Переходя через Альпы.

Яркое Солнце светило над Калькуттой, выжигая своим теплом любое хоть немного отличное от паршивого настроение. Его лучи пробирались через стекла в комнате Амрита и, слегка преломляясь, игриво поблескивали на его смоляных кудрях. Это раздражало юношу: он старательно укладывал чемоданы (точнее, пытался запихнуть свои шмотки в них так, чтобы те закрылись), но у него не выходило: замки никак не хотели поддаваться. И даже такое колоссальное количество чемоданов (семь или восемь? Но точно не меньше семи) не могло вместить всех его одежек. Тут дело непростое: во время отдыха в Европе стоило сохранять всю свою индийскую идентичность, но при этом ни на йоту не убавить в европейском стиле и удобстве. Тем более, это здесь – в Бенгалии – жарко и душно, а там? Наверняка термометр не поднимется и выше нуля, а это значит, с собой предстоит взять и свитера, и куртки. Позаботиться стоило и об инвентаре. Амрит и Амала долго тянули со свадебным путешествием: бросить Калькутту одному из главных жрецов пути Вамачара было не так просто. Постоянно возникало то одно, то другое непременно требовавшее его личного присутствия неотложное дело, да и Амала к тому же несколько месяцев прошлого года провалялась в постели с атипичной простудой. И вот теперь – когда все трудности и безотлагательные мероприятия были позади, Амрит наконец решил исполнить свое предсвадебное обещание и устроить-таки своей молодой женушке медовый месяц. Весь февраль им предстояло провести в Швейцарии, наслаждаясь заснеженными склонами Альп, высококлассным шоколадом, нежнейшим камамбером, лыжней, сноубордами и друг другом. Правда, насчет последнего Амрит был уже не так уверен – все-таки за последний год много чего изменилось. И хоть женитьба в Индии – необходимое условие счастья любого уважающего себя мужчины, юноша не был уверен, что до сих пор питает к своей супруге такие же светлые и добрые чувства, какие испытывал вначале их отношений. Но, так или иначе, путешествие было обещано, и, как бы ни хотелось Амриту провести его с другим человеком, ехать придется с Амалой. Потеряв всякую надежду застегнуть эти никак не поддававшиеся чемоданы, юноша импульсивно столкнул один с кровати на пол. Его любимый свитер вывалился, бесстыдно распластавшись в позе трассовой проститутки на дорогом паркете. Он отшвырнул его носком и присел на край постели, закрыв лицо руками, попутно отмахиваясь от надоедливых солнечных зайчиков. Если бы Амрит только знал, как красиво он выглядит среди этого хаоса, освещенный солнцем, с этими сбившимися кудрями, уставшими глазами и слегка взбухшей на лбу миниатюрной веной! Но он, если и знал, то не придавал этому никакого значения. Громко вздохнув, он подошел к паре лыж – инвентарь Дубей всегда возил свой собственный, так уж он прикипал к вещам – и принялся связывать их между собой. М-даа. Чтобы увести это все с собой им придется выкупить целый самолет. А, учитывая любовь Амалы к разного рода сари, камзолам и платьям, скорее всего – целых два. Амрит покосился на глобус-бар, что стоял неподалеку. Швейцария такая крохотная... - Не уверен, что в такой маленькой стране поместятся все наряды госпожи Басу, - произнес он едва слышно. - Собираешься? Амрит который раз давал себе слово, что привыкнет к этим фокусам со внезапным исчезновением/появлением Рита-Шивы, но вновь и вновь, будучи застигнутым – пусть даже за самым обычным делом – врасплох, пугался. И сейчас его сердце екнуло, пропустив несколько ударов. В дополнение ко всему, Рэйтан любил появляться сзади, вне поля зрения, задавая при этом какой-нибудь абсолютно невинный вопрос. Это пугало еще сильней. Но попросить не делать так Амрит не решался. Во-первых, кто он такой, чтобы указывать Махадеве? А во-вторых, ему, быть может, в чем-то это даже и нравилось. Стучаться перед входом – прерогатива слуг. - Угу, - буркнул