***
На этот раз все иначе. Чуть ощутимая блаженная прохлада окутывает тело лесного мальчика. Воздух такой чистый, что Ло’ак, кажется, впервые за долгое время может полноценно вдохнуть. Туман перед глазами постепенно рассеивается, открывая юному на’ви чудесный вид на долину священных деревьев, которые остались далеко дома, там, где родной клан. Ло’ак не понимает, как и, главное, почему, он оказался именно здесь, но делает неуверенный шаг вперед, по направлению к ярко светящимся отросткам дерева душ. Вокруг полнейшая тишина, но деревья словно зовут его по имени, приглашая подойти ближе. Поколебавшись пару секунд, мальчик прикрывает глаза и, сделав глубокий вдох, медленно подносит косу. Тело непроизвольно напрягается от страха, но в то же время и приятного волнения. Может быть, сейчас он увидит или хотя бы услышит его. По телу проходит знакомая волна священной энергии, дающей возможность общаться с вечно живыми душами. Сердце начинает бешено биться, но, к удивлению подростка, ничего не происходит. Ло’ак не то, что не видит, но и не слышит ничего, абсолютно. Никаких голосов, смеха, плача, криков, да хоть чего-нибудь! Он с беспокойством открывает глаза, хмуря брови, и растерянно убирает волосы. Не теряя надежды, подросток делает связь с соседней ветвью, но, не чувствуя изменений, в ужасе отходит назад. Он больше не чувствует Эйву. Великая Мать отвернулась от него? Этого просто не может быть, нет, только не сейчас, когда он так нуждается в ее поддержке! Ло’ак растерянно осматривается, его грудь начинает тяжело вздыматься, и он хватается за дерево, пробуя снова и снова, не желая верить в происходящее. Отчаяние накрывает его с головой и, наконец, обессилев, он падает на колени, прижимая светящуюся ветвь к своей мокрой соленой щеке. Его сотрясают глухие рыдания, сквозь которые он шепчет тихую молитву о прощении. — Нетейам, если ты слышишь меня, прости, брат. Прости! Я так виноват перед тобой, я бы все отдал, чтобы увидеть тебя снова, хотя бы на секунду. Не наказывай меня так сильно, прошу, я не знаю, как мне жить без тебя… — бормочет он искусанными в кровь губами, поджав колени к груди. Он больше не произносит ни слова. Он просто не может. Последнее, что он ощущает, перед тем, как проснуться, невесомое нежное касание, гладящее его волосы.***
Ло’ак просыпается на своем спальном месте в холодном поту. Его грудь тяжело вздымается, как после долгого бега, а глаза все еще мокрые. Он несколько секунд вслушивается в тяжелую ночную тишину, борясь со слезами, готовыми снова политься из глаз. Эйва отвернулась от него… А значит, он никогда больше не увидит Нетейама, даже в воспоминаниях. Честно говоря, он просто уже устал плакать. Он устал чувствовать эту острую боль где-то в районе груди, где не было больше ничего, кроме осколков разбитого вдребезги сердца. Он устал засыпать, зная, что будет проживать боль снова, но и устал просыпаться, вынужденный раз за разом сталкиваться с жестокой реальностью, с последствиями своего же выбора. Тем не менее он проигрывает. Снова. Ло’ак снова проигрывает этим чертовым слезам и беззвучно плачет, закрывая рот обеими руками, чтобы не разбудить никого из семьи. Он никогда в жизни не чувствовал себя таким одиноким. Мальчик вздрагивает от неожиданности, когда теплая рука мягко ложится на его плечо. Он замирает, понимая, что разбудил кого-то. Но как, он старался не издавать ни звука — первые мысли, пролетающие в его голове. Однако они быстро уходят на задний план после вопроса, заданного тихим родным голосом: — Братан? Ты что, плачешь? Ло’ак забывает, как дышать, а его сердце, кажется, забывает, как биться. Он все-таки сошёл с ума. Или у него слуховые галлюцинации. А может он просто потерял связь с реальностью и все еще спит. Или как, черт возьми, объяснить то, что с ним происходит? Он медленно поворачивает голову по направлению к месту, где спал Нетейам, словно рука на его плече может раствориться в любой момент. Ожидая снова увидеть пустоту, мальчик встречается с встревоженным внимательным взглядом брата. Судорожный всхлип срывается с его губ, пока он не верит своим широко раскрытым глазам. Нетейам, не понимающий, что происходит, выглядит напряженным и