после

Боя возвращается в орден и там… холодно. Высоко в горах над столицей, где облака и туман неразличимы, а солнце поднимается над морем тумана так же часто, как и над городом, конечно, холодно. И так было всегда, но сегодня, когда Боя обнаруживает холод в своих комнатах, для него это ново и тревожно. Его спина всё ещё болит — пронизывающий холод от влажного камня, на котором он оставил своё тело на время битвы, и змеиный запах въевшийся в кожу. Его страна осталась без Императрицы, столица разрушена, половина её жителей разбила лагерь на лугах за стенами города: их дома в таком плачевном состоянии, что к ним даже опасно подходить. Победа ощущается насмешкой. Он не проходит дальше порога своих комнат. Пронизывающий холод снова и снова, и Боя с внезапным пылом испытывает отвращение к этому месту. Поэтому он разворачивается и покидает орден. Цинмин остался во дворце, он ранен и находится на попечении императорского лекаря. Сейчас дворец зияет пустотой, за десять лет слуг распустили, чтобы скрывать бумажную Императрицу. У ворот даже стражников не осталось — некого защищать. Когда Боя заходит в его покои, Цинмин спит, окружённый своими духами-хранителями, и Боя позволяет себе опуститься на пол между чайным столиком и жаровней. Там, откуда он сможет наблюдать за дыханием спящего. Наконец-то ему не так холодно. — Господин Боя… — Медовый Мотылёк. Как он? Девушка устраивается у чайного столика, её тело совсем невесомое — на подушке не остаётся следов от тяжести её веса. — С ним всё будет хорошо. Боя хмыкает, откидывая голову, прижимаясь затылком к деревянной обшивке, и безвольно опускает руки. Фигура на кровати, которая не совсем Цинмин, поскольку Цинмин — живое, ужасное, эмоциональное создание; отсутствие сознания стёрло всё это: Цинмин бледен и неглубоко дышит, слегка приоткрыв губы. Заботливо укутанный в имперские простыни, он мог бы быть древним богом, спящим вечным сном. Бое ненавистна подобная мысль, и у него возникает неудержимое желание подойти и вытащить хотя бы одну прядь из его причёски, чтобы Цинмин не походил так сильно на фарфоровую статуэтку. Звон чашек отвлекает его от неприглядных побуждений, и Боя встречается взглядом с Медовым Мотыльком. Она — кроткое, тихое и почти неизвестное ему создание, их знакомство было коротким и опасным. Но. Теперь Боя немного понимает, что Цинмин — ось, на которой вращается это маленький мир. Понимает, что доброта, долг и личная привязанность могут связать даже демонов и духов. Боя берёт чай. Имбирь, подслащенный мёдом, лёгкий и ароматный зелёный чай… Роскошь, которая немного прогоняет его застарелый холод. Боя вдыхает пар, кружащийся над чашкой, и его тело расслабляется. — А он? — Боя указывает своей чашкой, прикрыв глаза, за нагромождение стали, кожи и камня. — Каменный Убийца побит, но его кости железные. Поблизости нет никаких признаков ещё двоих, Художника и Пса. Безымянные духи, люди в белом из прошлого, бесшумно передвигаются по периферии комнаты, едва кажутся материальными и смотрят на мир немигающими чёрными глазами. Делая шаг, они продвигаются куда дальше, чем должны, они не беспокоятся о вещах, стоящих у них на пути, вроде дверей или мебели, скользят сквозь них, словно дым. Уходя от Цинмина, Боя чувствовал себя одиноким, одиноким в своём полном людей ордене, одиноким, раздавая приказы своим людям, одиноким наедине с самим собой, и боялся, что Цинмин тоже одинок. Теперь же он чувствует… Покой. И себя глупо. И всё ещё немного холод. Боя обхватывает рукой пустую чашку, и, несмотря на то, как он измотан, пытается сделать глоток. Расстроенный, он медленно ставит чашку на стол. Его левая рука дрожит, и от этого дребезжит чашка. Боя шипит от боли: глубокий порез — вскрытые вены и меридианы — ещё не зажил, хотя давно перестал кровоточить. Из-за нагромождений мечей и брони резко поднимается Убивающий Камень, его взгляд дикий от услышанного. Все духи-хранители одновременно обращают на него свои чернильные глаза, в которых плещется замешательство. — Никакой опасности, никакой угрозы, — бормочет Боя, прижимая к себе перевязанную руку. Духи-хранители верят ему на слово, но Убивающий Камень и Медовый Мотылёк — нет. Демон устраивается у стены, обнимая свой каменный меч и широко зевая, пока Медовый Мотылёк, двигаясь так же бесшумно, как и её другая форма, приземляется у левого бока Бои с подносом мягких бинтов и пузырьков с лекарствами. — Позвольте мне, господин Боя… Её нежное прикосновение ложится на тыльную сторону его ладони, словно крошечные лапки мотылька, и… Он позволяет взять его руку, сдаваясь и