Я тоже тебя люблю

      От холодного и влажного асфальта ноги мёрзнут и ноют, но всё лучше, чем эти дурацкие туфли. Каблуки, конечно, любит… но тут что-то прогадала. Когда мерила, казались удобными, а как час всего проносила, так всё. Туфли можно выкидывать, ноги — тоже. Брошенные на ветер деньги.       С такими мыслями Алекс добирается до кафе. Пока одной рукой, цепляя двумя пальцами тоненькие ремешки, держит туфли, второй открывает дверь и заходит. Делая несколько шагов вперёд, останавливается и глубоко и бесшумно вздыхает. Пытается перевести дух, но сердце всё равно учащённо скачет.       А мгновение спустя чуть из груди не выпрыгивает, когда Алекс сталкивается взглядами с Тайлером. Кажется даже, что внутри всё смяло просто в хлам.       — Привет, — первым нарушает тишину он. — Не то чтобы я не рад тебя видеть… но ты разве не должна быть на балу?       Эмоционально Алекс едва держится на плаву. Тем не менее приподнимает уголки губ и натягивает улыбку. Получается вроде бы естественно, но она прекрасно понимает, что это ненадолго. Никогда не выходило притворяться, а Тайлер знает её настолько хорошо, что точно скоро расколет обман и увидит, что она далеко не в порядке. Поэтому быстро приближается к нему, выпускает туфли из пальцев, игнорируя грохот от их падения, обхватывает холодными ладонями его лицо и целует. Мягко, медленно, оттягивая время.       Тайлер отвечает поначалу, опуская ладонь на её талию и слегка сжимая. Но обрывает поцелуй, малость отстраняется и настороженно смотрит Алекс в глаза. Изучающе скользит взглядом с одного на другой. Протяжно вздыхает.       — Что с тобой?       Интересно, он скоро уже с порога будет видеть её состояние? Даже если она тысячу масок и улыбок нацепит? Впрочем… так и делала. А он всё равно увидел. Разглядел.       «Скоро». Ага. Теперь только в мечтах.       — Без тебя скучно на балу, — уклоняется от ответа Алекс, сцепляя руки за его шеей.       Тайлер обвивает её талию. Чуть улыбается.       — Так чего не позвала?       — Твой отец и так ненавидит меня. Не хотела добавлять масла в огонь. Боюсь, как бы он запрет на приближение не выдал. А это он ещё не знает, что мы встречаемся.       Тайлер задумчиво кивает, не отводя взгляд от глаз Алекс. Крепче прижимает её к себе, точно хочет склеиться и больше никогда не разлепляться. Она видит всю гамму эмоций на его красивом лице, но беспокойство всё равно побеждает, поэтому он говорит:       — Ты так и не ответила на вопрос.       Алекс бы отдала что угодно, лишь бы только снова ничего не знать. Снова смотреть на Тайлера как на обычного парня. Снова быть просто по уши влюблённой в него девчонкой. Снова планировать дни или вечера, когда она могла ускользнуть в Джерико и спрятаться у него дома или сидеть в кафе и переглядываться. Снова вспоминать о том, какие тёплые у него руки… а не как прошлой ночью он чуть не убил её.       Сердце сжимается так больно, что даже дышать тяжело. Хочется закрыть лицо руками и сказать, что спряталась в домике. Притвориться, что её нет.       Жаль, от реальности не убежишь. Тем более когда ты уже взрослая. Когда тебе всего семнадцать, а ты уже хлебнула столько дерьма, что можно просто лечь и не вставать. Потому что мир резко потерял любимые краски. Они посерели. И вряд ли когда-то смогут вернуть былой цвет.       И свет.       Алекс убирает руки с шеи Тайлера, мягко выпутывается из его объятий и отходит на несколько шагов. Опущенный взгляд цепляет край бордовой рубашки, вылезшей из чёрной короткой юбки. Скорее всего, выглядит неряшливо, но уже без разницы. Раньше бы поправила, а теперь просто кладёт руки на талию, сжимая её онемевшими пальцами, и равнодушно смотрит в сторону.       Надо сказать. Надо сказать…       Не перехватывало бы горло ещё.       — Вообще, я попрощаться пришла, — на одном дыхании выдаёт наконец Алекс.       Тайлер давится воздухом.       — Попрощаться? — вскидывает брови.       Алекс поджимает губы, скрещивает руки и кивает. Надо бы говорить, дальше складывать слова в предложения, но горло так сдавливает. Будто кто-то обхватил шею и душит, душит.       Она смотрит на него. Замечает, что, оказывается, он с неё взгляд не отводит даже на секунду.       — Мама приедет за мной рано утром, — проговаривает наконец. — Так что завтра мы уже не увидимся. Поэтому я пришла сейчас.       Между ними виснет тишина. Несколько минут просто смотрят друг в другу глаза. Даже не шевелятся. И Алекс понятия не имеет, как сказать ему причину. Боится, он подтвердит то, что она видела. А ей так хочется сохранить иллюзию, что всё хорошо…       Тайлер отмирает первым. Чтобы занять чем-то руки, снимает фартук, кладёт его на близ стоящий столик. Медлит пару секунд и неторопливо, даже осторожно, подходит к Алекс. Не разрывает зрительный контакт ни на миг, словно она исчезнет, если он перестанет смотреть.       Алекс тоже смотрит в глаза. И слегка вздрагивает, когда он мягко обхватывает заледеневшие ладони пальцами.       — Может, тебе хоть тапки принести?       От неожиданного вопроса Алекс сначала округляет глаза, потом смеётся. Опускает голову, смотрит на свои ноги, теперь совсем осознавая, что она босая. Глядит на Тайлера вновь, слегка приподнимает уголки губ и качает головой.       — Не надо. И так ноги горят. Натёрла туфлями.       Тайлер понимающе кивает. Не говорит ничего больше поначалу, а следом спрашивает:       — Это из-за вчерашнего?       — Да, — подтверждает Алекс. — Мама сказала, что это уже последняя капля. Она и раньше сомневалась в Неверморе, но теперь… всё. Отправит меня в ту же академию, где сестра младшая учится.       — Как ты вообще? — малость вскидывает брови Тайлер и ласково проводит ладонью по её правому плечу, бинты на котором не видны под рукавом. — Болит?       — Нет, — мотает головой. — Точнее… да, но не там.       Тайлер недоумённо хмурится. Он явно подозревает что-то неладное и просто ждёт, когда Алекс продолжит говорить. Но она пока только смотрит, медленно скользя взглядом от одного его глаза к другому и обратно. Пытается собраться с мыслями, но даётся это тяжело. Хочется оттянуть момент, но уж если срывать пластырь, то сразу — резким движением, не раздумывая.       — Сердце разбитое болит, — поэтично признаётся Алекс, криво улыбаясь. — Потому что мой парень не сказал мне правду. О том, кто он такой. О том, кто напал на меня.       — Я не…       — Что? Скажешь, что это не ты?       Тайлер молчит. Смотрит так, будто у него внутри с самим собой война разгорается. Попробовать увильнуть от вопроса или признаться-таки. Даже нервно сглатывает, и лицо становится таким виноватым, что у Алекс сердце больно ёкает, а глаза тут же жжёт от слёз.       Она делает пару шагов назад, высвобождая ладони из его хватки. Отворачивается, запускает пальцы в волосы. Шумно вздыхает. Стоит так, чувствуя, как плечо внезапно начинает ныть.       — Как ты узнала? — раздаётся позади негромкий голос Тайлера.       Алекс резко оборачивается обратно.       — Я считываю воспоминания через прикосновения, забыл? — разводит руки в стороны. — Особенно когда эмоции через край. Тогда вообще себя не контролирую. Так что я просто считала твои воспоминания, когда ты задел меня когтями вчера. И сейчас, когда целовала. Только уже специально. Чтобы убедиться.       — Убедилась?       — Убедилась.       — Что будешь делать теперь? — Тайлер присаживается на стол, вытягивает ноги и переплетает пальцы. — Уйдёшь?       Алекс скрещивает руки и неторопливо походит к нему, ощущая, насколько пол ледяной, но не обращая внимания. Стопы всё ещё дико горят после туфель, а мозоли ноют. Она останавливается рядом, ставит ноги по обе стороны от его и закидывает руки на плечи. Чувствует, как он напрягается.       — Уйду, — негромко отвечает. — Но не сейчас. Хочу попрощаться по-человечески. Притвориться, что всё нормально. — Дёргает уголок губ вверх. — Не то чтобы мы люди, конечно, но всё равно.       Тайлер бесшумно вздыхает и осторожно опускает руки на её талию.       — И чего хочешь?       — Забери меня к себе. На весь вечер и всю ночь. Ну, или не на всю. Я ещё не решила, когда уйти.       Тайлер сильнее сжимает пальцы на талии Алекс после последней реплики.       — Отец сегодня вряд ли вернётся, — хрипловатым голосом произносит. Секунду медля, встаёт, переплетает свои пальцы с её и говорит: — Идём.

