Мост Храбрецов

— Черт бы ее побрал, эту винтовку! Куда на сей раз улетела пружина? Как часто сокрушал воздух возглас отчаяния бойцов Леворской Коммуны, получивших новые самозарядные винтовки! Всего месяц прошел с начала восстания, а заводы города Левора смогли передать некоторым защитникам города «лучшее оружие на всем континенте», как гласила рекламная кампания. Новейшие винтовки не успели попасть в имперскую армию, для которой они и создавались. Но теперь их получили немногие ополченцы, вместе со старыми мушкетами, казеннозарядными и магазинными винтовками. Коммуна старалась обеспечить свою армию всем, чем могла. Но те из бойцов, кому выдали данное оружие, проклинали тот день, когда впервые полезли его чистить. Тем временем боец, пытавшийся отыскать пружину на глинистом дне траншеи, материл мастера, придумавшего конструкцию возвратного механизма. Маленькая пружинка закатилась за пустой ящик из-под патронов, а юный воин перебирал глину, не замечая железку в метре от себя. Его возня и ругань шепотом разбудила соседей по траншее. — Пауль, заткнись, пожалуйста! День тихий, людей мало, имперец еще не дошел к нам, можно кемарнуть, а ты тут из-за винтовки бухтишь! Я уже раз шесть говорил тебе придерживать большим пальцем пружину при разборке, — с раздражением проговорил повстанец средних лет, с черными волосами, серыми глазами и носом горбинкой. Он пытался поспать, прислонившись к деревянной стенке траншеи и склонив голову на сложенный кафтан, но белобрысый товарищ в рабочей куртке ему явно помешал. — Так спи, чем я мешаю? Просто ухаживаю за оружием. Тому, кто придумал две пружины засовывать в возвратный механизм, руки бы поотрубать! Это же как винтовку чистить-то! Не уследишь за одной — так и без оружия останешься! Кстати, Вогел, у тебя часом патронов не будет? А то у меня их совсем мало. Сонно потянувшись, повстанец ощупал землю около своего кафтана. Затем он вспомнил, где были его боеприпасы. — Есть лишние два. Нужны? — с этими словами мужчина полез правой рукой в карман штанов. — Кого этим поразишь? На имперца пять надо, а лучше семь! — юный коммунар сплюнул на дно траншеи, продолжая искать чертову пружину. — Не ко мне вопросы. Отправь запрос Совету! — зевнул Вогел, пристраиваясь на свой сложенный кафтан. — Все! Нашел! Молодой ополченец наконец достал пружинку и стал очищать ее от грязи. Полусобранная винтовка лежала на развернутом мешке, ожидая дальнейших действий своего владельца. День казался спокойным. На удивление тихим. Всего месяц назад весь восток Крадостской империи гремел. Толпы возмущенного народа, восставшие против неподъемных налогов, произвола местных властей, засилья бюрократии, двадцатилетней войны с повстанцами на западе страны и, как следствие, понижения уровня жизни большинства населения, были объединены в единый и могучий кулак действиями Революционной партии. Могучий удар народного гнева был направлен по гарнизону города Левора. Пауль Ревель в то время был активным бойцом партии. Восстание в Леворе он встречал в первых рядах, в бою с имперцами. После провозглашения Коммуны незамедлительно вступил в революционную армию Левора, и теперь, с двадцатью добровольцами города, он занимал позицию около Моста Веры — южных ворот в город. — Товарищи, гляньте, что пишут эти брехуны! — громко произнес над траншеей брюнет 30 лет, с очками, карими глазами и негаснущей улыбкой, одетый в коричневое пальто, брюки и форменную желтую кепь местной полиции. Несколько бойцов развернулись в сторону чтеца, разворачивавшего поудобней газетку с орлом на первой полосе. — Читаю! «Бюро Имперской безопасности официально заявило, что мятежники терроризируют мирное население Левора. Проводятся массовые грабежи и убийства простых людей. Террористы хотят шантажировать императора Велисария жизнями его подданных. Но не стоит беспокоиться! Представитель императорского двора Песок Н. заверил Агентство „ДоранПресса“ в том, что город будет освобожден в ближайшее время, а все разговоры о поддержке повстанцев со стороны населения являются чистейшей ложью. Банде негодяев не стоит рассчитывать на помощь тех, чьи дома они заняли! К тому же, доверие императору никогда не было столь высоким, каким оно является сейчас...» Над траншеей пронесся громкий хохот двух десятков голосов. — Пхах. Это они у аристократии спрашивали? Флай, откуда эта желтая пресса здесь? — спросил широкий парень двадцати двух лет с короткими черными волосами, в темной куртке и порванных рабочих штанах. — Это, Дерек, не поддерживающие и расстрелянные нами местные передали, зад подтереть! - — Вот как. Почта у нас, значит, работает. Из самой столицы доставляют! Это как? Мы минимум две недели все дороги взяли под контроль! — Дерек Синев пытался сдержать смешок, но не получилось. — Так это газета еще месячной давности! Чего-то они затянули с «освобождением»! - — Да им идти сюда месяца полтора. Имперские генералы не хотят перевозить войска, хоть сами и катаются на поездах, — ответил беловолосый молодой человек в синем кафтане, явно взятом в доме аристократа. Его ясно-голубые глаза не отрываясь смотрели в сторону реки. На румяной коже левой щеки красовался узкий шрам от пули, проходивший от виска до самого подбородка. — Верно, Серг. Но что с первым корпусом? Он же тут, неподалеку, километрах в шестидесяти от города. Весь собран из жителей нашей губернии! На своих пойдут? Или штык на императора повернут? — cпросил седой солдат по имени Пол, также рабочий с оружейного завода, в типичной заводской форме. Ему на момент восстания было уже 68 лет. Разгоревшуюся дискуссию прервал Вогел, поднявший вверх левую руку с раскрытой ладонью, что означало «ТИХО!». Послышались тяжелые шаги со стороны домов у набережной. К траншее у моста приближался командир отряда. Черноволосый рабочий 25 лет, в повседневной темно-красной форме оружейного завода, пробитой в трех местах пулями и