По телефону этого не сделать

Пугод не любил разговаривать с людьми, особенно лицом к лицу. Приходилось смотреть собеседнику в глаза, делать вид, что тебе интересно слушать, даже если в большинстве случаев это было совсем не так. Его не очень устраивали звонки по телефону, хоть так было легче. Не приходилось изображать жестами свою заинтересованность, поддерживать зрительный контакт. Но искаженный в динамиках звук резал слух. Долго выслушивать такое — только тратить нервы, даже если это все очень важно. Хуже всего было на собраниях. Нудных, долгих, противных и совершенно бесполезных в любом виде. Разве нельзя написать все одним сообщением, а дальше просто так же отправить вопрос, если он появился? В некоторых случаях устная форма взаимодействия просто необходима, но в большинстве своем это всё ещё была ненужная болтовня. Да, сообщения — определенно идеальная форма общения для него. Только и их он имел привычку накапливать, чтобы после, в один момент, прочесть. И то не все. Были и исключения. Пугод всегда вздрагивал и быстро тянулся к телефону, когда слышал звук, уведомляющий о новом сообщении. Такой мог поступить только от одного чата, потому что другие, нерабочие, он заглушал, да и ставил совсем другую мелодию СМС. Обычное уведомление всегда будто снимало усталость. Развеивало скуку, даже если собеседник присылал совершенно бесполезное видео или тупую картинку. Днём их диалоги скудные, потому что оба заняты на работе, но и это вызывает улыбку. Вечером все иначе. Пугод подключается к диалогу, помогает его вести, задаёт темы, да и просто очень плохо шутит. Он никогда не готовился к разговору, не знал заранее, о чём можно будет говорить, потому что с Модди все шло будто само. Автоматически. Не задерживаясь на мыслях о том, уместна ли будет какая-нибудь фраза. Начиналось всё всегда банально: «Как твои дела?». Вопрос задаётся, безусловно, в звонке в дискорде, потому что никто из них не хочет уставшим ехать к кому-то. И не то чтобы Пугод пустил. Всё начинается с бесполезного вопроса, потому что отвечать на него никто и никогда не собирался. Чаще всего говорит Пугод. Быстро, практически тараторя, но иногда замолкая, чтобы собеседник, не разделяющий всей этой скорости, смог спокойно ответить. Конечно, во всём бывают исключения. Обычно бы Пугод только мучался от этой размеренности, неторопливости, но от Модди подобное слышать приятно. Успокаивающе. Пугод в жизни ни с кем не стремился в звонок, кроме одного человека. Тот не сопротивлялся и, казалось, был только рад. Поэтому сейчас они вновь сидят в звонке. Был уже достаточно поздний вечер. Разговор потихоньку остывал, пережив самую острую часть, когда обоим было что сказать. А сказать можно было много. Пугод смиренно помалкивал. Голова чуть побаливала от смеха, в котором он совсем недавно забылся. Скулы болели от практически не сползающей с лица улыбки. Это утомляло. Уголки губ чуть дрожали от того, что мышцы лица слишком напряжены. Он и сам вымотался, потратив на этот диалог, казалось, все оставшиеся силы. Устал приятно, будто плодотворно, хоть и совсем забыл про дела, которые должен был сделать. Модди в очередной раз рассказывал историю, которую Пугод слышал уже, наверное, раз двадцать, только перебивать не смел. Больно нравилось, как собеседник живо описывал всё, постепенно отходя от изначальной версии событий. Диалог сходил на нет, только Модди всё пытался растянуть его, «слёзно» уговаривал посидеть с ним ещё немного и Пугод, к своему несчастью, соглашался. Когда разговор иссякал, Пугод начинал шутить. Неприлично, часто слишком пошло, но, видимо, достаточно часто это помогало разбавить обстановку. Язык у Пугода без костей, и он выплёвывает очередную шуточку, практически язвит. Это его не волнует. И в этом нет, наверное, ничего такого. Он всегда чувствовал себя комфортно с Модди, даже если всё, что он получал на свой недо-подкат было простым неловким смешком. Они ненадолго замолкают после явно неудачной шутки. Такое Пугода не останавливает, потому что тот видит, что собеседнику нечего предложить для продолжения диалога, хотя он и не горит желанием расставаться. В такое время лучше не давать Пугоду задавать темы. — Я тут недавно думал, а ведь по интернету нельзя сделать только одно, — он хихикает, совершенно отвлечённо размешивая ложечкой чаинки, плавающие в остатках напитка на дне кружки. — Чего же? — Ты правда не понял? — озадаченно спрашивает Пугод, с надеждой, что тот просто пытается поддержать его шутку. — Так скажи это. — Ну… То самое. — Секс по интернету давно существует, если ты об этом, — Модди отвечает спокойно, будто объясняет что-то маленькому ребенку. — И часто практикуешься в подобном? — Пугод язвит, потому что сейчас не может по-другому — Мне не интересно подобное. — Даже если бы это предложил тебе я? Они оба замолчали, Модди от некой неожиданности, а Пугод… Пугод подумал, что тот воспринял это всерьёз и начал думать себе пути отступления и как бы свести всё в шутку. — Во всех делах бывают исключения, — и эта фраза звучит слишком серьезно. Пугод надеется, что тот просто невероятно хорошо блефует. Он на это хихикает. Неуверенно, на пробу, чтобы дальше засмеяться уже нормально. В их общении отвечать шуткой на шутку — абсолютно естественно. Только вот сейчас всё веселье резко поутихает, разбиваясь о короткое «Я серьезно». Тишина теперь казалась осуждающей. Пугоду потребовалось немного времени, чтобы вернуть себе прошлую шутливую игривость. Разве можно упустить шанс поиздеваться над Модди, даже если обстановка выдалась более раскованной, чем все до этого? — Уж не знаю, сколько плохих словечек я за всю жизнь нахватался, и хватит ли их, чтобы довести тебя до оргазма, — Пугод всерьёз призадумался, растягивая своё фирменное «хммм». Пошел на этот поступок, хотя этого делать было и не обязательно. Пугод отлично понимал, что Модди сейчас шутил. Однако что мешало ему достать на этого затворника компроматы? Совершенно бесполезные, потому что эта ситуация была из разряда «посмеяться и забыть». Ведь нет ничего плохого, чтобы продолжить, поддержать этот странный диалог и сделать Модди хоть ещё чуточку счастливее, пусть и таким необычным способом? — Может быть у тебя есть предпочтения? — Ты начни, а там как пойдет. Это не было хорошим планом. В голове было пусто и ничего не вязалось. Не представлялось хорошей мыслью. Пугоду определенно было не за что зацепиться, потому что раньше он никогда не говорил ничего подобного. А с чего начать? Наверное, с простого. Желание просто выключить микрофон росло. Необычное и странное. Ещё хотелось просто рассмеяться, сказать, что всё, его взяла. Прокашляться, чтобы снять напряжение в горле от застоявшихся там слов. Всего лишь неудачно начал. Однако Пугод тушит в себе всё это, доверяясь своему изворотливому языку. Без тяжести разума говорить чушь легче, не так ли? Логика давно покинула его. Пугод придвинулся ближе к микрофону, оставляя между ним и собой не такое уж и большое расстояние. Не столь близкое, чтобы микрофон четко фиксировал сбивчивое взволнованное дыхание. Неосознанно смочив губы слюной, Пугод проследил за тем, как он реагирует на ситуацию, а точнее его тело. И со стороны он выглядит как придурок. Он и является таковым, раз согласился на эту авантюру, просто чтобы Модди посмеялся с него. — Модди, ты красивый, — Пугод посчитал это хорошим началом. Прощупать почву. — В плане, иногда такой невероятный, — он снова останавливается, запинаясь. В голову ничего не шло. Собеседник сохраняет молчание, а неповоротливый язык не хочет выговаривать слова уверенно. — Знаешь, не только в своих умственных штуках, а телом. Скажи, ты же следишь за собой, ходишь куда-нибудь, да? Просто не рассказываешь. Из компьютера доносится слабый смешок. Как знак — он движется в правильную сторону. — Модди, я без понятия, откуда у тебя такое тело, но на тебя хочется смотреть. Если бы ты позволил, я бы очень долго тебя рассматривал. Попытался запомнить каждый кусочек, каждый миллиметр твоего тела. Я бы хотел тебя коснуться. По-другому, увереннее. Менее дружески… Лёгкая улыбка стала шире, более игривой, нежели раньше. Реакции на слова не последовало. Пугод приметил перечёркнутый микрофон около аватарки Модди, но он слушал. От этого становится на секунду неловко, но не настолько, чтобы притормозить. Войдя во вкус, он не смог бы остановится, пока Модди сам не велел ему заткнуться. — Я бы зарылся сначала тебе пальцами в волосы, аккуратно оттягивая, чтобы ты посмотрел мне в