обеспокоенным. Он принимает сидячее положение и придвигается ближе к брату. — Эй, эй, посмотри на меня, — успокаивающе шепчет, смотря прямо в глаза. — Тебе приснился плохой сон? Кажется, Ло’ак не в силах произнести хоть слово. Все, что он может — это крепко схватиться за руку брата и сжать ее со страшной силой, боясь, что тот исчезнет. Боясь, что он просто спит, и это жестокая шутка его измученного разума. Однако брат выглядит слишком реальным, слишком настоящим для видения; его большая теплая рука крепко сжимает руку Ло’ака в ответ. Его грудь перевязана бинтами, пропитанными кровью, а значит, он все же ранен. Мысли безумным вихрем путаются в голове мальчика: он же видел своими глазами, как старший брат умер на его руках. Ло’ак отрицательно качает головой и задыхается в набирающих силу рыданиях, но все же выдавливает еле слышимое: — Нетейам? Ты… живой? — на последнем слове он окончательно ломается и начинает плакать в голос, будя всю семью вокруг себя. Джейк и Нейтири моментально просыпаются, садятся на своем спальном месте и встревоженно всматриваются в темноту комнаты, не понимая, что произошло. Напуганная шумом Тук перебегает к родителям и тут же прячется в объятиях мамы, пока Кири трет свои сонные глаза, недовольная тем, что ее разбудили. Однако сон сразу же проходит, а вместе с ним и недовольство, как только она понимает, что это рыдания Ло’ака заставили ее проснуться. — Конечно, я живой, ты чего, Ло’ак? — видя состояние брата и слыша его слова, Нетейам не на шутку пугается. Его взгляд сосредоточенно изучает лицо мальчика, он поджимает губы и протягивает руку, касаясь ей мокрой щеки младшего на’ви, пока другая рука по-прежнему сжимает ладонь Ло’ака. — Это всего лишь плохой... — Нетейам не договаривает, когда мальчик бросается навстречу и виснет у него на шее, все еще не веря в реальность происходящего. — Нет, я не понимаю, не понимаю, — скулит Ло’ак, зажмуривая глаза. Он чувствует, как родные руки обвивают его тело и прижимают к себе крепче. — Сынок, что происходит? — голос матери слегка дрожит, и она намеревается встать с постели, но Джейк останавливает ее, хватая за плечо. — Не надо, милая, — шепчет он ей на ухо, притягивая к себе. — Подожди, дай ему немного времени, чтобы прийти в себя и побыть с братом, — Джейк встречается взглядом с все еще растерянным Нетейамом. Старший сын негромко произносит: — Мы можем выйти на улицу? Ему нужно успокоиться. Отец не отвечает, а лишь понимающе кивает головой в знак согласия. — Давай, братишка, вставай, — Ло’ак не в том состоянии, чтобы ясно понимать, что происходит, и что от него хотят. Он слепо доверяет рукам, тянущим его к выходу из маруи и, кажется, немного приходит в себя только тогда, когда его сажают на подвесной мост, соединяющий дома клана Меткайина. Он чувствует, что Нетейам одной рукой обнимает его за плечи, а другую кладет ему на грудь. Рядом с ними ни души, лишь освежающий легкий ночной ветер и размеренный звук плескания волн океана. — Дыши, Ло’ак, дыши. Помнишь, как учила Цирея? Медленный вдох и медленный выдох. Вот так, — младший мальчик закрывает глаза и следует указаниям брата, подчиняясь его успокаивающему тихому голосу. Голосу, который он молился услышать еще хоть раз, но думал, что потерял навсегда. Через пару минут Ло’ак чувствует, что снова в состоянии говорить, и, наконец, хрипло выдавливает: — Я думал, что не увижу тебя больше. Что… потерял, — он поворачивает голову к Нетейаму, но слишком стыдится посмотреть ему в глаза. Вместе этого он смотрит на забинтованную грудь брата, и его лицо искажает гримаса боли. Он делает еще один глубокий вдох, чувствуя, как сильно его трясет. Воспоминания слишком свежие: кровь на его руках и остекленевший, безжизненный взгляд брата перед глазами. — Ты ведь погиб из-за меня. И я ничего не смог сделать… — произносит срывающимся голосом, полным раскаяния. Он смотрит на свои дрожащие ладони, и знакомая паника снова охватывает его. Нетейам молча притягивает его к себе, видя, как глаза напротив снова наполняются слезами. Ло’ак прячет лицо, прижимаясь щекой к плечу старшего, и обвивает его шею руками, чувствуя нежные касания к своей спине и затылку. Он думает, что спит, и очень боится