these walls.

На данный момент, это так: Мэтт Смит видит в ней любопытную, но (не) очень опытную юную актрису, с белыми-белыми волосами, а уж потом и эту королевскую девку, в которую они все ее превратили, обвили тело красивым алым платьем, затянули туго его шнуровкой — Милли реально знает это на все сто процентов. Чувствует нутром. Испания. Жара. Рубашка липнет к телу, к животу. Дом — горячего, огненного — Дракона. Не верится, что прошла. Что стала частью. А во, как бывает. Жизнь полна сюрпризов. Привыкай. Не только к славе, а и к тому — как ее потом выдерживать. Вторая неделя съемок, всего-навсего. Невъебенно (быстро) выстроенная руками эта линия локаций вдоль побережья и в самом центре города, снятый дом в одном из каменных зданий — для сцены в борделе, для развития сюжета. Джордж Мартин одобряет. HBO (по-любому) снюхают дорожку кокаина после пилотного эпизода. Шоураннеры светятся ярче любого солнца. Магия качественной истории. И прикол же, что завтра Деймон в этом вот борделе будет говорить, что трахаться, знаешь ли, — это классно. Завтра он будет отыгрывать Порочного Принца, который намеревается вылизать рот самой настоящей Отраде Королевства, представляете? Представьте. Под веками визуал весь сохраните. Милли чуть с ума не сходит. Она делится мыслями с Эмили Кэри — говорит ей, что Мэтт ей в отцы годится, а ей же нужно сыграть влюбленную; По настоящему сыграть. Чего она ей не говорит — все ее тело дрожит в трепетном ожидании, буквально замыкается нервными окончаниями. Попытаться влюбится в Деймона или Мэтта Смита — это как чая выпить. Очень просто. Очень легко. В нем все располагает, начиная от тягучего британского акцента, заканчивая его энергетикой блядского Скорпиона. Он горяч. Милли завидует. И почувствовать это легко, оно же находится (просто-таки) на поверхности, у вас всех перед носом. Выражается буквально во всем. В том, как Мэтт держится рядом (расслабленная поза, но контролируемые движения), когда говорит со съемочной группой: он неосознанно нависает рядом с Алкок, рука об руку стоит, будто ее охраняя от целого мира, сам иногда фразочки свои закидает, смеется просто в лоб, рассказывает ей, как нужно малышку Рейниру отыграть, чтобы случилась химия. Тоже мне — учитель нашелся. «Джулиярд» плачет. Милли послушно кивает головой, немного рассеяно, ее глаза тупо концентрируются на людях вокруг, на дорогих камерах, которые катятся вдоль рельсов, на костюмерах, и она стоять на месте послушно не может. Вообще. Скачет вокруг, с ноги на ногу перекатывается. Мэтт громко цокает языком. — Сколько кофе с сахаром ты сегодня выпила? — Мужчина ловко и остро цепляется в ее руку, сжимает кожу пальцами, наконец-то обращая на себя внимание. Заставляет посмотреть четко ему в глаза. Ты же видишь, да? Хочу, чтобы было по моему. Удачи. — Для быстрой смерти… в самый раз, — дразнит его Милли, язык ему показывает, ухмыляется, а потом быстро выворачивается из хватки, убегает в сторону кастинг-директора. — Valar morghulis, дядя. Дядя. Маленькая дрянь. Он с ней скоро сам в Таргариена превратится. Мэтт заливается добрым смехом. Но в его поведении есть доля секундного яркого раздражения к ней, ведь Милли ведет себя вообще не так, как он ожидает. Мужчины. Когда-то перестанут быть такими наивными? Ага, щас. В параллельной вселенной, вероятно. Алкок поворачивается, чтобы взглянуть на Мэтта в последний раз перед тем, как вернуться в свой трейлер. Он так и стоит возле плейбэка, смотрит на экран, просто удерживая пальцами печатную версию сценария. Красивый. Волнует ли его завтрашняя сцена между дядей и племянницей? Разносит ли сцена эта в крови его горячее нетерпение, колющее ожидание? Да не узнать, зачем же пытаешься? Милли встречается с Фабианом. Они смеются весь вечер, выкуривая пол пачки Мальборо. На минутку