глаза. Ты знаешь, как я не люблю зрительный контакт, но тебе бы я позволил. Повёл бы руками чуть ниже, проводя по скулам большими пальцами ещё ниже к ключицам, нежно очерчивая их контур. Смотря на тебя, как на произведение искусства, потому что ты таковым и являешься. Но я бы на этом не остановился, и хоть мои руки дрожали, спрятал их тебе под рубашку. Руки у Пугода действительно дрожали. Он с силой схватился за стол, не зная, как реагировать на молчание. Наверное, поэтому он сейчас и старался заполнить тишину, будто под лихорадкой, продолжая нести свой бред. — Ты был бы очень теплым, как и всегда. Я готов расплавиться на тебе, едва не мурча, и как заворожённый, провожу руками от твоего живота до груди, бережно поглаживая кожу. В моей голове проносится мысль, что раз ты настолько красив, может ты ещё и вкусный? Пугод делает паузу в своём монологе. Он тяжело дышит и, честно говоря, уже давно раскраснелся от своих же слов, давя желание закрыть руками лицо и заскулить. Но повествование продолжилось. — Я бы попробовал тебя на вкус. Не знаю, насколько бы сочетались твои губы с моими, но я был бы не против, если бы мы поцеловались… — Пугод запинается на последнем слове, будто всё ещё не уверен, куда это идёт. Он чувствует, как слегка дрожат коленки, поэтому цепляется в них пальцами, сжимая. — И я не против поцеловать твою шею и ключицы… Покрыть всего тебя поцелуями. Тогда бы я смог узнать, насколько ты вкусный… Ты бы мог попробовать понять такое же про меня. Я бы тебе позволил, даже был бы рад. Подставлялся, чтобы тебе было удобнее. Даже если бы ты пытался меня укусить. Хотя, думаю, ты не сделал что-то такое. Ты слишком нежен и позволяешь мне насытиться тобой, хотя и понимаешь, что такой голод мне не утолить никогда. Пугод думает, что говорить непривычно тяжело. Он вспотел, будто занимался сейчас физической активностью. Думает, что секс по интернету в разы труднее реального. И он будет гением, если заставит Модди возбудиться. — Я бы стал водить по оставленным мною меткам на твоём теле, видя, как от этого чуть загораются твои глаза. Мои пальцы бы не давили, только легко и щекотно касались. Это добавило бы всему интимности, — Пугод хихикнул, когда перед глазами появилась картинка с таким Модди. Открытым, красивым, чуть красным от происходящего и взбудораженного до невозможности чужими действиями. От этого Пугод затыкается, тяжело сглатывает. Кажется, это не то, о чём следует ему думать. Образ из головы выкинуть не получается. — Возможно, дело приобрело другой вид. Я был бы не прочь, если ты навис надо мной, прижимаясь и вдавливая в кровать. Получил полный контроль, проводя руками с боков под лопатки, заставляя уткнуться в подушку лицом сильнее и чуть прогнуться в пояснице. Я уверен, ты бы и добивался такого эффекта, чтобы я застыл в очень смущающей позе задницей кверху. И по правде, я и не возражал бы. Пугод будто почувствовал чужие руки на спине, и сердце от этого сделало кульбит, забившись кровью в ушах. Щеки жгло, а дрожь, существующая до недавнего времени только в коленках, спустилась вниз по позвоночнику. В горле пересохло. Новая представленная картинка в голове была даже лучше прошлой. — Я бы молил всех существующих Богов, лишь бы ты снял с себя одежду. Постарался вывернуться сам, лишь бы увидеть тебя без ненужных атрибутов, — микрофон улавливает едва слышный скрип от того, что Пугод откидывается на спинку кресла. Слышится смех. Заливистый, нервный и неуверенный, что это всё ещё шутка. — Я бы без зазрения совести залез тебе в штаны… Я… — молчание, возможно, осознание происходящего. — Почему я об этом думаю? Пугод возвращается в нормальное положение и, сутулясь, всматривается в экран. У Модди всё ещё выключен микрофон. В ушах звенит, а голова кружится. Стыдно до одури. Не от того, что он сказал, а оттого, что в штанах из-за этого стало тесно и температура в квартире, кажется, повысилась на пару градусов. Он устало выдыхает со смешком. — Модди, — зовёт Пугод. Звук приглушен, потому что он говорит в ладонь, закрыв лицо и чуть потирая переносицу. Сейчас бы ему вообще следовало молчать. Но в груди что-то бушует, а собственное тело заставляет ерзать на стуле. — Скажи мне что-нибудь, что могло бы меня приятно удивить… Пожалуйста, — он едва не шепчет. Голос сдавлен от стыда. — Я заказал такси до тебя. Жди через минут двадцать. — Чего… Модди! — пискнул Пугод едва не подпрыгивая на стуле, но собеседник уже вышел из звонка. Он остаётся глупо пялиться в экран, оставшись одним на линии. Двадцать минут и… А дальше что? Пугод снимает наушники и откидывается на стуле, закрывая лицо руками и взвыв. Модди едет сюда и навряд ли это было шуткой. Хочется разреветься и думать, что ничего этого не было. Чуть сильнее запустить руку в штаны и позволить предоставленным воображением картинкам выжечься перед глазами, а фантомным прикосновениям застыть на коже воском. Пугод ничего из этого себе не позволяет, только поднимается на дрожащие ноги, опираясь на стул. Его штормило, голова была ватной, мысли путались. Дать себе слабину — признать реальность происходящего. Того, что он опозорился, того, что Модди действительно сюда едет. От этого внутри селится тревога. Такая, которая мешается с ожиданием и с другим чувством, схожем с этим, что оставалось сладким привкусом на языке. Пугод мотает головой, будто пытается избавиться от тумана в ней, и идёт по тёмному коридору к ванной. Ему нужно успокоиться, охладить голову, чтобы не упасть дрожащей тряпкой в ноги к Модди. По спине пробегаются мурашки снова, когда он вспоминает, каким глубоким голосом ему сообщили о том, что приедут. С таким оттенком в речи, который Пугод не слышал до этого. Будоражащим, странно мягким и тёплым. Он открывает кран едва не на полную, настроив ледяную воду, сразу же умоет ей лицо, позволяя стечь по шее и намочить ворот футболки. Это не помогает. Пугоду немного страшно. Больше стыдно от мысли, что где-то там в ящиках должен валяться вазелин. Стыдно, что допустил такой итог событий и что в голове на повторе было только: «Модди. Модди. Модди. Модди. Модди. Модди. Модди. Модди. Модди.» Стоять просто в ванной глупо. Он пересиливает себя, дабы поднять голову так, чтобы челка его перестала закрывать глаза, — она в последнее время слишком сильно отросла, но стричь Пугод её отчего-то не хотел — и он мог нормально увидеть своё отражение. Встретившись с самим собой взглядом, он тут же опускает голову. Пугод перед ним смотрит затуманенными, будто пьяными глазами и кривит из-за сдерживаемых чувств губы, красные от постоянных прикусываний. Руки, оставленные на бортиках раковины, сжимаются до белых костяшек. Холодная вода не помогла, мысли всё приходят и что самое страшное, время идёт. Модди уже едет. Скоро он будет тут и увидит, до чего докатился его друг со своей болтовней. Пугод решает вернуться в комнату и сесть, чтобы дать отдохнуть ватным ногам. Он перебирается обратно, шатаясь и хватаясь за живот, потому что тяжесть в нижней части тела ощущалась ужасно сильно. Практически невыносимо. Вопреки самому себе, он садится на подоконник и открывает окно, в надежде, что хоть свежий воздух поможет ему отрезвить мысли. Хотя бы немного очиститься от грязи, которая лезет в голову. Обычно на то, чтобы смотреть в окно, у него времени нет. Сейчас же он с замиранием сердца наблюдает за огоньками фар, намереваясь сразу заметить, если кто-то остановится у его подъезда. Пугод в ожидании этого сейчас сильнее, чем чего-либо прежде. Ждёт, но чего? Он рад, что сейчас не стоит, потому что непременно бы упал. Он давно потерял контроль над ситуацией, и всё, что сейчас оставалось, это держать себя в руках, чтобы не растечься до конца и широко открытыми глазами разглядывать огоньки за окном. Несмотря на открытую форточку, ему тяжело дышать. Грудь сдавило, а весь воздух, поступающий в лёгкие, как будто моментально накалялся, жёг. Ночь за окном тихая и морозная, не так страшна, как буря, разгорающаяся внутри. Она же заставляла панически посматривать на часы на столе. Туда-сюда водить глазами по нескольку раз, получая один и тот же результат. Модди должен объявиться через пять минут. Он едва не вдавливается лбом в стекло, пачкает его ещё и пальцами в желании наклониться, чтобы получить ещё лучший обзор. Ему стыдно, что возбуждение покрывало практически все чувства. Будет стыдно до одури перед Модди, если тот не решил соврать свой единственный в жизни раз. Если он появится у него на пороге, а сказать то и нечего будет. Будет