французский табак

если говорить о сложных вещах, то роскошные и знаменитые баллы, толпы снующих туда-сюда людей, золотые, натертые до жжения глаз фужеры и эгоистичные взгляды истощающие, ни что иное как жадность — для вани всегда были головоломкой. поэтому, не утруждая себя беседами, он глушил бокал дорого, но весьма не оправданного вина на балконе, пока саша лепетал о какой-то барышне пустившей стрелу в его хрупкое сердце. как бы желание выслушать щебетание друга не стучало — ему не хотелось. мысли, только выстроившиеся в логичную цепочку, терялись на очередной выкрик и хохотание влюбленного друга. влюбиться? это сложно. а еще это не вписывается в принципы бессмертных. поэтому, именно поэтому, это последние в списке его планов на «долго и счастливо». как бы позабытый фонарь вначале дороги, не далеко от поместья, заросший и не убранный от хлама не выглядел, более одиноким, чем ваня, он выглядеть не сможет. разгрузить мысли всегда полезно. порой полезно понимать, что ты делаешь и где, но сейчас…что ваня забыл на этом пиршестве? но из раза в раз, возвращаясь на два дня назад, отыскивал в памяти слова матери, о том, что пятидесятый день рождение ее сестры, каким бы упрямцем он не был, он не пропустит. и остается только смириться. а потом, вновь, после хаоса ворвавшегося нежданно в жизнь, запереться в комнате на долго-долго и засыпать за рабочим столом с измученной головой и кипой книг в обнимку. и последней мыслью перед затяжным и тяжелым сном будет: «и ради чего это все?». — я точно добьюсь ее руки, отказа я не приму! — глаза друга сверкают и искрятся, в выдуманном мире он наверняка в огромной усадьбе его отца сидит с ней, с той самой барышней, обнимая за плечи и наблюдая, как их дети громко смеются. ване противно, а теплое чувство, некогда приятное, подступает к горлу комом. от одной мысли хочется шагнуть с этого мраморного балкона или кинуть в друга перчатку. но ваня отпускает эти помыслы, ведь это не его жизнь. — непременно, — плюется, дергая носом и сжимая бокал, хоть и обижать не хочет. просто это ему не свойственно. это не его удел. саша, не то что бы злится, он попросту не слышит — явно пребывает сейчас в более позитивном настроение и слышит лишь собственные бормотания. только спиной поворачивается к выступу и локтями упирается в перила выгибая спину и глядя в сверкающее звездное небо. изучает там что-то, ловит какие-то знаки, а потом срывается с места, запинаясь, бежит ничего не сказав, но с горящими глазами врывается в бальный зал, покидая балкон. пусть так. ваня выдыхает и возвращается из мыслей куда-то ниже, разворачивается, крутя бокал в руке. опрокидывает. допивает до дна омерзительное сухое. музыка, хоть и приятная порой, давит. а люди — утомляют. поразительно теплый ветерок обдувает оголенную шею и играется с волосами, растрепывая. непривычно темное небо озаренное маленькими белыми проблесками вновь заставляет обратить на себя внимание и поддавшись моменту, закрыть глаза, опуская контроль и ощущая какое-то на редкость хорошее чувство. свободы и легкости, словно ничего больше не сковывает. но игры алкоголя в его крови рано или поздно закончатся. хотя, больше прежнего хочется спрятаться где-нибудь в гуще леса, куда никто не сунется, в дебри. ему бы по дальше, от всех этих заносчивых и раздражающих персон. туда, где трепещущие кроны деревьев, навес которых едва ли даст рассмотреть проблески луны, пропустит по холодной земле легкий летний ветерок. но желания остаются желаниями. — господин бессмертных? хрипловатый и незнакомый голос не сулит ничем хорошим, так что ваня вымученно закатывает глаза морально приготовившись к пустым и изнуряющим беседам. — не мучайтесь, глотните немного вина и бегите отсюда, — улыбнулся, как бы подбадривающие, предлагая один из бокалов в его руках, до краев наполненных спиртным. через растрепанные и скрывающие основную часть лица кудри тяжело что-то рассмотреть. черты вообще не поддаются объяснению и ваня чувствует легкое послабление от предыдущих восьми тире девяти бокалов. но страдать неизвестностью долго не приходится — повернувшись всем телом парень сам предоставляет отличную возможность подметить