становится легко. На минутку можно пожить еще чуть-чуть. 1. Эмили открывает свой рот в удивлении. Ну, приветики. Секретики. — В смысле? Она замирает на секунду, так и оставаясь только в одних черных трусиках. На диване рядом лежит зеленое платье маленькой Алисенты. Через час у нее репетиция с Пэдди Консидайном. Милли смотрит на свою подругу со стороны небольшого кресла, в котором так удачно ей вот удалось втиснуться, коленки к груди прижать. Жарко. — Без смысла. Это есть в сценарии. — Ого, — Кэри наконец-то принимается одеваться. Удивление. Волосы легко и очень красиво падают ей на голые плечи. С улицы слышно, как разговаривают люди, как они в спешке что-то перемещают, готовятся. — И Райан на такое действительно пошел? Побежал. Райан бы даже пошел на убийство, если бы кто-то ему сообщил, что рейтинг в сериала будет выше, чем у будущего «tHE LAST OF US». Эх, мечты-мечты. Все мы так обожаем daydreaming. — Как видишь, у него особо нет выбора, — Милли хмурится. Она тянется к большой кружке с кофе, обхватывает ее пальцами. Горячо. — У него правок за последние месяцы было сотни. Если не тысячи. Продюсеры все перевернули, урезали в бюджет. Не знаю, покажут ли они потом на экране всю сцену, но факт остается фактом… Эмили поворачивается к Алкок и вопросительно заглядывает ей в глаза. Они заговорщики переглядываются. — И там так и написано, что между поцелуями Деймона и Рейниры в этом вот борделе, ну и с этими вот касаниями… он должен тебя буквально трахнуть пальцами? Ебнуться. Он. Мэтт Смит. Деймон Таргариен. Милли заливается истерическим смехом, закатывая глаза. Где-то призрачно под кожей зудит напряжение. Лучше особо об этом сейчас не думать. Ибо перевернется кофе на коленки. Опять придется переодеваться. Дурочка — дурочкой будет. — Не буквально же, детка. Это все еще кино, — она тупо не может успокоиться. — И… там точно не написано «трахнуть». Сама посмотри. Эмили разглаживает платье на бедрах руками. Она глупо улыбается себе под нос. На столике печатный сценарий, в который ей, вообще-то, даже не положено заглядывать. У нее есть свой вариант, со своим именем на нем. Милли поебать, потому она сама тянется и переворачивает несколько страниц. — Вот, — ведет пальцем, ведет дальше, указывает на черный текст. — Действие: Деймон Таргариен берет и разворачивает Рейниру Таргариен лицом к стене. Его руки развязывают шнуровку у нее на штанах. Он прикасается к внутренней части ее бедра, а потом между ее ног. Двигает пальцами. Эмили опять открывает рот в удивлении. — И эту версию сценария ты получила только сегодня утром? Трэш. Милли озадаченно кивает. Она делает осторожный глоток кофе. — А Мэтт что? А что Мэтт? Курит себе сигаретку сейчас, вероятно, вообще не заботясь о том, что им предстоит сделать. Какой молодец. Проходил такое уже не раз, нет. Да и спокойно к этому относится. Правда же? Милли пожимает плечами. Она не знает. — Интересно. — Кэри поворачивается и смотрится в большое зеркало. — И вы же должны сперва обсудить все с координатором интимных сцен, да? Она должна рассказать вам, как себя вести. А ты… волнуешься? Охуенный вопрос, детка. Волнуюсь? Да. Спать не могла ночью, все крутилась на простынях, мысли в голове перебирала. Как это вообще — целоваться с ним? Как это вообще — хотеть, чтобы ему самому понравилось? О-о, нет. Милли пожимает плечами. Она как-то рассеянно утыкается взглядом в кружку с кофе. На ней рисунок ромашки, до жути приторная картинка. Прямиком из прошлого, из дома. В грудине что-то начинает гудеть. Становится нелепо больно. Понимаешь, Эмили, тут дело даже не только в том, что волнение лижет все внутренности, все кости. Да так это делает, что хочется убежать, всем им сказать, что попросту не вывезет, не справится. Да и дело тут в том, что кажется, Милли… влюбилась. Глупо