протертой около локтей, носивший на голове голубую кепь с алым кругом, нашитым вместо имперской кокарды, а также с красной повязкой на рукаве и вышитым на ней желтым треугольником. Так обозначались старшие сержанты, командиры взводов в революционной армии. — Товарищ Саламар! - Бойцы немедленно встали, приветствуя командира сжатой в кулак правой рукой. — Вольно! — Скомандовал сержант. Он оглядел свой небольшой отряд. Юнцы и старики, рабочие с заводов и мастера из города и деревень, крестьянин, два бывших слуги и три сорванца-беспризорника, подобранных еще месяц назад. Все они были готовы к бою. Им предстояли тяжелейшие испытания. -Товарищ сержант, какие новости из штаба? Еду нам скоро подвезут? А то третий день без хлеба сидим! — послышалось из траншеи. Голодный солдат, конечно, дерется хорошо, но и командиров загрызть может с той же удалью. — Ничего про еду не сказали. А вот вода подойдет к четырем часам, так что экономим ту, что в наших бочках. - — Интересно, а в штабы еда тоже с задержкой приходит? — язвительный вопрос сорвался с губ Флая, уже положившего брехливую газетенку на землю перед своей винтовкой. — Приходила бы позже — умнее были — ответил Пауль, окончательно собрав свою винтовку. — Лучше пусть им табака нормального завезут вместо дряни, что сейчас курят — продолжал размышлять над мерами по улучшению командования Флай. Поток размышлений товарища прервал Пол Вескен. Старик покуривал самокрутку, собранную из желтовато-белой бумаги, явно пережившей не одно десятилетие, и все спрашивал у Серга про первый корпус. Громкое восклицание про старого друга в рядах данного формирования слышно было за пару километров от траншеи. С моста взлетели три вороны — первый отогнанный от важного пункта враг. — Будьте спокойны, пожалуйста. Пока нет известий о перемещениях корпуса. Вообще нет! — проговорил сержант, зачерпнув жестяной кружкой воду из бочки, что стояла у центрального входа в траншею. Отхлебнув прохладной водицы, Саламар взглянул на часы. Они показывали 9:46. Сержант Ховиц всегда носил с собой часы, подаренные другом детства. Медные, с небольшой золотой окантовкой, свидетели лучшего времени в жизни Саламара. Где же он сейчас? Саламар ничего не слышал о друге с момента разлуки в 14 лет. Он даже стал забывать его голос. Но орлиный взгляд беловолосого сверстника, мечтавшего о славе и доблести, забыть было невозможно. Где же он сейчас... Поддавшись воспоминаниям, сержант на минуту выпал из этого мира. Многим в те неспокойные дни хотелось оказаться на другой планете, в другой реальности, где все хорошо. Где нет войны, смерти, ненависти. Где друзья остаются с тобой на веки. Мечты, мечты... Однако сержант вернулся из далей своих мечтаний и взглянул на парней, сидевших в траншеях и вопросительно глядевших на своего командира. Пришла пора что-то им сказать. Чтобы им был известен план действий. Когда есть план, есть и надежда на успех... — Товарищи, я не знаю, что с первым корпусом. Во время недавнего сражения имперской армии и коммунаров он не двигался навстречу имперцам, и наши силы отступили в полном порядке. Сегодня вечером, как сообщил гонец, по мосту пройдет второй крестьянский полк. А завтра мы будем держать мост любой ценой. - — Почему бы его просто не взорвать? Императору, поди, придется продавать свои шикарные кареты для создания нового! — спросил Флай — Лишнего пороха у коммуны нет, потому мост нам не подорвать — ответил Саламар -А может, имперцев сюда придет очень мало? — спросил юноша 15 лет, в оборванной рубахе и крестьянской куртке. Сжимавший винтовку, он больше походил на сына охотника, чем на воина. Но его серьезный взгляд давал понять, что с позиции паренек не сдвинется. — Нет, Седрик. Сюда идет целая армия. Третий корпус генерала Ванзеля. Это все, что я узнал в штабе, что мне соизволило сказать начальство - — То есть, корпус? Двадцать бойцов против пяти десятков тысяч? - -Не совсем, Пол. Меня заверили, что помощь подойдет. К тому же, у нас есть подмога в виде рогатки для метания гранат и одной картечницы, а также отряды в пригороде. Уверен, мы удержим мост. — сказал сержант, который и сам не верил в то, что говорил — Все же пусть его подорвут. Из этой траншеи много не навоюешь — проворчал Вогел, борясь с острым желанием поспать. Он мог проспать крупнейшие события вокруг себя. — Повторяю — лишнего пороха нет. Все идет на патроны и снаряды для пушек. Гельмут, Вирц — вам приказ: Гоните сюда телеги с улицы Брина. Вечером мы создадим на мосту баррикаду. А завтра встретим врага залповым огнем. И да помогут нам небесные люди - Бойцы немедленно направились на улицу Брина. Саламар осмотрел позицию. Траншея располагалась левее основания моста и на возвышении, созданным набережной, что позволяло видеть все, как сам мост, так и противоположный берег реки. За мостом была одноэтажная застройка, сотни красивых домиков скрывали переулки прелестного пригорода. Лишь у берега находилось несколько трехэтажных зданий. К мосту вела центральная улица, прозванная среди жителей «почтовой». К ней примыкали боковые улочки, которые сплошь и рядом состояли из мелких лавок и мастерских. Берег каменистый и низкий, виден был полностью с более крутого левого. Любимое место отдыха леворских богачей теперь было пустым, а река, ранее постоянно наполненная сотнями лодок с вельможами да графьями, и мусором, выброшенном сиими господами, теперь казалось кристально чистой. За городом же виднелись поросшие лесом холмы с пологими склонами, а между ними располагались красивые луга, полные разнообразных цветов и трав. В небе, обычно спокойном и тихом, теперь резвились сотни ворон, а облаков становилось все больше и больше с каждой четвертью часа. Вскоре бойцы, посланные на улицу Брина, притащили первую телегу, матерясь на всю улицу. Скрипучие колеса доехали до основания моста, где и были остановлены Гельмутом и Вирцем. Злость переполняла