these walls.

— Тебе не обязательно было его бить, ты же знаешь? Ага. Заебись. Райан, наверное, знает. По-крайней мере, он должен это знать. Он один из хороших парней, ему свойственно потом себя мучать за неправильные дурные импульсивные действия. Нам нужно только надеяться, что его яркие эмоции не залепили ему здравый рассудок окончательно. Потому что… в ином случае — всем пиздец. И это даже не шутка. Мэтт хочет ему сказать, хочет добавить — а мне не обязательно было быть такой «явной» причиной того, что теперь у Фабиана в кровь разбитый нос и залитые кровью глаза. Но я этой причиной стал, потому я тут, просто-таки напротив тебя, чувак. Давай уже побыстрее разберемся и разойдемся. Видит бог, у меня еще есть работа, кроме твоих драм. Со своими я (все же и кое-как) разобрался, дай, блять, передохнуть. Хоть на минутку. Я так многого прошу? Перед глазами мельтешит поломанный, практически уничтоженный нос Франкеля, словно флюгер. Пацану срочно нужно в неотложку, а то не спасут его прекрасное лицо принца из Диснея, просто не успеют, ну и главные шоураннеры пошлют нахуй всех, кто был к этому причастен. Они могут — Мэтт знает. Становится как-то нелепо. Райан невольно вытирает руку о свои штаны. Он выглядит нервным, резким, слишком неочевидным. Это проблема. Смит достает сигаретку из пачки, зажимает ее между губами, шарится в поисках зажигалки. Если взять и прикинуть, то… ну вот что может сказать ему Райан? Я люблю Милли, отъебись? Да ну. Мы с ней вместе, потому иди нахер? Вряд ли. Время закручивается вокруг них кольцом, потому Мэтт делает быструю затяжку, а потом опять говорит первым: — Так и будем молчать? Для этого я не в настроении, извиняй. Я тороплюсь. Ответ прилетает за секунду, как по щелчку: — Поверь мне, теперь ты уже никуда не торопишься. Ты должен выслушать меня, — Корр хмурится, он смотрит четко в лицо. Мэтт впервые в жизни, кажется, не может отследить о чем тот думает, что скажет в следующий момент. Это тупо напрягает. — И выслушать меня внимательно, ведь в ином случае я заставлю тебя- Ты? Смешно. Давай еще одну шутку, хочется подохнуть от смеха, сам погляди. — О, можно без этих пустых угроз, Райан? Мы не в девятом классе. Ты заставишь меня? Как? Разобьешь мне нос? Не хочу тебя огорчать, но ты хуже не сделаешь. Я тебя вообще не боюсь, ну и пошел за тобой сюда чисто потому, что во мне есть еще хоть какое-то минимальное уважение к тебе, как к человеку. Он не заливает. Мэтт правда так думает. А реакция Корра неоднозначная — он выглядит так, словно вот-вот и начнет делать какую-то херню. Недалеко от них ярко слышится звук подъезжающей машины с двумя парамедиками. Фабиан приглушенно стонет, а Эмили его удерживает за рукава рубашки, не давая сдвинуться с места ни на секунду. Райан плюет на землю. Он проводит рукой по своим коротко-стриженным волосам. То, что он до сих пор в одежде Харвина Стронга — отбивается каким-то авангардным чувством. Словно кто-то специально запутал реальности. Мда. — Мне похуй на твое уважение, Мэтт. Ты знаешь, что меня интересует. Кто меня интересует. Мэтт громко фыркает. Сигарета заканчивается. На небо выбирается солнце — оно нелепо падает на голову и слепит глаза. Оно развеивает чары, оно опять напоминает тебе, что с тобой происходит слишком хуевая шутка, какого хера ты вообще тут стоишь и что-то с ним выясняешь? Такой детский садик, боже ж мой. — Плохо ты заинтересован, значит, если будучи с ней в отношениях, позволил ей уехать с другим мужчиной и провести с ним ночь, — слова вылетают изо рта так быстро, словно с тупого реквизитного пистолета. Корр напрягается. Он делает шаг ближе. — Почему у тебя такое лицо, Райан? Что случилось? Я думал, мы тут в честность играем. Тебя что-то не устраивает? — Вы что, переспали? Нет, блять. Поиграли в монополию и спать пошли. Не заебывай, умоляю. Ха. И с днем открытий, зайчик. Боль бывает разной, но одно точно — боль затмевает сознание, боль сносит крышу и тупо уничтожает сердце. Райан выглядит очень злым. — Извини, никаких деталей, big boy, — Мэтт лениво пожимает