читаемый, усталый и понимающий взгляд карих глаз. — не стоит, полагаю, на сегодня мне достаточно, — подняв, русый указал на свой бокал. и, надеясь на понимание, отвел взгляд. — что вы, в нашем возрасте «достаточно» лишь условность, — равновесие теряется и бессмертных едва ли не падает, когда ему лезут под руку и с силой впихивают вино. все то же омерзительно сухое. на мгновение теряется дар речи. ваня смотрит испуганно, развернувшись уже полностью и схватившись за перилу. потупив взгляд, моргает чаще обычного, а потом изумляется тому, как смело вливает в себя неизвестный весь бокал. что за нахальное поведение и легкомыслие? — лишь малая часть вопросов возникших и недающих покоя. растерянность сменяет быстро растущий интерес. ваня поправляет ненавистную бабочку на своей шее. с подозрениями осматривает красный фрак, не шедший ни в какие рамки и, пьяную улыбку парня напротив, примерно прикидывая, где мог бы его видеть. — вам известно мое имя, а вот я о вас не слышал, — недоверчиво, прощупывая почву, спрашивает и немного отпивает, в знак малого доверия. ваня делает шаг назад, ставит локоть на перилу и погружается в мысли: для чего молодой человек надел темно-красный фрак на столь торжественный праздник? черные перчатки не вяжутся к этому образу и он не видит галстук-бабочку, которую сам не переносит и так давно мечтает сжечь, но которую обязывают по последней моде. напротив, белый традиционный галстук вызывает легкую улыбку и одобрение со стороны бессмертных. анализ незнакомца заканчивается на длинных темно-красных штанах. слишком длинных и, по видимому, вечно слетающих. — вы мне льстите, — смеющиеся глаза удается разглядеть, когда он откидывает голову. — семья купцов. пешковы. должно быть, что-то да вы слышали. пусть ваня не ценитель сплетен и в обществе большая редкость, но не слышать о купцах пешковых? скорее всего вы росли в пещере, господа. в памяти, как на подбор, несколько воспоминаний о тех случаях, когда мать упоминала о визите госпожи пешковой и было это, по меньшей мере, от семи до десяти раз. он поражается мысли, что даже от матушки не слышал о их сыне, который, подходя к заключению, стоял перед ним. были ли на то причины скрыть эту информацию и стоит ли ему опасаться господина пешкова? однако, непроизвольно делая второй глоток, желание думать и оставаться с холодной головой совсем отпадает. — в самом деле не слышали? вы меня обидели, — шепчет расстроенно, но очень иронично. парень, на вид ваниного возраста, стоит и глупо смотрит то на бессмертных, то по сторонам. и не понятно по нему ничего. затевает ли он какую-то игру или в самом деле такой чудной. на него смотришь и будто по нему уже все сказать можно, что открытый и наивный дурачок. но ваня никогда не делает преждевременных выводов. — какая досада, — улавливая нотку сарказма и пьяную улыбку трудно не ответить тем же в ответ. — разве я хотел? он может сколько угодно претворятся что ему безразличны беседы, но любопытство возьмет свое. — вы много потеряли, попросту не беря в сущность тот факт, что я существую, — ваня берет в сущность только тот факт, что у юного господина очень хорошо получается выстраивать целые предложения имеющие хоть какую-то смысловую нагрузку. глаза бессмертных начинают приобретать знакомый блеск, но он точно справится с еще парой сложных предложений. можно быть уверенным. если до этого, он, чувствуя свою грань, молча удалялся куда-то никого не предупреждая, сейчас это будет весьма проблематично. — как оказалось, моя матушка и ваша хорошо знакомы и в добрых отношения, — осторожно продолжает, возвращаясь в изначальное положение и по ближе к опоре. наследник семьи купцов все улыбается и кудряшки свои крутит, затем галстук оттягивает оставляя его «висеть» на шее. щеки по немногу алеют и становится жарковато. — именно, господин бессмертных, — допивая алкоголь кивает он. — я предлагаю поддержать их славную идею, что скажете? — какая-то забавная радость отображается на его лице и он делает шаг на встречу, ступая с ноги на ногу. — не горю желанием, — выплевывает. вылетает как-то само собой. на автомате. и даже от самого себя не ожидав, чувствует будто ляпнул