Сердце смерти

      ‒ Нет в мире печальней       Вдруг полюбившего Бога Смерти…       Когда ты Бог, жизнь проходит скучно и однообразно. Когда ты Бог Смерти, лишать жизни других становится рутиной. Когда ты Бог Смерти, тебя сопровождает страх других, и ты начинаешь получать от него удовольствие.       В моей жизни все было так же. Я привык к скуке, каждый день выполняя одно и то же. Думаете, Бог Смерти волен убивать тех, кому ему захочется? Увы, ошибаетесь. Я лишь выполняю волю Судьбы, провожая в последний путь тех, кому предназначено умереть в этот момент. Расписание забито вплоть до секунд, но мне не приходило в голову жаловаться. В моих руках такая власть, пусть и скованная тонкими перчатками. Лишь в них я могу развлекаться, иногда отдавая работу в руки подчиненных, и отправляться в мир людей, притворяясь обычным человеком и делая вещи, которые делают обычные люди. Лишенный этого Бог действительно находит интересным кататься на лодках по пруду и есть сахарную вату целыми днями.       А еще мне нравится наблюдать за людьми. Не обремененные мыслями о всемирном благе, судьбах и прочей божественной чепухе, они кажутся такими разными… Кто-то грустит… я даже однажды спросил, из-за чего, а оказалось, что сегодня на завтраке ему не досталось мандаринки, а кто-то счастлив по необъяснимым причинам. Тогда я подумал – надо же, какая глупость! Затем промелькнула мысль о том, что для людей какая-то мандаринка может быть действительно важна, правда, людей понять мне это не помогло.       [×××]       Вокруг постели собрались родственники и врачи, заливая слезами одеяло на кровати пожилой женщины. Та светло улыбалась, а я стоял у изножья и ждал. Короткая дрожь уведомила о том, что время пришло. Короткое касание, и бабушка закрывает глаза навсегда. Больше мне здесь делать нечего, тошно смотреть на ту же картину уже в который раз. Все они абсолютно одинаковы, и поэтому тратить время на них, даже с целью моего любимого изучения людей, бесполезно. После моего ухода в комнате остается легкий аромат гари, его вряд ли кто-то даже почувствует.       [×××]       Я всегда в перчатках, запечатывая под тонкой тканью истинную силу. Неоднократно в голову приходил вопрос, что в них такого особенного, но со временем он отпал за ненужностью. Зачем интересоваться тем, что никогда не узнаешь? Свалив работу на подопечных, можно спокойно наслаждаться тишиной парка, рассматривая собственные пальцы, облаченные в ткань. Ради интереса стягиваю ее, любуюсь на бледноту кожи и, неожиданно для самого себя, испугавшись, прячу руки обратно. Если коснусь кого-то, беды не миновать. Никто не знает, что бывает с теми, кто нарушил поток самой судьбы, такого не говорят вслух.       Из раздумий меня вырывает голос девушки, спрашивающий, не занято ли рядом. Ничего не отвечая, я отодвигаюсь как можно ближе к краю скамейки, исподтишка поглядывая на нарушительницу покоя, которая достала из сумочки книгу и погрузилась в нее, не обращая внимания ни на что. Роман в ее руках носит настолько обычное для подобного жанра литературы название, что мои губы непроизвольно кривятся. Мы оба молчим, пока девушке, видимо, не надоедает мой взгляд и она отрывается от чтения, глядя мне прямо в глаза с легкой улыбкой. – Почему вы носите перчатки? На улице лето, не жарко? – вопрос, заданный прямо в лоб, ставит в тупик. Ну не могу же я сказать, что я на самом деле Бог, которому просто скучно на своей работе... – Захотелось.       Я коротко усмехаюсь, приподнимая кисть руки и покачивая ей в воздухе. Кому захотелось? Явно не мне. Была бы моя воля, придумал бы что-то поинтереснее, браслет или кольцо, к примеру. Любая побрякушка выглядит куда более изящно, чем перчатки, да и снимать ее будет удобнее. Какой идиот придумал это правило…       Стремясь разглядеть перчатки, девушка пытается обхватить меня за запястье, но я резко отдергиваю руку, не давая это сделать. Даже перчатки, которые гарантируют полную блокировку способности, не дают уверенности, что я никого не убью. Лучше уж держать дистанцию, хоть иногда это выставляет меня очень странным человеком.       Поспешно извиняясь перед девушкой, я встаю и покидаю парк, принимая божественное обличье. Ситуация немного болезненно напомнила о том, кто я и в чем суть моей работы. Кажется, пора вернуться к ней и принести успокоение еще одной душе.       [×××]       Громкие крики встречают меня с самого начала. Угрозы убийства, как я уже знаю, отнюдь не пустые. На маленькой кухне разворачивается сцена будто из фильмов ужаса – когда-то приходилось развлекаться дешевым кино… Женщина, закрывающая собой ребенка, сквозь слезы кричала, что убьет мужа, если он хоть пальцем тронет ее дочь. Времени у меня было полно, я присел на грязный стол, брезгливо смахнув с него крошки и осколки от бутылок. После стольких веков работы такие сцены не вызывали у меня никаких эмоций, но зачем тратиться на кино, если можно просто прийти на любую смерть и увидишь любой жанр фильма – от комедии до драмы. Скучающе подпирая бледную щеку рукой, я ждал нужного момента. Вот женщина хватает со стола кухонный нож и, спрыгивая со стола, я подхожу ближе, на ходу снимая перчатку и наблюдая, как с отвратительным звуком лезвие врезается в тело мужа семь раз подряд. За импульсом следует легкое прикосновение, и еще один человек умирает. А маленькая девочка все плачет, пока ее мать сжимает в руках мертвое тело.       [×××]       Тот же парк, та же лавочка, та же соседка. На этот раз она аккуратнее заводит диалог, как будто наплевав на то, что мои ответы односложны, как будто ей действительно интересно, откуда я приехал и как ухаживаю за своими волосами. Честно? Никак. Но для нее я вру, рассказывая что-то про многоступенчатый уход, потом еле сдерживая смех. Доставляет смутное удовольствие видеть ее непонимающее лицо, а ведь она так пыталась не запутаться в моей лжи… Но мне не жаль. Девушка задает слишком много вопросов, словно пытается стать моим другом. Фу, мерзкое людское слово…       – Имя? Мое? – я оглядываюсь вокруг в поиске хоть одного имени. В памяти всплывает имя того, кто умер от моей руки пару часов назад. – Самаэль. Какая вообще разница? Я не встречу тебя больше.       Вопреки своим словам, я встречаю ее и на следующий день, и все другие после него. Все чаще задумываясь о том, что Вита, как она мне рассказала после того, как прочитала лекцию о важности имен в жизни человека, просто глупа, раз ходит туда каждый день, я и сам не заметил, как стал ходить на ту самую лавочку в парке. Из ее сумбурных рассказов можно было узнать много интересного о людях, например, что люди умеют любить. Мне это показалось просто ненужным, ведь если Боги, высшие существа, не наделены этой способностью, то зачем она кому-то?       [×××]       Ночь, трасса с далеко отстоящими друг от друга фонарями, которые явно не справлялись со своей задачей. Жертву в такой темени сложно разглядеть даже могущественному Богу, что уж тут говорить о человечишке, что по официальной версии сбил ее в 4 утра, 32 минуты и 56 секунд. Прибор, отдалённо напоминающий людские часы, показывает несколько мгновений до нужного времени, темной тенью я иду за девушкой, и как только импульс прошибает тело, машина врезается в хрупкое тело одновременно с касанием по плечу. Работа сделана чисто, а следующий умирающий уже ожидает своего финала. Задерживаться нельзя, но что-то заставляет меня взглянуть на лицо жертвы. На секунду меня словно окатывает ледяной водой, когда в чертах лица незнакомки мне видятся столь знакомые черты Виты. Непривычное ощущение тревоги окатывает с головой, но на то я и Бог, чтобы противостоять глупым чувствам и делать свою работу, верно? Но все равно, уходя к следующей жертве, приходится сжимать руки в кулаки, чтобы унять дрожь в кончиках пальцев.       [×××]       Холодный лимонад, которым меня угостила Вита, приятно охлаждает в летнюю жару. Вслух, конечно, не скажешь, но выразить благодарность в виде не очень красивой улыбки я себе позволяю. Как бы не хотелось спросить о ситуации напрямую, но из опыта общения с девушкой, я понимаю, что вопрос «не умирала ли ты вчера от того, что тебя сбила машина?» скорее напугает ее и выставит меня полным идиотом. Уж лучше молчать. Только я открываю рот, чтобы попрощаться, с губ слетает непрошеный вопрос: – Какие твои любимые цветы? – Вита смеется, а я готов провалиться под землю от неловкости ситуации. - Хризантемы. Белые.       На следующую встречу я как последний дурак прихожу с букетом белых хризантем.       [×××]       Полы плаща привычно хлопали у щиколоток, пока ветер играл с длинными темными прядями. Прямо передо мной стоял паренек, шепча что-то себе под нос, с высоты многоэтажки наблюдая за редкими прохожими внизу. «Я люблю тебя, милая», – это были его последние слова перед тем, как он шагнул в темноту. Рука без перчатки коснулась костлявого плеча, мгновенно убивая. На этом его путь закончен, нить жизни оборвана только что моими руками. В сознание врезается мысль о том, что рано или поздно мне придется прервать жизнь Виты, и от этого почему-то невыносимо больно.       [×××]       Наступает осень, окрашивая парк в желто-красные тона. Я жду, когда придет Вита. Сегодня она задерживается, что странно. От скуки я снова снимаю перчатки, разглядывая свои руки. Их вид кажется неправильным, но в этот раз я не спешу их прятать, наслаждаясь этим моментом. Вита, появившаяся будто из ниоткуда, обнимает меня со спины; не обращая внимания на дрогнувшие плечи, она берет меня за руки. - Ты без перчаток? Этот день нужно отметить! Пошли, я знаю одну кафешку неподалеку, тебе понравится! – и, раньше, чем я успеваю хоть слово вставить, Вита хватается за мои голые ладони и тянет за собой.       Берет. Мои. Голые. Ладони.       И падает замертво.       Я не успеваю ее подхватить, застывая на месте и чувствуя, как жжет глаза. Глупые слезы текут по щекам, когда я падаю на колени и прижимаю к себе мертвое тело.       Нет, нет, нет… Прошу, очнись и скажи, что это шутка.       Но чуда не происходит. Смерть, которую я привык нести всем вокруг, не задумываясь ни о чем и ничего не чувствуя, в итоге обернулась против меня. Сквозь пелену слез я нахожу чертовы перчатки и швыряю подальше от себя, ткань стала настолько противна, что кажется, я не выдержу даже нахождения рядом с ними. На мой крик сбегаются люди, врачи говорят, что произошла остановка сердца, и я ни в чем не виноват. Но ведь это не так.       Я сам, своими руками убил ту, которую полюбил.       [×××] Встречу с другими Богами я не запомнил, да и в этом не было смысла. Шок и безумная боль переполняли мое тело, больше ничего не интересовало. За нарушение сразу двух основных правил кара будет суровой, это знал каждый, кто пришел на страшный суд. Новость о том, что меня выкидывают с должности Бога, я воспринял… никак. Вита умерла. Это все, что меня волновало. Мне сохранят память, непонятно только, награда это или наказание. В моей памяти лишь одно – ошибка, неосторожность, которая стала фатальной. Какой же я идиот. По щелчку пальцев Верховного сознание покидает меня, отправляя в сон. Очнувшись, первое, что я чувствую – жуткий холод. Кутаюсь плотнее в тонкий плед. Хочу умереть. Каждое утро одинаковое. Кажется, нормально ел я в последний раз около двух недель назад. Просто не могу встать с кровати. Вита. Снова чувство вины. Вцепившись в грязные волосы, пытаюсь выгнать его из головы, но оно засело прочно и будто стало одним со мной целым. Ее смех звучит где-то в сознании. Больно. Оставь меня, прошу… Краем глаза я замечаю движение за окном. На ветке кто-то сидит, пристально наблюдая за мной. Остатков сил хватает на то, чтобы дойти до подоконника и вцепиться в него, чтобы не упасть, щурясь на женский силуэт. Знакомые черные одеяния навевают неприятные воспоминания, я уже собираюсь уйти, как родной голос меня окликает: – Самаэль, это я.       Уставшее тело словно наполняется энергией, я распахиваю окно, не обращая внимание на то, что ледяной ветер дует в лицо и пробирает до костей. Такая родная Вита сидит прямо передо мной; кажется, протяни руку и коснешься. Но руки не слушаются, мне остается лишь что-то хрипеть и смотреть на любимую, не отрывая взгляда. Даже если это галлюцинация, она самая лучшая и я не хочу, чтобы она заканчивалась.       Девушка сходит в квартиру по ветке, обходя меня и оглядываясь. Становится стыдно за бардак в квартире, но Вита ведь здесь не за этим. Девушка приподнимает руку в тонкой черной перчатке, и я все понимаю, я снова плачу и на нетвердых ногах подхожу к ней, наконец обнимая. Прижимаясь всем телом, надеясь, что девушка не исчезнет и не уйдет. - Прости… Ты знаешь, зачем я здесь. – Я киваю куда-то в шею, не в силах оторваться от Виты, наконец снова почувствовав ее в своих объятиях.       Я чувствую, как Вита снимает перчатки.       Я чувствую, как Вита обнимает меня в ответ.       Я больше ничего не чувствую.