом телефон; раздаётся щелчок. Порче немедленно дёргается от звука. Он немного размышляет, а потом смеётся. — Заблокировал дверь, да? Я же зашёл сюда без тебя. Как зашёл, так и выйду. — Не выйдешь, — парирует Ким и снова приближается к Порче. Он садится напротив по-турецки. Порче бессознательно массирует предплечье. Рукав напитывается кровью. Воцаряется молчание. — Порче, — просит Ким. — Объясни мне. Поговори со мной. — Я говорил! — внезапно отвечает Порче. — Я говорил тебе так много вещей, которые ты не говорил мне, а я не просил. Что тебе надо? Знать, что со мной? Ещё один файл в твою подшивку обо мне? На кой чёрт тебе знать, кто я и что я могу? Боишься за свою жизнь? Так не лезь, блять, в мою; не ты ли сказал, что за свои решения я теперь отвечаю сам? Ты увидел кошмар, насмотрелся триллеров, вот и вся правда. Он задыхается и сжимает кулаки. Небольшой паучок спускается по его шее и слегка раскачивается, ударяясь о кожу, как будто ластящийся кот. Порче немного склоняет голову в его сторону и слабо улыбается, как будто вес пушистого тельца на изгибе плеча его действительно успокаивает. — Они кормятся, — внезапно глухо говорит он. Ким снова чувствует тошноту. — Кормятся?.. — бессмысленно переспрашивает он. Порче раздражённо выдыхает. — Они… Мы никогда не убивали. Они защищали меня, когда к нам в дом врывались дядины коллекторы, пугали, заметали следы от шагов, отвлекали шорохом, перебивали звук дыхания. И им не требовалось ничего. После тех убийств они… просят крови. Это как… знаешь, говорят, если хищник попробует человеческое мясо, он будет предпочитать его любому другому. Я пробовал… — он замолкает, колеблясь. — Я пробовал давать им сырое мясо. Я пробовал даже сам есть его, но… Ким пружинисто поднимается и хватает Порче за руку. — Пойдём. — Что… куда? — опешив, заикается Порче. — За кровью, — подозрительно спокойно поясняет Ким. — Нет! — вцепляется в него Порче. — Я не собираюсь убивать людей для их питания! — Че, у меня список на двадцать листов А4 из уродов, которые не годятся ни на что, кроме еды, их даже убить не жалко! — Я тебе что, блять, Эдвард Каллен?! — возмущённо кричит Порче и дёргает его на себя. Ким не удерживается и валится на пол. Порче отползает, распихивая стоящие кроссовки, чтобы подпереть спиной входную дверь. — Я… — он смотрит на руки и заламывает пальцы. — Я не хочу никого убивать. Ни плохих, ни хороших. И ещё я не уверен, что… если… — он делает глубокий вдох, пытаясь взять себя в руки. — Я контролирую их. Но что если я потеряю контроль? Что если такое… питание делает их самостоятельными? Ким слушает его с нескрываемым ужасом. Он не подумал об этом. — Я не могу не замечать изменения. Я много злюсь. Возможно, конечно, причина куда проще и кроется в том, что Порш и ты сделали с моей жизнью, — продолжает Порче со жгучей иронией, — но, может быть, это тоже они. Сколопендра путается в его пальцах. Порче рассеянно почёсывает её брюшко. — А что если они убьют тебя? — беспомощно шепчет Ким. Порче яростно мотает головой. Ким прячет лицо в руках и хочет забыть этот день и все предыдущие. — Почему они не напали на меня там в баре? — невпопад спрашивает он. — Какая разница? Жив и ладно, — бурчит Порче. Ким слабо пожимает плечами. В общем-то да. Жив и ладно. — Они не нападут на тебя, пока я тебя люблю, — тихо произносит Порче. И тушуется, как будто стыдится правды, которую Ким и так знает. Сам того не ожидая, Ким всхлипывает и тут же до боли прикусывает губу. Порче сжимается, закрываясь предплечьями, и молчит. Осторожно, медленно Ким подсаживается ближе. Порче чувствует робкие прикосновения к плечам. У Кима тёплые руки, каких давно не было у самого Порче. Он не находит сил воспротивиться. Он хочет, чтобы его обняли. Ким бережно прижимает его к себе. — Не отталкивай меня, — дрожащим голосом просит он. Порче невесело смеётся, но не делает попытки отстраниться. — Мимо. Это ты меня оттолкнул. Ким дышит через рот, ему не хватает воздуха, ему не хватало синильного запаха Порче. — Я думал, что защищаю тебя. Думал, что защищаю себя. Горло сводит спазмом, но он заставляет себя говорить. Он должен был сказать давно. — Я тебя люблю, — шепчет он. — С первой встречи не было ни дня, когда я тебя не любил. Я любил тебя, ещё когда сам не понимал этого. Он ждёт, что Порче скажет что-то, но Порче молчит, и Ким решается продолжить: — Я не уберёг тебя. Я не смог тебя защитить ни разу, и теперь ты вынужден бояться того, что смогло и защитило, — Порче вздрагивает в его руках. — Я даже не прошу прощения, потому что я не заслуживаю его. Ким перебирает его волосы и чувствует кожей мохнатые лапки пауков, но руки не отдёргивает. — Я тебя всё равно прощу, — едва слышно роняет Порче. Ким прижимается щекой к его лбу и глотает слёзы. Порче зарывается носом в его шею и мелко дрожит. Они сидят в этом неловком, болезненном объятии несколько долгих минут. Ким слабо ведёт ладонью по его шее, Порче поднимает голову. Их лица близко. Ким чувствует его тёплое дыхание и преодолевает ещё разделяющие их сантиметры. Он почти касается его приоткрытых губ, а потом на его губы ложатся холодные пальцы. Порче смотрит ему в глаза. — Я не подопытная крыса с уникальной мутацией для того, чтобы ты исследовал меня под видом любви, — произносит он. Глаза Кима пустые и невыразительные. Порче мягко, почти бережно отталкивает его от себя, натягивает кроссовки и поднимается, цепляясь за дверь. Насекомые проскальзывают в замочную щель, в безжизненной тишине квартиры оглушающе звучит щелчок. Порче уходит, неслышно ступая. Мягко хлопает дверь. Ким остаётся сидеть на полу, откинувшись на руки и невидяще смотря в потолок.