только безэмоциональный взгляд, молчание, теснота в штанах и дрожащие коленки. Если это была глупая шутка, Пугод не будет по этому поводу ныть. Он предпочтет забыть это сразу после того, как оргазм перестанет сдавливать его голову в тисках. Они больше не поднимут эту тему и, безусловно, Пугод будет следить за своей речью. Живот уже сводило от боли. Это заставляло морщиться, скулить и проклинать себя самого же. Хотелось страсти, рук, чужого тепла и внимательного взгляда. За всей этой канителью и слезами, выступившими на глазах, он едва не пропускает заветный свет фар. Отсюда не видно, но он точно абсолютно уверен, что это Модди. Глаза округляются. Он действительно приехал. Опоздал, но приехал. Голова пошла кругом сильнее, и ему понадобилось больше времени, чтобы собрать себя, едва не растёкшегося на окне. Дома очень жарко, а звук домофона мерзкий и очень страшный. Дыхание будто замерло. Спрашивать, кто звонит, не было смысла, он просто дал зайти. Пугод не смел сам открыть дверь, только отпер замки, пятясь спиной к стенке, чтобы не упасть. Ожидание резко стало слишком жгучим и страшным. Обхватив себя руками, Пугод ощущает, будто его сейчас расстреляют. Говорить Модди нечего, а следовало бы. Ничего не вязалось. Хорошо подвешенный язык сейчас оказался совершенно бесполезной вещью, потому что из горла просто не хотело выходить ничего, кроме хрипа и прожеванных слов. Его охватила настоящая паника, когда ручка двери дернулась. Он схватился одной из рук за край футболки. Он давно не виделся с Модди. Сейчас тот стоит у него на пороге, спокойный, как море. Встречает чужой взгляд, схожий с тем, как смотрит дикий олень на фары автомобиля, охотно. Пугод с благоговением и замиранием сердца замечает, что у Модди есть такой же блеск в глазах, как и у него. И ему тоже нечего сказать. Пугод медленно подходит к нему, кладет руки на плечи, все так же неуверенно. Секундой после целует его. Голодно, жадно, сразу углубляя поцелуй, пока Модди не совсем осознал то, что происходит. И он позволяет это делать, ровно как и снимать с себя куртку. Он терпел, по ощущениям, слишком долго и позволил себя отстранить лишь единожды — чтобы Модди мог разуться. Дальше Пугод, казалось, едва не тащит его до спальни. Неизвестно откуда взявшиеся силы помогают не так, как сильные руки на талии. Модди выглядит сосредоточенно и слегка довольным от чужой реакции на его появление. Поцелуи становятся не только настойчивыми, но ещё и влажными, потому что в такой ситуации за слюновыделением следить невозможно, да и без толку. Пугоду удается за всего ничего изучить чужие губы, запомнить само ощущение поцелуя. Трепещущее, заставляющее что-то внутри сжаться больно-приятно. Он не может осознать до конца, насколько это хорошо. На дрожащих ногах Пугоду удается дотащить Модди до спальни, позволяя себе усесться на край кровати. Шансы упасть пропали. По крайней мере физически. Он ловит на себе чужой взгляд со странной игривой искоркой. Никто не потрудился включить тут хотя бы лампу, так что единственным источником освещения являлись фонари с улицы и экран не выключенного компьютера. Пугода немного потряхивает от того, как нарочито осторожно Модди его касается. Не старается хоть как-то доминировать, ластясь, как кот. Аккуратно заставляет откинуться на спину, чтобы нависнуть сверху. От этого стыдно. Пугод отводит взгляд, переводит его куда угодно, лишь бы не на мужчину сверху. Однако долго так делать не получилось, его резко хватают под челюсть, разворачивая голову к себе. — Что-то не так? — говорить таким образом тяжело, поэтому Пугод шепчет это еле слышно. — Кажется, кто-то говорил, что будет смотреть мне в глаза, — Модди усмехается, видя, как Пугод забавно пялился на него, явно удивленный такому. — Мог бы хотя бы волосы убрать до моего прихода. Модди убирает с чужого лица чёлку, радуясь, что шляпы этого чудика сейчас с ними не было. Волосы у Пугода мягкие, но слишком длинные. Рукой Модди собирает их в своеобразный пучок на затылке, сжимая. Ловит от того тихий стон. — Уже? — снова смеётся, заставляя вновь лечь прямо, потому что Пугод выгнулся от чужого действия, подставляясь. — Уже-уже, только перестань издеваться, — он тяжело сглатывает, зажмуриваясь. Смотреть в глаза все ещё стыдно. Снова смешок и Пугод не успевает возразить, когда к его шее льнут, беспардонно целуя и иногда кусая. Руки сами цепляются в плечи Модди, впиваются ногтями, что чувствуется даже через треклятый свитер, который сейчас был на нём. И не было ничего удивительного в том, что Пугод откидывает голову. С одной стороны Модди пытается сделать с ним то, что он говорил недавно по телефону, с другой, разве у Пугода не осталось чувство самообладания? Не осталось. Поэтому он только и делал, что подставлялся, пытаясь заткнуть самого себя. Модди целовал настойчиво, жарко и мокро. Так что во всём этом и не сразу удалось понять, что тот держит его за талию, подтягивая к себе поближе. Гордость у Пугода явно слишком хрупкая, потому что держаться становилось практически невыносимым, а желание попросить Модди сделать с ним что-нибудь более заманчивым. — Стой, погоди, — выдыхает Пугод, чувствуя, что всё это уже слишком, чтобы продолжать терпеть. — Я… Знаешь, долго ещё не продержусь. — Правда? — Модди выглядит удивлённым, даже отрывается от разукрашенной шеи, чтобы посмотреть в лицо. — А я думал ты тут времени зря не терял. По крайней мере я точно. — Погоди, то есть ты мог приехать раньше просто решил дома подро- — Нет, — Модди щурится, чужое возмущение поутихло. — Но лишь отчасти. Только вот об этом давай чуть позже. Ещё раз усмехнувшись, он позволяет обхватить Пугоду свою талию ногами, от чего тот проезжается чуть дальше по простыням. Они кажутся очень холодными в сравнении с разгоряченным человеком совсем рядом. Модди всё ещё стоит подле кровати, но даже так Пугод чувствует себя зажатым в тиски. Желания выбраться не было. Ладонь мягко проводит от колена по бедру ниже, всё настойчивее сжимая. Не зная, куда деть руки, Пугод хватается Модди за плечо над локтем, крепко сжимая другой за простынь, подпирая самого себя. Будто сейчас необходимо держаться, будто если не цепляться за реальность физически, его унесёт насовсем, подальше от внимательного взгляда на себе. Модди видит, как замирает от прикосновений Пугод. Думает, что тот слишком сильно реагирует на то, что его руки забираются под домашнюю футболку, заставляя ту чуть задраться, оголяя впалый живот. Сопротивлений не следует даже тогда, когда ладони ложатся ниже, на тазовые косточки. Пугод не может не извиваться ужом сейчас. Касания его обжигают, заставляют выгнуться в спине, но при этом греют изнутри. От включенного монитора сквозит холодом. Модди рядом похож на лесной пожар. Кажется, что вокруг стоит странный звон из-за тишины, и кажется так только одному Пугоду, который просто не мог взглянуть со стороны на свою открытость и услышать свои вздохи. Когда Модди чуть отодвигается, следуют возражения, но сразу отпадают, когда он пытается стащить с партнера штаны. Получается это немного неловко, но не так долго, чтобы Пугод решил ему помочь, растегивая вместе с тем и чужие брюки. Ткань едет вниз, и парень дёргается, как от удара. Сразу же чувствует, как крепко его держат. Модди мгновенно сжал бедро, едва не вдавливая в кровать. Было бы славно, если он делал всё с таким же напором. Модди всё так же молчит, только поглядывает на раскрасневшегося Пугода, который лишь пытался безрезультатно возразить. Раздевать того полностью сейчас не было смысла, да и не позволил бы он так надолго отстраняться. Спустив Пугоду штаны только до середины бедра, Модди запускает руку в нижнее белье, обхватывая орган. — Модди! В ответ только хмыкают, проводя по головке большим пальцем. Руки у Модди грубые, мозолистые, и это ощущается слишком хорошо. Достаточно большие, чтобы обхватить его практически полностью и аккуратно сжать. Сжимается и челюсть Пугода. Он теряет слова возражения в стоне, который тут же пытается заглушить, закусывая губу. Чувствуется, как тот пытается свести ноги, но вместо того лишь вдавливает Модди сильнее в свой пах, потому что тот достаточно удачно там устроился. От того, насколько сильно Пугод выгнулся в спине, стали ясно видны яркие засосы на шее, оставленные совсем недавно в порыве неизвестного собственничества. Рука Модди скользит ниже. Чувствуется, как пульсирует член венами, и он даже прижимает пальцем одну. Тут же ловит чужой взгляд, ярко просящий не останавливаться. И Модди