***

      — Ты не рассказывала про этот шрам, — тихо проговаривает Тайлер.       Алекс переводит взгляд на левое колено, по которому он водит подушечками пальцев, вырисовывая только ему известный узор. Там красуется длинный тонкий шрам — на него она уже давно не обращает внимания.       Они сидят в гостиной на диване. Её ноги перекинуты через его, бок прижат к боку. Телевизор включён без звука и играет роль светильника. И в его свете лицо Тайлера, когда она смотрит на него, кажется бледнее и мрачнее, а взгляд — темнее и глубже. Она даже почти неосознанно хватает его кисть, свисающую с её плеча, спускается чуть ниже и сильно сжимает ладонь.       Он смотрит на неё. Останавливает движение пальцев, накрывает колено ладонью. В том месте сразу становится горячо.       Алекс слабо улыбается.       — Просто он всегда скрыт под джинсами.       — Откуда он? — спрашивает Тайлер и выглядит так, будто ему приходится заставлять себя оставаться в сознании и он с трудом улавливает тему разговора.       — С лестницы свалилась. Давно было.       Тайлер понимающе кивает и отворачивается. Продолжает гулять пальцами по колену. Иногда водит ниже, выше. В какой-то момент крепче обнимает за плечи, теснее прижимая к себе.       Между ними вновь виснет тишина, а гостиная погружается совсем во мрак, когда изображение в телевизоре становится тёмным. Алекс кладёт голову на плечо Тайлера. Сидит так недолго, приподнимает её и задевает носом линию челюсти. Спускается ниже, касается шеи. Выдыхает. Улыбается, когда чувствует, как он чуть напрягается и сжимает её колено.       — Ты что, дразнишь меня? — спрашивает Тайлер, и лёгкая хрипотца в голосе выдаёт его.       — Нет, — едва сдерживая смех, отвечает Алекс.       Он поворачивает голову, она вскидывает свою, и они сталкиваются взглядами. В груди становится тепло, когда она видит, как впервые за вечер он улыбается. Слабо, едва заметно, но улыбается.       Впрочем, долго счастье не длится.       — Ты ненавидишь меня? — задаёт он наконец тот вопрос, который действительно мучает.       Алекс сводит брови к переносице, тянет ладонь и проводит пальцами по его щеке.       — Нет, — честно отзывается. — Я слишком сильно тебя люблю. Не могу ненавидеть. — Спустя короткую паузу добавляет: — Но и остаться не могу.       Тайлер, соглашаясь, кивает. Слегка наклоняется вперёд и прижимается губами ко лбу Алекс.       Она закрывает глаза.