их души. Мало того, что за одну повозку пришлось платить из вечно пустого солдатского кармана, так еще и скупердяи не выдали осла, с которым было бы легче тащить ее. Саламар не обратил на возмущение внимания. Хитрожопость леворских спекулянтов была известна и до восстания. Его беспокоило другое. Подходы к мосту были под контролем, но бойцов у южных ворот в Левор явно недоставало. Один взвод при поддержке двух десятков ополченческих отрядов — та еще оборона. Задержат наступление имперских войск на сутки — уже будет достижение. А кто потом будет держаться на подступах к центру — вопрос открытый. Сержант это прекрасно понимал. Саламар Ховиц был человеком с огромным опытом. С юных лет он работал на оружейном заводе Левора вместе со своим отцом. Мать его умерла, когда он был очень мал, и все воспитание сына взял на себя отец. Неудивительно, что будущий Сержант Ховиц последовал на завод за родителем. Сперва Саламар выполнял несложную работу по шлифовке уже готовых деталей. Позже он переучивался для работы на станках. Дружба со спасенным во время бунта дворянским сыном помогла Саламару изучить основы грамматики, математики и приобщиться к изучению военной науки. В дальнейшем в Леворе и других городах Империи распространились группы несогласных с нынешним курсом страны. Эти группы, помимо всего прочего, занимались просвещением рабочих, в том числе и отца Саламара. За участие в подобной организации он был расстрелян. После смерти отца от рук имперского правосудия, в 15 лет Саламар записался в Революционную партию, где совмещал обучение основным наукам и подготовку к ведению боевых действий. И с этих пор он стал участником многих акций, а позднее — и вооруженных восстаний. За год до Леворской коммуны воевал в западных регионах страны. Всюду он оказывался в ситуациях, когда имперские войска давили мятеж численным и техническим превосходством. В одном из сражений получил ранение руки, с тех пор его левая рука работала чуть хуже правой. Теперь он вновь оказался в строю, как командир взвода ополчения. В Леворском восстании Саламар отличился тем, что первым ворвался в городскую ратушу, полную имперских солдат и приспешников Кара. Первым же ворвался на крышу, открывая путь знаменному отряду. Все это было зачитано отряду по бумажке при первой встрече лично Сержантом. Листок лежал в нагрудном кармане рубахи, у его бушующего сердца. Вспоминая всё, что с ним произошло за последние годы, Саламар пытался подобрать слова для своих бойцов. После минуты поиска подходящих предложений, он решился сказать: — Вот что, братцы. Ситуация у нас, прямо скажем, дерьмовая. Первое сражение нашей армии принесло ей крупное поражение, а потому враг сейчас будет переть, стремясь раздавить искру революции. Давить имперцы могут, знаю о том не по наслышке: Два года назад я был в западных регионах страны, во время восстания в городе Ле-Травер. Там рабочие на трое суток заняли патронный завод и 6 городских кварталов. Имперская армия штурмом их отбила, разрушив половину жилых домов. Завод устоял, но потом эти ублюдки вывели жителей из соседних зданий, взяли их на прицел и повели к заводу. В основном это были жены и дети рабочих завода. Говорили, что будут убивать по одному за каждый час, пока защитники не сложат оружия. — Вот же сволочи — проронил Флай — Помимо этого, нас щедро поливала артиллерия гарнизона. Мой друг погиб под ее ураганным огнем. Снаряды едва не закрыли нам небо, а ответить было невозможно. Потому завод пришлось сдать. Мне с группой бойцов удалось выбраться через подземный ход, остальных же расстреляли после сдачи, а семьи многих бойцов были направлены в северные леса, на работы. Потому помните — отступим сейчас — и потеряем всё. Всё, что любим, всех, кого любим и для кого строим новый мир. Левор должен устоять, а потому нам нужно держаться! Я хочу, чтобы вы все это поняли! Бойцы задумались. История Ле-Травера вселяла страх в сердца впечатлительных слушателей и решительность в отважных повстанцев. В то же время она давала понимание того, ради чего придется бороться. Или они победят машину, перемалывающую жизни городов и народов, или погибнут вместе со всем, что им любо. Кто-то еще сомневался, но большинство получили следующее понимание: они будут сражаться за жизнь своих семей, за жизнь своего города. В глазах у некоторых бойцов словно зажглась искра. На мостовой послышались легкие шаги. Размышление прервала приближавшаяся к траншее милая особа. — Товарищ сержант, Марфа сюда идет! — Радостно доложил Пауль. Приметивший ее еще недели две назад, юный боец желал видеть красотку каждый доступный ему миг этой бренной жизни. По набережной в сторону траншеи шла девушка лет двадцати, чье красное платьице покачивалось на слабом ветру, приоткрывая вид на нежные девичьи ножки, на левой руке виднелась бинтовая повязка от недавнего осколочного, черные волосы были собраны в косу, милое лицо привлекало внимание, а голубые глаза удерживали его. Подобная Марфе дева многим солдатам является во снах, далеко не всегда приличных. Уверенной походкой девица приближалась к траншее. Тридцать восхищенных глаз устремились на ножки, еще десять смотрели на лицо. Красиво было все. Подойдя ближе, девушка встала в пяти метрах от сержанта, после чего произнесла: — Командир Саламар! Прошу прощения за неудобство...