не останавливается, надрачивает резко, практически грубо. Заводя руку высоко, едва не выпуская орган из ладони и резко опуская к самому основанию. Все что оставалось Пугоду это лежать под ним тихо постанывая от каждого движения. Потому что от всей ситуации слишком хорошо. Потому что вид такого раскрытого, совершенно беспомощного Пугода открывался Модди едва ли не в первый раз. Представилась возможность изучить его тактильно, и он этой возможностью пользуется. Пока одна рука все еще продолжает водить по чужому члену, вторая перемещается по всему телу. Только сейчас Модди понимает, насколько Пугод выглядит худым. Проводя по ребрам, он чувствует, как сильно бьется чужое сердце, как тот напряжен и беспомощен. Пугод под ним хрупкий, но просит едва различимо быть жестче. И Модди ему потакает, хотя и понимает, что его мозолистая рука на нежной коже члена может напоминать наждачку. Он сжимает чужое бедро вновь, практически до синяков. Жалко было вообще портить вид тела, украшать его по своему усмотрению. Но напористость работает как нельзя лучше. Пугод кончает совсем скоро, глухо протягивая чужое имя. Сперма на пальцах ощущается не совсем приятно, но Модди не обращает на это никакого внимания, чистой рукой обхватывая чужое лицо, чтобы оставить короткий поцелуй в губы. Взгляд у Пугода какой-то пьяный. Он не отошёл от оргазма, всё ещё не мог собрать мысли в кучу, только смотря на Модди как-то виновато. — Прости, что испачкал, — его голову отпускают и позволяют упасть на подушку. Бедром Пугод чувствует, что Модди всё ещё возбужден. — Давай я тебе помогу… Протянуть руку к ширинке не дают, перехватывая ту и заламывая над головой. — Не переживай по этому поводу. Пугод что-то вымученно мямлит. Ему стыдно, но чуть прояснившийся взгляд помогает увидеть Модди перед собой — властного, спокойного и, что совершенно не удивительно, горячего со вставшим членом. И тот отстраняется к большому сожалению, чтобы ненадолго отойти, оставляя Пугода одного со спущенным бельем и испачканного в собственной сперме. Он сгибает ноги в коленях и зарывается руками в волосы. Ощущение, что всего этого было слишком мало, не покидает его. Стыд не сходил с щёк оттого, что Пугод всё ещё хочет продолжения, и сердце не хотело успокаиваться. В коридоре копошение: Модди поднял куртку с пола и, видимо, искал что-то в карманах, судя по звону ключей. Мимолётно проскользнувшая мысль, что он уходит, неприятно врезалась в голову. Но никто уходить и не собирался. Пугоду слышно, как Модди открывает и закрывает шкаф с одеждой. Парень остаётся. Совсем тихо присаживается обратно, нависая и складывая что-то рядом. Что именно Пугод не видит, потому что глаза он устало закрыл. Стыд вернулся и, казалось, обжигал только сильнее. Модди неловкости будто не чувствует, мягко, до ужаса нежно целует его в щеку, от чего Пугоду ничего не остаётся, как приоткрыть глаза. На чужом лице чуть заметна улыбка. — Уже соскучился? Модди издевается, пытаясь поддеть. Просто произносит очевидное, до ужаса неловкое, за что и получает недовольный выдох от Пугода. Обижаться не получается, потому что просто так лежать Модди не собирался. — А… Эй! Я сам справлюсь, — звучат возражения. Совсем жалко, чтобы это кого-то остановило. — Ничего страшного, принцесса, тебе даже напрягаться не придётся, — Чат улыбается опять, даже слишком хитро. Вытирает сначала свои руки, а потом и чужое тело. — Принцесса… — повторяет Пугод тихо. — Я тебе это припомню. — Конечно, только позже. Модди чуть отстранился, убирая ненужное. Молчание смущает. Возможно, даже сильнее, чем вся ситуация и то, что Чат, как ни в чем не бывало, стёр и с себя, и с человека под собой чуть остывшую сперму. Выглядел условный гость достаточно растрёпанным. Волосы лежали неровно, потому что были сами по себе такими, да ещё и неуложенными сейчас. Собирался он действительно впопыхах, особо не заботясь о том, что надевал: тот треклятый свитер все ещё был на нём ужасно не к месту новогодний. Единственное настроение, которое Пугод сейчас ощущал, это вновь связывающееся узлом возбуждение. Даже таким неопрятным, домашним, Модди выглядел слишком красиво. И почему-то он начал видеть это только сейчас. Наверное, близость играла свою роль. — Модди. — Чего? Он не звучит удивлённым. Отзывается почти лениво, но Пугод знает, что это не так. — Я всегда был прав. Ты до безумия красивый. Хочется засчитать это как очко в свою пользу, потому что Модди чуть удивлённо застывает. Ненадолго. — О, а ты у нас не такой резвый, как казался тогда. Пугод чуть отодвигается вверх, к подушкам. Чат слишком нависал, слишком давил своим видом, чтобы достойный ответ пришел в голову. — Да? А что насчёт выполнить одну часть из мною сказанного? Ты — сильно вжимаешь меня в кровать, полностью управляя процессом, а я — доверяю тебе полностью. — Решил отдать мне полное право выбирать только здесь? Это было похоже на флирт. Лёгкий, будто в их стиле. Модди, к сожалению, сейчас пугодовой игривости не разделял, но тому было просто достаточно ощущения чужих ладоней на своих бедрах, чтобы понять, что Чат исполнит всё. Стоит только попросить. — Радуйся, что я полностью доверяю тебе сейчас. Это дорого стоит, — Пугод улыбается почти нахально, говоря правду. Он полностью отпускал ситуацию. Думать сейчас не нужно было, хотелось только верить и отдаваться ситуации. Шуточные переругивания стихают, когда Модди сгребает Пугода к себе поближе, чтобы поцеловать. Страстно, медленно, от чего становилось трудно дышать, и навалившись сверху. Не делая ничего, кроме этого. Пугод чувствовал, как его схватили за челюсть, зафиксировав. Приходится откинуть голову, чтобы сильнее вдохнуть и вновь столкнуться губами. В глазах плыло. И неизвестно, было ли то недостатком кислорода, который теперь проблематично равно вдыхать, или же близостью. Стыдно признавать, но Пугод уже плавился. Модди действовал хаотично, но каждый раз именно так, как будет лучше всего. Такая настойчивость его красила, и Бог знает, как он нашёл ту степень доминирования, которая была идеальна для них обоих. Может быть, по тому их разговору было понятно больше, чем кажется? Пугод слышит, как Модди мычит, и только потом понимает, что, увлекшись, начал кусаться. Крепко сжатые на чужих плечах руки расслабляются, потому что он восстанавливает частично здравость рассудка. А ещё пальцы нещадно болят. К сожалению, Модди отстраняется. Пугод воспринимает это как потерю, потому что целоваться с ним — это определенно то, на что бы он потратил всё своё свободное время. Сожаление компенсируется чужим видом: губы у Модди чуть припухшие от поцелуев, красные. Он садится Пугоду в ноги, кидая на него изучающий взгляд. От этого по телу проходят мурашки, а на лицо лезет глупая улыбочка. Весь процесс шёл долго. Пугод вновь почувствовал то сворачивающее напряжение, испытываемое до этого, только понимал, что сейчас всё пойдет к реальному сексу, а не просто дружеской дрочке. Это одновременно и радовало, и пугало. Однако уверенность в том, что Модди будет аккуратен, давала расслабиться. Это опыт, их личный опыт, который они разделят на двоих. Когда Модди возвращается к активным действиям, Пугод чувствует странную оторопелость. Он едва помогает стянуть с себя футболку, потому что в глаза ему смотрят слишком любовно и пристально. Штаны снимают так же быстро, оставляя Пугода практически полностью обнажённым. Обнаруживается одна забавная деталь: Модди все ещё одет и, кажется, не особо хочет менять это. — Меня раздражает факт того, что на тебе всё ещё есть штаны. — Боюсь, я не тот красавчик с идеальным телом, которого ты себе рисовал в голове. Ответ Пугода не устраивает, потому что он считает, что Модди прекрасен в любом случае. Не приходилось до этого вообще думать о том, как его друг выглядел под одеждой. Когда на незаданный вопрос можно было ответить так легко, поднимать его нет смысла. — Это не повод не снимать штаны, — Пугод отвечает в своем стиле. А потом тянется к ремню. Сопротивлений не следует, звенит бляшка и даже удается расстегнуть ширинку. Дальше ожидаемо ничего сделать не получается. Модди сидел и, следовательно, закончить начатое до конца Пугод не мог. Поэтому он принимает решение взяться за новое дело: избавить партнёра от грёбаного свитера. Он пробирается руками под одежду, но тут же останавливается. Неожиданно, что у Модди такая нежная кожа. И как он носит что-то настолько колючее? Пугод становится резко осторожным. Почему-то вдруг ему начало казаться, что он слишком грубо