Дубей, как бы не заметив своего гостя, и, как ни в чем ни бывало, продолжил сматывать лыжи шпагатом. - Знал бы ты, как красиво выглядишь среди этого хаоса, когда тебя так облепляют солнечные зайчики… - Почему «бы»? Думаешь, я не знаю? - Тебе вообще идут теплые тона. И загар так хорошо на тебя ложится, - не обращая, казалось, никакого внимания на колкости собеседника, Рэйтан подошел со спины к Амриту вплотную и аккуратно провел своей холодной кистью по его острой скуле. – Я чуть было не порезался. Скулы у тебя тоже особенно острые. Амрит вдохнул. Еще. И еще один глоток воздуха. Аромат ладана назойливо заполонил все его сознание, так хотелось расслабиться и погрузиться в него целиком! Но, может, перчинка их отношений и состояла в том, что Амрит никогда полностью не был доступен. Он не из того рода мужчин, которых лишь пальцем помани – и они у твоих ног, о нет! Пускай и Дубею этого хотелось ровно так же, как и Вайшу, но он никогда не покажет этого. Пусть поуговаривает! - Не стоит, Вайш. Не сейчас. Мне нужно собираться – до вылета не так много времени, а я все никак не могу застегнуть чемоданы. Видно, придется просить Шехара помочь с этим. - Вы, люди, всегда обращаете внимание на какие-то глупости, но никогда на то, что на деле важнее всего, - обиженно и протяжно произнес Вайш. И он еще будет его – Амрита – учить! Ну-ну. Раз ты все время возвращаешься в эту самую комнату, снова и снова возвращаешься, значит, все Дубей делает пра́вильно! Амрит повернулся, чтобы заглянуть в глаза своему собеседнику. Из-за темной – подобно антрациту – радужки Рэйтана, было тяжело различить, куда именно тот смотрит – зрачок всегда терялся в этой бесконечной и завораживающей тьме. И только глядя прямиком в глаза можно быть уверенным: Рэй смотрит в твои. - Н-да? То есть, слово, которое я давал своей жене – нечто неважное, так? А что тогда вообще важно? Не просветишь? – он фыркнул. Его всегда забавляло, как Рэйтан ревновал: сначала Амалу к нему, а теперь вот его к Амале… Выводить мужчину на ревность стало чуть ли не самым любимым из занятий Дубея. Вайш всегда был отстранен, сосредоточен и холоден, но когда начинал ревновать… Он старался; все делал для того, чтобы скрыть свои чувства - и это выходило прекрасно - но все же, от внимательных глаз не могло ускользнуть то, как начинают трястись его губы, как становятся чуть холоднее и без того ледяные руки, как болезненно сужаются едва различимые зрачки. - Ты опять неверно меня понял. Впрочем, не бери в голову, - Рэйтан отвел взгляд, опустив свои руки с плеч Амрита. Обиделся?! Вайш сделал несколько шагов прочь, делая вид, что старательно разглядывает антикварный комод и то, что на нем лежит. Книжки какие-то, статуэтки старые. Благовония, парфюм. Сколько здесь флаконов? Один, два … пятнадцать… двадцать три. Двадцать три! Амрит однозначно знал толк в ароматах. От него всегда пахло приятно и так сладко. Бумаги какие-то, документы. Ручки, одна перьевая даже, чернильница – вот выпендрежник – вазелин… - А вазелин тебе зачем? - Лыжи смазывать, чтобы скользили, - без задней мысли ответил Амрит, продолжая свои занятия со шпагатом. Блять! А Вайш о чем подумал? - Н-да? – передразнивал Рейтан. - Что ж, каждый воспринимает мир в меру своей распущенности, - Амрит не выдержал и подошел к мужчине, принявшись целовать того в шею. – А ты думал, для чего? - Ничего я не думал, - Вайш, накрытый волной удовольствия, прикрыл глаза. - Ну признайся… Думал же… Думал и думаешь, - Амрит говорил, отрываясь от поцелуев, но затем вновь возвращался к скрупулезному изучению шеи Рита-Шивы. – Думаешь, что мы с Малой наскучили друг другу за год, - он опять поцеловал Вайша влажно и страстно, - нет, не думаешь – надеешься. А ду́маешь ты, что как раз не наскучили... и выбор… из трех вариантов предоставляет мне она, верно? – Дубей отстранился, выхватил из рук