Мороз ломит ребра

Когда Цицерон оставался один он всегда много работал. Холод Данстарского убежища позволял ему не волноваться о том, что с телом Матери Ночи может случиться что то плохое, вечные морозы не давали ее дряхлому телу разложиться. В маленькой комнате душно. Здесь множество свечей и благовоний, которые подпитывают тело его мертвой Госпожи. Он читал молитвы и заговоры не первый год, в книгах для Хранителей было написано, что они укрепляют плоть и ее дух, на благословление будущих убийств и славы темной семьи. За годы проведенные в сырых стенах Чейдинхола он потратил не один вечер за тем, чтобы научиться алхимии: мешал травы стирал пальцы в кровь, лишь бы она была довольна. Хотя со временем потребовались и яды, крысы и насекомые все же стали просачиваться сквозь захудалые стены некогда великого убежища. Но видимо всего этого было недостаточно для того, чтобы стать Слышащим. Засучив рукава, он снимает старые ткани, что закрывают ее тело, в ноздри сразу въедается аромат, такой едкий, противный, но дурманящий словно кровь или холод пустоты. Эта работа- самая ответственная, она требует ловкость рук, точнее...может даже их нежность. Цицерон невольно трепещет от этой мысли. Только мог может примкнуть к ее телу так близко, именно его губы касались ее дряблых рук, оставляя поцелуи и масла, которые позже исчезали под новыми марлями. Он целует ее в лоб - как родную мать. Точнее, она и была его родной матерью, как и для всех кому она дала шанс стать членом ее темной семьи. Она дарит хохот, а может и проклятия, может даже умеет забирать свои подарки себе же обратно. - Цицерон очень кропотливо отбирал цветы для Матери Ночи...- он судорожно жмет уже повядшие цветы к себе- Я клал их у гроба, как всегда, да- да! Но почему же тогда ты не сказала Слышащему ничего об этом? Тебе они не понравились? О глупый Цицерон! Темно-фиолетовые цветочки паслена падают на холодный камень и он топчет их. Так трепетно он отбирал их пару дней назад, лишь ради того, чтобы она осталась им недовольна! Сколько же горноцветов, а может драконьего языка нужно будет ему перебрать, чтобы она сказала ему слова одобрения! -О...но Цицерон не может злиться на тебя...дорогая моя мамочка.- он нежно целует ее руку, усаживаясь рядом чтобы замешать масла для нее. Они всегда должны быть свежими, ведь ее истлевшее тело, требовало много ухода за собой. "Маленький имперский мальчик с волосами цвета меди никогда не знал свою настоящую мать. Она то, и не входила в условия контракта, но когда темная сестра сначала убила ее мужа, а потом и ее саму в темноте ветхого дома она увидела крохотный силуэт , который печально жался к телу убитой. Это и был Цицерон. Теперь уже вечно знакомый всем обитатель Брумского убежища. Сейчас бы, шут уже и не вспомнил бы этого, но истории прежних дней порой всплывали в его разуме, принося то смех, то пару слезинок, в знак надежды на то, что это могло бы быть правдой. - Приехали, ну как и обещал брат, покажу я тебе Мать Ночи - юный душитель накинул капюшон на свои темные, собранные в тугой хвост , волосы- давай, не смотри на меня так, идем! Под знойным солнцем пыльного Бравила они шли не спеша, это был первый раз когда мальчик видел что то кроме холодной даже летом Брумы, или вечно Дождливого Чейдинхола, где он часто погружался в мечты о своем будущем, может в качестве опытного убийцы, а может даже душителя, хотя на тот момент он не имел никакого представления о том, что от этих душителей требуется. - Вижу тебе тут не очень нравится- спокойно произнес парень, который уверенной походкой шел к серой статуе, которая пожалуй, сливалась с общим видом разрухи и пыли этого города.- но поверь мне, брат мой, это место обитель нашей Матери, а значит оно уже прекрасней всего на свете. Молодой парень, чье имя Цицерон с годами забыл, по его соображениям был его учителем и лучше человека, чем он было не сыскать. Он верно и слепо служил Ситису, он был тем самым, кто вручив мальчику клинок, показал свои самые лучшие трюки и приемы, именно он тихими холодными ночами учил его смешивать ингредиенты, хоть и сам был в этом порядком плох. Он брал его на все свои контракты и поручения. Конечно, в убежище все любили Цицерона, ведь он, можно сказать скрашивал серые дни, где нормальный контракт могли ждать месяцами, но именно его учитель не чаял в нем души, и если был не отцом, то точно верным братом. Подойдя к статуи счастливой леди, мальчик недоуменно взглянул на брата, но тот лишь артистично указал на нее. А уже после объяснил, что склеп ее находится под статуей, в этом святой месте хранились