действует. А пальцы чуть дрожали. Модди позволял проводить руками по своему телу, позволял аккуратно снимать с себя верхнюю одежду. Он приоткрыл рот, решая задать вопрос, но тут же его закрыл. Не время для слов. Пугод сосредоточен слишком сильно, будто намерен запомнить каждое мгновение. Этот факт льстил. И смущал одновременно. — Кажется, ты немного засмотрелся, — Модди небрежно смахивает с себя чужие руки, чтобы снова нависнуть над улыбающимся Пугодом. — Потому что ты очень красивый… И ты по- — резко прерывается, потому что его пытаются заткнуть поцелуем, однако он вырывается, чтобы договорить. — Покраснел ты, Модди, я вижу! — Не сильнее твоего. Это было правдой. Щеки жгло, и самого его чуть трясло. Он слышал собственное сердце и гул крови в венах. — Тогда разрешаю добить меня, и ускориться. Это срывается с языка быстрее, чем Пугод успевает подумать. Модди на это только щурится, чуть отклоняясь. — Хорошо. Пытается нашарить рукой то, что недавно принёс. Или не недавно. Время тянулось так, как если бы в песочные часы вместо песка залили мёда. До ужаса долго. Модди находит то, что искал и кладет к себе около ног. Дальше Пугод чувствует скорее странную слабость, чем то, что с него сняли последний атрибут одежды. — Наверное стоит спросить… — неуверенно бормочет себе под нос Модди, — точно ли ты готов к тому, что сейчас будет? — К чему? К проникновению? — Ты… Ладно, как скажешь, к проникновению. Пугод театрально закатывает глаза. Язвить хотелось как никогда сильно, потому что смущение съедало его изнутри. — Модди, я пустил тебя в свой дом, позволил тебе доминировать, подрочить мне, даже назвал тебя красивым. Это ли не ответ? — Но всё же? Рвано выдохнув от того, что Модди слишком хорошо вновь сжал его бедро, Пугод поджимает губы. — Я был бы определенно рад, если бы ты спрятал во мне свой член. Модди неловко хихикает и тянет его на себя в попытках усадить на собственные колени. — Дурак. Он и есть, потому что на чужой призыв чуть ли не запрыгивает верхом. В принципе то, чего и добивались, только от такой резкости Модди чуть вздрогнул, чем вызвал лёгкий смешок. Пугод мягко обхватывает руками лицо партнёра и целует. Охает в губы, когда на член ложится рука, так же хорошо, как раньше. Одежда на Модди кажется слишком жёсткой, да и не к месту, в общем-то. — Разденься уже полностью, — практически лениво тянет Пугод куда-то в ключицу. Он упирается лбом в изгиб шеи и пытается дотянуться до чужих штанов вновь, как хватка на члене крепнет. И это приятно. Только наружу вырывается сдавленное рычание. — Да ты же банально испачкаешься! — Как будто плохо, что я останусь у тебя на день подольше. Пугод готов выть от такой наглости, а может сам не ожидал от себя, что захочет такого исхода. Даже без порчи одежды. — Ничего ты не останешься. Пойдешь либо в обконченных штанах либо в трусах. Хоть и не видно, но Пугод чувствует, как Модди улыбается, произнося ответ. — В испачканом не пустишь, а без штанов и сам не слезешь с меня. — Больно много вы о себе думаете, Мистер МоддиЧат. А в штаны тому всё же залезают. И не только в штаны: Пугод тянет руку и за резинку трусов, обхватывая член. Тоже твердый и налитый кровью, и не понятно, что делать. Прислушиваться к тому, как охнул от этого Модди, или ловить его реакцию. Плечи у него напряглись, а рука, скользнувшая к чужой пояснице, заставляла Пугода прижаться ближе. Было жарко. Очень простая истина, учитывая то, чем они собирались заниматься, только теперь вставал не только член, но и вопрос, не дьявол ли так приятно жжёт руками. Пугода этот вопрос интересовал не так сильно, потому что у его дьявола был голос Модди, руки, да и, чего греха таить, тело полностью. Гореть ему в любом случае в адском пламени, хоть в то он и не верил. Стоило только ему захотеть, нет, даже просто подумать, что, вероятно, заиметь чужой член в себе было бы интересно. Плюсом к этому, тот слишком хорошо укладывался в руку, оказываясь едва не зажатым между их животами. До греха недалеко. Модди отчего-то медлил. — Я же надеюсь ты резко не передумал? — вопрос в воздух. Даже если бы и передумал, обратной дороги не было. — Не передумал. Просто переживаю за твою задницу, — Модди отвечает достаточно быстро для человека раздумывающего над чем-то, но это не имело значения. — Мило. Может, тогда я сам? — Не стоит, ты исцарапаешься. Оно действительно могло быть так. Пугод фыркает, положив подбородок на чужое плечо. Свободной рукой зарывается Модди в волосы на затылке, с довольством отмечая, как он подставляется. — Тогда продолжай. Продолжение получается не сразу. Руки у него дрожат, поэтому тюбик у ног находится не с первого раза, а крышка открывается очень туго. Модди ещё чуть возится перед тем, как Пугод ощущает холод у себя между ягодиц, от чего рефлекторно выгибается. Смазка будто ещё не нагрелась после улицы, что странно. Возможно, это они сами слишком перегрелись. Пальцы просто подготавливают, не пытаются проникнуть внутрь. Может быть Модди и переборщил с количеством лубриканта, потому что тот стекал по бедру. Не от того, что не знал, сколько нужно, скорее от нежелания сделать больно. Рука у Пугода на члене поддерживающе сжимается, большим пальцем аккуратно водя по головке. От этого сводит ноги, и когда в Пугода проникают первые фаланги двух пальцев, он не придает этому значения. Модди целует его в висок, чувствуя, как он сжался во время первых неглубоких движений. — Тише, расслабься, так будет легче. И это даётся куда труднее, чем можно подумать. Рука на члене ощущается слишком хорошо, а хоть что-то инородное внутри — чересчур странно. Возможно, даже немного страшно, несмотря на то, что это всё ещё Модди рядом. — Просто дай мне привыкнуть. В ответ кивают. Пугод что-то недовольно рычит, когда в него погружается чуть больше, чем по одной фаланге. Однако после движения стихают, и Модди остаётся смиренно ждать разрешения на продолжение. Пугод благодарен за его терпение и возможность перевести дух. Он смахивает налипшие на лицо пряди волос, недовольно отмечая, что вспотел. Полноценным сексом они ещё не занялись, только вот ощущение, что он хорошенько так позанимался спортом, уже было. Положение было достаточно интересным, любопытство сжигало всякий здравый смысл, заставляя думать о том, насколько глубоко безболезненно можно погрузиться в него. Пугод вдумчиво перебирает между пальцев волосы у Модди, не решаясь продолжать. Такие мысли надо гнать взашей, только вот его партнёр из головы такие замыслы не выуживал, что радовало. Переведя дух, Пугод разрешает продолжить. Модди не пытается церемониться, погружая в того пальцы сильнее, и он готов поклясться, что те зашли полностью, хлюпнув. — Знаешь, а я ведь впервые подумал, что было бы хорошо, имей мой мужик маленький пенис. Вырывается это так легко, что Пугод даже не сразу понял, что вообще сказал. — Я даже спрашивать не буду почему ты думал ещё до всего, что у тебя будет мужик, — фыркает в ответ Модди. — Как себя чувствуешь? — Лучше всех! Только если не учитывать два пальца в моем анусе. — Если ты хочешь, чтобы все прошло безболезненно, тебе нужен будет и третий. Пугод театрально вымученно стонет куда-то мимо, хотя, по правде говоря, он начинал понемногу понимать, что в этом такого необычного. Из приятного пока не было ничего, — а он надеялся, что будет — однако ощущение чего-то инородного в заднице имело что-то необычное. Дело ещё в том, что это инородное было пальцами мужчины, так ещё и не абы кого, раз Пугод пустил его к себе в квартиру и позволил раздеть. Из-за медленных толчков сзади жар припадал к щекам и к ещё большему стыду, члену. Не было ни одной нормальной причины, почему его тело так реагировало, а мысли начали метаться сильнее, будто и не его вовсе. Модди скрашивает всю эту ситуацию. Его рука надрачивает так, чтобы не довести партнёра до крайней точки. И не то, чтобы это было успокаивающе, но определенно горячо, хоть в лицо ему Пугод не смотрел. Ему было достаточно чувствовать, как вздымается его грудь, а ещё то, что пальцы погружались вот теперь абсолютно точно полностью. Однако Модди отстраняется. Убирает руку с члена и прекращает растягивать Пугода. Тот бурчит, оставаясь крайне недовольным таким раскладом, но продолжает молчать. Удается расслабить плотно сжатую челюсть, а ведь он и не замечал этого до. Крышка тюбика щелкает ещё раз, но часть оказывается размазана Пугоду по члену. Вопросов зачем не возникло, потому что так действительно лучше скользило. Два пальца до этого входили легко, так