Вайша баночку мази, и принялся засовывать ее в и без того не смыкающийся чемодан. Такое положение дел совершенно разгоряченного Вайша не устроило. Он уж таки́е надежды было возложил на эту баночку! Какой-то частью себя Рэйтан понимал: Амрит дразнится, но другая часть… другая боялась уйти из этой комнаты ни с чем и больше никогда не быть в нее впущенным. Амрит – непростой человек. Он мог играться, как кошка с мышкой, а мог быть и полностью серъезен. Не поймешь его игры – пеняй на себя, но перепутаешь предельную откровенность с кокетством – и больше на его расположение рассчитывать не придется. Это сводило Вайша с ума. В иных обстоятельствах он бы непременно покопался в мыслях у того, кто водил его за нос, но провести его пытался Амрит - единственный на этом белом свете живой человек, в голову которому у Рита-Шивы доступа не было. Рядом с ним он становился обычным человеком: ему приходилось улавливать все намеки, различать полутона, идти на риск в тех или иных словах: срывать куш или проигрывать все. И хоть он к этому не привык, Рэю это нравилось! - Заканчивай свои игры. Ты все-таки не с котенком дело имеешь, мой дорогой, - рука Вайша оказалась под рубашкой Амрита. Она была так холодна, что юноша вздрогнул, что поспешил подметить Рэй: - что, уже дрожишь от возбуждения? Такой тон разговора он перенял от Дубея: все-таки, за последний год они си́льно сблизились. Признаться, быть жертвой своего же отношения к другим Амриту не нравилось. Рэйтан больше привлекал его, будучи нежным и чувственным, как первые цветы после холодных европейских зим. Он, хоть, и правда, уже чуть было не дрожал, поспешил убрать с себя руку друга: - И ничего не от возбуждения, просто-то кто-то не лечит свою анемию. У тебя руки холодные, Вайш. Но Рэйтан не отступал, взяв той самой рукой подбородок юноши, и пылко того поцеловал, заставив дрожать теперь от адского коктейля из желания, страсти и предвкушения. - Так достаточно горячо? – отстранившись через весьма продолжительное время, поинтересовался Рэй. - Недостаточно. Ну наконец! Все маски сброшены, а Альпы наконец-то покорены. Амрит вновь прильнул к пухлым губам друга – теперь уже по своему желанию – и стремился взять от того все целиком и полностью, без остатка. Но те, кто хорошо учил историю в школе, прекрасно помнят: Ганнибал был успешен лишь потому, что знал: спуск с Альп намного круче подъема, и именно в спуске для его армии как раз-таки и крылись наибольшие потери. И их с Амритом спуск только начинался. Руки Рэйтана уже беспрепятственно блуждали под рубашкой Дубея, но тот в свою очередь не отставал, расплетая конструкцию из резинок и шпилек, что удерживала густые, слегка вьющиеся волосы Рэя в пучке. Раз, два – и длинные локоны его любовника приятно щекочут ему нос во время поцелуя. Три, четыре – Рэй снял с него рубашку, и теперь уже пряди бесстыдно спадают на его, Амрита, обнаженную грудь. Вскоре вслед за рубашкой отправились и штаны Дубея. Себя раздевать Вайш отчего-то не давал, и это раздражало Амрита: от губ он плавно переместился к шее Рита-Шивы, двигаясь все ниже и ниже, и натыкаться на одежду по пути ему совершенно не нравилось. - Дай мне тебя раздеть, - канючил он. - Нет, не стоит, - Рэй продолжал своими аккуратными пальцами вычерчивать какие-то мантры на обнаженном теле юноши, от подключичных впадин и к груди, через ребра, уже почти достигнув самого интересного. - Тогда разденься сам! – Амрит был в бешенстве, - я хочу видеть твои ключицы. Вайш – коль уж скоро он был полубогом – почти всегда ходил полуголым, но именно в этот день он заявился к Дубею в обычном человеческом ширвани, вместо привычной едва прикрывающей весь срам повязки. Это злило Амрита, но выводило из себя его другое: ключицы – такая простая часть тела. И он вынужден умолять Вайша ее показать? Да ее даже девушки не прячут! - Я уже говорил: нет. Я