***
Уэнсдей стала частым посетителем моей кофейни. Это могло быть раннее утро, когда я еще окончательно не проснулся, но уже открывал заведение практически с первыми петухами или глубокая ночь, когда весь свет в зале был практически выключен. Она любила подкрадываться ко мне со спины и до чертиков пугать, с улыбкой наблюдая за выражением крайнего ужаса на моем лице. За столь короткий срок я уже успел выучить все ее предпочтения, коих было совсем немного: шоты эспрессо, иногда даже двойного эспрессо, крепкий мокко или карамеллелате, а на завтрак она обычно брала круассан с тунцом или курицей. Чаще всего садилась у окна, заткнув уши музыкой и уткнувшись макушкой в очередной томик Люка Дженнингса «Убивая Еву». Потом это был Сэлинджер, Харпер Ли и даже Эдгар Аллан По, но Люка Дженнингса я запомнил отчетливо, потому что именно его читала моя Уэнсдей в первую нашу встречу. — Сериал мне понравился больше чем книги. — Выпалил неожиданно даже для себя я, аккуратно поставив перед ней шоты с эспрессо. Черные глаза Уэнсдей хищно блеснули в свете фонарей, заставляя мое сердце ёкнуть так отчетливо, будто оно на миг решило усомниться в своей работе. Ну что, Тайлер? Прожил девятнадцать лет на этом свете, и достаточно, не так ли? … — Ты явно недосмотрел его до конца! — фыркнула Уэнсдей. — В книгах все гораздо круче и масштабнее, чем ты думаешь. — В плане? — неожиданно заинтересовался я, ставя поднос на стол. — В таком, что в третьей книге Ева следует за Ви повсюду и больше не противится своим чувствам. Нет этой напускной мишуры, они, наконец, вместе и противостоят всему миру вдвоем. — Звучит замечательно. Надо бы прочитать. А что случилось в сериале? — Там… — моя посетительница потупила взгляд обратно в книгу. Даже долбящая из её наушников музыка стала намного тише, словно предчувствуя момент. — Там произошел какой-то бессмысленный акт искупления со стороны Ви, и в общем, она погибла ради Евы. Вообще не понимаю, как такое можно было снять! — А ты считаешь, что быть парочкой психопатов, влюбленных друг в друга, гораздо романтичнее? — усмехнулся с любопытством я. Именно в этот момент Уэнсдей посмотрела на меня так серьезно, что улыбка моментально пропала с моего лица, и именно в этот момент я понял, что окончательно пропал. — А кто так не считает, Тайлер?***
Вот так я и стал зависим от нее. От ее присутствия, от смеха, от запаха духов, причем сам незаметно для себя. Уэнсдей приходила, как я считал, ко мне каждый день, и порой даже во снах, впиваясь в мои губы вишневыми губами, от которых я млел словно ребенок, получивший новую игрушку, но в реальности все было гораздо сложнее. Почему-то я боялся испортить наши хрупкие как весенний лед приятельские отношения. Да, мы очень часто после моих смен брали велосипеды и ездили на побережье в Лонг Айленд, смотря на закат или восход, попивая кофе или какао, и глядя на нее в сумраке я очень часто представлял, как целую мою Уэнсдей, прижимая к себе. Но каждый раз меня что-то останавливало. Возможно, глупое предчувствие или просто банальная трусость, что однажды она бросит мой номер в черный список и больше никогда не придет в мою кофейню. Однажды в порыве паранойи я случайно проследил за ней после очередных наших посиделок и неожиданно даже для себя выяснил, что объект моих воздыханий живет со мной в одном квартале, практически через дорогу от меня. В ту ночь я стоял в тени дерева, неотрывно наблюдая за тем, как Уэнсдей выходит из лифта в свете фонаря в подъезде, поворачивает ключ в замке двери и заходит внутрь. Как в лихорадке, не помня себя от возбуждения, я быстро зашел в свою квартиру и отыскал где-то среди старых вещей военный бинокль, который отец мне дарил, когда я был добросовестным бойскаутом. Однако сейчас он был мне нужен отнюдь не для добрых дел, пап, вовсе нет. Пока я навелся на окна нужного этажа, свет уже потух и Уэнсдей успела исчезнуть из моего поля зрения. Разочарованно опустив бинокль, я взглянул на экран своего смартфона, на котором в следующую секунду отобразилось сообщение от нее: «Спишь?» В тот же момент в окнах напротив призывно вспыхнул свет, и я через бинокль увидел девушку, сидящую на кровати в одной футболке и держащую в руках телефон. С замиранием сердца я следил за ней, пока она, наконец, устало не плюхнулась на кровать, задрав руки наверх. Настроив бинокль на дальний вид, я успел разглядеть, как соблазнительно приподнялся край черной футболки прежде, чем свет напротив окончательно потух. В ту ночь мне снилась не только Уэнсдей и пляж Лонг-Айленда. Мне снилось, что мы были как Ева и Вилланель: вдвоем и против всего мира. Возможно, так оно и будет?***