плечами. — Я предпочитаю приватность. — Ты не имел права, — громко, четко. Райан делает несколько шагов ближе, еще чуть чуть и он сможет ударить Смита по лицу. — Она моя девушка. Моя! Мне все равно, что между вами скакали эти вот искры разные на тусовке, но в итоге она выбрала меня. Если бы ты только знал, что было перед тусовкой — ты бы ахуел и не выдержал, честное слово. Мэтт криво и зло усмехается. — Я ее силой не тянул к себе, представляешь? Милли сделала свой выбор. Почему бы тебе не поговорить с ней? Она, как ты выразился, с тобой сейчас в отношениях. Какими бы они жалкими не были, ага. Я с тобой не встречаюсь. Лол. Стопроцентный лол. Райан закатывает глаза. Позади него вдруг пробегают несколько ребят — вероятно, чтобы успеть на кровавое шоу с Фабианом в главной роли. Так любят драму, невозможно. Мэтт невольно постукивает кольцом по корпусу своего айфона, загадывая, а когда же ему позвонят? Когда же они удостоят его чести стать главным подозреваемым? — Ты к ней больше не подойдешь, понял? Ни сегодня, вообще никогда. — А то что? Что ты мне сделаешь? Они на секунду встречаются глазами. Мэтт замечает какие-то перемены, как будто злость Корра моментально заменяется чем-то знакомым… чем-то таким, что отдаленно похоже на злорадство. Это нехорошо. Райан сам склоняет голову, он выхватывает пачку с сигаретами у Мэтта с рук, доставая и себе одну. — А-ну-ка напряги немного память, Мэтти, ладно? Вспомни самый первый день, когда мы заехали в этот трейлерный городок. В начале июня. Когда весь каст заехал. Ты помнишь? — Помню. И? — Мы пошли на большую тусовку в честь начала съемок, так? — Райан бегло подкуривает, а потом только ближе подходит, словно собирается секретом поделится. — Как обычно, ты тусовался с Консидайном. Вы тогда перепробовали все бутылки джина, даже спиздили эту вот одну дорогущую с кабинета Лиама, кастинг директора. Ты помнишь, что было дальше? Мэтт удивленно хмурит брови. Руки в карманы, прямой взгляд Райану в лицо. Белый дым от сигареты жжется где-то в горле, а в самой грудине на момент становится пусто, до жути волнующе. — Мы просто напились, ну и свалили по трейлерам. Пошли спать. Ничего особенного. — Нет-нет, это же не вся правда, дружище. Серьезно? В самом конце тусовки я подошел к вам с Пэдди, чтобы забрать свой телефон, ну и попросить у Консидайна последний косяк, а вы были заняты каким-то спором, разговором. Ты помнишь? Ох, блять. Так уже случается, что Мэтт помнит. Но он хотел бы все нахуй забыть, целый этот тупой эпизод из своей жизни вычеркнуть, стереть. Правда. Он думал, что никто об этом никогда не узнает. Никто. Но вот же, как бывает — иногда такие вещи приходят к тебе спустя время, чтобы дать тебе по голове, как карма. — Ничего необычного. Мы были до жути пьяными, — в голосе Мэтта Смита появляется едва заметная отчетливая паника. Райан ее не замечает, понятное дело, он все еще видит перед собой только серьезного мужчину, но Корр улыбается ему еще шире, еще ярче. Он выбрасывает сигаретку себе под ноги. — Да-да. Это понятно. Просто забавно, как я вовремя подошел, знаешь? Такое услышал. Как же там было? Хм. «Пэдди, да сто процентов я ее трахну, ты что во мне сомневаешься? Давай поспорим на что-то, давай. К концу первой недели малышка Милли будет прыгать на моем члене, словно всю жизнь только про это и мечтала». Я все сейчас правильно вспомнил? Поправь меня, если нет. Такое херовое удивление. Злость гудит под кожей. Злость выливается горячим огнем через слова: — Это не правда, Райан. У тебя, бля, нет вообще никаких доказательств. Твои слова это просто пшик, придуманная и надуманная хуйня от того, что ты ревнуешь и не можешь решить свои дела с Милли, как взрослый человек. Хотя надежды-то были. Ты казался адекватным. Пока не сломал французской легенде нос. Мэтта буквально заклинивает. Еще чуть-чуть, ну и можно будет самому двигать в неотложку, да только чтобы они его нахуй усыпили, чтобы он больше никогда к жизни не возвратился. — Ты прав, слова это просто пшик. Потому, — мужчина ловко достает свой телефон из