не то. какое-то нечитаемое волнение ощущается обострением. задержав взгляд и прикусив губу поворачивает голову. ожидает увидеть возмущенную и негодующую реакцию, ожидает ярости, злобного и надменного взгляда. сергей смеется, когда они встречаются взглядами. поднятые брови и полное смятение всем спектром отражаются на лице бессмертных. смех стихает и ваня непривычно для себя отводит глаза, когда звучит вопрос: — от чего же вы так грубы? я вам не приглянулся? — пешков смотрит насквозь и подбородок потирает. поджимает губы, как будто-то уже на свой вопрос ответил. ваня быстро выстраивает ответ на легкий вопрос, но долго думает как бы помягче его преподнести. не то что бы сегодня у него хорошее настроение, но кто-то явно оказался интересной фигурой в серой толпе. какой-то неописуемый набор чувство и эмоций поступали к нему в неограниченном количестве и объеме. — прошу не любезничайте со мной, мне противно чужое высокомерие, — неторопливо, но уверенно заявил, покачав головой, о чем успел пожалеть: маленькие кружочки перед глазами немного смешат. — вы принимаете мои слова за высокомерие? именно поэтому вы не желаете сблизиться? — все же расслышать немного досады в его голосе можно. и почему только говорит такими странными и двусмысленными фразами? ваня смотрит застыв. забыв совсем ответить на его вопрос. смотрит и задумывается, что ничего этого мальчишку в жизни не тяготит и заботы все для него пустяковые. смотрит и даже размышляет, что дай ему день чужой жизни и он бы точно выбрал жизнь этого парня. за прочими чувствами следует и восхищение. и ваня очень хочет узнать, откуда столько смешанных чувств, берутся словно из воздуха. на какое-то время молчание окутывает их и, даже люди позади, в огромном зале, почитают эту тишину, замирая на этот короткий срок. — а я вам возьму и расскажу, господин бессмертных, — внезапно подпрыгивает парень. потягивается, раскидывает руки и разминает плечи, а позже подпирает щеку ладонью уставив свой взгляд на что-то, что ване неизвестно. приторможенное мышление сменяется на полную сосредоточенность. — я любезен лишь с теми, кто мне нравится и с теми, кто вызывает у меня сомнительные чувства. — вот как? — ваня наконец управляется с бокалом и отставляет его в сторону. — и что же из перечисленного относится ко мне, господин пешков? сомнительные чувства? именно их испытывает бессмертных последние пятнадцать минут. молчание воспринимается как ответ. когда ваня заинтересованно поворачивает голову, с целью повнимательнее осмотреть чужое лицо и, может, капнуть глубже, разгадать какие болтики и шестеренки и с какой скоростью работают. но снова промах. видит, как внимательно парень щурится. щурится и обходит ваню, отходя к углу широкого балкона. — здесь так уныло, — потерев затылок, парень сверкает взглядом. — пора бежать, до свидания! — быстрый шаг. прыжок. звук глухого удара. ваня, которому тревожится не свойственно, может и не думал дергаться, даже с места сдвинуться не планировал, но… вечно это но. непроизвольно бросился, совсем не отдавая себе отчет, вытянул руку, пытаясь ухватить того за фрак, чуть ли не падая следом. и не успел. тот охватил дерево ногами обнимая прежде, чем ваня поверил в происходящее. щекой тот, врезался в грубую кору, поцарапав правую щеку. а улыбка все такая же пьяная и хитрая. — вы безумец… — сжимает челюсть, шипит, почти бурлит. шея краснеет от гнева и страха. неизвестное чувство пульсирует, кричит и ломится. как же было страшно. — неужели вы заметили? — легкая дрожь пробирает пешкова, адреналин отливает в мозг. спертое дыхание немного пугает его самого, но какое же это непередаваемо правильно заставлять других чувствовать. сережа, разумеется, сразу все понял. как только увидел бессмертных из бального зала скучающего и измывающегося. закрытый парень из богатого рода — все те слухи, что доводилось слышать от друзей. это должно было быть интересно и, что более важно, весело. как раз в стиле пешкова. трудности его конек. он точно заведомо знал, как пробудить в нем немного эмоций. а почему бы и нет? нельзя же вечно ходить недовольным и обвинять всех окружающих в своих бедах. у пешкова весьма