Следить за моей Уэнсдей стало для меня такой же привычкой как для других чистить зубы, умываться, ходить в спортзал или мыться в душе. Каждый вечер, если он был у меня свободен, либо это было утро после ночной смены я вместо долгожданного сна проводил его за слежкой, наблюдая за любовью всей своей жизни через бинокль и волей-неволей узнавая о ней много интересного. Например, она любила заниматься йогой и выгуливать своего йорка по кличке Скорпион еще рано утром, пока город спит (а потом, конечно же, заходить за кофе ко мне). По вечерам, если она была дома, то любила играть на виолончели, которую я бы с удовольствием хотел послушать, если бы не ночной шум Бруклина. Или ссорилась с кем-то по телефону, судя по выражению ее лица. Скорее всего, это были её родители, Уэнс не очень хорошо отзывалась о них в последнее время, говорила, что даже в другом городе они пытаются душить её своей опекой. Потом я познакомился с остальным её окружением. Как-то у Уэнсдей в квартире была вечеринка, на которую она позвала меня. Я отказался из-за ночной смены в кафе, а когда пришел рано утром домой, то по привычке решил одним глазом глянуть в бинокль. В ту ночь от Уэнсдей была куча сообщений, на которые я отвечал по мере сил, а потом, видимо, она уснула, и я не стал ее будить. Бинокль показал мне, что она мирно спала в своей постели, правда, не одна, а в обнимку с кем-то. Словно почувствовав что-то, незнакомый мне парень встал и медленно побрел куда-то по направлению к ванной. Благо, он был в штанах, но меня уже начало потрясывать от гнева при мысли, что кто-то обнимал мою любимую Уэнс, пока она строчила сообщения мне о том, как сильно скучает. Едва подавив в себе желание пойти в соседний дом и проломить незнакомцу череп, я пару раз медленно вдохнул и выдохнул. Видимо, сказывались бессонные ночи работы в кофейне. Убрав бинокль в сторону, я открыл соцсети и стал усиленно изучать страничку Уэнсдей. Я был у неё в друзьях, поэтому мне было так легко получить информацию по всем тем людям, которые остались задержаться у нее в эту ночь. Подругу Уэнс, Энид я видел в квартире не в первый раз. Да, она была навязчиво мила, практически до зубовного скрежета, но не представляла угрозы. У нее был молодой человек по имени Аякс, от которого она наверняка не отлипала всю вечеринку, так что Энид в моем списке тех, кто мешал нашему с Уэнс счастью, не числилась. Ксавьер Торп. Этот тип обнимал её во сне на её же кровати, и этот тип на своей странице в соцсетях любил потусить. Кто же его пригласил к тебе, Уэнс? Вы с ним совсем разные: ты, светлое и чистое существо, любящее книги, черный кофе и одиноких барист и он, патлатое и худощавое недоразумение. Я с интересом хмыкнул, отхлебнув из кружки остывший кофе. С этим вопросом стоило разобраться, и лучше было бы не тянуть, ведь в конце концов у меня был план. Не идеальный, конечно, с кучей изъянов, но он содержал планомерные шаги по устранению всех конкурентов на пути к нашему совместному счастью. Ведь именно так сделала бы Ви ради Евы, не так ли, Уэнс? Я выбрал тебя и приложу все усилия, чтобы мы были вместе. Это я тебе обещаю.***
Ксавьер сам добровольно дал мне в руки компромат на него. Пара ночных слежек за этим бабником привели меня к цели, тем более я знал, что не зря копаю под него. Он лайкал твои фото, Уэнс, и судя по программе, с помощью которой я смог взломать твой аккаунт, активно написывал и искал встреч. Конечно же, ты его отшивала. Но это все равно не давало мне покоя, пока я не сделал пару отличных фотографий, как здорово он проводит время на вечеринках с другими девушками и не отослал их тебе анонимно по электронной почте. Карма — та еще сука, верно, Ксавьер? В тот день ты позвала меня в кино, Уэнс, и это очевидно точно было свидание, потому что там ты впервые поцеловала меня. Именно так, как это всегда происходило в моих мечтах: страстно, напористо, горячо, так что едва удержал себя в руках, чтобы не напугать своим напором. Впервые со дня смерти мамы я был так счастлив, а ты улыбалась и просто держала меня за руку. Казалось, что больше мне ничего не было нужно для счастья, ведь я, наконец-то, заполучил девушку своей мечты. Но зайдя в твой аккаунт по привычке и увидев, что Торп вновь пишет тебе, прося о прощении, я вдруг понял, что за свое счастье я буду драться и выгрызать у других его зубами. И тебе, мистер Торп, не достанется ни кусочка от моей Уэнс!***