какого-то спрятанного кармана во внутренней стороне рыцарской брони. — Очень удачно, что Оливия Кук любит петь, правда? Она буквально заставила меня на той тусовке взять и включить ей диктофон, чтобы потом сделать дурацкий сэмпл из этого. Я его ей отдал, ведь она свой потеряла. И она же его, по-моему, оставила на столе рядом с тем местом, где вы с Пэдди оказались через некоторое время. Как тебе такое совпадение, мудила? И ты только вот представь, каким было мое собственное удивление, когда утром я протрезвел, а потом нашел запись, ну и ее послушал. Сейчас-сейчас, подожди. И Райан клацает пальцами по экрану, Райан быстро находит нужную аудиодорожку, он подсовывает айфон прямиком под ухо Мэтта. На, получай, блять. Ты заслужил. «Ты выдел сегодня Милли? Боже, девчонка буквально светится под этим платьем. Так и хочется ее в кофту укутать. Но я уверен, что она специально так одевается, будто хочет, чтобы ее кто-то трахнул, Пэдди. Ну чего ты ржешь? Ну глянь! Как думаешь, ее уже кто-то правильно трахал? Хоть разочек, а? Эти все малолетки ни на что не способны, серьезно. Жаль даже, что она не познает настоящего удовольствия. Да ну не, мне все равно на нее, она маленькая слишком. Маленькие всегда прилипалы, это меня выводит из себя. Милли, наверное, даже не сможет нормально подготовиться к нашим общим сценам. Только будет мне мозг выносить, а я ее не хочу никак. Ни видеть, ни трогать. Даже смотреть на нее не хочу. Но знаешь что? Слушай прикол. Я так нажрался, что мне уже поебать. Пэдди, да сто процентов я ее трахну по приколу, ты что во мне сомневаешься? Трахну, а потом даже ничего ей не напишу. Пусть страдает. Давай поспорим на что-то, давай. К концу первой недели малышка Милли будет прыгать на моем члене, словно всю жизнь только про это и мечтала. Ну все, договорились. Тащи еще одну бутылку». Да уж, это просто пиздец. И Райан, сука, об этом уведомлен прекрасно. С каждым своим пьяным словом — Мэтт только крепче и крепче зажмуривается. У него в грудине что-то громко трескается, моментально надламывается. Смешно. А смешно то, что телефон Райана дальше ничего не успел записать. Ибо тот его забрал. А если бы телефон все-таки что-то еще записал, то они узнали бы, что дорогой и любимый Пэдди Консидайн когда принес бутылку джина и поставил ее на стол рядом — он на самом-то деле, чуть не дал Мэтту пиздюлей. Сказал ему, что он очень пьяный, сам не понимает, что он несет. И такое говорить про Милли — нельзя. Девчонка сам по себе классная, хорошенькая, очень добрая и отзывчивая. И если он ее тронет — Пэдди его буквально убьет. Мэтт тогда сам сперва рассмеялся, потом четко пообещал другу, что это были только слова. Он так и не рассказал ему, что на самом-то деле был уже немного влюблен в Алкок, ну и слова эти грубые с него выливались только потому, что он не понимал, что с ним происходит. А еще он был реально ужратый в говно, буквально. — И что ты будешь с этим делать, Райан? — Слова ему даются с большим трудом, правда, а еще вокруг полнейший этот хаос. Слишком много людей, слишком. — Почему не показал ей этого раньше? Можно выхватить его айфон — ну и все, будет конец этому непонятному шоу. Корр все сам быстренько просекает. Он тянет его обратно в карман. Прячет. Потом смотрит Смиту четко в глаза. — Если ты разобьешь мой телефон, то у меня эта запись есть еще и на ноуте, если что. А не показал ей раньше, потому что… все еще был уверен, что между вами ничего нет. — Ну конечно. — Это просто пиздец, чувак. Ты отвратительный. Но поздравляю, твой план удался, я так понимаю. Интересно, как она отреагирует. О, у нее будет полнейшая истерика. Она просто сдохнет, сто процентов. Она такого не заслуживает. Ей будет все равно на отправления, на слова о том, что теперь все иначе, все по-другому. Она не поверит. И это ее уничтожит. Сука. Мэтт резко вдыхает воздух через рот. Ему тупо становится невыносимо. Вот же черт. Райан достает из пачки еще одну сигаретку. Давай-давай, может я от дыма сейчас и задохнусь. — Я не хочу, чтобы ты вообще к ней подходил, понял? Не