Массаж в райдере

      Улыбка, больше походящая на довольный кошачий оскал, уверенный и очаровательный в этом своем убеждении собственного гладкого превосходства — последнее, что отпечатывается в сознании Дани. Образ из очков, этой ухмылки, мокрой от пота челки и высокой фигуры знаком очень хорошо. Он и сам вспотел, устал, очень вымотан: эта визуальная выебанность их обоих добавляет некой интимности, которую Кашин пока ну никак объяснить не может.        В голове в целом бардак, но сердцу, забившемуся в груди с новой болезненной силой, заставляющему низ живота скрутиться и стать щекотным до судороги, все еще не передают контроль. Нужно сохранять трезвость ума, не поддаваться вибрациям, проходящим через все тело, стойко выдержать этот момент слабости и сообразить выход силой из дотоле забытого трепетного чувства. Руки жутко трясутся, плечи ощутимо напряжены. Давненько он так не раздавал. Эйфорию от безумной отдачи зала кроет только мысль о завтрашнем нелегком подъеме с мышечной болью, мигренью и перманентным отсутствием желания жить. Так уже бывало на сольных концертах, но на фестивалях это все будто утраивалось, а то и в десять раз увеличивалось, накрывая огромной волной.        Темные кулисы, светлые коридоры, выкрашенные в белый стены и тусклое освещение — это расслабляет уставшие глаза и подобно фольге снимает статическое электричество, полученное от публики. В гримерках лампы куда ярче и Даня думает о том, что придёт в свою одиночную каморку и вырубит свет. До выступления было повеселее, поживее, куча знакомых, тех, с кем давно не виделись, в общем куда больше сил, чем сейчас. Теперь же ноги ощущались совершенно ватными, а движения скорее машинальными, его вело словно на автопилоте. От напряжения даже руки с трудом поднимались.       В голове тот смазанный легкий поцелуй куда-то в скулу. К этому нежному и нескромному проявлению чувств со стороны КПСС Кашин, как и все остальные из тусовки, давно привыкли, так почему же сейчас это казалось чем-то особенным и интимным? Не может же в самом деле так жестко переебать с простого выступления! Тем более спустя более чем два часа с «момента икс».       Перед собственной гримеркой он замирает, пальцами обвив железную прохладную ручку. За ней раздавались задорные голоса друзей и подруг, с которыми он зависал перед выступлением. Конечно, безумно хотелось окунуться в восторженные хвалебные возгласы, но красным светом горело совсем иное, почти глупое желание, что нездорово привлекало все больше внимания. Развернувшись, он направился дальше, в ту сторону, где были совмещенные гримерки, к той самой, номер которой крутился на языке.       — Четыре, четыре… — наконец произнёс он подсевшим голосом, шумно сглатывая скопившиеся редкие слюни в жутко сухом горле. Это добавляло некоторого напряжения ситуации. Бегло оглядев таблички с именами и цифрами, наконец остановился взглядом на нужной. За ней непривычно тихо, слышен только голос Коли.       — Еще воды? — интересуется Лида прокашливаясь. Его тонкий голосок звучит сипловато. В щели приоткрытой двери видно, как паренек протягивает Славе очередную бутылку воды. КПСС же развалился на диванчике, широко расставив ноги. Эта его привычка захватывать все пространство вокруг себя или наоборот сидеть закинув нога на ногу никогда не поддавалась закономерному или хотя бы логическому объяснению попеременного чередования.       Даня завидовал. По белому, разумеется, спокойствие и уверенность, что прохладой веяли от Славы его завораживали и восхищали, то, как этот человек удивительным образом сочетал в себе еще и дурость с пошлостью — просто сносило крышу. Теперь идентифицировать было куда легче: это влечение. Известное уже и понятное, какое появляется яркой вспышкой адреналина, овладевая разумом, словно бы то, — единственная и самая важная цель.       — Дань, ты чего там? Заходи, — Слава замечает гостя за дверью и приглашает внутрь жестом ладони, — Стоит смотрит…       По-доброму хмыкает, стаскивая с себя очки и не особо бережно скидывает их на столик. Только теперь становится очевидным, что тот жутко устал: светлые глаза в сонной поволоке, по нижнему веку обрамлены красновато-розовой полосой и легкими синяками ближе к уголку. Опущенные реснички, делающий взгляд тупым и понурым, аккуратный вздернутый нос, тронутый розовинкой, налитые алым губы, что расползаются в слабой кривой ухмылочке, грудь, медленно вздымающаяся на вдохе…       Он вдруг манерно вскидывает брови. Кашин засмотрелся и готов поклясться, что в момент вспыхнул от окатившего легким всплеском смущения. Но щеки и без того горели от духоты, не выдав волнения от случившейся неловкости. Слабо улыбается. Прокатывает. Коля отвлекается на вентилятор и Даня наконец входит в комнатку полностью. Здесь, в отличии от его гримерки, чисто и пусто, вероятно, Слава настоял, чтоб здесь не кутили. Лиду пару часов назад можно было заметить в веселой толпе чуть левее по коридору, чего не сказать о его соседе по гримерной комнате номер четыре.       — Устал?       — Пиздец как, — усевшись рядом, нарочно поближе, парень легко сбрасывает вбок рыжие пряди со лба, непроизвольным движением забирая протянутую бутылку, делает медленный глоток, — Спасибо.       — Концерт — пушка, охуенно выступил, Дань, — отчего-то с поддержкой вступает в диалог Коля, солнечно улыбаясь. На одобрительный кивок отводит взгляд и забавно трёт нос рукой, умильно тушуясь. Садится с другой стороны от Славы, не стесняется поближе пододвинуться, коснувшись бедром. Даня принимает вызов и тоже осторожно втыкается в чужое тело, склонив голову вбок, — Ждем сольник, брат! Не планировал пока?       — Мм, — он тяжко выдыхает, задумчиво почесав подбородок, — Пока в процессе, мне нужно время. Этот фестиваль меня выебал.       Прикрыв глаза в раздумьях, Кашин сосредотачивается на странном тепле, вдруг накрывшем его пах. Чужая рука. Славина рука. Его длинные горячие пальцы медленно оттягивают резинку штанов и трусов, кокетливо проникают дальше, невесомо обхватывая член за основание. Пробивает током от неосознанных движений навстречу: Даня приспускается вниз, сползая на кожаном диванчике, для удобства раздвигает ноги пошире и шумно выдохнув слабо толкается к чужой крупной ладони. Только сейчас открыв глаза он готов взвыть от того, как смущающе охуенно пальцы смотрелись вокруг его члена, медленно, но верно подающего признаки жизни. Это чувство, когда внизу все сводит и наливается теплом, пробуждало внутри целый спектр чувств. Разрядка сейчас была бы как нельзя кстати. В здании только стафф и знакомые подруги, так что это, вероятно, лучший вариант. А если еще и дольше секунды думать о том, что этот вариант — Слава КПСС, то можно похвастаться позорно быстрым окончанием.       То запрокидывая голову, то утыкаясь виском в плечо Карелина, Кашин отчаянно пытался найти себе место, продолжая нервно сжимать в руке несчастную полупустую бутылку воды. Из-за вмиг переполнивших чувств, он закряхтел, поддаваясь, утопая в приятных поглаживаниях и слабых сдавливаниях. Эта стимуляция была самой верной и приятной, ни одна девушка в его жизни не справлялась с этим также умело.  Вероятно, стоило бы закрыть дверь на замок, но эти мысли не посетили никого из троих: все были слишком заняты процессом.       И только сейчас Даня обратил внимание на тихо постанывающего Лиду, извивающегося в блаженной неге от аналогичных действий. Легкая вуаль ревности лишь на мгновение окутывает сознание и он немедля кладёт руку на Славино бедро, с силой сжимая. У него ноги тонкие, длинные, просто загляденье, ни у одной модели, что он видел, таких не было. Один классик назвал его цаплей и был прав. Самая охуенная цапля из всех!  Это помогло сбавить обороты и вернуться всецело в омут возбуждения.       Коля, забавно мяукнув от наслаждения прикосновениями, мягко потерся носом о надплечье, покрыв влажными поцелуями Славину шею, борясь с желанием укусить. Ему крайне тяжело сдерживать свои стоны, к тому же, осторожно обвив ладонью чужое тонкое запястье, ощущал себя максимально вовлеченным в процесс, что явно увеличивало степень его возбуждения.  Даня, ощущая как вмиг расслабляются зажатые плечи, потянулся за поцелуем и получив его, влажно облизнулся. Чувствительность возрастала с каждой секундой продолжения ласк.       Слава, одинаково хорошо владеющий обеими руками, оказался в крайне подходящей для применения этой способности ситуации, потому и чувствовал себя удивительно гармонично. Возможность наслаждаться лицами, полными удовольствия, стонами, выражающими благодарность и взглядами, сотканными из покорности, была для него аналогично возбуждающей.       Поглаживая снизу вверх, растирая и равномерно сдавливая, он сосредотачивался на контроле, подлавливал момент и не давал парням кончить, замедлялся делая откат, переходя к яичкам. Он по себе знал, как это щекотно, а вместе с тем ощутимо приятно, и скулеж с правого и смущенное кряхтение с левого плеча были тому наглядным подтверждением. Довольно улыбаясь собственной власти и положением в ситуации, Карелин кусал, поджимал губы, натурально играясь в процессе. Это явно доставляло ему не меньше.       Кончить у парней получилось почти одновременно: горячая сперма испачкала сначала ладонь отведенную для Коли, а затем, следом, Даня с удовольствием залил вторую. Тяжело дыша, последний хотел было подорваться за салфетками, жутко смущенный таким обильным концом, но сразу был остановлен локтем, упирающимся прямо в тяжко вздымающуюся грудь. КПСС прохладной улыбкой и кивком головы словно настоял на том, чтоб тот хотя бы дух перевел после такого действа. Даня, действительно заметно дрожащий от остатка возбуждения, явно неспособный подняться прямо сейчас, был почему-то крайне тронут этим жестом. Его буквально распирало от эмоций и то, что Слава вытворял с его спермой, скатывающейся по ладони и стволу члена, ярко контрастировало пошлостью с чувственностью момента. Славины пальцы игрались с беловато-прозрачной жидкостью, подушечками растягивая ниточки, поглаживая набухшую головку. Чувство опустошения приятно саднило и вибрировало в низу живота, так что медленные поглаживания и касания были весьма к месту.       Теперь и Ромадов потребовал свой поцелуй, фанатично покусав малиновые губы, попутно промурлыкав что-то благодарное. Они так уже делали? Сколько раз? Как давно? Ревнивые вопросы полоснули по нутру и Кашин, сам того не осознавая, провалился в раздумья.       — Охуенно, — отозвался Коля, потянувшись за влажными салфетками.       — А то! Массаж лингама, — задумчиво произнёс Слава и хрипло хохотнув, медленно покрутил головой, разминая шею, что затекла от бесконечных поворотов в наблюдении.        Рвано дыша почти в унисон, парни погрузились в молчаливое послевкусие, концентрируясь и прислушиваясь к выдохам друг друга. Такая разрядка была как нельзя кстати после утомляющей энергии фестиваля, остатками бьющей по вискам и покалывающей подушечки пальцев. Интересно, можно ли внести в райдер этот массаж?