ее бренные кости и кости ее детей, там где не один смертный не посмел бы их потревожить. - И никто там не был? - О нет, нет. Не думаю, что мы с тобой сможем там побывать, но мы приходим сюда и молимся здесь -хмыкает юноша- но слышащий там был, и думаю, тел там больше чем было раньше. Но может, он расскажет тебе об этом позже С тем пор они бывали там чаще, и чем он становился старше, тем больше замечал знакомые лица у статуи, он и сам притворялся лишь путником, но приносил к ногам Леди самые лучшие и верные свои молитвы. Ей молились многие и из года в год менялись лишь лица, порой приходила сама Алюзанна, молодая Слышащая, но отвлекать ее никто не смел, ведь она говорила с ней - с Матерью Ночи. Цицерон то при виде нее всегда млел, как молодой мальчишка увидевший прекрасную графскую дочь, но вряд-ли бы он посмел себе влюбиться в столь неприкосновенного человека, от чего питал глубочайшее уважение к ней и ее дару. Ведь слышать госпожу это лучшее о чем бы мог мечтать каждый из темной семьи." - Цицерону интересно..- он на миг отрывается от мыслей, откладывая ступку и бинты- о чем ты говоришь со Слышащим так долго? О-о-о, нет конечно нет, я не должен спрашивать настолько личную информацию! Дураку хватит и наших личных разговоров Он заканчивает мазать ее тело, и как бы ему не было печально ее оставлять ему приходиться теперь читать молитвы. Читает долго, маленькую книжонку потертую веками шут выучил уже очень давно, да так, что и слова теперь не имели смысла. " Нелли была первой красавицей в городе, когда ее крохотная ножка, обрамленная дорогой туфлей коснулась столь порочного места как Чейдинхол. Она была подобна легкому ветру, который дул летом в полях, но парень, уже на тот момент опытный убийца, никогда не водил ее в поля, солнце могло напечь ее прекрасную бледную бретонскую кожу. Цветы с полей он ей тоже не носил, отец ее важный купец, и приехал в этот загадочный город, именно для того, что бы сделать продажу своих товаров менее законной, но это так, он слышал это мельком, ведь речь ее лилась как весенний ручеек среди сугробов. И Цицерон бы не когда не поверил в что то столь наивное, порой задремав в телеге он поддавался легким снам, о том, как будет лежать в объятиях Нелли, если бы только отец ее дал согласие, а пока, каждой томной ночью он отворял ее окно и говорил с ней до самого рассвета, пока не приходили служанки молодой девушки. - Поверить не могу, что наш многоуважаемый Цицерон поддался чарам этой...дамы - парировал брат аргонианин, крутясь у тяжелых ворот белокаменных аллейдских руин- ну и ну.. - Молчание тебе к лицу- съязвил молодой имперец, пряча порозовевшие щеки в капюшон - я тебе за этим с тобой контрактами менялся, ящер. - И нужна она тебе? - каменные двери поддались освобождая место сырости и запаху гнили - Цицерон, слушай, я конечно ценю твое стремление, и все такое, но аллейдские руины.. - Я знаю что делать- имперец помялся , заглядывая в темноту тонкого туннеля- знаю..- на тот момент он еще помнил истории своего канувшего в лету учителя, что теперь томилось в земле. Помнил и подробное описание этих руин. Но быть героем для Нелли, что ж, эти мысли вскружили голову молодому убийце, подумать только ведь пару месяцев назад, он лишь бы поглумился над другим влюбленным темным братом или сестрой Она лежала слишком неестественно, даже для мертвеца, ее поджатые губы и распахнутые глаза, походили больше на то, что она неуклюже упала и в изумлении смотрела на своего ночного гостя. Но ее глаза, да, в них эту ночь было что то необычное, они были безжизненно равнодушны, и смотрели прямо в душу Цицерона, который все это время подкидывал драгоценные камушки. Что это было, он не помни- рубины или изумруды- уже не столь не важно, они с гулким звоном упали и покатились к ее ногам. Буро красное пятно крови уже проступило на ее ночной сорочке, что округляла ее тощее тело, пятно же расплывалось и становилось узором, теперь у Нелли было новое платье, хотя, конечно, ее богатенький папа на похороны своей дочурки купит новое. На столе лежало пятно, по нему расплылись чернила. Когда юноша пришел, он сразу заметил ее приподнятый дух, уже после она рассказала, что ее жених наконец то возвращается в Сиродиил, и тогда произошло мгновение и ее смерть, такая быстрая, и как позже посчитает имперец, слишком глупая. Рядом с ней он просидел до самого рассвета, думая лишь о том, зачем же он повелся на столь молодую похитительницу сердец, и может стоило было бы, взглянуть хоть раз на ту печальную сестру бретонку, что порой мечтательно поглядывала в его темные, как