Образы сновидений — это своего рода язык…
Кажется, что в них скрыт какой-то потаенный смысл.
Сэмюэль Тейлор Кольридж
Кэйя с нервной улыбкой стоял перед воротами Сумеру, пока воодушевленная возвращением домой Одетт без конца рассказывала ему о красотах родного города. Альберих волновался из-за предстоящей встречи с её отцом, и отчасти виной тому была Лиза, которая поспешила рассказать и запугать молодого мужчину так, что в жилах невольно стыла кровь. Он думал об этом целые сутки, которые они провели в спокойном пути бок о бок с мондштадтскими торговцами, то и дело справлявшихся о самочувствии то бледнеющего, то краснеющего капитана. Нервировало ещё и беспокойство за возлюбленную, которую после прекращения пользования Акашей без конца мучили странные сны. Впрочем Одетт это не так уж и сильно беспокоило. Девушка ласково коснулась его руки, вырывая из вереницы мыслей. — Прекращай, Кэйя, — её тон стал таким серьёзным, что Альберих опешил. — Не накручивай себя. Мой отец приятный и понимающий человек. — Нисколько в этом не сомневаюсь, — мужчина натянул на лицо мягкую улыбку. — У нас ведь есть время до вечера, проведешь для меня экскурсию? Её глаза вновь загорелись, она потянула его вслед за собой, позволяя окунуться в этот замечательный мир такой непривычной для него культуры. Одетт говорила много, явно пытаясь отвлечь. Повела на Большой базар, показала любимую таверну, рассказывала море историй про студенчество и свое детство. Он слушал внимательно и это действительно помогало, позволяло расслабиться и забыть обо всем на свете. Только он и она, отражения друг друга. Кэйя с удивлением слушал, как его возлюбленная уверенно выбивала скидки у торговцев, ловко вливалась в танцы, которые начинались вокруг небольших группок уличных музыкантов, непременно утягивая за собой и его. Уверенная в себе и раскрепощенная. Альберих впервые увидел её такой... расслабленной. Вечер подкрался незаметно, и вот, когда небо окрасилось в нежно персиковый цвет, они не спеша шли в сторону её дома. Одетт умотала Кэйю настолько, что сил на волнение уже совершенно точно не осталось. Их провожала мурчащая подкормленная капитаном упитанная кошка серого цвета, которая шипела каждый раз, стоило девушке подойти к Кэйе очень близко. - Кошмар, только приехал в Сумеру, а от поклонниц уже отбоя нет, - претенциозно проворчала Одетт, но на бродяжку между тем смотрела ласково и тепло. Они остановились рядом с её домом. Здания Сумеру были единообразными, как и в Мондштадте, но все таки имели больший шарм и причудливость. Кэйя мягко рассмеялся и присел на корточки перед ластящимся зверьком. - Даёшь моей дочери поводы для ревности? - Альберих вздрогнул от прозвучавшего насмешливого тона, резко поднялся, сталкиваясь взглядом с высоким мужчиной, стоящим у порога. Капитан с ходу определил сходство отца и дочери, которая тут же оживилась, представляя их друг другу. - Папа, знакомься, это Кэйя, Кэйя это господин Ванада, мой отец, - пульс Альбериха подскочил. Он кивнул родителю девушки и протянул руку, дружелюбно полуулыбнувшись. Учёный невозмутимо сощурился, а у капитана вся жизнь перед глазами пролетела. Взгляд у мужчины был строгий, прохладный, заставляющий вспоминать все свои прошлые прегрешения. Кэйя и впрямь увидел мужчину преподавателем в Академии, который насквозь видел каждого своего студента... К слову, он и сам почувствовал себя на экзамене. Без конца возникало ощущение, что он где-то нашкодил или опозорился. Господин Ванада усмехнулся, но руку пожал. - Рад знакомству. - Взаимно, проходите в дом, и кошка пусть тоже заходит, - животное самодовольно, словно только и ждало команды, пулей заскочило внутрь. Ученый тяжело вздохнул и пропустил гостей вперед. Кэйя прошел вслед за девушкой, совершенно не представляя: что делать дальше? Одетт ободряюще провела кончиками пальцев по его ладони и задорно подмигнула, вызывая улыбку. Они сели ужинать. Напряженная атмосфера на удивление слегка расслабилась, позволяя выдохнуть. Диалог выходил непринужденным, скорее благодаря веселой Одетт, которая без конца смешила историями то Кэйю, то невозмутимого отца, который впрочем не мог не ответить дочери улыбкой или тихим смехом. - Как поживает твой брат? - Кэйя тепло сощурился, и вздохнул. - Помогаешь ему с винокурней? - Боюсь, что создавать вино - не совсем подходящая мне