Роберт, бомба и другие

Сумрачная Германия — впрочем, возможно, днём она светлее? — встретила Роберта не слишком дружелюбно. Здесь нельзя было найти и следа той утончённости, которая пронизывала Кембридж; да и товарищи Оппенгеймера по учёбе не прохлаждались целыми днями в клубах фотографии или живописи. Но при этом вопреки тевтонской мрачности именно здесь расцветала наука — та наука, ради которой Оппенгеймер покинул величественный Кембридж. Не он один приехал в Германию: англичане, американцы, русские стремились сюда в поисках решений вопросов новой физики. И Роберт внезапно даже для самого себя оказался среди группы блистательных, хоть и ещё молодых учёных. Написавший всего две статьи к осени двадцать шестого, Роберт тем не менее прослыл ярчайшим и оригинальнейшим из теоретиков — хоть и склонным к математическим ошибкам в наскоро составленных уравнениях; как будто гений слишком торопился донести до всех свои мысли. — Слышал, этот выскочка теперь — любимчик Борна? — Да уж, — один из группы студентов, Эдвард Кондон, мрачно усмехнулся. — Настолько любимчик, что Борну теперь нет дела до остальных желающих у него учиться. — И это с его просчетами в статьях, — хмыкнул Йордан, присоединяясь к диалогу. — И как он только умудрялся получать «А» по математике? — Могу представить, какие в Америке учителя... Как была дырой, такой и осталась... — Не такая уж и дыра, — Кондон, живший и учившийся раньше в Штатах, не согласился. — Но как Борн взял себе в ученики такого?.. И всё же несмотря на иногда не слишком лестные слова авторитет Роберта рос; к мнению его прислушивались. Конечно, никто из новых знакомых не догадывался, что в Британии учителя Оппенгеймера бы сильно удивились, увидь они того вечно бледного и тревожного парня. «Кумир молодежи? Душа компании?» Впрочем, Блэкетт или Резерфорд были слишком далеко; если на фоне англичан Роберт терялся, то здесь, в Германии, Оппенгеймер ощущал... превосходство. «Талантливые здесь есть, — писал Роберт Фергюсону. — Они толковые, довольно молодые, но иногда с ними скучно. Поль Дирак стоит их всех; зато кто замечательный, так профессор Борн. Мы с ним работаем над одной статьей...» А ведь и правда — сам профессор Борн его выделил. «Надо бы побыстрее уже закончить ту статью!» В Британии о таком сотрудничестве Роберт мог только мечтать; здесь же мечта сбывалась каждый день. Даже такие огрехи, как ошибки в вычислениях, ставшие поводом для многочисленных шуток, не расстраивали Оппенгеймера настолько, чтобы тот пропускал хоть один семинар — даже если, как сейчас, предстояло ехать в другой город. — ...«Гамбург — Гёттинген» отправляется через десять минут! Все пассажиры должны занять свои места!" — разносилось над вокзалом в хмуром темном небе; сквозь облака не видно было даже намёк на лучи солнца. Шарлотта Рифеншталь ещё раз посмотрела на свой билет и только потом забралась в один из вагонов поезда. Семинар закончен, пора обратно. Но где же он?.. Шарлотта слегка прищурилась, вглядываясь в группы людей. Не тот, тоже... Наконец! — Здесь свободно? — девушка смотрела то на парня, как всегда в идеальном — и, скорее всего, из недешёвой ткани, — костюме, то на саквояж, лежащий на его коленях. — Роберт, верно? — Верно... Мисс Рифеншталь? — запомнить единственную девушку в группе едва ли было сложно. — Как видите, свободно. Юноша пожал плечами, небрежно откинулся на спинку сиденья. «Точно аристократ какой»... — У вас прекрасный вкус, — заметила Шарлотта. Роберт удивлённо открыл глаза шире. — О чём вы? — О вашем багаже, — Шарлотта перевела взгляд на саквояж, из добротной, кажется, свиной, кожи, совсем не похожий на её изрядно потрёпанный чемодан. — А... Если хотите, я его вам подарю, — тут уже настал черёд Шарлотты смутиться. — Вы очень милы, но не стоит... Вы лучше вели бы себя вежливее... — Простите? — Знаете ли, это невежливо, на каждой лекции перебивать всех и вставлять своё слово, когда не просят... Особенно так прерывать профессора! Роберт нахмурился, сдвинув брови. — Но как не перебивать, если он говорит неправильно? Вот, например, — юноша полез в саквояж, вынул чуть помятую тетрадь. — Вот тут, когда он говорит о взаимодействии электрона и... Роберт начал объяснять, перейдя вскоре к черновикам своей работы — пока что названной «непрерывными спектрами». В ней юный физик пытался выяснить, как происходит поглощение света водородом — и вывести для него формулы по квантовой механике. — Ну... Это, конечно, очень интересно... Но вести себя с профессором так всё равно невежливо! — не сдавалась Шарлотта. Роберт, фыркнув, сложил записи обратно. — Возможно... Ну так пусть он и не говорит то, что неверно... А я всё равно вам подарю! — Лучше поделитесь вашей уверенностью, — усмехнулась Шарлотта. ...Поезд остановился; Шарлотта, приняв зонт от Роберта и всё ещё улыбаясь солнечному, хоть и прохладному дню, одернула воротник пальто. Но в Геттингене погода испортилась. Вокзал встретил Шарлотту пронизывающим зимним ветром и нависшим над городом плотным тёмно-серым полотном туч, из которых капал слабый, мелкий, но неприятный холодом дождь. Риффеншталь торопилась домой, в тепло, к огню очага, когда знакомый девичий голос окликнул её: — Лотта? А... — Ингрид, приятельница по школе, посмотрела на Роберта. — Вы, кажется, знакомы... Мне пора, — Оппенгеймер суетливо кивнул дамам и вскоре затерялся в толпе — оставив зонт Шарлотте. — Ого... Всё же подцепила кого? — с любопытством прищурилась Ингрид, когда они с Шарлоттой уселись за столиком кафе. — Ты о Роберте? — Шарлотта коротко рассмеялась. — Вот ещё! — А что? Вроде красивый, видный... — Да, с его ростом его не заметить трудно, — обе девушки хихикнули. Затем Шарлотта продолжила: — Нет... Этот Оппенгеймер несносный. Он постоянно встревает со своими замечаниями! Как он вообще стал любимчиком Борна? — Умный, значит, — Ингрид пожала плечами. — Умный... Это ещё не повод быть невозможным зазнайкой и перебивать самого профессора! — Значит уверенный. Я бы присмотрелась... — Да какое там! Скажешь тоже — уверенный! Я как пытаюсь с ним заговорить, так он смущается, как... Как ребенок! Зонт вот оставил... И чемодан предложил подарить... — Ещё и щедрый... Слушай, ты точно перечисляешь его недостатки? Если бы я была свободна... — Ну тебя! — Шарлотта фыркнула. — Лучше пирожное ешь...