пустота глаза. С первыми лучами солнца он сразу же скрылся в толпе, время от времени поднимая голову на порозовевшее небо, чтобы никто из прохожих не видел его слез. Чьи то в ловкие руки выхватили его кошелек, удивленные голубые глаза испуганно уставились на юного имперца, как тот схватил воришку за рукав рваной рубахи - Иди - рявкнул Цицерон, отпуская щуплую ручонку- но еще раз у.. Вор убежал , и ладно. Это был подарок Нелли, но не ему, не ей он не нужен был больше" Петли двери часто мерзли, то запотевали, от чего открыть ее становилось сложно. Поэтому на этот раз этот противный срежет разбудил шута, который щурясь пытался отмахнуться, от тусклого света заново зажженных свечей. - Назир жалуется - Слышащий хмурил брови Цицерон же все так же молча смотрел на мужчину. Он не любил, когда кто то заходил в его комнату, это в какой то мере, прерывало те одинокие моменты, когда он и мать были наедине - Будь тише, хорошо? Он хотело было возразить, но тут же заметил, что Матрона куда то пропала. - Я отнес ее на место - все так же спокойно сказала фигура, что стояла согнувшись в дверном проеме. - откуда Слышащему знать, когда можно прервать ритуал? - Читал- сухо бросил тот, отводя взгляд от бешенных глаз Цицерона, которые хищно бегали по нему, в надежде зацепиться за то, чем видимо можно будет кинуть в незваного гостя - Слышащий не умеет читать, что за глупости он говорит? Глупый! Убирайся, давай. Не хочет глупый, обманутый Верминой дурак, говорить! - Но я определенно пару раз видел, когда относишь ее ты - все так же спокойно процедил Слышащий, пока шут прикладывал все свои попытки, чтобы сдвинуть наглого гостя - мне нужна твоя помощь. - Что?! - заверещал имперец - Ох, Слышащий еще и издевается! Думаешь, Цицерон будет тебе помогать? Перед его глазами появился пучок пасленов, и самодовольное лицо вампира. Правда, понять это было сложно. Слышащий, как и любой другой уважающий себя мертвец был мало эмоционален, поэтому об его ухмылке говорили лишь слегка поднятые брови. Порой никто не понимал их методы общения, но Цицерон понимать умел, без слов тоже - Ну...этого все равно мало, ты их у входа в убежища собрал - передразнил того имперец Вампир же все так же равнодушно вытащил из кармана прохудившихся штанов самоцветы, подобранные в каком то кургане. Цицерон лишь скептично посмотрел в его раскрытую ладонь, что то припоминая, а потом закрыл ее накрывая своей рукой. - У нас их и так много, Слышащий! - Положишь их к матери ночи - пожал плечами вампир- она сказала тебе спасибо Он замолк. И в маленькой комнате воцарилась тишина. Странно. здесь столько людей, а тишина будто бы кроме них здесь никого, может и так. Цицерон все еще не мог определиться любит ли он тишину или нет. С одной стороны, он бы вечно мог слушать хохот, подаренный матерью, а с другой стороны этот самый хохот порой доводил его до безумных крайностей. Напоминаем об этом служили ладони и пальцы усеянные шрамами. То колба треснет в его руках от гнева, то неудачно пойманный злокрыс пытался полакомиться тем, кто так и не смог его поймать. Вампир хотел было уйти. Но шут остановил его, хватая за плечи. Слышащий был фигурой странной, и даже если он хотел сказать что то сейчас, то ни за что не сказал бы. Даже не в меру своего смущения, больше лишь из за того, что ему нечего. Естественно, цветы были не для Матроны, а для ее скромного Хранителя. Цицерон часто ругал имперца, мысленно конечно, что тот просто не мог нормально сказать о том, что чувствует. - Ты можешь остаться - бросает тот, притягивая его за плечи ближе. Мужчина разворачивается и поднимает его, он впрочем это с легкостью мог сделать. Цицерон это не любил, его достаточно схватить, чтобы предотвратить удар клинком! А порой так хочется вонзить его в мягкую плоть, убивать то теперь точно можно. На губах шута остается не видимое прикосновение , напоминанием об этом служит лишь алый след крови. Слышащий вечно был измазан ей, и даже Цицерон понятия не имел, где он только успевает ей напиться, видимо постоянно пополняющаяся пыточная играла свою злостную роль в этом. - Слышащему красный к лицу- довольно улыбается тот Но Цицерону всегда мало, он жадно цепляется за губы вампира, впиваясь в них мертвой хваткой. Его лицо. Оно все в крови, лицо шута тоже. Кажется, он задел узор глаз, ибо теперь ловко разрисованные глазницы, выглядели смазано... " - Мы не может так больше работать! - голос сорвался, подобно свече- раз другие молчат, то чем мы можем помочь? - Брат, возьми себя в руки - голос кота вежливо проурчал заставляя собеседника замолчать, хотя бы на