разговаривай с ней, не смотри на нее, обходи ее, блять, другой стороной. Поебать. Если я увижу или узнаю, что ты с ней как-то взаимодействовал, ну или вмешивался в мои с ней отношения, то я просто тебя сам убью. А сперва включу ей запись, пусть узнает о своем любимом Мэтти все его секреты. — Когда я говорил те слова, это было несерьезно. — Ну да-да, не серьезно. Завали ебало уже, меня от твоего лицемерия тошнит. Я тебя предупредил. И что еще ему сказать? Мэтт опускает глаза на свои ботинки. Венами разливается жуткая боль. — Она с тобой итак расстанется. Увидишь. Даже вечер не успеет наступить, — Смит берет и разворачивается, его внимание постепенно переключается на людей, которые все еще окружают Фабиана. — Тебя это ебать не должно, понятно? — Райан кривится, он отступает. — С этого момента ты притворишься, что ее не существует. Как бы не так. Как раз-то так и есть. Придется. — Как быть с работой, Райан? С общими сценами? У нас их, как минимум, еще штуки три. — Это твоя проблема, — факты выдает, только факты. А потом скрывается с глаз, убегает. — Только твоя, ничья больше. Солнце выжигает голову. Опять становится жарко. Мэтт смотрит на то, как какой-то этот врач пытается вправить Франкелю нос. Он замечает Эмили Кэри, которая стоит чуть-чуть дальше, ну и выглядит очень грустной, очень и очень грустной. Она встречается с Мэттом глазами, как будто все знает, как будто она все услышала. Дай боже, чтобы это было не так. Рядом с рыцарями-гвардейцами вдруг появляется Милли. Она вся мокрая, одежда ее тоже, челка липнет ко лбу — будто бежала сюда аж с другой стороны трейлерного парка. Она тут же приседает возле Фабиана, тут же расспрашивает его и тут же хватается за его руку, пытаясь его успокоить. Это девчонка не заслуживает ничего из этого. Мэтт трет переносицу пальцами. Он видит, как Райан оказывается рядом с ней, как он ей спокойно улыбается, как он над ней возвышается, словно защитить пытается, как она сама ему говорит «привет». Дышать невыносимо. Мэтт разворачивается и уходит в другую сторону, подальше от людей. Ему нужно хорошенько напиться, наверное, потом все обдумать. Возможно, переговорить даже с Пэдди собственнолично, попросить у него совета и получить пиздюлей опять. Ох, блять. Это так не вовремя. Сердце застревает где-то в горле, словно его словили на крючок. Оно вообще не собирается больше нормально функционировать. Никогда. 1. В трейлере становится по-лучше. На какое-то время. Наебка, поистине. Пэдди говорит, что зайдет к Мэтту за часа два, принесет ему поесть и чего-то выпить, ну и просто сообщает, что с носом Фаба все будет заебись, они его ему вправили, они вытерли всю кровь. И даже приказали поесть чего-то сладкого, потому шоураннеры заказали ему какой-то шоколадный торт. Невероятно. Мэтт стягивает с себя рубашку. Ставит кофе, направляется в ванную. В ванной блокноты Алкок — черные и серые, будто она вообще не заботилась о том, что они могут намокнуть. Мужчина садится на бортик, он берет один из. Мягкий, с криво нарисованным сердечком на обложке. Маленькая прекрасная Милли. Я тебя (правда) люблю. Сколько ты о себе напоминалок оставила? Мне хватит на всю жизнь. Так посмотреть или нет? Она бы не оставляла тут важное. Может и оставляла бы, но прекрасно осознавала, что он может прочитать. И ее это устраивало, вероятно. Потому бегло открыть блокнот — проще простого, в самом-то деле. Странички белые, все исписанные, все разрисованные. Мэтт тут же буквально натыкается на рисунок себя где-то посреди ее блокнота. Он выглядит как-то странно-очаровательным, немного на себя непохожим, но узнает то, что это он по волосам и по дурацким кольцам. Внизу ее почерком написано следующее: «хотелось бы мне посмотреть на мир его глазами. кинуть еще раз камушек в море, чтобы вернутся сюда к нему обратно. он не любит, когда я все время о нем думаю, но сейчас он спит, так что я и не думаю, просто пишу. наверное, мне просто он до чертиков нравится. особенно, когда он спит. тогда его лицо спокойное, он сам спокойный. счастливый. а я тут, грустная