- Марфа, откровенно засмущавшись от пристального взгляда бойцов и залившись краской, медленно подошла к Саламару и стала, переминаясь с ноги на ногу. — Не стоит. Чем обязан, миледи? — сказал сержант, неуклюже отвесив поклон девушке. Манер ему было не занимать. После чего он встал между ней и бойцами, закрывая ее от смущающих взглядов. — Наша семья уезжает, матушка просит помочь перенести вещи в повозку. У меня одной сил не хватит. Можно ли хотя бы одного солдатика послать, а то соседи наши уже выехали, а все молодые проходят курсы в центре города - Люди с окраин Левора уезжали, кто в центр города, кто в деревни на востоке, а кто и на территории, которые вскоре перейдут под контроль имперских войск или уже перешли. Все боялись штурма города. И хотя правительство Коммуны пыталось успокоить граждан тремя сотнями декретов и бесконечными речами с трибун, город был на грани паники. Сержант оглядел двухэтажные дома, стоявшие у набережной. Многие окна так и остались открытыми, кто-то не снял белье с веревок в комнатах, двери в двух зданиях не были закрыты, следы от повозок были тут и там. Шестнадцатым домом слева от позиции отряда был дом Марфы. Огромная телега стояла возле него, но вещи еще не были занесены. Кучер спокойно покуривал, прислонившись к стене. — Поможем. Пауль, Седрик, идите и помогите барышне. — Оценив обстановку, сержант направил своих бойцов на подмогу. Первый подпрыгнул от радости, чем вызвал еще больший прилив краски у девичьих щечек и сильный смех товарищей по оружию. — Не забудь донести Марфу до кареты целой — произнес Вогел, тихонько смеясь. Марфа отвела взгляд в сторону дома. Тем временем Флай уже готовился женить товарища. — Главное — после выполнения задания подойти к ней, взять за талию, сказать, что она словно небесная дева, спустившаяся на грешную землю. Затем целуешь ее и отводишь в спаль... — шепотом говорил он Паулю, но тот заткнул его на полуслове. — Не хочешь советов — как угодно. Все одно ни одну красотку еще не мял, церковник ты наш- но Пауль уже не слышал. Выбравшись из траншеи, он решительно подошел к девушке и был готов немедленно направится к ее дому. Однако товарища надо было подождать. — И советую вам держаться ближе к домам — произнес Саламар, глядя на дома за рекой. Почти неделю лишь редкие выстрелы оттуда долетали до повстанцев, и все же мало ли какой имперский патриот решит вести огонь по одинокой коммунарской цели. Все равно к ним сколь скоро подойдет подкрепление в лице огромной армии. Отсалютовав сержанту, Пауль с товарищем и девушкой направились к той дрянной повозке, которую предстояло наполнить вещами. Было 11 утра. Яро, местное яркое Солнце, висело над городом в своем зените, озаряя каждый маленький уголок островка свободы. — Товарищ сержант, а правду говорил святой отец, что небесные люди скоро вернутся и настанет конец всего? — спросил молодой человек в красной рубахе и пробитой во многих местах коричневой куртке, задумчиво вглядываясь в небо над пригородом, где виднелся столб дыма. — Фрэнк опять наслушался проповедей этого сумасшедшего. Культ конца времен все 20 лет предрекал конец всему. И мы живы. И будем живы еще лет двадцать. Кончай слушать убогих — решительно ответил Вогел. — Держите свое мнение при себе, мистер Анд, все мои предки верили, я тоже верю. — Тогда зачем дергать сержанта, мистер Вирс? — Простой интерес. Все-таки мы стали ближе к пожару, в котором сгорит бренный мир! Сержант не ответил. Он упорно вглядывался в противоположный берег, пытаясь понять, что будет использовать противник при штурме. Дома он займет точно, плевать, сколько там людей живет. Имперцам нужен этот мост. C юга всего три дороги в город, одна из них — через мост, прозваный «Мостом Храбрых». Жители Левора рассказывали, что такое название ему дали за то, что 600 лет назад отряд легендарного полководца Дарнира Грифорна на этом мосту отбил атаки войск Сереленского Ханства, которые превосходили его в тысячу раз. Легенда красивая, только была ли она или нет, Саламар не знал. Это было и не важно. Теперь его черед отбивать атаки на мосту. Он вновь оглядел своих людей. Смогут ли они, подобно легендарным героям прошлого, защитить свой город сейчас? В доблести большинства он не сомневался — бойцы прошли огонь леворского восстания. Но хватит ли сил противостоять численно превосходящему врагу, да еще и вооруженному тяжелой артиллерией, имеющему кавалерию и гвардейские части. Вопрос очень серьезный. Можно сотни раз изобразить врага монстром, но в бою ты будешь сражаться против таких же людей. Хитрых, умных, опытных, яростных, храбрых и злых. Минут тридцать он ходил вдоль траншеи, пытаясь найти абсолютно все точки, откуда мог вести огонь имперец. Из каждого окна, из-за каждого угла, дерева или куста враг будет бить по отряду. При этом имперцев будет гораздо больше. У них есть все, у Саламара же одна рогатка для запуска в полет гранат, слепленных по старой технологии — полое ядро, заполненное порохом и вставленным фитилем. Сделали их немало, но именно у сержанта из было всего сорок две. И картечница с минимальным запасом пуль. Из размышления его вывел гром, прогремевший в районе городской администрации, далеко на севере от позиций. За ним шел второй, третий, постепенно грохот усиливался. — Товарищ сержант, артобстрел! — крикнул ему Вогел, стаскивая командира в траншею — ВСЕМ, РАССРЕДОТОЧИТСЯ ПО ТРАНШЕЕ И НЕ ВЫСОВЫВАТЬСЯ! — приказал Саламар. Это был первый крупный обстрел Левора. Сержант взглянул на часы — ровно 11:30. Началось. Один за другим разрывы в центре города доносились гулким эхом до окраин, и до траншеи отряда. Снова и снова земля вздрагивала от очередного прилетевшего чемодана, из центральных кварталов валил густой черный дым. Колокола сотни церквей поднимали тревогу, своим звоном призывая спрятаться от смертоносной имперской артиллерии. Жители, какие оставались на улицах, спешно искали свободный подвал, яму, траншею. Бойцы разошлись по траншее и наблюдали за обстрелом, не в силах что-либо сделать. — Сволочи — тихо произнес Вогел, закуривая очередную за утро папироску. — Держу пари, вчера весь день пушки устанавливали. — Зато на нас снарядов не хватит! — ответил не павший духом Флай. Обстрел продолжался минут пятьдесят. За это время центр накрыло шестьюдесятью снарядами. Горели дома, магазины, склады. Дымы из центральных районов виднелись с позиции отряда четко. — Пронесло нас пока что. Такой обстрел уничтожил бы всех минуты за три — Подвел итог шестидесятилетний старик в драной куртке со старым мушкетом в руках. В отряде он был для всех «ветераном», прошедшим свою войну 43 года назад. — Или нет, товарищ Флавий. Может, они через минуту побьют уже нас? — со скепсисом, присущим только ему, произнес Вогел. В первые дни он первым бежал на цитадель короля Ричарда X, главную крепость Левора, но по прошествии месяца он уже не был уверен в победе восстания и последующей революции. Лишь страх перед гибелью в случае краха подвигнул его сражаться в рядах революционных войск. К часу дня в городе стало спокойней. На улице появились немногочисленные горожане, которые только и стремились узнать, что случилось, ибо целенаправленный артобстрел городских кварталов был произведен впервые. К траншее подошли двое гражданских, перепуганных случившимся. — Ребятки, скажите, что это было? — спросил старик, хватавшийся за свое пальто, поддерживаемый руками своего молодого сына. Саламар поднял глаза на своих бойцов. В них читалась ненависть к стрелявшим, стыд перед простыми людьми, которые теперь оказались под ударом имперских орд, и решительность стоять у этого моста, отбивая атаки имперских собак. — Прости, Отец. Это имперцы пришли «наводить порядок». Снося город, и всех вместе с ним. Прости, что не удержали их на подступах. — На кой черт вы тогда вообще восставали? Старик был явно зол на повстанцев, которые принесли войну в его родной город. Сын пытался успокоить своего отца. Выходило скверно. — Прости, Отец -продолжал Саламар — Мы хотим немного, чтобы работяги стали жить лучше. Мы не хотели воевать, но и жить под удавкой хозяев, под непосильной ношей налогов дальше не могли. Мы теряли друзей, отцов, братьев. Их перемалывала имперская машина. И теперь, оказавшись на краю, мы не могли поступить иначе... — Не успел он договорить, как близкий разрыв заставил вжаться в землю. Всего в семи метрах от позиции попал осколочный снаряд. Саламар едва успел стянуть старика в траншею, спасая его от гибели. Его сын также спрыгнул вниз. — эти сволочи сперва по центру ударили, а теперь за нас принялись? — негодовал Вогел. Один за другим звучали разрывы. В траншею прилетали комья земли, выброшенные взрывами вверх, куски мраморного ограждения, которой славилась набережная у моста храбрых. Несколько снарядов попали по домам соседнего квартала, обрушился дом почтальона Виде, самое высокое здание кварталов перед позицией. Два снаряда попали в реку, еще один разорвался по другую сторону моста, у тележки мороженщика, которая стояла у правой стороны еще с первых дней восстания. — Бьют не прицельно. — послышался голос с правого фланга. И верно, разброс снарядов слишком большой для огня по конкретной цели — позиций у Моста Храбрых. По всей видимости, нет корректировщика огня. Да и где ему взяться — пригород все еще был в руках рабочих отрядов. — Если верить нашему командиру, капитану Вильневу, третий батальон ополчения уж точно там. Потому противнику сперва нужно взять пригород, а потому уже наводить артиллерию своими глазами. Так что не бойтесь — пока они лупят в слепую. — стараясь подбодрить взвод, проговаривал Саламар. Но тут ему пришлось врать — третий батальон был почти полностью разбит в первом сражении, после чего он самостоятельно добрался до пригорода, где и засел. Он едва имел в своем составе четыре десятка солдат, половина из которых были ранены, оглушены, кто-то даже ослеп. А рабочие отряды, вооруженные кто чем, вообще не представляли серьезной угрозы имперским войскам. Саламар все это понимал. Но сказать, что перед ними никого, он не мог. Около 13 минут длился обстрел. На перекрестке в трехстах метрах от траншеи был поврежден жилой дом. Во многих зданиях вылетели стекла. Высунувший голову из траншеи Флавий насчитал десять воронок на набережной. Перепуганные жители вылезли из подвалов и укрытий лишь через час. Старик и его сын вышли из траншеи только через два. В это время по мостовой бежали два бойца. Пауль и Седрик, доблестно затащив последний ящик на повозку и героически преодолев слезы милой Марфы, сломя голову неслись к траншее. Обстрел им пришлось переждать в дамских покоях, а потому сейчас они бежали, считая, что враг перейдет в атаку. Винтовки были на изготовке, и Пауль, увидев движение с той стороны реки, остановился, приготовился к стрельбе. Руки его дрожали, прицел сбивался, но все же он выстрелил по шевелению в стороне трехэтажного дома. Пуля попала в угол здания. человек, только что выбравшийся из подвала, кубарем свалился обратно, спасаясь от огня. Внезапный выстрел переполошил защитников. Бойцы Саламара приникли к деревянным стенам траншеи, винтовки смотрели в сторону противоположного берега. Но в ответ ничего. На атаку было совсем не похоже. — Что этот придурок творит?! — крикнул Вогел. Пауль спокойно мог попасть по-своему или по гражданскому лицу. Бойцов имперского гарнизона уже два дня не было видно на другой стороне реки. Красные отряды зачистили прибрежные кварталы. — А может, противник уже там??? — спросил Флавий, переводивший свой взор с противоположного берега на двух бегущих солдат, которые приближались к траншее. — Невозможно! Были бы выстрелы с той стор.... — Вогелу не дал договорить ответный огонь с другого берега. Он велся по Паулю и Седрику, которые стреляли в ответ. Отряд немедленно прицелился в сторону трехэтажки. Дымный след тянулся с окна второго этажа, потому все внимание бойцов было направлено на здание. — Чего у них так много дыма? У империи же бездымный порох в винтовках! — спросил у сержанта Флавий Реверон. — Мы еще лет двадцать назад с ним воевали! - Саламар немедленно схватил свою подзорную трубу и направил ее на здание. Дыма действительно было много. Это скорее напоминало выстрел старых винтовок. Возможно, что это был мушкет столетней давности. А такие уже давно пылились на складах имперской армии, в музеях и частных