хочу, чтобы мы оба были сосредоточены на тебе. - Послушай, Рэ-эй, - с губ Амрита ненароком сорвался стон, - я, в отличие от твоих подземных шлюх (очевидно, Дубей намекал на Лату, Прию и других проституток, которые после смерти непременно попадали в Тамас-Виталу), знаю, чего хочу. И сейча-а-ас это… - Кажется, рука Рэйтана наконец достигла своей цели. - Что? Не расслышал, - улыбался Вайш. - это-оо... В это мгновение юноша испытал на себе все муки зефирного эксперимента. Он смотрел Рэйтану прямо в глаза; страсть, бурлящая между ними, сносила голову; сердце бешено стучало невпопад, но Амрит поклясться готов был, что на азбуке Морзе это значило: «возьми меня, блять, уже скорей». Все это так и подталкивало нижнюю губу дрогнуть, что бы заставило рот слегка приоткрыться. Все это как бы шептало языку: давай, давай, оттолкнись от передних зубов и пройди чуть назад в этих двух слогах, скажи заветное слово «тебя»! Но Дубей знал: ему воздастся с лихвой, убеди он Махадеву снять с себя ширвани… - Сейчас я хочу видеть твои ключицы, - пытался не тараторить Амрит, но в этом он едва ли преуспел. Фраза все равно получилось скомканной и рваной, но какая, к черту, разница, если скомканной и рваной через несколько секунд оказалась лежащая на полу одежда Рэйтана. Его терпение было вознаграждено. - Как же я люблю твои ключицы, - Амрит оставлял на них влажные до неприлия поцелуи один за другим. Добрая треть из них, будь бы Вайш обычным человеком, непременно бы оставила за собой синяки. Но Вайш полубог. И это печалило Амрита – никто не увидит засосов на этом мужчине, никто не поймет, что за жаркие ночи у него были. Рэйтан же нарочито был нежен и трепетен, не позволяя не единому знаку указать на то, как хорошо им было вдвоем – не ровен час, что-то заметит молодая госпожа Дубей. Остаток чемоданов уже давно полетел прочь с кровати, и Амрит было хотел отстраниться, дабы пошарить по полу в поисках припрятанной фляжки с купажированным виски, но Рэйтан не дал ему это сделать. Они были вместе уже не в первый раз, и Рэй уже испытал на своих надключичных впадинках – каково это быть чашей для алкоголя. Впрочем, против его мягкого запрета Амрит, казалось, и не возражал – ему хватало и просто целовать коралловые косточки, чтобы опьянеть. И Рэй своей рукой прекрасно чувствовал: Амрит ничуть не врет, говоря, что ему нравятся его ключицы. В своих поцелуях Вайш становился все настойчивей, Дубей понял: сейчас он получит то, вместо чего он попросил друга раздеться. - Как тебе хочется? - Воля богов – моя воля, - ехидно произнес Амрит, предвкушая дальнейшее. Может, Рэйтан и был полубогом, но в постели между ними не существовало никаких полутонов: этот мужчина был воистину восхитителен, divine – ни прибавить, ни отнять. - Куда ты там спрятал свою лыжную баночку, шельмец?! - В красный чемодан куда-то засунул. - И зачем ты всегда так все усложняешь? - Потому что боюсь, что простым не буду тебе интересен. Рэй наконец нашел заветную баночку и принялся извлекать содержимое. Но внезапный поток откровений заставил его вздрогнуть, чуть поведя бровями, как он это делал обычно. Он правда делает это все только потому, что боится ему наскучить? - Что, уже дрожишь от возбуждения? - Я этого никогда и не скрывал. Амрит немедленно почувствовал уровень возбуждения Рэя, на своей собственной, кхм… Но несмотря на всю свою распаленность и желание, Рэйтан старался быть нежным: он вошел постепенно, мягко, толчок за толчком, заставляя Амрита стонать сугубо от удовольствия. - Тебе комфортно? - Комфортно мне в субботу в послеобеденный час, а-а-х, а сейчас мне-е-е… Амрит понял: Рэйтан знает, и он может не продолжать свою фразу. Локоны Вайша все так же спадали вниз по плечам Дубея, и тот не упустил возможности аккуратно погладить их, подержать в руках. С каждым толчком Рэй слегка отводил голову, и Амрит хотел, чтобы