девочка с кошмарами, ну и он меня не видит. как хорошо, что он меня не видит. я люблю его.» Мэтт резко переворачивает страничку. Легкие сжимаются, ребра ломаются, крошатся ему стеклом в горло. Почему-то начинает печь в глазах. Страничка чуть не рвется, чуть не портится под его пальцами. Внизу зарисовка его рук, его вен, его родинок, а под ней слова: «и ты всё ещё думаешь, что любовь — стрельба лазером по мишеням? или ты стал воспринимать всё серьёзнее?» Прости меня, малышка. Ты сможешь? В последний раз? Я стал воспринимать все в серьез, я без тебя уже не смогу, не выживу. Нет. Она, скорее всего, такое не простит. Вдруг слышится отчетливый стук в двери. Блокнот чуть не вылетает из рук на пол, Мэтт тихо чертыхается сам себе под нос. Он поднимается, уверенный в том, что пришел Пэдди. Выходит из ванной и тупо каменеет. Замирает на месте. Потому что по ту сторону стоит Алкок, он может видеть ее белую-белую макушку через окошко. Она опять поднимает руку и стучит ему в двери. Мэтт не отзывается. — Мэтти, ну я знаю, что ты там! Эмили видела тебя. Я кое-что тебе принесла, открывай, дурачок, — ее голос теплый и веселый, такой хороший, что плакать хочется. Смит сильно зажмуривается. — Ты же любишь клубничное мороженое, да? У меня буквально его целое ведро. Стащила его для нас с кухни, реально. Открывай! Она опять стучит. Наверное, думает, что он не слышит. Что он в наушниках или еще чего. Она даже сама не представляет, что их разделяет всего одна маленькая дверца, что Смит спускается вниз к ступенькам, что становится к ней спиной. И просто сам чувствует, как она опять колотит, удары ее буквально отображаются у него по спине. Она украла для него мороженое. Она невероятная. — Ну-у-у-у, Мэтти! Все еще веселая, все еще не переживает, но теперь достает, вероятно, свой телефон. Набирает номер, ведь в кармане за секунду слышится звонок. Блять. На весь трейлер. Смит резко тянется и выключает звук пальцами. Но Милли успевает услышать, понять. Ее глаза становятся удивленные, она ничего не понимает. — Ты что, стоишь прям под дверью? Не отвечай. Не отвечай. Не отвечай. Не смей даже. — Если это какой-то очередной прикол, то мне не смешно, — она фыркает; Слышно, как она возиться, потом опять стучит несколько раз по двери. — Открывай, не выебывайся! Она мимолетно хохочет. Хочется на нее посмотреть, хочется ее обнять, хочется прядки волос за ушки ей заправить. Ну почему все так? Мэтт не может. Просто не может. Он не переживет, если она заплачет. Алкок садится на ступеньки. Блин. Что же делать? Тут можно хоть что-то сделать? Только одно, разве что. Смит тихо направляется в ванную за ее блокнотом с криво-нарисованным сердечком. Он быстро его открывает, берется за черную ручку, кидает его на стол. И пишет: «Ты можешь сомневаться во всем, даже в моей любви к тебе, но никогда, я тебя прошу, никогда не сомневайся в себе, и в том, что ты сможешь это пережить. Ты сможешь выбраться оттуда, откуда живыми не возвращаются, я знаю. У тебя хватит сил забыть меня, ну и отпустить. Ты такая малявка, но ты такая смелая. Всегда этому поражался. Теперь уходи. Если все решится, я сам тебя найду. Если не решится — ты самое лучшее, что случалось со мной.» Больно. Так невыносимо больно. В груди назревает какая-то паническая атака. Смит рукой прикасается к своему солнечному сплетению, ну и трет, трет, трет. С ним такое впервые. Никогда раньше не случалось. Дышать становится сложно, невозможно. Он ртом буквально хапает воздух, а его не попускает. Пульс в ушах просто барабанит нереальный ритм. Мэтт берется за блокнот, а потом кое-как приседает. Он протискивает его под дверью, прямо-таки Милли в руки. Она удивленно и громко ойкает, потом отставляет мороженое и берет блокнот. А Мэтт даже не смотрит, даже не подглядывает за ней через небольшое окно. Он заваливается в свою спальню — глаза бегают, существовать просто становится невозможно. Смит с силой переворачивает тумбочку, раскидывает вещи, обувь, свои безделушки — часы, кольца, и так далее. Контролировать себя не получается. А Милли в ступоре читает его слова, и сама, кажется, переживает у себя внутри что-то подобное. Полный крах. Они же решают проблемы вместе, да? Как он ей и обещал. Ага. Сто раз. Побежали прям. Две слезинки скатываются у нее по щекам. На остальные — просто нет сил. Мороженое так и остается стоять на ступеньках. К вечеру расплавится, по-любому. 