так, не специально. Правда, не специально. Встретилась с этим вот мужчиной впервые — ну и пропала. В том, как говорит он, как относится к ней — хорошо, немного настороженно, как к ребенку. Такое вызывает вопросы, ну и немного злости. Ведь сама от себя не ожидала. Ни за что. Всю жизнь жила себе, тупо целовалась с пустоголовыми зайчиками, а тут Мэтт появился в своей огромной синий рубашке — так тут же ей захотелось контроля. Могущественной захотелось быть. А он так вот с тобой сам разговаривает, будто на уровне держит. И уважает за то, что ты профессию эту выбрала. Да вот незадача — он никогда не будет твоим. Будет (как обычно) с какими-то опытными красавицами, которые знают, что они делают. И чего они хотят. Ты-то маленькая, юная. Не посмотрит он на тебя глазами желания. Только будет вот спокойно себе наблюдать, учить тебя держать планку и отыгрывать реплики на все сто. А ты ему только язык показываешь, скачешь вокруг, ну и унять никак свой хаос не можешь. Такие, как Мэтт — на такое не ведутся. Нихуя. Смирись. — В любом случае, — Кэри подходит к Милли, ну и ласково оставляет меленький поцелуй у нее на лбу. — Ты справишься. Эта роль была рождена для тебя, как и ты для нее. Я в тебя верю. Спасибо. Это ценно. Милли благодарно обнимает подружку за талию руками, утыкаясь ей щекой в ребра. Они сами находятся в таком положении до тех пор, пока двери трейлера не открываются, ну и на этом вот пороге не появляется собранный Джош, первый ассистент режиссера. — Тебя ждут на второй площадке, — он легко обращается к Эмили, чекнув перед этим свой планшет. У него забавная кепка с логотипом кока-колы, и куча-куча черных раций на поясе. — Пробная тренировка с Пэдди, сто тринадцатая страница. А ты… Он ловко указывает рукой на Милли, сперва открыто ей улыбнувшись. Она ему нравится. — У тебя сейчас встреча с Мартой Браун в административном здании. У тебя, и у Мэтта. Это подготовка к вечерним съёмкам. Как бы не так-то. Приходи — сам посмотришь. Насмотришься, бля, на целую жизнь вперед, мистер помощник режиссера. Спасибо, Джош, спасибо, кайф, ну и все возвращаются к своим профессиональным делам. Спустя минут двадцать Милли выбирается на улицу только в одной большущей белой рубашке по колено. Без лифчика. Обувается в кеды, закидывает маленькую сумочку на плечо. Челка тут же прилипает ко лбу. Ужас. Она тупо преодолевает лабиринт из этих вот машин, техники и приборов для света, обходит все стороной — перед глазами тут же возвышается большое здание. Административный корпус, бля. И карты не нужно. Его-то построить вы смогли, дураки, а Драконий Камень — сил не хватило. Графику пришлось мастерить. Зеленку ставить. Игра Престолов вас наебывает день за днем. Милли прыскает. Она быстро-быстро направляется к входу, по-деловому сжимая сумку, но тут же заклинивает ее, прибивает к земле моментально. Возле стеклянных дверей стоит Мэтт Смит. Ну… конечно. Ожидаемо. Пришел пораньше, не Мэтт — а ценная находка для всего мира. Кто вообще от него не в восторге? Милли всей душой желает в нем разочароваться. У него в руках какая-то книжка (мягкая-мягкая обложка), на теле его итальянские брюки и белая футболка под горло. Брови свои хмурит, губы поджимает. Милли невольно задается вопросом — а о чем история? Она это и говорит: — О чем история? И стоит себе дальше, как вкопанная. Неосознанно прижимает к себе сумку. Чувствует, как подошва обуви нагревается от жаркого асфальта. Побыстрее бы сгореть. Мэтт на секунду поднимает ясные глаза. Смотрит приветливо, слишком хорошо. Сперва ей в глаза, потом на ее шею, потому что от жары маленькая капелька пота, вероятно, скатывается тут же ей под рубашку от виска. — О моряках. Так просто, что аж страшно. Что с ними случилось такого, что брови твои нахмурились так сильно? Ну и: — Привет, Милли. Оке-е-е-ей. Ладно. Дышим. Алкок сглатывает. Она как-то моментально тупо и неоднозначно утыкается взглядом ему в его руки. Смотрит на длинные пальцы. Не отрываясь. Теряется моментально. А Смит же видит все это, прослеживает все это, он ловко и громко захлопывает свою книгу, а потом прячет ее за пояс брюк. — Ты в порядке, малышка? Начинается. Дрожь бьет в самый позвоночник. В порядке. В полнейшем. Стою вот и молчу, рот свой открыть не могу, как видишь. Сводит мне челюсть так, что заплакать хочется. А не могу, я же Рейнира. Наоборот все должно быть. — Мне окей, — девушка резко мотает головой, убирает наваждение. На губы ползет ленивая улыбка. — Жарко просто. Ничего не соображаю. Мэтт кивает. — Из-за погоды, ну или ты уже видела версию сцены в борделе? — Он так наигранно берет и пожимает плечами, с интересом наблюдая за Милли. Вот мудак. Девушка фыркает. — Ладно, спокойно. Я пошутил. Пошли внутрь, пока ты не словила себе солнечный удар. Так заботливо. Просто сто баллов. А я уже словила, спасибо. И солнце тут вообще не при чем. Прикинь? Мэтт аккуратно протягивает Милли руку ладонью кверху. Хер пойми, что движет им сейчас — секундная слабость, «отцовская» ответственность, ну или просто дурная игра. Глаза ее тут же цепляются за его пальцы. А что, если эти вот пальцы, ну, они будут прикасаться к ее- — Я сама могу идти, — Алкок быстро обходит Смита стороной, даже на него не посмотрев. — Мне не пять лет, в отличии от того, как ты думаешь. А он и не думает, проносится в голове. Он о тебе не думает. Просто это в его характере — флиртовать с людьми. Ничего им потом не обещать. Мэтт есть Мэтт, черт возьми. Милли чувствует его изучающий взгляд, когда сама же поднимается по лестнице в кабинет Марты Браун. 2. Марта Браун говорит им, что секс или сексуальные сцены — это обычные профессиональные моменты. Нихуя себе. Научите и Милли верить в такое. Она усаживает их в два больших кресла прямо под кондиционером, рядом друг с другом так близко, что невольно всем думается, будто это очередная блядская психологическая тактика — взять и сблизить их. Еще больше. Милли дергает свое кресло в сторону, пытаясь его сместить. Ничего не выходит, кресло прибито к полу. Мэтт наблюдает за этим с полным спокойствием и легкой ухмылкой. Но при этом только брови хмурит, как и тогда, когда читал о своих моряках. Марта Браун становится напротив в своем деловом костюме. А дальше она распинается три часа о том, как начала свою карьеру и почему все еще этим занимается; Со стороны, вообще-то, кажется, что эта бравада… только еще один способ посмотреть Мэтту прямо в рот. Мысленно с ним трахнуться. Никто Марту в этом винить не может. Все мы понимаем. Милли отчетливо кривится, отворачиваясь. Она правда себя чувствует каким-то ребенком, потому что основной диалог происходит между ними двумя. Вопросы ее не касаются, они ей даже не задаются. Такое шоу, поистине. Покруче Драконов. Алкок тупо утыкается в свой телефон, отвечая на сообщения. Она отключается от разговора настолько сильно, насколько может. Абстрагируется. И моментально становится вообще похер на волнение. Оно исчезает, испаряется. И забывается ровно до тех пор, как она не начинает чувствовать большую мужскую горячую ладонь у себя на коленке. Что? Глаза тут же сталкиваются с глазами Мэтта. — А? — Ты ничего не слушала, — Смит ухмыляется, руку все еще не убирает. Факты, факты, такая констатация фактов, ебнешься. — Все я слушала, — ворчит Милли, а румянец стыдливо заливает ей уши и щеки. — Что-то не так? М-м. Мэтт очень легко похлопывает девушку по ноге, а потом убирает руку. Он опускает взгляд вниз, все еще улыбаясь. Рассматривает туфли. Ковер. Да что происходит вообще? — Милли, — Марта обращается к ней. — Мы как раз обсуждали комфорт. И был задан мною вопрос… настолько ты себя комфортно