тот чувствовал это натяжение, может быть даже и боль. Несмотря на это, Рэй невозмутимо продолжал, двигаясь если только чуть более рвано, но оставаясь все таким же мягким и ласковым. Это невероятно возбуждало. Амрит, словно кукловод, дергал пряди волос Рита-Шивы, а тот, превозмогая боль, покрывал шею своего товарища поцелуями, нежными, но требовательными, не забывая про выверенность и других движений. Поцелуи очень скоро превратились в какое-то подобие вылизывания, от чего, впрочем, Амрит был в восторге. Темп набирал обороты, вместе с тем Рита-Шива вошел в юношу полностью – под корень. Индийская философия богата на размышления касательно сексуальных практик. И Амриту казалось странным, что «содержать в себе» было исключительно прерогативой женщины. Ни одна женщина из всех, кто у него был, не давала ему и десятую часть того, что он чувствовал здесь и сейчас с Рэйтаном. Каждое движение Вайша, каждое его прикосновение, каждый поцелуй, рука, сжимающая плечо – все это возносило юношу на седьмое небо, заставляя терять чувство времени и пространства. Блаженное небытие как оно есть, и в этой неге словно расступались объятия Майи. Да, секс – непременно нечто плотское, некоторые даже сочтут его грязным. Секс – это всегда про поверхностность, всегда про что-то, попадающее под запреты аскезы, всегда про телесное, про духовное – никогда. Но раз так, то как назвать то, что творилось между ними? Ни в одной аскезе (а за свою жизнь Амрит провел их несчетное множество), ни в одной духовной практике, ни в одной молитве не достигал Амрит того, что чувствовал сейчас. О, ему было не просто «комфортно». Ему было даже не хорошо. Это было какое-то странное состояние абсолютного и всепоглощающего вселенского счастья, когда весь мир схлопывается до одной крохотной точки, где, кроме как их двоих, нет никого. И не смотря на их роли, полностью отдавался Амриту все же Рэйтан, так что сейчас в целой Вселенной кроме его одного никого не оставалось. Господи, Вайш знал, как доставить истинное удовольствие. - Я уже вот-вот, - вырвал Амрита из размышлений голос Рэя. - Ну нет, не перекладывай на меня ответственность, Махадева. Побудь моим кавалером, и реши, куда кончить сам. - И не думал, - Амрит не видел, но буквально чувствовал, как Рэйтан улыбнулся. - Неправда, думал. - Ладно, думал. Но все равно, предупредить было не лишним. - Поцелуй меня, а? – Амрит слегка обернулся назад, насколько ему позволяла их поза. Рэйтан поцеловал, нежно и страстно, одновременно излившись внутрь. Говорить о «волнах блаженства» в данной ситуации было бы моветоном. Как-то во время одного из леворуких ритуалов Рэю довелось курить опий-сырец. Курил он его, к слову, из весьма сложной в приготовлении керамической трубки, глина которой содержала в себе определенные примеси мышьяка и ртути. Сам снотворный мак тоже растили на необычных полях, собирали сугубо поначалу третьей четверти лунного цикла, и проч. и проч. Опий был необыкновенный. И чувства, вызываемые им у впервые курящего были лишь одиннадцатой долей того, что чувствовал Рэй. Неописуемо, непередаваемо. Пытаться как-либо передать это – попусту тратить время. - С тобой я чувствую себя живым, - нескладно прошептал Рэйтан. Амрит, как всегда в ситуациях, где он кого-то не понимал, сделал вид, что не слышит. А, может, он и правда не слышал, одурманенный волной нахлынувших эмоций. - А теперь мы позаботимся о тебе, - и Рэйтан спрыгнул с кровати, опустившись перед переводящим дух на краю Амритом. Амрит слегка нагнулся, чтобы прильнуть губами к Рэю. Это был хоть какой-то способ отблагодарить его за все, что тот для него делал. Амриту нравилось находиться в роли маленького инфантильного и беззащитного принца. Любые его прихоти – стоило лишь хорошенько попросить – немедленно исполнялись, по отношению к нему всегда проявлялась бесконечная забота и внимание, он