2. Пэдди учтиво хлопает его по плечу, потом садится на диван. — Видишь, как бывает. Гребаный Райан. Мэтт молча откидывается в кресле, он делает глоток пива прямо из бутылки. — Я не знаю, как тебе с этого выкрутиться. Учитывая то, Мэтти, что ты уже переборщил с драмой, — Консидайн пожимает плечами, он переводит свой взгляд на мужчину. — Разве что самому с ней поговорить. И все рассказать так, как есть. — Ты себе представляешь, что с ней будет? — Это прямые последствия твоих действий, чувак. Либо борись, либо уйди. Но ты итак почти взял и ушел, написав ей ту записку. Ей уже хуево. И она даже не понимает, что пошло не так. Будет себя- — Будет себя винить, я знаю, — Смит громко вздыхает и горько усмехается. — Я знаю. Но лучше, бля, так, чем этот ебнутый сам ей расскажет. Тогда нам придется собирать ее по кусочкам. Буквально. Не факт, что удастся собрать воедино обратно. Пэдди грустно кивает. Он тянется к своей бутылке пива и открывает ее за секунду. Молчание гудит между ними, как линия электро-проводов. — А что, если поговорить об этом с Эмили? Она знает Милли лучше других. Может, она чего подскажет, а? Может. Перед этим убьет Мэтта, а потом еще раз. Ну и потом только что-то скажет. Если она уже не узнала. Ибо есть вероятность, что она (все-таки) подслушала весь разговор. Класс. — А что это поменяет? Если я потом с Милли встречусь и все расскажу лично, то она… она не будет- — Всегда есть вероятность, что она тебя пошлет нахуй. Но тебе тут сорок, Мэтт. Тебе и стоит первым в этом разобраться, если ты все еще хочешь с ней отношений. Не оставляй ее одну с этими кошмарами. Она еще такая малышка. Как будто это ее единственные кошмары. Ох, блять. Мэтт зажмуривается. Он тянется к телефону, потом находит номер Эмили. И пока у него еще остается эта импульсивность, пока еще у него хватает сил сделать хоть что-то, пока он не пьяный — Мэтт набирает ее. Эмили Кэри поднимает трубку на первом гудке. — Что ты с ней сделал?! Без привета, без ничего. Он заслужил. — Я- — Что ты, блять, с ней сделал? Какого хуя, Мэтт? Действительно. — Эмили, нам нужно поговорить. Сейчас. Пожалуйста, приходи. Пэдди- — А, ты хочешь, чтобы я прибежала к тебе на тусовку, ну и оставила Милли одну? Ты сам себя слышишь? Невероятно! — Слушай, — Смит подается немного вперед, оставляет свою бутылку пива на стол. — Это важно. Ты… мне нужна твоя помощь. Пожалуйста. — Как же вы меня уже заебали, невероятно, — рыжеволосая выдыхает в трубку. — Просто невероятно. Мэтт, я ее одну не оставлю, понятно? Ей очень и очень плохо, она плачет. — Я знаю. — Почему она плачет, Мэтт? Она мне ничего не говорит. Единственное, что я знаю, так это то, что она, блин, не может прекратить плакать. Еще и этот Райан стоит под порогом. Это все так утомляет, просто нереально. — Я знаю, Эмили. Прости меня. — Что ты с ней сделал? Ты с ней расстался? Мэтт молчит. И вдруг. Он где-то отдаленно слышит, как Милли плачет. Этот звук намертво берет и врезается ему в голову. Как ножом выедает внутренности. Звук этот останется там, наверное, на всю его жизнь. И после его смерти, вероятно. И становится так безразлично на Райана, на съемки, на все. Так поебать. От этого звука в нем что-то резко меняется, перемыкается. Ни единой слезинки с ее глаз. Никогда. — Да пошло оно все к черту! Мэтт буквально подлетает на ноги. Он переворачивает пиво, он чуть не путается в своих ботинках, а потом просто-таки вылетает на улицу. И бежит. Так быстро бежит, что легкие просто отмирают. Он толкает людей, он сбивает одну из камер. Целенаправленно бежит в сторону трейлера Милли. Райан Корр стоит под дверью, клацая что-то в телефоне. Он только успевает голову свою поднять, как Мэтт его грубо толкает, как