действенные способы решениях таких проблем. сергей голову поднимает и смотрит, на запуганного до смерти парня, улыбаясь. бессмертных пробивает выстрелами, стрелами и всем прочим. господин пешков, только что спрыгнул с балкон, ели ухватившись за дерево, точно порвав дорогущий фрак и сейчас, обхватившись, повис там счастливо улыбаясь и смеясь? ваня никогда не найдет слов, чтобы описать свои чувства и то, что сейчас происходит в его голове. зарождающиеся ощущение, что он сходит с ума, просто распирает его изнутри. — вы хоть понимаете, что могли сорваться? немедленно возвращайтесь сюда! — бессмертных протягивает руку и указывает на себя подмахивая. — поставьте ногу и возьмите меня за руку! — говорит с надрывом, кусает губы. топчется на месте то вываливаясь всем телом с балкона, то снова возвращаясь и сжимая кулаки. теперь всякий покой будет покидать бессмертных при мысли об этом человеке. — как бы я хотел взять вас за руку, но не вернуться, тут слишком грустно. разве вы не чувствуете того же? — смеется и тычется ногой в поисках опоры. сделав глубоких вдох через нос, а потом шумно выдохнув через рот, тот начинает сползать. лепечет что-то пока неряшливо перебирает ногами скользя по дереву в поисках опоры. побелевшие костяшки и сила, с которой сжимаются ладони, способна пробить тот же мрамор. по периллам, еще минута, и точно пойдут трещины. а кудрявый все что-то бормочет, пока бессмертных внимательно смотрит за его действиями и про себя сердится за глупые выходки парня и ради чего? его подпирает возмущением и негодованием. ваня почти ликует, когда тот почти добравшись до земли, опускает руки, но не рассчитав, падает на задницу, неправильно поставив ногу. и все же злость быстро сменяется облегчением, когда тот касается земли. но тревожные мысли никуда не уходят. он до сих пор ошеломлён случившимся секунды назад. состояние минутой назад расслабленное и беззаботное, как рукой снимает. он выдыхает тяжело и закрывает глаза. — что с вами? мне позвать доктора? — более спокойно, на пол тона ниже, уже боясь смотреть вниз и прижимаясь лбом к периле, вопрошает. — даже не вздумайте. я, к счастью, к боли в этой части тела привык, — смеется, задирает голову и улыбается ярко-ярко. бессмертных, хоть и вымученно, все равно поднимает голову. парень внизу улыбается и хвалит самого себя. еле различимая в темноте фигура выдает себя лишь красным, мерцающим в лунном отблеске, фраком. пусть и недоверие к этому человеку подкатывает с новой сокрушительной волной, но если призадуматься, сесть, и конкретно так поразмышлять, не так уж этот красный фрак ужасен и все же… ночь сегодня прекрасна, а вино… возможно оно не такое уж омерзительное. — ну что вы там топчетесь? — подал голос господин пешков упираясь руками в бока и усмехаясь. — простите? — изумляется в непонимании, затем шепчет, оглядываясь позади себя и мысленно надеясь, что никто не видит и не слышит то, что сейчас происходит. — у вас есть пять секунд чтобы решится, иначе, — он задумывается, причем серьезно, подбирая слова получше. — иначе вы так и останетесь грустно стоять на этом несчастном балконе и сожалеть о не сделанном! — кричит громко, что, возможно кто-то уже услышал, но в ваниной голове это раздается куда громче, а после отдается эхом. учащенное биение собственного сердца заставляют совсем растеряться и волноваться. странное желание, которое перекрывает здравый смысл. желание вырваться. Но он продолжал неуверенно сжимать руки на холодных перилах. — один, господин бессмертных, — сергей делает медленный шаг назад. — вы что, серьезно сейчас? — ване не верится в весь этот бред, что сейчас с ним происходит. — серьезней чем когда-либо, уже два! — еще пара шагов и его улыбка, которую бессмертных не может разглядеть, становится шире. — послушайте, я не могу поступить так безрассудно! — еще как может, но для этого ему нужна хотя бы капля храбрости господина пешкова. и ваня нервничает. он не хочет что б сережа ушел с мыслью что ваня струсил. и какого черта вообще? сколько они знакомы, а он уже почти лишился благоразумности и… прости господи, хотел спрыгнуть? — не можете или не хотите? — парень складывает руки на