отворачиваясь. — Ничего страшного, — говорит Боя, имея в виду, что здесь не о чем беспокоиться. — Ничего страшного, — повторяет она, имея в виду, что для неё это пустяк. Боя молчит, привыкший к тому, что его латают и чинят, и готовится к сухой, жёсткой боли при снятии наспех наложенных повязок. Медовый Мотылёк быстра и уверена в своих действиях, отслаивающаяся засохшая кровь всё ещё хрупка, но боль, по крайней мере, непродолжительна. Боя испускает долгий и хриплый вздох. — Это нужно зашить… Вы сможете вынести это, господин Боя? — её голос спокойный и уверенный, её пальцы обрамляют самую глубокую часть раны, где она пережимает пересечённый духовный канал. Боя смотрит на рану, но его взгляд затуманивается, как это обычно бывает, когда смотришь на своё нутро. — Смогу. Поторопись. Она быстро готовит нитки и вино, часть выпаивает ему, а остатки выливает на свои инструменты и поджигает их. Ненужная драматизация, но вино делает своё дело. Оно не избавляет Бою полностью от этого ужасного кропотливого процесса, но позволяет ему немного отстраниться от натягивающего его кожу шёлка. Боя твёрдо отводит взгляд, наблюдая за беспокойными духами, патрулирующими под окнами и у дверей. Убивающий Камень всё тем же диким взглядом смотрит на кусочек грязи на своём каменном мече. — Прости, что разбудил тебя, — неловко бормочет Боя. Официальность казалась неправильной, но фамильярность ощущалась неловко. Убивающий Камень качает головой, мол, ничего страшного. Но это не пустяк. Ещё неделю назад они были врагами, глубоко неравными. Самое меньшее, что может сделать Боя — не заставать его врасплох. Нитка туго натягивается на особенно болезненном стежке, и Боя вздрагивает, отвлекаясь. Он смотрит на работу Медового Мотылька и тут же вспоминает, почему старался этого не делать: чужеродное присутствие иглы под кожей заставляет всё его существо дрожать от желания выцарапать её из своей плоти. Боя тянется за чайником и, сосредоточившись на движениях, наливает чай в чашку. Это действие или крепкий алкоголь, даёт ему ощущение, Медовый Мотылёк дала ему уже предостаточно. Те же имбирь и мёд. Отлично. Боя контролирует себя, его рука остаётся под пристальным вниманием Медового Мотылька. Но он ненавидит это. — Как ты так можешь? Пить чай так спокойно? — в голосе Убивающего Камня ужас переплетается с восхищением. — Кто спокоен. Медовый Мотылёк тихо смеётся. — Его сердце так бешено бьётся, думаю, он очень храбрый. Его тайна раскрыта, и Боя поднимает за неё свою чашу. Алкоголь придаёт всему туманный оттенок, и опасное ощущение того, что все здесь — друзья. Справедливости ради, они его друзья. Все они — хорошие друзья Цинмина, а сам Боя теперь Красная Птица, ха! Боя сохраняет каменное выражение лица, зная, что его сумасбродный мыслительный процесс должен оставаться внутри. По руке резко расползается холод, ощущение какого-то бальзама растекается по ране. Боя по-прежнему старается не смотреть, как на рану ложатся новые слои ткани. — Эта комната под усиленной охраной, господин Боя, так что воины могут отдохнуть. Вы можете остаться здесь, под этой защитой. Боя оценивает состояние своего сознания — легкое кружение комнаты. — Ты не оставила мне особого выбора, да? — Не каждый может сидеть так неподвижно, словно мешок с песком, позволяя мне зашивать его кожу. — Это вино могло бы свалить лошадь. — Не говорите глупостей, лошади вообще не переносят алкоголь. Это духовное вино. Оно могло бы свалить Цинмина. Боя поднимает свою чашу, салютуя девушке и прикрывая своё лицо, уверенный, что оно по-прежнему выглядит так, словно он готов убивать. — Я с радостью принимаю ваше гостеприимство и ваше вино. — М-м-м, вам больше нет необходимости пить вино, вы прекрасно заснёте от уже выпитого. Боя кивает, соглашаясь, чувствуя, как размываются края. Вскоре он, измотанный и чувствующий головокружение, устраивается на приподнятой платформе. Дух без имени принёс матрас, и Медовый Мотылёк успешно заманила Бою в ловушку, освобождая от его кожаных одежд. Его нижняя рубашка и штаны прекрасно подходят для сна. Медовый Мотылёк всё ещё женщина, а он напоминает уважаемого пациента, остающимся под одеялом, раз уж он одет так неподобающе. Свой меч Боя оставляет под рукой. Лук, который он сейчас не в состоянии держать, занимает место на комоде. Боя смотрит на него, и перед глазами всё становится размытым. Размеренный ритм патрулирования неназванных духов достаточно сильно похож на патрулирование братьев Бои по ордену, и Убийственный Камень, и Медовый Мотылёк… Теперь между ними что-то есть. Какая-то нелепость духов-хранителей. Боя засыпает.