что сейчас почувствовать уже три не было чем-то странным. Но это было больнее ожидаемого. Пугод неожиданно для себя шикнул на Модди. — Да ты что творишь! Попытки проникнуть прекратились, а рука, до этого водившая по члену, переместилась на бедро, жестко заставляя сесть обратно. — Расслабиться надо, я говорил тебе это. Ты и до этого сжимался. — Да не могу я! Я и так себя лягушкой в смазочном болоте чувствую, да что-то не помогает! Модди бурчит себе что-то под нос, прежде чем замолкнуть. — Если ты так хочешь, я могу тебя уже сейчас нагнуть и трахнуть, только больно будет уж точно. От такой неожиданной грубости от Модди Пугод поутихает. Говорил тот серьёзно, граница простой роли и реальных намерений смылась. На время. — Ох, ты меня в могилу сведешь… Но я попробую. — Славно. Пугод ощущает пробежавший по спине холодок, когда пальцы вновь оказываются у кольца мышц. Впрочем его ловит чужая рука на пояснице. Он чувствует в ней лёгкую дрожь, но всё, что в результате выходит, это лёгкие поглаживания в районе поясницы. Просто чтобы поддержать. Сам же он хватается руками за чужие плечи, всё ещё не поднимая головы. Чувствует, что упёрся затылком в подбородок. Модди сменил гнев на милость, и это понятно сразу: проникать полностью он не спешил, делал это медленно, чтобы мышцы успевали хотя бы немного расслабиться; шептал на ухо всякую успокаивающую дурь, к которой Пугод не торопился прислушиваться. Голову кольнула мысль, что в нём, наверное, очень тесно и узко, а сейчас ещё и влажно. Модди не выглядел так, будто еле сдерживается перед тем, чтобы разложить его на кровати, прекращая возиться. И, наверное, Пугод был бы не против быть использованым, если бы это не было так больно с ходу. Три пальца внутри ощущаются противоречиво и достаточно дискомфортно. Предвкушение чего-то большего заставляло еле заметно ёрзать, а Пугод уверен, что член будет ощущаться совсем по-другому. Руки впились в плечи Модди сильно, и он ослабляет хватку, понимая, что это должно быть достаточно больно, учитывая, что ногти у него не такие уж и короткие. Пугоду хочется опять струсить, когда он понимает, что пальцы в него входят достаточно легко, а все это время он пролетал неизвестно где, зацикливаясь скорее на чужом сбитом дыхании. — Наконец-то. По одной только этой фразе становится понятно, насколько сильно на самом деле терпел Модди. Мыслей о том, что он может забыть об осторожности, почему-то не возникает. — Давай-ка немного сменим положение. И эта смена происходит слишком неожиданно, Пугоду остаётся только удивлённо пискнуть: вот его хватают за талию испачканные в смазке руки, а вот он уже лежит лицом в подушках кверху задницей. С такого ракурса ничего не видно и как-то более стыдно, потому что поза кажется очень откровенной. Неожиданно, что Модди смог так его развернуть за одно мгновение. Пугод чувствовал чужое присутствие только по сбивчивому дыханию, его сейчас более не касались, будто забыв. От смущения слов не находится, поэтому он просто поудобнее зарывается лицом в подушку. Модди где-то вне поля зрения копошится, и интрига о том, что он там делает, растет. Вдруг это резко стихает. Пугод напрягается, вслушиваясь в звуки вокруг, так что абсолютно не ожидает, что его поцелуют куда-то в поясницу. Влажно и быстро, поднимаясь вверх по позвоночнику, рядом таких же фактических отпечатков губ. Смятое в подушках «Модди!» вырывается, когда названый добирается до загривка, мягко прихватывая зубами. Это действие не оставит на нем никаких отметин, однако сейчас, когда Модди фактически разлёгся на нём, Пугод мог почувствовать, как ему в бедро упираются членом. И это, если так подумать, имело свой шарм. Его собственный орган уже болел от прилившей крови, но собственноручно себе дрочить Пугод почему-то не осмелился, думая, что Модди это не понравится. Тот опять почему-то притормозил, будто думал. Отчего-то захотелось на него взглянуть, но результатом стала лишь бесполезная возня и смешок в макушку. Руки не слушались, да и всё тело на самом деле действовало как против него. Словно его ломило, как во время простуды, только на этот раз приятно. — Так хочешь меня видеть? — спрашивает Модди, когда возня под ним стихла. — Боюсь, тогда нам опять придется сменить позицию. — Все, что угодно, — бубнит в подушки Пугод. Чужие руки аккуратно подрываются под живот, и он даже помогает им себя повернуть. Пугод чуть нервно сглатывает, когда пересекается взглядом с Модди. Чуть затуманенным, словно пьяным, хотя тот был абсолютно точно трезв. Оторвать взгляда он не может, будто заворожённый им. Есть что-то такое, до этого момента невиданное. Язык почему-то не поворачивается назвать это похотью. — Модди, о чем ты сейчас думаешь? — вопрос задаётся наобум. Ему просто нужно перестать так странно смотреть в глаза перед ним и успокоиться. Успокоиться тяжело, потому что когда к тебе притираются медленно членом, направляя головку к анусу, сердце бьётся далеко вне своего ритма. — О том, что было бы славно уже вытрахать из тебя все слова, чтобы ты помолчал хотя бы часик. Пугода подхватывают под колени, заставляя закинуть ноги на плечи. К такой акробатике он не был готов, но ничего не сказал, чтобы лишний раз не болтать. Почти. — Ты жесток. Это было лишь от части. Его высказывание игнорируют, да и на самом деле ответа не нужно было, учитывая, что должно произойти прямо сейчас. В него толкаются первый раз. В первый раз и это была только чертова головка, но уже от нее Пугод выгнулся дугой, поджимая губы и думая, как же в него запихнут весь оставшийся член. Модди водит рукой ему по груди и животу, будто пытаясь успокоить, и это работает до того момента, пока он не толкается снова, погружаясь сильнее. Пугод едва сдерживает недовольное мычание, но от того из него вырываются выдохи, скорее похожие на то, что ему нравится. Пока ничего приятного не было, только чёртово чувство наполненности, от которого избавиться не хотелось. Мышцы, особенно те, которые сейчас беспардонно раздвигались членом, ныли от напряжения. Слух ловит, как на него злобно рыкнули. — Да расслабься ты. Пугод и правда был зажат, наверное, до конца не осознавая, насколько в нём было тесно, влажно и какую услугу Модди ему оказывает, давая привыкнуть к ощущениям, а не с ходу втрахивая в кровать. Потому что любому бы уже сорвало крышу, любому, но не ему, что всё ещё боялся сделать больно, спугнуть. — Сейчас привыкнешь и будет легче, будет хорошо нам обоим, — Модди чуть улыбается от вида раскрасневшегося Пугода под ним, дышащего рвано, поверхностно. До безумия хотелось его поцеловать, но страх войти слишком глубоко сковывал. Вместо того он мягко гладил того по щеке большим пальцем руки, а тот льнул к таким незамысловатым движениям. — Модди, ты можешь продолжить, — тихо разрешает Пугод, вновь заглядывая тому в глаза. Большего и не надо, Модди входит на этот раз полностью, возможно даже слишком грубо, но сейчас собственные мышцы сводило возбуждением, и он честно пытался сдерживаться. И Боже, как же в Пугоде было тесно. Сам он откинул голову, приоткрывая рот, будто должен был что-то простонать. В результате из него не вырывается и звука. У Пугода грудь выгнута колесом и, если посмотреть, твердые от возбуждения соски. Модди правда не хотел смущать его полностью, только соблазн прикусить один из них, совсем легко, чтобы посмотреть, насколько он чувствительный, брал верх. — Модди! — он почти пискнул, резко сжимаясь на члене сильнее, отчего пищать хотелось и самому Модди. — О Боже, Модди, что ты делаешь, зачем… Пугод резко дергается и едва не хнычет, когда уже укушенное место прилизывают языком, будто извиняясь. — Модди, Модди, пожалуйста, больше никогда-никогда так не делай, — он выглядит до невозможного смущеным, хотя до этого казалось, что сильнее некуда. Модди не обещает этого никогда не делать более, просто решает, что лучше оставить это на потом. Возможно, в следующий раз. Потому что на этот раз много даже самому Модди. От вида Пугода под собой, что не мог найти места рукам, чуть ёрзал, старательно отводил взгляд, горело желание наконец толкнуться по-настоящему глубоко. Он нагибается к чужому лицу, чтобы оставить на губах небрежный поцелуй. Пугод что-то буркнул про то, что не может каждый раз складываться пополам, хотя его возмущение было скорее шуточным — у него на удивление хорошая растяжка. Когда мышцы вокруг члена расслабляются, Модди позволяет себе сделать плавный толчок. Пугод под ним дёргается, но молчит, сверкнув глазами в немой просьбе