***

      На ночь перебрались в спальню, валяясь и в тотальной тишине глядя друг на друга.       Теперь смотрит только Алекс. Мягко улыбается, вспоминая, как Тайлер изо всех сил старался не уснуть. Знает: у него был тяжёлый день. Так что сон в свои загребущие лапки его всё равно затянул. И не то чтобы она против. Если бы уходила, пока он бодрствовал, — было бы хуже. А сейчас она может тихо и спокойно уйти, не тревожа его и не чувствуя, как от полного боли взгляда раздирает грудную клетку.       Алекс с максимальной осторожностью наклоняется, оставляет лёгкий поцелуй на скуле Тайлера и встаёт с кровати. Сердце трепыхается раненой птицей, но она не обращает внимания, отворачивается, поднимает туфли с пола и идёт к двери. Открыв её, последний раз смотрит на Тайлера, со всей имеющейся силой душит желание вернуться и снова лечь рядом и наконец выходит. Бесшумно закрывает дверь, прислоняется к ней лбом, на мгновение жмурится. Распахивая глаза, медленно отходит.       — Привет! Ты Тайлер, да?       — Эм… да.       — Супер! Тайлер, спаси, пожалуйста! Сейчас сюда зайдёт директриса Уимс, и у неё ко мне очень много вопросов! Скажи ей, что ты меня ни разу не видел, ладно? Должна буду!       — Да необязательно… И так помогу. Спрячься сюда.       Алекс отмахивается от воспоминания и тихо спускается по лестнице. Благо ступеньки не скрипят. Держась за перила и из-за слёз едва различая дорогу перед собой, она доходит до прихожей. Хочет спустить туфли на пол, но вместо этого приваливается к стене, зажимает ладонью рот и настолько тихо, насколько может, всхлипывает. Зажмуривается так, что цветные точки перед глазами пляшут.       Все внутренности в тугой узел скручивает, и дышать не получается. Но Алекс заставляет себя. Открывает глаза, убирает руку от лица, вытирает ладонью щёки, отлипает от стены. Делая пару шагов вперёд, наконец ставит туфли на пол и втискивается в них — ещё одного захода босыми ногами по асфальту она точно не выдержит. Присаживаясь на корточки, застёгивает ремешки и вновь встаёт.       — Я говорил, что ты прекрасно выглядишь?       — О да, особенно сейчас. Юбка задралась, рубашка вылезла, причёска в хлам.       — Вот именно.       Алекс сейчас, наверное, совсем белая: от нервов и перенапряжения всегда бледнеет. Но эта мысль ускользает, когда взгляд цепляется за первый рассветный луч, проникающий через стекло на двери. Она думает о том, что надо поторопиться, потому что скоро приедет мама, но не может сдвинуться с места.       Вдруг раздаётся щелчок замка, заставляя вздрогнуть. А спустя мгновение, подняв глаза, Алекс сталкивается взглядами с отцом Тайлера. Сейчас ей, правда, глубоко фиолетово на то, как он к ней относится и что думает о её присутствии здесь. Хотя, судя по лицу, он нисколько не удивлён.       Впрочем, какая уже разница?       — Даже не хочу спрашивать, — первым заговаривает он.       Алекс вновь едва сдерживает слёзы. Самую малость растягивает губы в бледной улыбке. Старается дышать. Не ровно — хотя бы как-то.       Шериф отходит в сторону, и Алекс маленькими шагами направляется к двери. Он смотрит на неё, когда она останавливается на пороге и поворачивается к нему.       — Не волнуйтесь, шериф, — хрипит. — Тайлер меня больше не увидит.       С этими словами Алекс уходит. Стуча высокими каблуками, отдаляется от дома и заставляет себя не оборачиваться. Сжимает пальцами локти, стискивает до боли. Больше не обращает внимания на слёзы и громко всхлипывает.       Внезапный порыв ветра холодит щёки.