коллекциях. Если только... — Отставить огонь! — приказал Саламар — Похоже, мы по своим стреляем! - Он прекрасно знал, что леворских ополченцев вооружали чем попало, в том числе старыми кремневыми мушкетами. Скорее всего, это они подумали об атаке имперских сторонников со стороны моста. Бойцы немедленно убрали винтовки. Вести огонь по своим нельзя не при каких обстоятельствах, тем более в условии огромной нехватки патронов. Впрочем, подобное случалось сплошь и рядом. Пауль и Седрик, запыхавшиеся, запрыгнули в траншею. Юные бойцы приготовились отстреливаться, но их винтовки немедленно поднял вверх Вогел. — Вы что творите, придурки? Хотите своих пристрелить? - — Но там, похоже, имперские раз... — попытался возразить Пауль, но его осадили — Заткнись, сучонок, по вам стреляли наши ополченцы. В ответ на вашу, идиоты, пальбу! Вы кого там увидали? Что, слепые оба? Имперской формы от рабочей не отличаете? — продолжал негодовать Вогел. Бедный Пауль опустил свои карие глаза, сдаваясь под напором старшего товарища. Ведь он правда не видел, что это был имперец. — Дерек, за мной! Остальные — сидите и ждите. Огонь только при атаке на мост. Ясно? — приказал сержант. Из траншеи донеслись утвердительные крики. Черноволосый солдат, спокойно пивший воду из кружки, что стояла рядом с бочкой в центре позиции, в минуту приготовился к походу. Взяв винтовку, нацепив мешок с неприкосновенным индивидуальным набором, он вылез из траншеи в след за сержантом. На секунду сержант обернулся. — Серг — иди к мадам Женье, договоритесь о сегодняшнем супе для отряда. Возьми кого-нибудь в подмогу — кастрюли то у нее большие, сам не утащишь. Боец радостно отсалютовал. Мадам Женье уже не раз помогала коммунарам, исходя из ее личных убеждений. Будучи прекрасным поваром, она часто получала заказы от подразделений в районе моста и ближайших к нему позиций на готовку одного или двух блюд для отрядов, будь то каша или простой суп. Имея большие запасы продуктов, мадам Женье обеспечивала потребности нескольких отрядов. Чего не могла сделать служба снабжения революционной армии. Пока Серг искал большой котел и помощника, Саламар вместе с Дереком направился к мосту. Сержант взглянул на часы. Ровно четыре часа дня. Сейчас должны подвезти воду отряду. Саламар хотел объясниться с ополченцами Оглядевшись и не увидев на улице, ведущей к набережной, водовозку, которая снова запаздывала, сержант двинулся на мост вместе с бойцом. Каменный мост, овеянный мифами и легендами, поражавший многих своей древностью и величием, не вызывал у Саламара никаких эмоций. Ни камни, ни оставленные многочисленными влюбленными засечки на перилах, ни его размеры — ничто не могло заинтересовать сержанта. В то время как Дерек прислушивался к каждому журчанию воды, протекавшей под грандиозной аркой моста, Саламар улавливал лишь тревожный стук, доносившийся с разных сторон. На небе становилось все больше облаков, вороны кружили над пригородом. Сержант взглянул на летающих бестий. И замер. — Товарищ сержант, все хорошо? — спросил взволнованный внезапным остолбенением командира Дерек — Все в порядке. Просто я вспомнил один из самых печальных дней моей жизни — Задумчиво ответил Саламар — День расставания с лучшим другом. Когда карета с их семейством покидала свое поместье, скрип перепугал ворон, сидевших на яблонях прекрасного сада, и небо стала темным из-за их черных перьев. — Вы что, имели дружбу с аристократом? — спросил удивленный от подобного поворота Дерек. На его лице проскользнула тень недоверия, а в глазах читалось откровенное презрение к богатеям всех мастей с красивыми именами. Саламар уловил этот взгляд. — Не все они скоты, Дерек. Семейство Бонар являла собой исключение из правила «зажравшихся». Может быть из-за того, что они обеднели, может быть из-за отца, который по убеждениям был либеральней большинства сегодняшних доранских болтунов— я не знаю точно. Но эта семья многое делала для города и его простых жителей, используя свое влияние. Ты же работал на оружейном заводе три года назад, когда Себастьян Бонар стал его руководителем? Помнишь, что он делал? Дерек задумался. С той поры прошло много времени, изменилась вся жизнь не только для него, но и для всех жителей Империи. Трудно вспомнить то незначительное, что затмевалось пожаром восстания и дымом приближавшейся войны. — Я помню, в то время построили госпиталь при заводе.... Прямо рядом со сборочным цехом. Смертей от травм стало гораздо меньше, кто-то даже смог вернуться после несчастных случаев.... Еще помню, что, перерыв на обед с 40 минут увеличили до часа двадцати.... Повсюду поставили почтовые ящики для писем работников. Можно было написать напрямую руководителю, если где проблемы.... А если кто не умел — выделяли писаря... В общем, легче при Бонаре было. — Вот! И он таков был во всем, от уборки улиц до организаций пунктов питания для детей бедных районов. И во всем помогал его сын, Жерне.... Сержант осекся. Он не произносил это имя уже лет пять, а в разговорах с кем-либо — не говорил его никогда. Слишком тяжело было для Саламара воспоминание о расставании с одним из самых близких ему людей. Он устремил свой взор в сторону холмов, вспоминая былые дни. — Вы про дворянина, что приезжал год назад к нам на завод? — спросил Дерек. — Я не видел его, так как был на западе страны. Опиши этого дворянина! — ответил Саламар, выйдя из мира своих воспоминаний. Быть может, спустя столько лет, тот, кто был ему как брат, вернулся в родной город из жаркой столицы. — Ну.... Ростом он был с вас, весь худощавый, длинные светлые волосы свисали до плеч, нос с горбинкой, прямой, лоб покатый, со шрамом ближе к правой брови. Казалось, словно он держал себя в железной руке. Был хмур, говорил тихо и очень скудно. Глаза серебристые, а взгляд... - — Словно у орла... — закончил фразу сержант — Это он. Вернулся, значит, из самого темного закоулка нашего