груди, останавливаясь. — три! ваня смотрит по сторонам, на дерево, оборачивается, оглядывает полный людей зал. он в панике. почему именно сейчас он должен решать. почему голос парня кажется таким внушительным. почему закрадывается ощущение, что эти несчастные цифры прямо сейчас решат его судьбу. — четыре. горстка тех самых чувств зародившихся еще в самом начале их встречи накатывают, а несчастное «четыре» режет разум острым ножом. ваня не любит, когда на него давят. не любит когда кто-то его принуждает. он много чего не любит и люди не исключение. и, видимо не врут, когда говорят, что страх открывает второе дыхание. пешков рот открывает, что бы закончить счет, но ване хватает секунды — бьет кулаком по периле и одним движение уперевшись на ладонь, перепрыгивает на выступ. — пообещайте, уважаемый, что поймаете меня и не дадите мне умереть, — ване стыдно от собственного дрожащего голоса, но сейчас это мало волнует. сейчас задача не умереть упав с дерева высоты второго этажа. если бы ему когда-нибудь сказали, что он так поступит…он никогда так не смеялся. он в таком ужасе от того что собирается сделать, что описать сложно. и все же прыгает. без промедлений. оставив все мысли на этом балконе, будто отпуская все то, что его тяготит и получая частичку некой силы господина пешкова. хватается за ветку и повторяет за движениями кареглазого в точности до мелочей. только и думает, что сделал и какие последствия его ждут за такую выходку, но в то же время не думает не о чем, кроме такого яркого пульсирования в голове. и это непередаваемое чувство заставляет сердце танцевать и ликовать. и это можно назвать тем, что называют «волшебным». когда, относительно спустившись и почти почувствовав землю, чувствует, как чужие руки придерживают его спину. — я не дам вам упасть, — тот подхватывает его подбирая под себя, на что ваня весь краснеет и пытается побыстрее выбраться. — ну все я на земле, пусти же, — ване трудно подобрать даже пару слов, не то что говорить в формальной обстановке. даже это остается без внимания ведь кроме пустой головы и переполняющих чувств он ничего не осознает. понимание приходит не сразу и, когда он все же чувствует землю своими ногами, своими собственными — ощущает их дрожь. он смотрит на довольного рядом господина пешкова и хватается руками за голову. его бросает то в холод то в жар и он не может устоять на месте. если для бессмертных это сродни трагедии, то для пешкова это не что иное, как небольшое баловство. и чтобы тот не успел навязать себе страх ответственности и последствий, он хватает его за руку смеясь и громко крича: — а теперь бежим! и они бегут. бегут далеко и долго. в лес, в самую гущу, где их никто не найдет, даже если очень постараться. туда, где никто не узнает, что там произойдет. говорят что лишь одна встреча способна изменить жизнь. говорят что если встретишь и тебя занёс, то это навсегда. что это действительно того стоит. говорят, что это тебя спасёт. бессмертных в этот бред не верит и, возможно именно поэтому, со всех ног несётся с этого дурацкого праздника, с парнем, которого видит в первые в жизни и, чёрт знает, куда бежит вместе с ним, не представляя, что из этого выйдет. он может и не верит, но всё-таки надеется.

***

спустя время, углубившись в лес, они сворачивают по одной из многочисленных тропинок. — все, постойте, я больше не могу, — ваня запыхавшись потирает лоб, а после, оглянувшись, примечает небольшое местечко на траве под деревом. они все еще держаться за руки. сережа — более осознанно, с удовольствием. ваня — скорее бессознательно, все еще пребывая в смятении и собственных мыслях. ведет пешкова за руку к этому самому месту, опускаясь и почти ложась, переводя дыхание. — ваш фрак… вы наверняка порвали его? и ваша щека… — ваня замечает, что продолжает держать господина пешкова за руку, только когда тянется ей, чтобы указать на застывшую на щеке полоску крови. смотрит на их руки, и тут же ослабляет хватку, краснея до ушей и отводя взгляд. пешков в ответ лишь смотрит заинтересованно, каким-то совершенно другим взглядом. — где? не могли бы вы указать? — тот перекатывается ближе к бессмертных крутя головой