работа, - капитан хмыкнул. - Я предпочитаю скорее дегустировать. - У моей дочери всегда был нездоровый интерес к выпивающим мужчинам. - Папа! - глаза Одетт возмущенно расширились, а лицо покраснело. Альберих заинтересованно выгнул бровь. Девушка между тем нахмурилась и отвела взгляд. - Как Кавех? - Работает не покладая рук, но ты же знаешь его идеалистический взгляд на мир, от этого и страдает, - Кэйя вскользь слышал об архитекторе от девушки, но никогда не допытывался, прекрасно осознавая, что если бы Одетт хотела, то непременно поделилась бы с ним. - Тигнари и Сайно спрашивали как ты, сказали, что ждут тебя в гости. - Думаю, если получится, нам удастся собраться всем вместе, Кэйя, что думаешь? - Я не против... у тебя поразительное количество знакомых мужчин, - Одетт знала, что Альберих говорил без ревности и претензий, скорее желая пошутить. - Мне начинать ревновать? - Знал бы ты эту вертихвостку в студенческие годы, ох... сколько седых волос я заработал, - господин Ванада хитро посмотрел на дорогую дочь. - Не драматизируй, - Одетт самодовольно вздернула подбородок. - Я была идеальным ребёнком. Ванада рассмеялся и потрепал дочь по волосам. У Кэйи в груди что-то кольнуло. Такие отношения между отцом и дочерью, родителем и чадом вызывали тупую боль. Вспоминался то оставивший его отец, то относящийся к нему как к родному Крепус, смерть которого без конца вызывала чувство вины у приемного сына. Альбериха опять начало разрывать изнутри. - Пора спать, идеальный ребёнок, - господин Ванада поднялся и с вежливой улыбкой посмотрел на него. - Кэйя, я постелил тебе в гостевой комнате. - Спасибо. - Одетт плутовато поймала взгляд капитана, стоило отцу отвернуться. - Обойдемся без твоих переглядок, лисица, - родитель внимательно посмотрел на молодых людей. Девушка надулась. - Думаю, Кэйя лучше поймет моё беспокойство за дочь. - Конечно, господин Ванада, - учёный устало пожелал спокойной ночи и удалился, предоставляя тоже весьма уставшей паре время наедине друг с другом.***
Сердце билось, словно птица в клетке. По щекам Одетт без конца лились слёзы, которые ей не хватало сил даже вытереть. Двое дорогих для неё людей, стояли друг против друга, снова наставив друг на друга клинки. На лице Кэйи не было привычной задиристой улыбки, губы Дилюка сжаты в тонкую линию. Тяжелое дыхание двух мужчин, ледяные взгляды и пламенная злость, оседающая пеплом на огромном поле одуванчиков. - Ты обещал быть рядом со мной, сражаться плечом к плечу, если потребуется, - тихая речь Дилюка высекала искры на сердце молчащей Одетт. - Твой дом всегда был, здесь, рядом с нами. - Мой дом стерт с лица Тейвата, - едкое шипение прищуренного капитана. - Прекратите, давайте спокойно всё обсудим... - девушка бессмысленно пыталась свести конфликт в мертвую точку. Закрыла глаза, пытаясь унять рвущиеся наружу эмоции. И когда же всё успело рассыпаться на мелкие кусочки? Мягкая дрожь в её голосе могла разбить, наверное, самую тяжелую оборону. - Кэйя, родной, не совершай того, о чем будешь жалеть. - Не лезь туда, куда тебя не просят, - холод слов, сорвавшийся с губ любимого человека может ранить хуже и больнее самых острых клинков и наконечников стрел. Спор лишь набирал обороты. Мужчины без конца кричали друг на друга, а Одетт совсем не знала что ей предпринять, как всё исправить. Нет ничего хуже подобной ситуации. Разве что безвозвратно потерять кого-то из них... так разве это не происходит в данной ситуации. Одетт смотрела на своего милого капитана кавалерии, совершенно не узнавая ни обострившихся черт, ни играющих на челюсти желваков, ни яда, которым он то и дело одаривал её и названного брата. - И ты смеешь так говорить с ней? - Дилюк разъяренно стиснул зубы. - Если ты уйдешь сейчас, то не возвращайся! Пламя опоясывающее вскинутый двуручный меч, изморозь острого клинка напротив. Всё выходило из-под контроля. Братья двинулись навстречу друг другу. - Прекратите сейчас же! - девушка не выдержала, опрометчиво кинулась наперерез оружия, только бы всё это прекратилось. Готовая, кажется, даже к тому, чтобы её разрубили на кусочки. Одетт кожей ощутила стремительно приблизившийся огонь и мороз, закрыла глаза так, что перед ней засверкали белые точки. Только вот не было боли, как и каких-либо неприятных ощущений. Неужели они остановились? Быть может существует шанс вновь вернуть всё на свои места? Внутри неё почему-то воспряла такая сила, с которой раньше она не сталкивалась. Кровь потоком забурлила в разгоряченном теле. Холод кристальных снежинок превратился в крепкую наледь окружившую Альбериха. Пламя Дилюка зашипело. Одетт открыла глаза. Вокруг все заволокло паром. В сжатой в кулак руке что-то появилось. - Что здесь происходит? - перед глазами оказалось шокированное лицо светловолосого юноши, когда девушка с криком провалилась в небытие.***