Десять лет спустя

      Кладбище Джерико такое же мрачное, как и раньше. Впрочем, каким он ещё может быть? Цветастое и с гирляндами? Было бы странно, но, может, призраки бы посмеялись. Или пальцем у виска покрутили.       Отвлечь себя тупыми мыслями не получается. Поэтому, высмотрев вдалеке фигуру шерифа Галпина, Алекс продолжает продвигаться к нему. Просто не хочет думать о причине приезда сюда. Может, она и трусиха, старающаяся убежать от боли, но так уж это ненормально? Ей хватило десять лет назад. А теперь… опять.       — Долго там стоять будешь?       Алекс вздрагивает. Только сейчас до неё доходит, что она уже минут пять как остановилась и пялилась на могилу, стоя без единого движения. Не получается даже что-то ответить, потому что горло словно кто-то сжимает.       Алекс все эти годы так надеялась, что у него всё наладится… Наивно, конечно. Бесконечно наивно. Но она с детства оптимистка.       На негнущихся ногах подходит ближе. Становится плечом к плечу. Ткань её пальто задевает его куртку.       Взгляд вдруг цепляется за чёрную розу, лежащую на земле. Свежая. Живая?       — Уэнсдей была здесь? — спрашивает Алекс, впрочем не совсем понимая, зачем ей эта информация.       Со стороны шерифа слышится тяжёлый вздох.       — Да, — отзывается он. — Заглянула.       — Ясно. Наверное, она не совсем безнадёжна.       Ответа не следует. Наступает тишина, нарушаемая лишь шелестом листьев. Спустя время становится темнее, когда солнце прячется за тучами. Будто лампочка внезапно выключилась. Нос щекочет запах приближающегося дождя.       Внезапно шериф произносит:       — Ты изменилась.       — Повзрослела, — пожимает плечами Алекс.       — И замуж вышла.       Она опускает взгляд на левую руку. Смотрит на золотое обручальное кольцо, украшающее безымянный палец. Потом резко сжимает кулак, разжимает — и прячет обе ладони в карманы пальто. Кивает.       — В прошлом году.       — А он так никого и не нашёл… — тяжело тянет Галпин.       Алекс вздрагивает после этих слов. И так больно становится, что она даже не знает, куда себя деть. Сказать что-то? Спросить? Сделать? Продолжать стоять? Уйти?       Может, надо было остаться тогда? Уговорить маму не забирать её? Может, что-то изменилось бы?       — Что произошло? — хрипит Алекс в итоге.       Шериф молчит. Долго. Кажется, он ничего не скажет вовсе. Но потом всё же рассказывает:       — Знаешь… ему помогли. Нашли способ. Он перестал… превращаться. Даже ожил. Впервые с тех пор, как ты уехала. Но недавно… что-то случилось. Не знаю что. До сих пор не выяснили. Он вспылил, обратился… Моим ребятам пришлось стрелять. Он не пережил.       Алекс смотрит на него огромными глазами. Она в таком ужасе, что не может подобрать слов. Всё тело мелко потряхивает — и уже точно не оттого, что ветер пробирает до костей, а редкие капли падают за воротник. Она открывает и закрывает рот, пытаясь понять, что сказать, но тщетно.       — Я так… Мне…       — Я знаю, Алекс, — тяжело выдыхает шериф. — Знаю. — Поворачивается к ней, смотрит в глаза. — Верю. Я помню твой взгляд, когда ты уходила в тот день.       — Правда? — обретает Алекс способность говорить. — Каким же он был?       Несколько секунд он молчит, затем произносит:       — Ты умерла тогда.       Не в силах больше смотреть на него, она отворачивается и жмурится. К глазам подступают слёзы, горло дерёт от боли. И рыдания рвутся наружу хуже, когда слышит приближающиеся шаги, чувствует руку на плече, а до слуха доносится негромкое:       — Я знаю, что ты любила его. Мне тоже жаль.       Алекс всё ещё не шевелится даже тогда, когда шериф уходит. А следом тишину разрывает громкий и надрывный всхлип. Спустя целую минуту она находит силы открыть глаза, чувствуя, как слёзы скатываются по щекам. Вновь смотрит на могилу. Медленно опускается на корточки.       — Без тебя ему несладко придётся.       — Тебя забыла спросить.       — Нет, ты не понимаешь. Он эмоционально зависим от тебя. С твоим уездом состояние ухудшится.       — «Зависим»?! Для особо одарённых, Аддамс. Он любит меня.       — Я сказала то же самое.       — Боже, ты безнадёжна. Исчезни с глаз моих.       — Я понимаю больше, чем тебе кажется, Шарп. Помяни моё слово: придёт время, и всё, что ты найдёшь, — это его могила.       В тот момент хотелось выдрать Уэнсдей её треклятые косы. И так было плохо, а она ещё сверху добавляла. Однако слова отпечатались на подкорке. Выжглись в черепе. Скреблись изнутри последние десять лет. Теперь так и вышло: всё, что она нашла, — это его могила.       Впрочем, сожалеть о прошлом нет смысла. Его не изменишь. Остаётся только вспоминать. Например, то сообщение, которое получила, когда уже сидела в машине по дороге домой.       Я тоже тебя люблю.