чувствуешь рядом с Мэттом? Настолько, бля, что мысленно от вас сбежала в телефон. Да и блин, а как знать-то? В руках его я никогда не была раньше, не знаю как тело возьмёт и отреагирует на близость? Между ног будет мокро, в ужасе думается Алкок. Черт, между ног будет мокро. И если он вздумает как-то к ней прикоснуться… — В сцене «борделя» есть один момент, — Милли вздергивает свой подбородок выше, сама подается чуть ближе. — Когда Деймон будет прикасаться к Рейнире пальцами. Я же должна буду надеть какое-то белье, чтобы этого всего сквозь него не чувствовать, правда? Я не- Мэтт вдруг ерзает в кресле. Марта Браун, кажется, удивлена вопросу. — Ну да, — она отвечает тут же, задумываясь. — На мужчину надеваются специальные такие боксеры. Если у него случится эрекция, то в первую очередь важен твой комфорт, чтобы ты не- — Тебя волнует, будешь ли ты чувствовать мои пальцы? — Глухо отзывается Смит, встречаясь с глазами Алкок. Бля. Невероятно. Конечно… меня это, блин, волнует. Ты как себе думал? Милли широко открывает рот. Хочет что-то сказать. Дыхание учащается, пульс зашкаливает. Сердце в горле оказывается. Вот бы не выдать себя, вот бы не… Впрочем, так похер. Пусть думает себе всё, что хочет. — Понятно, ага, — девушка нервно поднимается на ноги, прямо-таки берет и тут вскакивает, резко поправляет свою рубашку. Ткань все еще липнет к телу. Неприятно. — Ну, мне… э-э, комфортно, да-да, понятно… я поняла все. И окей, спасибо. Я пойду. Пойду, мне еще учить слова. Столько слов, ужас просто. Слова эти льются в комнате с такой скоростью, что даже не уследить. Милли направляется к выходу. Она как-то глупо чуть ли не перелетает через порог. Марта Браун наблюдает за ней с нескрываемым удивлением. Это все слишком. Этого. Слишком. Мэтт красноречиво благодарит женщину, а потом поднимается следом за Алкок. Он выходит в коридор, отставая от нее всего на каких-то пару минут. — Стой. Громко. Милли даже не думает останавливаться. Бежит с лестницы на улицу. Выбирается через эти вот большие стеклянные двери. Почти-что от него скрывается. Мэтт оказывается на улице следом. — Стой, — громко и четко говорит он, впечатывая свой взгляд в спину Алкок. Чувствуется он каким-то серьезным и далеким одновременно. — Милли, стой. Кому говорю. Ох. Она дергается. Останавливается, как безвольная кукла. Даже не поворачивается к нему. Ну бля. В ушах шумит. Люди вокруг создают на мгновение атмосферу приватности, никто даже не смотрит в их сторону. — Что? — Какого… хера ты так срываешься? Что с тобой происходит? Ты происходишь. Не видишь? Присмотрись. — Мне нехорошо. Говорила же тебе, что жарко. Так и не поворачивается. — Я никогда не перейду грань, — говорит ей Мэтт, и очевидно, что о сцене, о съёмках. Но чувствуется, что там есть еще и двойной смысл. — Тебя не должно это пугать. Я о тебе… позабочусь. Все сделаю, как надо. Молодец какой. Горько, горько. Милли хмурится. Она все-таки к нему поворачивается лицом. Глазами тут же за его собственные цепляется. — Ты не понимаешь, кажется. — Не понимаю чего? Девушка поджимает губы. Он же не виноват в том, как она к нему чувствует. И что она к нему чувствует. Он нихера не знает. Но он цепко всматривается в ее лицо, потом в ее грудь — из-за жары рубашка теперь к телу липнет, а соски ее отчетливо виднеются сквозь ткань. Красиво. Она красивая. Горячая, маленькая, огненная. Едва-заметный ветер касается ее челки, целует ее в губы. Мэтт моргает раз. Моргает два раза. — Почему ты не дышишь? — Говорит он глухо. Взлохмаченный, очаровательный. — Несколько минут без воздуха, ну и- — Для моей смерти в самый раз, — отзывается Алкок, а потом уходит. Быстро, стремительно. Была вот, а теперь ее нет. Маленькая дрянь. Мэтт утыкается лбом себе в ладонь, а потом трет переносицу. Начинается все самое веселое.