На новом месте капитану не спалось. То ли из-за появившейся привычки делить постель с возлюбленной, то ли из-за не отпускающей его тревоги. Так странно. За окном мирно верещали сумеречные птицы, Кэйя перевернулся на другой бок, глядя на приставленный к стене рядом с кроватью меч и короткий кинжал на тумбочке рядом. Интересно, как спится Одетт? Он прикрыл глаза, с улыбкой представляя рассыпанные по белоснежным простыням русые волосы, непременно отливающие мягким пеплом в свете луны. Расслабленное лицо, тихое приятное сопение. Сбитое куда-то в ноги одеяло, и тонкие плечи с россыпью родинок. Архонты, мог ли капитан представить, что ему так повезет встретить её. Он до сих пор порою думал, что всё это лишь приятный сон, и он вот-вот проснётся в одиночестве. Разум постепенно превращался в желе, отпуская все беспокойства. Лицо засыпающего капитана избавилось от проявлений эмоций, отдаваясь неге лёгкой дрёмы... "Обнять бы сейчас её". Пронзительный женский крик и плач за долю секунды заставил мужчину вскочить с постели и схватиться за оружие. Сердце на миг остановилось. Страх сковал лёгкие. Что могло произойти? Кэйя выбежал в коридор, покрепче сжимая кинжал в дрожащей от ужаса руке. Вихрем, спотыкаясь на негнущихся ногах понесся к её комнате. Только бы успеть, если с ней что-то случилось. Если не успеет, то уж лучше ему и вовсе умереть. Перед дверью столкнулся с её растерянным отцом, таким же испуганным, как и он сам. Мужчины, ворвались к ней, готовые, кажется, ко всему. - Одетт, - господин Ванада пораженно смотрел на мечущуюся в постели девушку. Заплаканное лицо, смятые простыни и упавшее на пол одеяло. Она резко открыла глаза и села, прикрывая рукой рот, застывший в теперь уже немом крике. Озноб бил её так сильно, что дрожь хрупкого тела было видно издалека. - Детти, это всего лишь сон, - Альберих сделал шаг вперёд. Девушка подняла взгляд, её зрачки расширились, почти полностью закрыв малахитовую радужку. - Не подходи, - она шарахнулась в сторону. Голос содрогнулся. В её глазах застыл такой трепещущий страх, что внутри Кэйи что-то сломалось. Она боится его. Господин Ванада молчал, видимо понимая чувства растерянного капитана. Альберих медленно опустил клинок на пол. - Я не причиню тебе вред, солнце, - Одетт всхлипнула и проморгалась. - Кэйя, я... извини, я... - она сидя сжалась в комок, запустив пальцы в волосы. - Останься с ней, - господин Ванада прошептал едва слышно, положив руку на его плечо, а затем развернулся, покидая комнату. Капитан медленно подошел к ней, присел рядом, крепко прижимая к груди. Девушка уткнулась носом в его шею, без конца извиняясь. Тремор все никак не проходил. Его руки осторожно гладили её по спутанным волосам, губы то и дело касались виска. Он осторожно усадил её себе на колени, чуть покачиваясь из стороны в сторону. - Кэйя, я... - она заговорила, вновь принимаясь плакать. - Тсс... - он мягко прижал её к себе и тихо зашептал:"Мудрец сказал: любовь – змея, Что жалит сильно, не щадя. И чей укус страшнее смерти, Он поражает сразу сердце. Бедняк сказал: любовь – змея, Что режет тело без ножа. Да будь ты сотни раз богат... Любовь ограбит – будешь рад. Любовь опасна, как змея, Но ей вручаю я себя. И сердце, что давно кричит, О яде просит, но болит. Опасен горький миг любви. Об этом пишут мудрецы. Но я дурак, и я бедняк. Вкушаю снова сладкий яд. Пусть душит яростно змея, Я отдаю всего себя. Готов рискнуть я, погляди. Рабом я стану для змеи."
Одетт медленно успокоилась, вновь засыпая, а Кэйя не мог сдвинуться с места, не желая вновь напугать её или вовсе дать чувство одиночества. Солнце медленно пробивалось в окно, а он так и остался сидеть на месте, охраняя трепетный сон дорогого человека. И пусть хоть весь мир обрушится вокруг, капитан не мог позволить случиться такому, чтобы её глаза вновь наполнились подобным ужасом.