мира. — — Еще он был одет в красивую голубую форму, расшитую золотыми пуговицами, то ли пехотную, то ли еще кого-то, я не знаю до сих пор. С такими золотыми наплечниками и непонятным мне головным убором с пикой на макушке. А еще на нем были темно-синие брюки и высокие блестящие сапоги — — Вот как... таки прошел академию, хитрец. Раньше меня своей цели достиг. — Саламар в душе был рад за мечту своего друга. Сколько долгих вечеров они обсуждали свои мечты и надежды, сколько планов построили. И вот теперь один из друзей достиг своих мечтаний, когда второй все дальше отходил от собственных стремлений в пользу целей всего общества. Сержант был рад искренне за него. Но в сердце Саламара закралось необъяснимое чувство тревоги. А что, если.... Размышления прервал стук сотен ног с другой стороны моста. Первый батальон второго крестьянского полка выходил с пригородной улицы на набережную, не соблюдая никакого строя. Пробитое в десятке мест алое знамя высоко развевалось над бойцами, одетыми в простые крестьянские зипуны и рубахи белого цвета. На многих одеждах сохранились следы крови, а у большинства вчерашних землепашцев были явные ранения головы, рук и ног, некоторых бойцов несли на спинах сослуживцы. Вооружение батальона составляли преимущественно имперские казеннозарядные винтовки. Многие крестьяне несли на себе трофейные кожаные мешки для патронов, явно отбитых у пехоты имперской армии. Но помимо винтовок в руках у бредущих крестьян было полно оружия для рукопашного боя: среди сотен раненных бойцов мелькали вилы, березовые рогатины, топоры всех возможных размеров и форм, у одного из солдат Саламар приметил самодельный железный кистень с цепью длиною с руку от пальцев до локтя бойца. И вся эта людская масса направлялась в центр Левора. Многие крестьяне с опаской поглядывали на серые громадины города. Видно было, что они не покидали своих деревень до начала войны. Или же перемещались между селениями, но в столице губернии никогда не приезжали. Саламар двигался в обратном направлении от колонны бредущих крестьян, намереваясь преодолеть мост как можно скорее, но внезапно его окликнули из нестройных рядов: — Саламар Ховиц! Саламар Ховиц! — звучал чертовски знакомый сержанту голос. Он долго смотрел на толпу, но не заметил того, кто его звал. Хотя мог поклясться, что слышал голос именно там, куда смотрел. — Командир, там! — указал подошедший к сержанту Дерек на одного из крестьян, у которого правая половина лица была обмотана бинтом, на котором проступали частички крови. У несчастного солдата помимо лица была ранена левая рука, а на груди виднелись следы от кровавых струек. Его сапоги были сбиты и покрыты грязью леворских болот. Но несмотря на все это Саламар узнал в голубом глазе и коротких темных волосах своего товарища. Того, кого он считал погибшим. Того, кого он оставил в Ле-Травере. — Ну здравствуй, Леви! — сержант не смог совладать с эмоциями. Смахивая скупую слезу, он бросился к израненному товарищу — Я думал, ты погиб при обстреле завода в Ле-Травере! Как?! Сержант отпустил своего старого однополчанина, и постепенно вернулся в привычное русло серьезной серьезности. — Меня сильно потрепало, даже завалило обломками. Но это и спасло: когда имперцы заняли завод, меня они не заметили. Ночью выбрался — и утек. И сейчас ушел от их хвоста, хотя видят небесные люди — это было сравнимо с покорением рая. Теперь вот, веду остатки батальона к вам. Поможем в обороне моста - Сержант удивился. Ему говорили, что крестьяне только пройдут мост, а не будут его защищать вместе с отрядом. С другой стороны — спасибо хоть за такое подкрепление. — Это не твои люди обстреляли бедных ополченцев? — с усмешкой спросил Леви. — Они все просили выбить вас с моста! Мы сказали им, что это случайность. Прикрыли ваши косяки- Он подмигнул своему товарищу. Только сейчас Саламар обратил внимание на повязку. Две золотые полосы в круге. Обозначение командира батальона. — Не беспокойся, Саламар, мы подсобим тебе. Три батальона уж точно помогут! - — Подожди, три? Ваш полк же должен был идти к центру города, строить баррикады и готовиться к боям. — Сержант продолжал удивляться. — Таково решение командира полка. На мост же попрет целый имперский корпус, и это далеко не мальчики для битья из гарнизона. У нас вон, четвертый батальон пришлось распределить среди остальных трех, так как там всего человек 48 осталось. А первый крестьянский вообще был уничтожен, до последнего человека! Что 20 человек могут против такой махины? — Глаз Леви вопросительно оглядывал сержанта Ховица. — Вас тоже потрепало знатно. — заключил Саламар, глядя на проходивших мимо крестьян. Вслед за пешими на мост стали въезжать повозки. Одни были заполнены провизией, бочками с водой, на других же лежали раненные, которые не были способны передвигаться. У многих лежавших отсутствовали ноги или одна нога, у кого левая, у кого правая. Руки тоже были далеко не у всех. Десятки бойцов получили раны у живота, у иных перевязки были на груди. Головы обмотаны у каждого второго. Немногочисленные медицинские сестры бегали от одной повозки до другой, помогая раненым. Один из пострадавших, лишившийся обоих ног и кисти правой руки, проезжая мимо командира батальона и сержанта попытался встать и отдать честь. С помощью левой руки, преодолевая ужасную боль там, где оставались небольшие куски ног, он смог подняться и сесть, после чего взметнул перемотанный обрубок вверх. Обычно вверху должен был кулак, но не создать его там, где нет ладони. На глазах бойца проступили слезы. Саламар немедленно подошел к раненому. Отдав честь в ответ, он помог бойцу вновь лечь. После чего передал заботу о нем подбежавшей медсестре. Долго потом он смотрел вслед уходившей повозке. — Большинство ранено орудиями. Я думал, что страшнее обстрела в Ле-Травере ничего и помыслить нельзя. Как же я ошибался, друг мой. На поле боя