Шумный огонек

Его мир заполняется звуками порывисто, больно, и они бьют по разуму подобно сокрушительным волнам цунами. Прижатые к ушам искусственные ладони почти не помогают, а белый огонечек рядом, за короткое время ставший привычным до боли, звучит так громко, что Хяккимару хочется забиться в самую глубокую на свете пещеру и без остатка раствориться в знакомом беззвучии. Хяккимару еще не умеет узнавать красоту ни в журчании горных ручьев, ни в пении птиц. Его микрокосм оказывается такой ничтожной частью вселенной, что ему становится страшно. И больно. К душевной боли он уже давно привык, но физическая для него тоже еще в новинку. Неужели быть человеком так тяжело? Шум его маленького белого огонечка невыносим, но испуганная душа Хяккимару все равно с отчаянием потерявшего ребенка, заметившего в толпе маму, стремится к этому свету, способному прорваться сквозь непроглядную тьму его незрячих глаз. И огонечек отвечает ему заботой — неумелой, но до трогательного искренней. Дороро хочет спасти Хяккимару: от людей, от демонов, от самого себя. Последнее — самое важное. Названному брату не нужен поводырь, чтобы безошибочно находить протоптанную тропу среди бурьяна или вспарывать острым клинком клыкастую демоническую пасть, но с душевной слепотой ему ни за что не справиться в одиночку. Хяккимару учится слушать, а Дороро старается быть чуточку потише, чтобы не причинять еще больших мук. Перед сном она шепчет ему на ухо сказки, словно любимому дитя, и не важно, что он намного старше. Вот только все равно Дороро всегда засыпает первая, уткнувшись носом в его теплую шею и так и не рассказав ни одной из выдуманных на ходу историй до конца. Слепые темные глаза, слишком тусклые, чтобы походить на настоящие, с угадываемым в их глубине кровавым отблеском, всегда открыты, и Дороро никогда не может угадать, спит ли братец. Но однажды, как всегда под светом звезд нашептывая ему о храбрых воинах и спасенных из лап чудовищ девах, она вдруг замечает, как мирно и плавно вздымается грудь Хяккимару. Она изумленно разглядывает его, такого спокойного и уязвимого, а затем самодовольно ухмыляется, словно, наконец-то продержавшись дольше него, одержала большую победу. Жуткое, бледное лицо спящего Хяккимару с широко распахнутыми глазами при лунном свете почему-то кажется ей забавным и умилительным, и она быстро и звонко касается губами его шеи чуть ниже уха. И отстраняется, сама испугавшись своей внезапной нежности. Но Хяккимару не поворачивает головы, и дыхание его все такое же тихое и глубокое. Это хорошо, ведь Дороро было бы так стыдно, если бы он запомнил ее глупый, детский поцелуй. Самой бы теперь заснуть и забыться, но, к счастью, она так устала, а веки давно налились предчувствием ночных грез... Не проходит и четверти часа, а Дороро уже сладко посапывает, доверчиво прижавшись к боку братца. А к Хяккимару сон все не идет. Он пытается понять, почему ему больше не больно от голоса шумного белого огонька. И отчего звук этого короткого касания прозвучал так тепло и приятно.