буквально купался не только в солнечных зайчиках, которые и сейчас играли в свои догонялки на его смуглой коже, но и в лучах любви. Даже с бойкой кшатрийкой Амалой Амрит не мог позволить себе подобного – инфантильности от него не потерпел бы никто из его партнеров. Кроме него. Рэй, честно говоря, уже давно стал кем-то большим, чем друг, товарищ, партнер. Он был словно какой-то частичкой его души. Впрочем, это все демагогия. Главное, что ему было хорошо. Амриту просто хотелось, чтобы и Рэйтану было тоже. Но что он мог дать тому, кроме одного невинного поцелуя? Впрочем, для Вайша этот поцелуй уже очень многое значил. - Ты меня балуешь. Но мужчина не мог ответить – его рот был занят чем-то неприлично большим и твердым. - Если я скажу, что сосешь ты божественно, это будет богохульством? Рэй задел головку языком чуть менее нежно, чем обычно, и охота упражняться в каламбурах у Амрита сразу отпала. Уж Рэйтан-то постарается, чтобы с губ этого мальчишки слетали только протяжные стоны. Через пару минут он кончил, не постеснявшись сделать это прямо на выразительные ключицы Рэя. «Бессовестный, избалованный, но такой красивый мальчишка!» - только и успел подумать тот.

***

Они наслаждались друг другом среди кромешного хаоса – все вещи повываливались из полураскрытых чемоданов, смотанная так тщательно пара лыж, теперь и вовсе перестала быть парой: они лежали порознь, одна у кровати, а другая где-то сбоку, облокачиваясь на трюмо. Любимый темно-синий свитер Амрита победно украшали несколько белых капель. Некоторые шмотки лежали теперь на кровати вместе с ними, безнадежно помятые, другая же часть дополняла собой и без того вычурные иранские, если еще не персидские, ковры. Рэйтан поднял было руку, чтобы еще раз провести по точеной скуле своего любовника, но задел что-то блестяще-звенящее, безвкусно украшенное паетками и, видимо, «на счастье» железными монетками с придурковатой квадратной дырочкой внутри. - Что это? – в ленном недоумении спросил Рита-Шива. - Сари, должно быть. Амала попросила положить что-то из своего в мои чемоданы – боялась, в ее багаж все не влезет, - неохотно повел плечами Амрит, слегка приподнимая торс, чтобы разглядеть вещицу. – Ну или монетки окажутся кайкой-нибудь династии Мин, и она подставит меня под контрабанду. Кто эту бестию разберет. По комнате разлилось молчание. Амрит думал, как следующие несколько недель будет обходиться без таких головокружительных заднеприводных практик, а Рэй… Видно пытался разгадать: говорит ли его мальчик сейчас о своей женушке с целью вызвать ревность, или же правда думает о ней. Несколько минут они провели в полной тишине, нарушаемой лишь биением их еще не отошедших от гормонального коктейля оргазма сердец. - Станцуешь для меня? – вдруг внезапно нарушил благоговейное безмолвие Махадева, тряся в руке золотую тряпочку, которая, благодаря своим цацкам, мерзко позвякивала, невероятно действуя тем самым на нервы. - В нем что ли? В этой безвкусице? Упаси Бог, мне хватило ЗППП, что я подхватил у Амалы, плохой вкус у нее я перенимать не собираюсь. Да что ты так смотришь на меня? Да вылечился я, вылечился. - Да я не об этом. Просто я с ума схожу, когда вижу тебя в золотом. Тебе как нельзя больше идет, право! Как будто само Солнышко тебя обнимает. - Издеваешься? А если оно на мне разойдется? - Я тебя умоляю, Амала даже для поездки в вымершую деревню выбирает себе новое платье, ты думаешь, она вспомнит про это блядское сари? Кроме того, с чего бы ему на тебе разойтись? – Рэй провел пальцами по кубикам Амрита, - надевай, не привередничай. - Ладно. Но только потому, что я рассчитываю на продолжение сегодняшнего вечера, и мне бы хотелось, чтобы ты и некоторые мои просьбы потом выполнил, - заискивающе протянул Амрит, с трудом оборачиваясь в аляповато сверкающее сари. – Готово!  - Дубей поклонился в приветственном па.