и улыбаясь, подхватывая почти опущенную руку. указательным пальцем тот проскальзывает под белую перчатку бессмертных и поглаживает внутреннюю часть ладони, щекоча. ваня застывает, как и его взгляд на чужие действия. выдыхает заалев и той же рукой указывает на правую щеку, обхватив ее пальцами. — вот здесь. сережа лыбится, как мартовский кот, а затем плавным движением высвобождает руку из чужой перчатки и украдкой целует ванину ладонь, на что тот тут же ее одергивает. мурашки пробегаются табуном от самой ладони до плеча. — признателен вам, за вашу заботу, но думаю сейчас это важно меньше всего, — вьется, взглядом изучает ванину реакцию, теснится и хихикает под себя. — а что сейчас наиболее важно? — неуверенно, но сохраняя спокойствие, уточняет. — что может быть важнее здоровья? даже такая маленькая ранка способна привести к болезни… сережа уже не слушает. сережа уже переводит тему. и тут же начинает с козырей. — свежайшие сигары прямиком из франции, к примеру, что думаете? — и ваня, готов поклясться, чуть не заплакал от радости. и слова свои тут же позабыл, и стыд пропал, и мысли только собравшиеся в разумные предложения распадаются на буковки. взгляд только намертво въелся в пачку с французской маркой. но все же думает, что все подозрительно сходится, что такое только в заурядных романах бывает. что, возможно, это поразительно реальный сон. вариантов масса, но что это реальность — совсем не верится. парень, закрывая глаза на все формальности — он уже признал молодого господина своим другом — выхватывает из открытой коробочки сигару. юный наследник помогает зажечь. русый привычной смакует, но все равно немного кашляет. — я думал, что пожалею, но пока жалею только о том, что не встретил вас раньше, — те самые моменты, когда теряешь возможность контролировать речь, самые обидные. потому что именно тогда, говоришь то — о чем думаешь. и ваня это тоже не любит. неловкое молчание крепко заседает между ними. ваня потрясен и оттого бледнеет секундно, но есть еще шанс списать все на играющий алкоголь и остаться в выигрыше. сережа кажется ничуть не смутился, наоборот, удовлетворенно улыбается, словно другого и не ждал. такие ответы лишь подначивают вытворить что-то еще, чтобы услышать еще пару внезапных комплиментов. — правда? — опять. опять ухмыляется. и ухмылка эта в сочетании с пристальным, въедающимся взглядом — просто чертовская. — курите-курите и не смотрите на меня так, пожалуйста, — трепыхнувшись, всовывает между чужих пальцев сигару и отворачивается, пряча свой растерянный и смущенный взгляд. — что вы! я себе другую возьму, это вам от меня подарок считайте, — а парень весь на взводе, веселится и этого совсем не скрывает. треплет бессмертных за плечо, повернув, и сигару возвращает, ловко просовывая, но более аккуратно. ваня принимает и дарит благодарную, немного запоздалую улыбку. а потом вконец бледнеет на сколько возможно. — а у меня тут еще немного спиртного завалялось, желаете? — смотрит только, как пешков в руке фляжку трясет и, медленным перескоками, еле как удержав сигару, отползает подальше, забыв о чистоте собственного фрака. — очень смешно, — шепчет ваня, сглатывая и примерно прикидывая градус спиртного. однако, смешнее становится, когда спустя час, оба валяются под деревом чуть ли не в обнимку, меряясь силой, потом обсуждая жизнь друг друга, ну и конечно же главный вопрос: — ну так и как же? и как же я мог слышать о вас? — глаза сверкают ярче звездочек и смех казалось бы слышится повсюду эхом. — в каком смысле? — смех, за ним смех и после тоже смех. безостановочный заливистый и пьяный смех. — вы говорили, тогда, ну, — ваня икает и берет паузу чтобы сообразить, о чем начинал говорить. — вы говорили, что я вам польстил, не зная о вас, а вы же во Франции столько лет! — бессмертных руку резким движением перед собой выставляет чуть ли по носу сергею не заезжая. — так как же я мог знать о вас? — к лицу его приближается и щурится пьянющими глазами, как будто сможет что-то высмотреть в щеке пешкова. — а вы любого спросите, обо мне все знаю! — а я спрошу! будьте уверены! — пальцем шуточно угрожает и фляжку пригубив, отдает