имперские собаки стреляют чертовски метко. От того нам и херово, дружище — Леви достал самокрутку и предложил ее сержанту, хотя и знал, что тот не курит. А вот Дерек охотно принял табак и помог закурить при помощи спичек. — У Левора своих пушек много. На каждой улице по орудию. Если император пошлет солдат в город, такие караваны пойдут уже в их города — С некоторой злобой ответил Саламар. Он встречал раненых и до этого момента, но подобных увечий в таком количестве еще не видал. — Еще один момент: Злые языки твердят, что за третьим корпусом идет императорская гвардия. Если это так, то давай будем честными: мост мы не удержим — Леви двинулся вслед за последними повозками, рукою зовя сержанта с собой. Саламар, недолго думая, последовал за ним. Дерек тоже двинулся следом по мосту. Однако шорох на другой стороне моста заставил его оглянуться. Молодая медсестра собирала столь неудачно рассыпавшуюся у правой ограды медицинскую сумку. Дерек подошел к ней и, проявляя свои лучшие качества, стал помогать собирать медикаменты, разлетевшиеся во все стороны. Разноцветные коробки от тучи лекарств — что насобирали в аптеках и лечебницах аристократов — с трудом помещались в сумке, что выдавалась студентам Леворского врачебного университета — одного из немногих высших учебных заведений империи, где девушкам было позволено обучаться. — Каких прекрасных девушек забирает война! Ей же всего двадцать! Училась бы дальше — но нет, Империя пришла и на бой нас позвала — прокомментировал Саламар сцену джентльменства и случайного флирта со стороны Дерека. — Ей 19. Это Мэри Риверон, она поступила к нам неделю назад. Как раз к первым часам сражения успела. Девушка и правда прекрасная, а в сестринском деле трудно найти равную ей. Она и меня перевязывала, и многих бойцов спасала. Эх.... Хорошая девушка... а знаешь, нам надо было найти себе подруг до первых боев за новый мир! Двадцать девять лет — а все холостой, куда это годиться! — сказал Леви и усмехнулся. — Кто, о чем, а вшивый о бане. Если бы у нас были подруги, то сейчас рыдали бы в подушки, зная, что мы в Леворе. Такое счастье не нужно никому — ответил Саламар. Сержанту еще не было ведомо чувство любви к девушке. Впрочем, он и не искал его. Однако наблюдать за нелепыми ухаживаниями бойца было занимательно, на лице сержанта проскользнула улыбка. — Продолжаешь сторониться женщин, титан одиночества? Подожди, еще найдешь свою даму сердца. Может быть, на грани смерти поймешь, что такое — любить. Саламар не собирался уступать в неожиданном споре. — На грани смерти есть лишь два пути: жить или умереть. Пути «любить» не предоставит старик с копьем. Либо он пронзит твое сердце, либо даст тебе еще пожить. — Старые байки про образ смерти. И это, товарищи, боец революционной партии, в которой духи, небесные люди та другой религиозный бред вроде старика с копьем под запретом! Ну не странно ли — Леви уже не мог сдержать смешок — Запомни, для нас смерть выглядит как пуля, снаряд или штык. Никаких стариков с копьями! Думай о них. А про выбор «любить» — кто-то ради любви живет. Саламар замолчал. Он не знал, что ответить на подобные выпады. Ни с темой смерти, ни с темой любви он не был знаком хорошо, оттого и продолжать проигрышный спор не представлялось возможным. Вновь взглянув на пару, бредущую по мосту в сторону траншеи, он грустно улыбнулся. Но в эту минуту краем глаза Саламар уловил движение выше пары. Подняв взгляд, он пристально уставился на холмы. Средь деревьев было четко заметно мигание, происхождение которого было очевидно. — Чувствуешь дрожь земли? — спросил Леви. Он знал, что в течение получаса подойдет второй батальон, в котором всего 120 солдат. Не сильно много для гула. — Кажется, я знаю, откуда он идет. С тех холмов. Явно кто-то в лесах движется в нашу сторону. Взгляни! — Саламар передал свою подзорную трубу Леви, и тот также устремил свой взор на холмы. Между колыхавшимися на ветру деревьями то и дело мелькали белые отблески, сменяемые чернотой. Гул становился сильнее. Словно шла не одна сотня коней вдалеке. — Они? — задал вопрос Дерек, несший медицинскую сумку своей новой знакомой. — Готов отдать руку на отсечение — это они — ответил сержант. — Кавалерия. Только она одна могла нас быстро нагнать! — сказал Леви, оторвавшись от подзорной трубы и передав ее владельцу. — Она самая. Только какая? Очень похоже на... — Саламар не хотел произнести их названия, слишком страшный это был противник. Тем временем из лесу повалили сотни темных фигур. Подобно чертям из древних сказаний, они ровными рядами выступали из-за деревьев на своих черных как смоль конях. За спинами виднелись белые пятна — то были крылья этих устрашающих конников. Их тяжелые пики были различимы даже невооруженным глазом с шести километров. Строй медленно приближался к спуску с холмов, и за каждым всадником из лесу появлялся еще один. Темная масса постепенно покрывала живописные луга близ Левора. Среди массы высились пурпурные знамена Крадостской Империи. — О нет... — мрачно произнес Леви — Черные гусары Маера! Все, кто был на мосту, устремили свой взор на черную массу, заполонившую холмы. Среди шедшего крестьянского батальона стремительно разносились слухи о пришествии демонов на грешную землю. Саламар же рассматривал врага в свою трубу. Он спокойно мог различить кивера с длинными белыми султанами, черную кирасу, прикрывавшую грудь и живот гусара, длинную саблю, висевшую на боку каждого из бойцов, а также два белоснежных крыла, поднимавшиеся выше головы всадника, при этом крепившиеся к месту, где на спине начиналась прикрытие кирасы. Он также видел офицеров, отличавшихся золотым узором на кирасе и красным султаном. Саламар взглянул на часы. Время показывало половину шестого. Позднее на дате «72 день лета 1878 года» в своем дневнике он запишет два слова, которые станут одними из важнейших в его жизни: «Враг у ворот».