время. - Но мы должны принять решение сейчас- орк отозвался нехотя, он только недавно потерял свою сестру, которую корсары растерзали, по его же словам. И хоть орисимер славился своим боевым настроем, смерть Андроники подкосила его донельзя. - Тогда, мы выйдем на улицы.. - Ты это уже говорил! - закричал имперец Понтий Воцарилась тишина. Цицерон лишь недовольно заскрипел зубами, шипя из за перевернутой миски с ингредиентами. Теперь он имел полное право не посещать эти переговоры, которые в последнее время становились чаще и громче, он Хранитель, и все. что он сейчас бы сделать для братства так это быть лишь немым слушателем трагедии. Хотя, может быть Слушателем Матроны, он бы вовсе не отказался стать, если бы только она позволила бы ему. Он достоин, он так думал и знал, ему казалось, что и иначе нельзя. Слышащая Алюзанна была мертва, а их госпожа никого не выбрала. А Братство, оно теряло свою хватку из часа в час. Подумать только, стоило им только вставь с колен, после предательства их старого Слышащего, как теперь и вовсе нет человека, которого она могла бы выбрать. Братья выходили на улицу, рассказывая вести, и принося редкие контракты то на пьяниц, то на нищих торговцев и купцов, впрочем, ничего существенного. Все это было бесполезно. Раша тихо зайдя, и окинув взглядом раскрытый гроб их госпожи, слегка поморщился, обнажая вои кошачьи клыки - Вижу, ты уже вошел во вкус- попытался приободрить новоиспеченного хранителя управитель Чейдинхольского убежища - вы точно справитесь без меня? - с надеждой спросил мужчина, надеясь на то, что тот снова разрешит ему убивать. Каджит лишь помел плечом. Никто не был виноват в том, что хранитель теперь Цицерон, дело лишь в том, что выбрал все этот чертов жребий -лучше расскажи мне, как прошел твой последний контракт - каджит перешел на шепот, братья бы повыдирали его седую шерсть, если б только узнали, какую интересную штуку доверил Раша Цицерону - А что рассказывать? Шут как шут...не впервые мне участвовать в интригах знати, а такой надоедливый уродец, вроде этого , сполна заслужил места в пустоте В тот шумный вечер в Скинграде было не спокойно, а может впрочем был обычный день, просто Цицерон что то себе надумал. Недели проведенные в ожидании давили на него с новой силой, но больше давило осознание того, что это его последний контракт, его выбрали Хранителем, а значит, он оставит убийства. Не стоит объяснять, что для молодого рьяного убийцы данное обстоятельство было подобно смерти, что то созвучное с птицей в клетке. У богатого герцога был преданный шут. Это был веселой загорелый имперец, который из года в год веселил своего хозяина. Старик души в нем не чаял, но Цицерон не углублялся в эту семейную драму, заказал его некий легионер, которому помешал пить вечно поющий скоморох, и если в залах люди веселились, то бывалый солдат скрипел зубами, при виде этого задорного шута. Но если заказ поступил, то темное братство повинуется. Раша даже поговаривал, что солдат не первый месяц взывал молитвы матери ночи, но никто не отвечал, и тогда этот несчастный пошел к ним лично, нашел каджита и вручив ему мешок набитый монетами, слезно начал умолять о том, что бы того прикончили. Цицерон занял место в небольшом саду, спрятался среди ветвей, которые скрывали его. Это был душный вечер весны, ровно через пару дней началось бы лето. Но время тянулось медленно, когда его семья погружена в скорбь он не может думать не о чем другом. Но почему то этот скоротечный момент, вернул его в реальность. Сейчас весна. Как часто Цицерон обращал внимание на что то такое? Разве что в детстве. "Почему я вообще думаю об этом.." - отмахнулся имперец, сильнее закрываясь в листве. В сад вошел герцог, вальяжно ступая по раскрошившейся от времени плитке. За ним вприпрыжку шел шут. Его последний контракт. Обычно молодой ассасин равнодушно относился к своим контрактам, искренний восторг приходил лишь когда клинок вонзался в теплую плоть и оставлял на ней раны, но этот случай был иной...Он последний контракт и между тем, он должен быть особенным, поэтому Цицерон благодарил Ситиса, за то, что тот послал ему шута, а не обычного пьяницу или нищего - Я его костюм себе забрал - хмыкнул Хранитель, бросая Раше под ноги пестрый костюм. - продадим может, если жрать совсем нечего станет.. - Оставь - кивнул тот - ты никогда не оставлял трофеи Цицерон, пусть это будет первый.. Комната с саркофагом темной госпожи снова наполнилась тишиной и мужчина, слушая размеренные, тихие шаги кота, вернулся к своему занятию, неспешно перелистывая страницы книги про алхимию"