владельцу, укладывая голову на его бедро. — но я же не знал! сережа приятно лыбится. — вы бы в люди выходили чаще, так точно бы услышали! — волосы свои назад рукой забрасывает — мешают смотреть на очертания чужого лица в такой приятной близости. — пф.! какой вздор! нужны мне эти, ну эти… — я вас понял, — пешков, то-ли алкоголь то-ли совсем повело, фалангой ведет по выпирающим скулам и удивляется про себя, что на ощупь они мягковаты и уже не кажутся такими острыми. ваня тормозит. сильно тормозит. он в каком-то неведомом забвении и потому, только потому, ластиться в ответ начинает, больше личико подставляя. и пешков абсолютно точно не скрывает своего восторга. — я хочу подарить вам францу… — он облизал пересохшие губы и чуть пригнулся не так близко, но достаточно, чтобы показать свои намеренья. — табак? ох, было бы славно… — французский поцелуй, — шепчет, без капли смущения, убирает волосы разбросанные по лицу. и в недолгом ожидании, пешков слышит, как набирают обороты винтики в чужом механизме. — только его? — несуразно бормочет, а потом и сам смеется с того, что ляпнул, но глазеть продолжает заинтересованно. и, смотря в эти наглые и хитрые глаза, можно понять, как работают эти винтики. во взгляде вечно холодного и отчужденного бессмертных читалось что-то теплое. молодой наследник усмехается, смотрит на то, как парень кусает губы. — хорошо, сигары я вам тоже подарю. и негласно соглашаясь ваня первым тянется к губам, рукой впутываясь в беспорядочно разбросанные кудри. и кто господин пешков такой, чтобы не ответить так же жадно, как мажет и кусается бессмертных. вкус спиртного ярко выражен на ваниных губах, он пил больше кудрявого, но поцелуй от того не менее сладок. когда ваня смещается поцелуями на шею, пешкова совсем несет и он подтягивает бессмертных сгребая и усаживая на себя. и сережа уже менее уверен во всем, что думал. потому что этот парень, который ненавидит сложные задачки, является самой сложной головоломкой. пешков руками прикасается везде где может и залезть пытается туда, куда тяжелее всего. ваня седлает чужие бедра и зацеловывает пешкова, но делает это смущенно и неумело. кудрявый цокает и улыбается, одной рукой того за подбородок придерживая и углубляя поцелуй, а другой, наконец дотянувшись до лямочек на спине, развязывает, просовывая руку под всю скомканную на бессмертных одежду, обволакивая того за талию. ваня жмется к нему ближе и от того еще растерянней двигается. кладет ладони на плечи пешкова и вжимается лбом в плечо, краснея до невозможного. сережа идет россыпью на ваниных ключицах оставляя влажные дорожки, а прохладный ветерок приятно охлаждает распаленную кожу. и ваня пропадает в собственных ощущения забываясь и теряя все свое самообладание, которое для него было всей его жизнью. — все хорошо, господин бессмертных, — расправляясь с тканью, сережа хрипит ему в ухо. — не сдерживайте себя, я вам помогу. и ваня проклинает молодого наследника за то, что тот тянет это несчастное «господин». будто смакует и каждый раз пытается подобрать это слово под себя выискивая в своей голове, с какой интонацией его будет лучше преподнести. ваня чувствует, как по его телу жгучим теплом отдается везде, где касается пешков и, когда он направляется ниже, его выводит на сдавленный стон, от которого пешкова бросает в жар, а после в отупленное изумление. жалко, что таким нельзя поделиться, иначе бы господин пешков вставал у каждого дома и кричал о том, как восхитителен господин бессмертных. и все же сережа почти с героическим видом оттаскивает смущенного до тряски парня от своего плеча и аккуратно целует, успокаивающе поглаживая мягкие волосы. — господин бессмертных, — заглядывая под растрепанную челку и целуя розовые щеки шепчет парень. — я могу начать? — вам обязательно нужно уточнять каждое действие? — выпаливает почти возмущенно бессмертных, забывая на секунду о своем смущении. — вы так закрыты, что я боюсь сделать что-то неправильное, — как бы мягко он не пытался высказаться ирония его слов проскользнула сама по себе. — да куда уж… — бессмертных сглатывает и опускает голову. — просто… делайте то, что нужно, — и сережа, улыбнувшись, кладет на