он его сильно толкает так, что тот валится просто на землю. Бля. — Что за- — Заткнись! Один звук, и я тебя уничтожу! Райан в растерянности так и остается лежать на земле. Мэтт переступает через него, он влетает в трейлер, даже не закрывая за собой двери. Эмили сидит на диванчике, скрестив ноги. Как только она видит Мэтта, она тут же поднимается. — Будь тут, — грубо отзывается Смит, вообще не слыша себя. — Стой на этом месте, не двигайся. Она не двигается. Смит проходит по небольшому коридору, а потом буквально чуть ли не вырывает ручку в спальню Алкок. Заходит. И так глупо замирает. Милли просто лежит на кровати лицом в подушках. Она плачет. Ее плечи содрогаются, а тело дрожит; Боже-боже, они для друг друга станут погибелью. Мэтт тут же кидается к ней, он резко ее поднимает к себе своими крепкими руками. Тут же ее к себе припечатывает, оборачивает ладони свои вокруг нее. Милли сперва только странно моргает, будто вообще не понимает, что с ней происходит. А потом, как только осознает — сама намертво цепляется в спину мужчины. Они прижимаются друг к другу так сильно, что дышать невозможно. — Ты тут, — она громко всхлипывает, не может себе контролировать. — Почему ты тут? — Потому, что я тебя люблю. Потому что если я еще раз услышу, как ты плачешь — я сдохну на месте. Прижать ее к себе еще сильнее — кажется, что не сработает. Но это работает. Алкок сама обвивает вокруг него ноги, ее лицо утыкается ему в горячую шею, чуть ниже линии его подбородка. Мэтт невольно ее качает, как ребенка, чтобы она успокоилась. Его футболка становится мокрой от ее слез. Насквозь. — Ты слышишь? Я так сильно тебя люблю, что я только то и делаю, что тебя калечу. Я- — Так больно, — она бегло отзывается, тело дрожит так сильно, что кажется, будто уже никогда не придет в норму. — Мне так больно, Мэтт. От всего. Я з-знаю, что ты что-то наделал плохое, потому ч-что ты о-опять убежал от меня, но черт. У меня уже просто нет сил. Понимаешь? Мэтт склоняется и медленно целует Алкок в лоб. Потом обхватывает ее лицо руками, покрывая поцелуями ее щеки, ее веки, ее нос. Горячие губы мягко прикасаются к ее губам. Он ловит ее всхлип своим ртом. — Ш-ш-ш, все хорошо, — он продолжает ее покачивать в разные стороны, продолжает ей шептать в губы. — Все хорошо, я тут. Я тебя не отпущу. Все хорошо. Хорошо. Милли цепляется в его нижнюю губу зубами, оттягивает ее. Потом с влажным звуком ее выпускает, ну и целует опять — язык пробирается Мэтту в рот. Где-то на фоне слышится голос. Даже не один. Это Эмили буквально не пускает Райана внутрь трейлера. Боже, святая девка. Просто лучшая. Милли пропускает стон. Мэтт настороженно от нее берет и отодвигается, но рук не опускает. — Отвлеки меня от боли, — просит она тихо, практически севшим голосом. Ей нужно. Не пойми что, но нужно. — Как? — Большой палец поддевает ее подбородок, теперь ясно видно ее красные и такие заплаканные глаза. — Что мне сделать? Милли тянется пальцами к низу его футболки. Дергает. Смит поднимает руки вверх, пока девушка не избавляет его от ткани, пока она не переводит взгляд на его литые мышцы, на подтянутый живот. Ее пальчики прикасаются к его груди. — Милли, не стоит, — он старается звучать мягко, так же мягко перехватывая ее ладонь. — Ты ужасно вымоталась, тебе нужно отдохнуть, малышка. — Нет, мне нужно это, — Алкок стягивает с себя большую белую футболку, оставаясь только в одних трусиках с какой-то детской нарисованной планетой. Она опускает руки Мэтту на ремень, а потом ловко его снимает, кидает в сторону. Расстегивает пуговицу в два счета. — Медленно. Сейчас. Мне нужен ты. Смит колеблется. Он хмурится, потом опять перехватывает руки Милли. Целует ее в обе ладошки. — Нам нужно кое о чем поговорить. О том, что я наделал. — Да, нужно. Но не сегодня. Не сегодня. На сегодня уже итак случилось многовато. Мэтт поднимается с кровати, стягивает брюки. Кидает их на какое-то кресло. Член уже стоит, словно каменный — ему многого не нужно. Только запах Алкок, только ее парочка касаний. И все — сознание отключается. Приходит