проснуться. Возможно, он слишком душит его, учитывая то, что старший был ранен, но Нетейам никогда не сказал бы ему об этом. Особенно сейчас, когда мелкий сам тянется к нему. — Братан, — всхлипывая, протягивает Ло’ак. Он звучит как маленький ребёнок, но это не то, что беспокоит его в данный момент. — Прости меня за все. Мне жаль, мне так жаль, что я подвел тебя. Ты сможешь простить меня? Пожалуйста. Я буду хорошим, обещаю, я всегда буду тебя слушаться, — мальчик сбивчиво бормочет извинения, клятвы, все то, что, как он думал, уже не сможет сказать. Теперь, когда Эйва дала ему второй шанс, он захлебывался в эмоциях и чувствах. — Шшшш, — мягко прерывает его Нетейам. Он держит свою ладонь на голове брата, сильнее прижимая к своему плечу, и шепчет на ухо. — Успокойся, братишка, я же здесь, с тобой. Моя рана не такая серьезная. Я не умирал, слышишь? Старший мальчик закрывает глаза и делает глубокий вдох, чтобы самому успокоиться. Он знал, что его брат, который обычно держит эмоции в себе, на самом деле очень ранимый, но он никогда не видел Ло’ака в таком состоянии. Особенно после кошмара. — Ты не понимаешь, Эйва подарила мне шанс, когда я думал, что все потерял. Она подарила мне тебя снова, чтобы я научился ценить. Тейам, умоляю, прости меня. И Нетейам чувствует, как у него разбивается сердце от слов брата. Он слегка хмурится, ведь все, что он слышал, звучало слишком непонятно и пугающе для него, но видя, как брату важно его прощение, он серьезным голосом отвечает: — Я прощаю тебя, Ло’ак, конечно, прощаю. Как ты мог подумать, что я не прощу? Я же люблю тебя всем сердцем, skxawng. Нетейам целует голову младшего, подтверждая свои слова, а Ло’ак облегчено выдыхает. Груз, душивший его все это время, наконец-то падает, ведь теперь он знает, что брат не винит его. Он простил. Ни папа, ни мама, ни кто-то еще, а Нетейам простил. Это все, что он хотел услышать. Его тело расслабляется в желанных объятиях, и он постепенно успокаивается. Они сидят в полной тишине, не двигаясь, еще какое-то время, пока сердцебиение обоих не приходит в норму. — Спасибо, Эйва… — тихо шепчет Ло’ак и осторожно отстраняется от брата, чтобы, наконец-то, посмотреть ему в глаза. Он встречается с теплым, добрым взглядом золотых глаз, взглядом, который он всегда получал, но никогда не ценил должным образом. Теперь он будет. Нетейам не убирает руку с головы Ло’ака, и, смотря прямо в глаза, произносит мягким ровным голосом: — Я не знаю, что ты видел и я не знаю, что случилось на самом деле, Ло’ак, но я точно знаю, что никогда, слышишь меня, ни при каких обстоятельствах, я не отвернусь от тебя. Ты не должен сомневаться во мне, понял? — последние слова звучат с напускной строгостью, но Ло’ак знает, что она ненастоящая, и утвердительно кивает, с улыбкой, растекающейся на губах. Нетейам тоже кивает и отвечает такой же улыбкой, пока проводит ладонями по щекам брата, стирая соленые дорожки. — Пойдем домой, братан, родители, должно быть, сильно переживают, — он хлопает младшего по плечу, побуждая встать. Когда они заходят в маруи, то особо не удивляются, видя, что никто из семьи не спит. Даже маленькая Тук отказывается закрывать глаза, несмотря на уговоры родителей. Девочка слишком переживает за брата, чтобы уснуть снова. — Ло’ак и Нетейам вернулись! — радостно вскрикивает она и бежит навстречу к ним. Она останавливается около Ло’ака, обнимая его за талию, и жалобно произносит: — Я очень переживала за тебя, Ло’ак. Почему ты плакал? Ты испугался кошмара, да? Брат заботливо обнимает ее в ответ. Его голос еще хриплый, но уже спокойный. — Да, малышка, прости, что напугал тебя. — Все в порядке, сын. Иди сюда. Рядом разносится низкий успокаивающий голос Джейка, который прижимает его к себе своими сильными руками. Через секунду Ло’ак чувствует, как отец притягивает к ним Нетейама, а еще через несколько мгновений нежные руки мамы обнимают мальчиков со спины, в то время как Кири и Тук устраиваются по бокам. Семейные объятия. Приятное тепло разливается по всему телу Ло’ака. Как же сильно он нуждался в этом, и как же хорошо ему в этот момент знать, что он дома. Ведь где бы он ни находился, его дом был там, где была его семья. Его крепость.