продолжать. И он продолжает. Позволяет себе отстраниться до такой степени, чтобы внутри осталась только головка, а потом резко войти до основания. — Модди! Пугод вскрикнул, хватаясь за чужие плечи. Перед глазами будто звёздочки залетали от того, насколько резко и до одури хорошо это было. Модди движется снова под тем же углом. Эффект остаётся тот же, разложенный под ним парень едва не давится в стоне. Кажется, найти простату не было так уж тяжело, и сейчас будет хорошо им обоим. На ресницах чувствовалась влага, взявшаяся неизвестно от чего. Жарко. Слишком жарко, и Пугод, сам того не замечая, просит продолжать. Он готов поклясться, что от таких ощущений сможет кончить и без рук. Модди опять глубоко толкается, вызывая очередной приглушённый стон. И ещё раз. И ещё, выбивая возбужденные всхлипы и мольбы двигаться жёстче. Ускоряет темп, потому что может наконец-то не сдерживаться. Напирает сильнее, едва не складывая Пугода пополам. Он не выражал возмущения, только вцепился одной рукой Модди в загривок, сжимая в руках волосы и заставляя его нагнуться ещё сильнее. Воздуха не хватало. Пугод просто не успевал сделать нормальный вдох между собственными стонами и глубокими толчками. Пряно пахло сексом. И не было слов, только хлопки кожа о кожу и протяжные вздохи с невнятными просьбами. Когда Модди перехватывает ладонью забытый член, у Пугода будто простреливают копчик. Он сжимается на чужом органе чуть сильнее, вызывая сдавленное рычание, но это не препятствует вновь начавшимся движениям. Было до одури хорошо, когда в него грубо входили, но сейчас ему надрачивают в такт толчков, и кажется, он почти улетает. Мышцы болят от постоянного напряжения, а горло чуть саднило, однако Пугод не может заткнуть себя, чтобы хотя бы не так сильно слышались полу скулящие стоны, иногда несущие в себе чужое имя. Модди выглядит запыхавшимся, но все ещё голодным до движения. Он не сдерживался, вдалбливаясь, как ему надо: резко и во всю длину, вызывая чужие мольбы; почти что вытрахал из, кажется, совсем недавно друга все слова и силы. Почти что довёл самого себя до ручки, сводимый с ума чужими стонами. Ему было хорошо, как никогда раньше. То, что Пугод под ним ёрзал, сжимался иногда на члене, сносило голову, заставляя сделать движения ещё более резкими, а чужие стоны практически по-девичьи звонкими. Модди не пытается сдержаться, когда в неизвестном порыве кусает Пугода за надплечье. Больно, наверное, даже чересчур, но тот давит на чужой затылок, будто прося не отстраняться. Разжавши было челюсть, он сжимает её вновь, ловя протяжный стон, после чего чувствует, что его ладонь стала липкой. Пугод кончает раньше с его именем на губах. Откидывает голову и хнычет. Получить на этом разрядку Модди не успевает, поэтому продолжает трахать уже закончившего парня. Тот не возникает, всё ещё захлебываясь в собственных стонах. Одной из рук он хватает Пугода за плечо, чувствуя, как, расслабившись, он стал сползать. Вторую он кладёт на талию, особо не заботясь, что пачкает его спермой. Конец приходит достаточно скоро, после нескольких более размеренных толчков. Модди готов поблагодарить себя прошлого, что надел презерватив, потому что сейчас без зазрения совести он может кончить, войдя до упора. «Наконец-то можно отдышаться», — первое, что приходит Пугоду на ум. Он дышит рвано, частями, потому что сами лёгкие будто вздрагивали в послеоргазменной истоме. Они смотрели друг другу в глаза, не находя слов. Потому что они и не были нужны. Модди убирает чёлку с чужого лица лёгким жестом, наполненным заботой. Только после этого он выходит из чужого тела. Использованный презерватив оказывается выкинут туда же, куда и салфетки, используемые ранее, то есть на пол. Упаковка чистых оказывается очень к месту. Никто из них сейчас бы не осилил поход в душ, хотя он крайне желателен. Модди тратит остатки сил, чтобы привести себя и Пугода в более презентабельный вид, а после наваливается на него сверху, утыкаясь носом в ключицу и накрыв куском одеяла, потому что полностью вытащить его из-под них не было желания. Время давно перевалило за полночь, так что им обоим ничего не стоило уснуть. *** Утро у Пугода началось не с кофе. Даже не со звона будильника, а с того, что его необычно трясли за плечо. Такого не было с тех пор, как он съехал от родителей, так что спросонья это очень дезориентировало. — Вставай давай! Тебе на учёбу не надо что ли? Голос не был похож ни на одного из родственников, однако в нём он узнал Модди, от чего удивление подскочило до предела. Пугод резко распахивает глаза, дернувшись, и видит рядом спокойно лежащего друга. От движения начинают ныть мышцы, а вниз по позвоночнику простреливает режущей болью. Точно, это не могло быть сном. Не может быть сном, потому что нос всё ещё забит запахом чужого тела, а ощущения, сопутствующие пробуждению, не могли возникнуть просто от сна в неудобной позиции. Неловко. Неловко от всплывающих воспоминаний вчерашней ночи и от подарочка гормонов в виде утреннего стояка. Модди относится к этому спокойно, даже слишком, но остаётся обеспокоенным вопросом, по которому вообще будил Пугода. — Так надо тебе куда-то идти или нет? — Ты… Ой, — он потирает глаза в попытках собрать мысли в кучу. — Я никуда не пойду. Чёрт, я даже не уверен, что смогу сейчас встать… Он мычит, думая, что пропала его идеальная посещаемость. Однако, кажется, это того стоило. Во всяком случае, сожалений не было. — Дай мне телефон, я напишу, что заболел. Устройство оказывается на тумбочке рядом с кроватью, поэтому очень быстро очутилось у Пугода в руках. Сообщение набрано и отправлено нужному адресату, не отличаясь красноречивостью. — Ну… Вот и всё. Повисло неловкое молчание. А что делать-то? Вчера оба действовали под давлением сносящего голову возбуждения. Хотя флиртовать никто никого не заставлял, тем более приезжать остывшим в квартиру. Пугод поджимает ноги, чувствуя на своей промежности чужой взгляд. — Я бы помог тебе, но боюсь, вчерашнего на месяц вперёд хватит, — говорит Модди. Кажется, у него была схожая проблема. Лежать рядом, когда у вас обоих с утра шалят гормоны, и просто смотреть друг другу в глаза, достаточно странный опыт. — Слабый аргумент против, — Пугод пожимает плечами. — Но это только если быть честным. — Если быть честным, нам бы обоим принять душ, — фыркает Модди, садясь на край кровати спиной к человеку на ней всё ещё лежащему. — Я иду первый. — А я? — вполне закономерный вопрос. — А тебе я помогу, видимо. Сомневаюсь что твое «не уверен, что встану» было шуткой. Под лёгкий кивок Модди выходит из комнаты. Крикнуть вдогонку где находится ванная Пугод не решился. Резко выдохнул, зарываясь пальцами рук в волосы. В его доме был совершенно обнажённый мужчина, с которым у него был секс. Он не был пьян, не употреблял и был в полном здравии. Неправильности в этом не было для Пугода, хотя любой на его месте уже бы думал записать подобное в главную ошибку жизни и постараться поскорее забыть. Единственный обнаруженный минус – это боль. Терпимая, но явно мешающая. Он всё ещё чувствовал необычную слабость и умиротворение, не свойственное ему. Модди, видимо, всё же нашёл ванную, потому что с коридора стали слышны всплески воды. Окинув взглядом дверной проём, Пугод вновь уронил голову на подушки. Он был словно в свитом гнезде из одеял, зафиксированный так, чтобы не ворочаться. В этой системе отсутствовал Модди, с которым он, по всей видимости, спал в обнимку. Наверное, со стороны он выглядел скверно. А может, скорее помято. Проведя руками по плечам и шее, становится понятно, что просто Пугод не отделался. Несколько синяков на его ногах не обещали быть большими и сильно страшными. Когда Модди возвращается в комнату, парень не убирает пальцев с полученных «ранений». В ответ на него смотрят чуть удивлённо, с долькой смущения. — Чего? Я, знаешь ли, тоже сухим из воды не вышел. Вот, видишь, это от тебя, — он показывает на царапины на руках, после чего улыбается. — Это всё проходит. А вот помыться надо обязательно. — Не говори, что собираешься поднять меня на руки и дотащить до ванны. — Хорошо, не скажу. Для моего удобства советую не сопротивляться. Пугод закатывает на это глаза. Правда, при желании он мог идти, ему просто нужно привыкнуть. Хотя чужое внимание льстило. Модди аккуратен. Возможно даже слишком, потому что чувствовать себя фарфоровой куклой парень не хотел. Однако сопротивления бесполезны, его всё равно поднимают на руки, оторвав от кровати. Приходилось только обхватить