ванины губы пальцы и смотрит, как донельзя извратно он их облизывает — более интуитивно, прежде, кинув отупленный взгляд и после — действуя. ваня не знает как это происходит и от того немного страшно. был бы у него учебник и он бы вызубрил каждую страницу по этой дисциплине, но таких не печают и приходится полагаться только на господина пешкова, который в таком, видно, мастак. — что вы… — срывается на крик и выгибается в спине, когда принимает сразу два пальца и не понимая от чего умрет быстрее: от стыда, от злости или от странного покалывающего ощущения. — боже, — сдавленно шепнул он, почувствовав легкое движение внутри себя. о боже! и да, ваня внезапно уверовал. достойного объяснения всему не находилось, но видимо нашлась вера в бога. сцепив зубы, пешков с наслаждение вслушивается в каждый вдох и выдох бессмертных. руку с талии убирает и медленно ведет к уже давно вставшему, и упирающемуся ему в живот, члену. ваня издыхается только от легкого касания и сходит с ума одновременно. слишком много внимания было приковано к его телу и ощущения накатывали и разливались повсюду: от кончиков пальцев ног до заалевших ушей. момент за моментом, но сережа не торопиться входить, подольше растягивает потому что ваня узкий и слишком напуган. — господин, — снова он за своё. — не бойтесь, ваше удовлетворение сегодня в моем приоритете, — шепчет слегка сбавив темп из-за чего ваня удивленно выдохнул. — так что расслабьтесь и забудьте обо всем, кроме меня, прошу вас, — и ваня вряд ли будет отрицать, что пешков отменно целуется. хоть и сравнивать не с кем, ваня точно знает, что он лучший в таком деле. и, все же, слова пешкова имеют действующий эффект, ване и правда становится чуть легче и он обнимает пешкова за шею руками, чувствуя что движения внутри уже не приносят такой дискомфорт, как раньше. сережа поразительно быстро справляется со своей нижней одеждой и входит резко. ваню потряхивает, он не сдерживает громкий стон, который слетает с влажных припухших губ. судорогой сводит каждую клетку тела. он хочет вырваться, ударить пешкова и убежать, а потом. а потом сережа надрачивает его член так, что судорога накатывает еще одной громадной волной перекрывая внезапную боль. свободной рукой придерживает, наваливается вперед и перемещает ваню на спину. целует, извиняясь, и гладит шею. холодная земля и травинка которая задевает ванино ухо сильно ощутимы. все приобретает такой яркий контраст, что со всем справится невозможно и сначала ваня выдает бессвязные звуки, а затем хрипло дышит только и успевая хвататься за плечи пешкова и издавать тихие, сменяющиеся на протяжные, громкие, стоны. пешков хорош. чертовски хорош. и если б ваня мог этим похвастаться, он бы стал глаголить об этом на каждой площади, с утра до вечера, пока голос не сядет. парень поднимает ванины ноги, забрасывает их на свои плечи и ваня шипит сквозь зубы получая еще одну дозу удовольствия. чувствует сережу в себе настолько, что кажется вот-вот потеряет сознание, потому что ритм в котором он движется кажется сумасшедшим. ваня, выдыхая, ощущает всю бренность мира, потому что пешков дает ему кончить, а сам почти выходя, резко входит, заполняя его. так горячо, что бессмертных попросту не знает куда себя деть. бессмертных так хочет влепить пешкову подзатыльник, но силы совсем покидают его, когда парень падает рядом и нащупывает фрак, накрывая их обоих. он много чего хочет сделать прямо сейчас, но ему так хорошо, что, кажется, перехочется. — ну и… — ваня отворачивает голову, совсем не зная, что нужно сказать. — было хорошо, — счастливо улыбнувшись отвечает юноша. но это «хорошо» для вани сродни трагедии. — хотите сказать я вам не понравился? — а вы что не видите… — сережа выдерживает паузу, в которой ваня надумывает себе такую драму, какую свет не видел. он огорченно выдыхает и вскипает. он почти готов пересилить себя, встать, гордо подняв нос и удалится, но вслушивается, как целуют его ушко и нежно шепчут: — как сильно вы мне понравились. ваня кутается во фрак, как в одеяло и, совсем размякнув, поворачивается к пешкову утыкаясь в грудь и закрывая глаза с мыслью: «во Франции должно быть, неплохо живется.»