лишь желание быть глубоко в ее теле. — Возьми себе презерватив, — она легко указывает ему направление, потому Смит так и делает. Достает упаковку, вынимает один. — Надеюсь, что он подойдет. Там писало по-испански, но я выбрала самые большие. Мэтт улыбается себе под нос. Ему это кажется чуть забавным. Милли стягивает трусики, пока он возится с тем, чтобы его открыть. Она как раз сама к Мэтту поворачивается, когда он раскатывает презерватив по всей длине своего члена. Их взгляды пересекаются. — Идешь? — Алкок тянется к нему ручками. — Нет, буду тут стоять, ты что себе такое придумала, — Мэтт чуть склоняет голову, волосы выбиваются из кучи, он опять превращается в само очарование. А потом он идет. И берет и опускается над девушкой, коленом раздвигая ее ноги. Тело ложится поверх тела. Милли чуть покачивает бедрами. — Так что, медленно? Милли закусывает губу и кивает. Мэтт аккуратно тянется пальцами вниз, между их телами. Он прикасается к Алкок просто таки между ног. Горячо. — Еще не мокрая. — Сейчас буду, не переживай, — она целует Смита в губы, а он прежде вытирает мокрые дорожки от ее слез. Поцелуй почти-что ленивый, но жаркий, приятный. — Можешь чуть подвигаться? Мэтт двигается. Он создает трение, просто таки имитацию секса. Ее соски упираются ему в грудь, ее запах окутывает его всего и всецело. Язык поверх языка. Прекрасно. Вскоре… Смит опять прикасается к Алкок между ног рукой. Его один палец скользит в нее, а потом он просто размазывает смазку по внутренней стороне ее ног. — Хочешь, чтобы я толкнулся в тебя прямо сейчас? Или еще тебя потрогать? — Он легко целует светловолосую в щеки, потом опять в нос. Ее глаза смотрят ему в глаза так четко и проникновенно, что хочется начать молиться, хотя ты в бога-то не веришь, да и никакую молитву и не знаешь. — Хочу, чтобы прямо сейчас. Ее тело бьет крупная дрожь без остановки. Мэтт утыкается членом ей между ног, а потом за одно мгновение медленно скользит внутрь. И целует ее в губы, чтобы практически слизать стон своим ртом. Он входит глубже, все так же медленно, и это какая-то сама по себе нескончаемая пытка. Милли туго его обхватывает внутри. — Так хорошо? — Он плавно толкается в нее, равномерно, с единым медленным ритмом. Пальцы его тут же прикасаются к ее клитору, а губы всасывают кожу на шее, оставляя большие красные пятна. — Да, так очень хорошо, — Алкок всхлипывает, чувствуя, как Мэтт из нее опять выходит, а потом опять возвращается внутрь. Она буквально ощущает его всего, ну и это немного больно, ведь в прошлый раз все было настолько быстро и неконтролируемо, что боль сама по себе терялась в электричестве нервов. А сейчас она чувствует каждую его вену, все до последней капли. — Ч-черт. Губы поверх губ, тела тесно прижаты друг к другу. Мокро, горячо, ласково и медленно. Пальцы у нее на клиторе — движения правильные, собственные. Ее тело уже почти на грани. — Ты такая прекрасная девчонка, — Мэтт шепчет ей это на ухо, пока выбивает оргазм. — Такая красивая, храбрая малявка. Я люблю тебя, слышишь? Мне так хорошо внутри тебя. — Так оставайся во мне навечно, — Милли открывает рот, ведь очередной стон слетает просто таки на всю комнату. — Навечно, ладно? Мэтт смеется ей в плечо. Он вдруг делает одно свое резкое движение, заполняя Алкок до самого- самого конца, ну и она тут же ловит оргазм, сжимаясь вокруг него сильно-сильно. — Умница, — полу-шепот, полу-шепот. Ее пальцы намертво цепляются Мэтту в плечи, оставляя там отпечатки полумесяцев от ногтей. — Расслабься, позволь себе ощутить все целиком. Я тебя держу. Милли всхлипывает. Она разжимает руки, откидывается головой на подушки. А Мэтт сам делает всего два-три точка, ну и кончает так ярко, что аж на секунду чуть не слепнет. Кончает в жар ее тела; Потом слепо находит ее губы, ну и втягивает в еще один мокрый мягкий поцелуй. Через минут двадцать — они просто лежат в кровати Милли, повернутые лицом друг к другу. Почти касаясь друг друга носом. — Засыпай, — Мэтт смахивает прядку волос со лба девушки. — Сегодня точно без твоих кошмаров.