его шею и надеяться, что он позволит ему самому принять душ. — Ой! — от неожиданности Пугод едва не подпрыгнул. Его посадили прямо в ванну, что не остыла ещё от воды, так что холодно не было, и принялись настраивать воду. — Мог бы меня и поставить на ноги. — А стоять то хоть сможешь? Если бы ты упал тут, то обязательно что-нибудь да поранил. Тебе воду похолоднее или погорячее? — Модди, я не настолько беспомощный, чтобы ты знал. — Правда? А шампунь с верхней полки достанешь? — Ну… — Вот и всё, так тебе какую воду? Пугод обречённо выдохнул, думая, что вот сейчас определенно было самое смущающее в его жизни. Сексом занимаются практически все, да вот чтобы кто-то кого-то мыл после — это уже редкость. Потому что было не нужно. Придётся засчитать чужой жест в качестве того, что Модди просто нравится с ним возиться. Даже если это не так. — Давай погорячее. Только не сильно. Ещё чуть-чуть покрутив кран, ему дали попробовать рукой воду. — Так пойдет? — Да. Ощущение того, как с тебя смывается вся грязь, хорошо. Пугод успевает расслабиться и абстрагироваться от того, что руки у Модди очень шершавые и приятно скользят по позвонкам вниз. Вода всё ещё прохладная, но сказать об этом не хотелось. Ситуация и без того достаточно интересная. — Наклони голову назад, — обращается Модди. — В этом нет необходимости, к твоему сведенью. Я мыл голову вчера. — Хорошо-хорошо. — Оставь меня одного, пожалуйста, — просит Пугод, откидываясь в ванной. — Ты меня смущаешь, чтобы ты знал. А ещё, я справлюсь, я себя лучше чувствую. Модди явно задумался над этим, почему-то не желая оставлять его одного. — Ладно, зови если что, — он поднимается с колен и вытирает руки о полотенце. — Так точно, папа МоддиЧат. — …Я надеюсь, ты понимаешь, как это неправильно звучит? — удивлению его не было предела, он будто даже уменьшился, до глубины души шокированный чужими словами. — Вступать в половой контакт с теми, кого ты можешь назвать папа, неправильно. Пугод фыркнул. — Просто ты ведёшь себя как папаша без детей, которому срочно нужно о ком-то позаботиться. А теперь всё, иди-иди! Я уже большой мальчик. Когда дверь ванной чуть хлопает, становится полегче. Он правда не против, что о нём заботятся, просто это было чересчур для этого случая. Теперь можно уже нормально смыть с себя всю грязь и остатки вчерашней ночи. Это не заняло более пяти минут, даже с учётом, что голову он всё же тоже помыл. Только силы он свои переоценил. — Модди! На крик Пугода среагировали практически молниеносно. — Испугал! — очередной крик. — Ты что под дверью сидел? — Нет, завтрак нам готовил. — Вот как, — Пугод даже воодушевился. Есть хотелось невероятно, и это чувствовалось особенно сильно после того, как он до конца проснулся. — Тут такое дело, ты не папаша без детей, а просто очень заботливый любовник… Помоги встать, пожалуйста. Модди усмехается от чужих слов, но всё же помогает. Уже не пытается нести, кажется, чужие слова его немного задели, и теперь он действует более осторожно. Просто чуть приобнимает, являясь опорой и не боясь промочить свои вещи. Так они доходят до комнаты, где Пугоду помогают одеться совсем немного, чтобы ему не пришлось сильно опускаться. — Я чувствую себя инвалидом с этой болью, — фыркает он, откидываясь спиной на кровать. — Это пройдет совсем скоро. Кушать будешь? — Конечно! Спрашиваешь ещё. — Тогда я приду, когда всё будет готово. Пугод в ответ кивнул и проводил Модди взглядом. Подождать нужно не долго, вряд ли он будет сильно заморачиваться, но это время нужно как-то провести. Он тянется за телефоном, подумав, что это будет самым хорошим вариантом провести время. Его компьютер всё ещё стоял включённым, потому что до этого на него не было толку обращать внимания, а сейчас у него не было возможности подойти. На дисплее обнаруживается ответ на недавнее сообщение. Короткий, но желающий выздоровления. Пугод смахивает его. Ничего интересного: пара сводок новостей, прогноз погоды на сегодня, забитые сообщениями соцсети. И все это ему было абсолютно неинтересно читать. Да и никогда не находилось у него столько времени, чтобы заниматься такой ерундой. Дисплей гаснет и Пугод стучит по нему ногтями несколько секунд, прежде чем понять, что этот звук ему противен, и вовсе убрать гаджет подальше. Обычно утром он делает зарядку: его состояние здоровья раньше обязывало это делать. Сейчас же вошло в привычку, потому размяться не казалось плохой идеей, лишь давало прилив сил в особенно сонные утра. Пугод чувствовал себя лучше. А может это просто непреодолимое желание движения после пробуждения. Лёгкий хруст конечностей даёт напомнить о том, насколько сильно он тогда изгибался. Только в этот момент Пугод до конца осознал, что на его теле в скором времени расцветут синяки. Не такие уж активные действия помогли взбодриться. Сначала от резкой боли, а потом от планомерного и неуверенного хождения по комнате. Даже ноги вспоминали как ходить, становясь не такими ватными. Сердце, что ещё недавно успокоилось, снова участило ритм после того, как он волей-неволей раз за разом вспоминал ночь. Пугод не делал это специально, однако мозг упорно подкидывал запомнившиеся отрывки. Было стыдно за то, что он мог пасть так низко. Оставалось лишь надеяться, что ближайший месяц он не будет пересекаться с соседями. Приближающиеся шаги выбивают из пучины мыслей. Пугод застывает испуганно посреди комнаты, будто его застали за чем-то запрещённым. Модди слегка улыбается, подаёт руку, на которую с радостью опираются. Они неловко идут по коридору в полной тишине. При посадке на стул Пугод всё ещё слегка кривится. В целом с готовкой яичницы Чат справился. Та лежала аккуратно на тарелке, и неизвестно что остановило повара перед тем, чтобы не написать на ней что-нибудь соусом или придать форму сердечка. Несмотря на то, что еда была горячая, она большими кусками отправилась в рот. Просто хотелось сохранить молчание, которое сопровождалось максимум чавканьем и скрежетом посуды, каким бы неловким оно не было. Взгляд цеплялся за туманный город за окном, за стены, покрытые пёстрыми обоями, устремлялся в собственную, стремительно пустеющую тарелку, но не в глаза напротив. Те же в свою очередь без угрызений совести пронизывают его целиком, как-то оценивающе сверкая. Пугод поздно сообразил, что это от того, что Модди хотел задать вопрос. — Ты жалеешь о содеянном? — Нет! Это было резко. Настолько, что Пугод едва удержал вилку в руках, чуть подпрыгнув на стуле. Он посмотрел на мужчину перед собой, который почти жалобно впечатался взглядом на него. — Ну, знаешь, я не собираюсь перед тобой распинаться как всё было круто и так далее. — Не заслужил? — спросил Модди, ожидая ответ в его привычной манере, и скорчил грустную рожицу. У Пугода под сердцем что-то кольнуло от такого. Он глупо уставился в тарелку перед собой, но быстро сообразил, что не стоит снова пытаться вернуть тишину, и отодвинул ее чуть в сторону. — Это странно. И странно не то, что я переспал с мужиком, — это вообще меньшее из волнующих меня зол — а то, что к этому действительно пришло. — Ну, если и спать с парнем, то только с таким красивым, — говорит Модди совсем неожиданно и обескураживающе, не давая зарыться в размышления. Пугод решает смолчать под весом смущения, засунув в себя последний кусок. Яичница, кстати, была пересолена, но сейчас это не имело значения. Такого Модди он хотел бы видеть всегда: чуть растрёпанного, всего в царапинах и в его домашней одежде. — Раз красивый, так пригласи на свидание, — для чего-то сказал Пугод, пожав плечами. — Приглашаю. Лёгкие смешки сразу же заполнили комнату. — А если я соглашусь? Модди улыбнулся, собирая тарелки, и замочил их в раковине. Пугод смущён, но сейчас по какой-то другой причине. Что-то теплое разлилось в груди, скуля у горла и грея. Его гость расслабленно подходит к нему, неловко сжавшемуся на собственном стуле, приоткрывает рот, чтобы что-то сказать, но тут же затыкается. — Ты чего? Пугод не сопротивляется, когда его хватают за щеки, и почти готовится к поцелую, но в опасной близости Модди останавливается, чтобы шепнуть тихо-тихо: — Я тебя люблю. От этого перехватывает дыхание. Они были вдвоем и только вдвоем сейчас, никто не мог подслушать его смазливое признание, однако Модди обращался скорее к самому сердцу Пугода, прямо смотря в глаза со всей серьёзностью, которая была возможна при его влюблённой улыбочке. Будто в доказательство он смыкает их губы, слушая недовольное мычание и сминая «Я тебя тоже» между ними.