Ты назначила ему встречу в мотеле на окраине города, а я терпеливо ждал под кроватью в номере, который забронировал на вас двоих. Так заботливо с моей стороны, правда ведь? Я знал, что рано или поздно ты, моя дорогая Уэнс, прочитаешь мои сообщения, написанные за тебя и приедешь на место действия. Мой единственный и горячо любимый зритель, о-о-о, для тебя я приготовил место в первых рядах. Я думаю, тебя очень впечатлит моя постановка. Наконец, щелкает ключ-карта в дверях, и в дверном проеме я вижу потертые белые кроссовки Торпа. Он с удивлением хмыкает и проходит вперед, включая свет во всем номере. Я стараюсь бесшумно сдвинуться назад и аккуратно выставляю руку с ножом чуть вперед. Ксавьер делает пару шагов и тут же со всего размаху плюхается на деревянную кровать. Его обнаженные лодыжки с короткими белыми носками маячат прямо перед моим носом, и я едва сдерживаю себя от мстительного удара по ахилловым сухожилиям, подобно тому, что Ви нанесла Хелен на глазах Евы. Но пока еще рано, моя Ева еще не пришла, а все-таки эта постановка целиком и полностью готовилась для нее. Проходит всего несколько минут, прежде чем телефон Ксавьера издает вибрацию и сразу же происходит несколько вещей: дверь открывается и в номер заходит Уэнсдей, а Торп торопливо встает с кровати, заставляя меня остервенело глотать пыль из-под гнилых досок кровати. Мысленно чертыхаясь про себя про упущенный момент, я поворачиваю голову по направлению к Уэнсдей, которая все еще не спешит проходить внутрь. — Что за глупые розыгрыши, Ксавьер? — шипит она, делая шаг вперед и толкая Торпа, пока он не упирается ногами прямо в край кровати. — Между нами все уже давно кончено! К чему эти нелепые встречи? И какого хрена в мотеле? — Я думал, что это ты, Уэнс. Хочешь помириться и … «Уэнс…» — я мысленно скривился от отвращения, отгоняя мысль о том, как он вообще смеет называть её так. — Просто признайся, что сам взломал мой аккаунт пару недель назад. — Наверняка она говорит это с презрением. — Ты так жалок, Ксавьер! Дальше все идет не по моему плану. Судя по звукам, Уэнсдей пытается покинуть номер, но внезапно вскрикивает от боли, будто её что-то удерживает на месте. — Отпусти меня, ты, больной псих! — Не на этот раз, Аддамс. — голос Ксавьера звучит хрипло и пугающе, а потом слышится пугающий треск досок прямо над моей головой. — Больше ты никуда от меня не убежишь, особенно к этому глупому мальчику-баристе. Дальше я уже ничего не слышу от шума тока крови, прилившей прямо к моей голове. Одно моё стремительное движение ножом для резки мяса, и Торп с криком падает на спину, прижимая ладони к окровавленному колену. Я стремительно вылезаю из-под кровати, смахивая со своей одежды пыль от досок. — Ах ты гаденыш! Вздумал отбить у меня мою девушку? — кричит Ксавьер, но я ничего не слышу, когда сажусь на колени и хладнокровно смотрю прямо в бесстыжие зеленые глаза. — Ты причинил ей боль! Причинил боль моей Уэнс. А знаешь, что я делаю с теми, кто мешает ей или мне? — я прижимаю холодное лезвие прямо к его шее, когда позади меня неожиданно спокойный голос Уэнсдей нарушает тишину. — Избавляешься от них. — отвечает она, вдруг вставая с кровати. Ее рука гладит мою шею, и я чувствую, что наконец, обретаю смысл в этой жизни. Любить и защищать свою Уэнс, свою маленькую хозяйку. — Ты знаешь, что делать, чтобы он больше никогда не помешал нам. Ее карие глаза абсолютно равнодушно глядят на испуганного Ксавьера и с любовью на меня, словно наконец, видя перед собой мою настоящую суть. Монстра. — Все ради тебя, — шепчу я, избавляясь от Ксавьера Торпа в жизни Уэнсдей раз и навсегда.***
Это похоже на болезнь. И если раньше я считал Уэнсдей лучиком света в кромешной тьме, своим лекарством от боли и забвения, то сейчас отчетливо понимаю: она — наркотик. Самый сладкий и самый желаемый. Тот, который я бы втер себе в десны и носоглотку, тот, который я бы глотал без остановки словно тик-так. Возможно, эта загадочная девушка с цветными прядями в волосах, любовью к мрачным книгам и кофе окончательно сломала мою жизнь или, наоборот, ее спасла. Кто знает? Я не хочу об этом думать, когда целую её вишневые губы, когда тону в запахе её волос, когда прижимаю её тело к себе, когда вхожу в податливую плоть, или когда она, находясь сверху, полностью подчиняет меня себе. Когда я не отрываясь, смотрю в её гипнотические, черные глаза, отдаваясь не только телом, но и душой. Я стал одержим ей, а она мной. Мы оба знаем, что больше никогда не сможем отпустить друг друга без сопутствующих потерь. Каждая доза неё приближает меня к падению, но я готов, пока Уэнсдей так сильно сжимает меня в своих объятиях, пока я овладеваю ей под аккомпанемент её тихих стонов на той самой злосчастной кровати, у изножья которой лежит бездыханный Ксавьер Торп. Если это болезнь, то мне не нужно лекарство. Потому, что это, наконец-то, взаимно. Ведь так?