Что в уголке души покоятся бездомно

Холодный воздух Красноярска бьет по легким, не жалея совсем. Софа делает глубокий вдох, голову вверх поднимая, всматриваясь в прозрачное небо. Руки мороз кусает, напоминая о забытых ещё в Москве варежках. Дыхание сбивается с привычного ритма, девушка тихо всхлипывает, глотая воздух, не обращая внимания на проходящих мимо людей. Короткая программа позади. Только облегчения нет вовсе. Знает, что не получилось. Противное чувство тревоги засело где-то внутри. Ей бы на произвольную настраиваться да только чертов аксель из головы не идет и пронзающий взгляд Светланы Владимировны после проката. Софа знает – тренер её всегда поддержит и нужные слова найдёт, но за прокат такой речей добрых ждать глупо. Пальцы до боли сжимают спортивную сумку: она снова там, мысленно на льду. Самоделкина глаза жмурит, лишь бы забыть поскорее. Наверное, потом отпустит, уже не так больно будет. А пока приходится себя по крупицам собирать. Морозный декабрьский ветер забирается под куртку, Софа только сильнее утыкается носом в теплый шарф: дойти совсем чуть-чуть осталось. Слезы в уголках глаз собираются, она их ледяной ладонью собирает. Хочется прилипнуть к ледяному асфальту и остаться здесь насовсем, только нужно ошибки свои исправлять и заново учиться ходить. Лифт едет медленно, протяжно скрипя. Софе даже интересно, с какой вероятностью он может прямо сейчас остановиться. Вдох. Выдох. Дверь в номер открывает и цепкий взгляд светлых глаз на себе ловит. Муравьёва молчит. Слова подбирает или знает, что молчание сейчас – лучший исход. – Ты как? – еле слышно спрашивает. Ее голос рассекает воздух, словно острый нож. В этой тишине он кажется чересчур встревоженным и даже испуганным. – Сегодня не получилось, – слова даются тяжело, но впервые за сегодня Софа чувствует спокойствие. Рядом с Соней всегда так. Под сверлящим взглядом Муравьёвой дышать тяжело. Мысли в голове оглушают, Софа голову одергивает, надеясь, что это поможет их отогнать. – Значит, завтра получится, – Соня медлит, подбирая слова, видно, что даётся ей это с трудом. – Всё ещё будет, я знаю, Соф, – и улыбается, так, как может только она. Настоящее солнце, не иначе. У Софы внутри всё замирает: не может она спокойно стоять и о чем-то другом думать, когда Соня так смотрит. И так имя её произносит, словно мурлыча. Самоделкина с ноги на ногу переминается и в сторону неспешно отходит, пряча подступивший румянец. Соня красивая. Как скульптура эпохи Возрождения, на которую смотреть мало – так и тянет исследовать её вдоль и поперек, знать каждый сантиметр. До Сони дотронуться болезненно хочется, как до картин великих художников, кончиками пальцев провести по фарфоровой коже, очертить линию ключиц, осторожно соединить маленькие родинки на спине в одно созвездие. Соню можно акварелью рисовать, плавные линии кистью на шероховатой бумаге оставляя. Бледно-голубых и серебристых красок набрать и очертания силуэта провести, искусно вырисовывая каждый изгиб тела. Софа взгляд бросает на кровать, туда, где Соня только что сидела – уже никого. Пару секунд и теплые руки обхватывают талию Самоделкиной, а сама Муравьёва кладет голову на плечо Софы, что-то себе под нос бормоча. Точно, кот. Где-то за окном слышится бесконечный гул проезжающих машин, но Софа улавливает лишь быстрое биение в грудной клетке. И сейчас, стоя в темном номере, ощущая на шее теплое дыхание, кажется, что растоптанное и разбитое вдребезги сердце начинает заживать. Вдвоем на кровати приятно и тепло. Конечно, для двоих она ужасно узкая, но Софа даже не думает возвращаться на свою. Самоделкина лишь крепче Муравьёву к себе притягивает. Соня устраивается у неё на груди, тихо посапывая, держась за Софу так, будто та может исчезнуть в одно мгновение. Софа тонкие брови рассматривает, замечая как изредка вздрагивают ресницы закрытых глаз. Выбившуюся прядку аккуратно за ухо заправляет. Не выдержав, запускает пальцы в шелковистые волосы, играя с ними. Софа улыбается от мысли, что такую Соню, спящую под боком, изредка во сне морщившую нос, может только она видеть. – Я знаю, что ты смотришь, – усмехнувшись, произносит Соня, все также глаза не открывая. Поймала с поличным, значит. – Смотрю, – не задумываясь отвечает. – Любой бы на моём месте смотрел, – выдает Софа. Чёрт. Лишнего взболтнула. Раздается тихое копошение, шуршит одеяло, и теперь Соня совсем близко. Их разделяет пара миллиметров. Руки Муравьёвой обхватывают удивленное лицо Самоделкиной, девушка наклоняется ближе и дарит легкий, почти невесомый поцелуй в уголок губ, затем тянется к носу. Немного погодя, трепетно касается столь желанных губ, улыбаясь в поцелуй. Соня голову на плечо Софы укладывает, собственные пальцы переплетая с пальцами девушки. Они молчат, ведь больше им не нужно слов.