Play is the Work of the Child

Возможно, Се Лянь должен был предугадать это. Ведь по его 800-летнему опыту можно сказать: что посеешь, то и пожнёшь. Тем не менее, он не ожидал что когда-то окажется в такой ситуации. Поток зелёного дыма вырывается из пасти монстра, с которым он и Хуа Чэн только что сразились, бросается в него и окутывает плотной непроглядной пеленой. Для последней атаки мерзкое существо, с неимоверной силой трясёт Се Ляня, прежде чем швырнуть его. Он врезается в каменную стену, боль заставляет его задыхаться и дым бросается ему в рот. Он горит. Легкие, голова, кости ломит, кожа покрывается мурашками. Се Лянь чувствует боль, его мозг гудит, но он все ещё слышит отчаянную панику в голосе Хуа Чэна, звон сталкивающейся стали на заднем плане.   — Гэгэ, ты в порядке? Ответь мне. Се Лянь кашляет несколько раз. В его ушах стоит звон, он опирается об камни. Силуэт Хуа Чэна размыт, но он может сказать, что мужчина бежит к нему.  — Я в порядке!  — Твой голос! Что с тобой случилось? Что было не так с его голосом? Звучит чуть по-другому… звонче, моложе. О нет. Этого не может быть. Се Лянь прижимает руку к горлу потирая его. Он пытается вспомнить произошедшее. Это был просто удар монстра, или… Хуа Чэн громко ругается. — Сань Лан, со мной всё будет в порядке. Ты уничтожишь тело монстра? Его останки все ещё могут нанести вред любому, кто наткнётся на них. Будет очень жаль, если у жителей деревни все ещё останутся проблемы после того, как они усердно работали чтобы вызвать нас на помощь. — Да. Это больше никогда не побеспокоит ни их, ни тебя, — мстительно заявляет Хуа Чэн. — Гэгэ, где ты? Я тебя не вижу, дым не рассеивается. — Я здесь, иди сюда.  Он пытается встать, но ноги подкашиваются, смотрит вниз, чтобы увидеть, в чем дело, и видит свою нижнюю часть тела запутанную в его собственную одежду. Почему всё такого большого размера?  Он знает почему. Тем не менее, хочется отрицать это немного дольше. Его голос, его одежда и маленькая рука, которую он подносит к лицу, очевидно. Он изменился. Проклятие сделало его моложе... намного, намного моложе. — Вот ты где! Позволь мне взглянуть на тебя, мы выясним какое это проклятье и снимем его. Се Лянь поворачивается.  Хуа замирает на месте. — Сань Лан? Се Лянь пытается освободиться от запутанного клубка ткани, но огромный рукав падает на его запястье. « Хуа Чэн такой высокий. Отсюда всё такое огромное ». — Сань Лан, в чём дело?  Хуа Чэн движется быстро. В один момент он находится в нескольких метрах от него, в следующий, он уже сидит на корточках перед Се Лянем, обхватив руками его щёки, чтобы убедиться, что он — не иллюзия. Се Лянь отмечает прохладу кожи и то, как его пальцы легко обвивают затылок. Он краснеет и смотрит в сторону. Руки Хуа Чэна — одна из любимых частей в мужчине. — Я благословлён.  Это первое, что князь демонов произносит за минуту. Его взгляд впитывал каждое изменение Се Ляня, голова была наклонена набок.  — Хм. Я никогда не знал, что хочу этого. — Чего хочешь? Наследный принц пытается наклонить лицо. В нежной хватке Хуа Чэна, действие заставляет его уткнуться в ладонь мужчины. Хуа Чэн издает захваченный звук.  — Ты такой маленький. Се Лянь должен обидеться, но честно говоря, он… маленький. Когда-то давно он был очень маленьким ребёнком, или как он предполагает, в нынешнем настоящем. Он пытается рассчитать свой возраст по своему внешнему виду. Он едва дотягивается до бедра Сань Ланя, у него пухлые руки, о боже, ему должно быть около пяти или шести… — У тебя такие короткие волосы! Это то, что ты чувствовал, когда я преобразился против своей воли? — размышляет Хуа Чэн, перебирая пальцами тёмные, мягкие пряди падающие на лицо.  — У меня есть все основания запереть тебя, и сделать всё возможное, чтобы защитить тебя. Ты бесценен. — Хм. Теперь я понимаю, почему ты был так смущён. Это унизительно, — бормочет Се Лянь в ответ. Взгляд Се Ляня загораживает завеса чёрных волос, а губы прижимаются ко лбу.  — Извини, — но затем он чувствует поцелуй на виске. — Прошу прощения!  Щёки Се Ляня тоже не обошлись без внимания. Множество поцелуев усыпало его нос, веки и Се Лянь просто умрёт, если его лицо станет ещё краснее. — Прекрати! — Должен ли я? Хуа Чэн наконец-то встаёт, кривая ухмылка дергает его за угол рта. Тем не менее, он держит Се Ляня в ловушке своих объятий. Крошечные руки Принца держатся за широкие плечи. — Прошу прощения, я действительно не могу ничего с собой поделать. Гэгэ, честно говоря, ты самая очаровательная вещь, которую я когда-либо видел. — Ты был таким же милым. Нет, милее! — Сомневаюсь в этом. — Ты был! — он настаивает. Се Лянь наблюдает, как Хуа Чэн достаёт из рукава игральные кости. Он бросает их, прежде чем откроется дверь в Дом Блаженств. — Ерунда, большинство считало меня мерзким и уродливым ребенком. Они называли меня бездомным котом. — Я так не считал! Хуа Чэн улыбнулся.  — Это правда. Только ты. И он снова целует Се Ляня в щёку, чтобы положить конец спору.   В коридорах эхом отдаётся звук тяжёлых сапог с позвякивающими цепочками, прежде чем они входят в спальню, открывая шкаф. Он больше, чем четыре святыни Пуджи вместе взятые. Се Лянь всхлипывает, прежде чем успевает его остановить.  — Теперь, давай посмотрим, что мы можем сделать с твоей одеждой. Хорошее настроение Сань Ланя, никогда не было таким угрожающим. По времени горения двух палочек благовоний. Се Лянь подвергался пыткам с хорошим вкусом. Большие монашеские одеяния, были заменены шквалом нарядов, которые Хуа Чэн ловил как рыбу из бездны гардероба. Требуется некоторое время, прежде чем мужчина посадит ребёнка перед зеркалом, чтобы поработать над последними штрихами. Князь демонов рад обнаружить, что даже хмурость на детском лице очаровательна. — Это действительно необходимо? — Теперь Гэгэ, это честно и справедливо. Помню, когда я принял детскую форму, я не мог покинуть твои объятья, как минимум сутки. Ты продолжал носить меня на руках и играть с моими волосам. Он был заботливым. Кто может обвинить бога войны?  — Ты был сокровищем — бормочет Се Лянь. — Да, и теперь ты моё. Так что достаточно возражений и стой на месте, чтобы я надел на тебя это. Ну, Се Лянь не может помешать Хуа Чэну что-либо сделать, поэтому он вздыхает и держит руки, пока Сань Лан поправляет рукава. — Где ты вообще взял всю эту детскую одежду? Её очень много для временной ситуации. — Секрет. Се Лянь морщит нос. Отражение показывает вылитый образ его пятилетнего ребёнка. На самом деле, он считает, что это точно такие же украшения для волос, которыми его собственная мама, закалывала ему волосы. Яркий золотой дракон с рубиновыми глазами, смотрящими на всех, восседает на его голове для того чтобы пряди не спадали на лицо.  На самом деле это для того, чтобы Хуа Чэн мог гладить его и как можно больше прикасаться.  Что он и делает. Как будто есть ограничение по времени, как долго эти пальцы могут держаться подальше. Тридцать секунд или пятнадцать. В зеркале видна жертва, укутанная в множество слоёв лучшего шелка, по ткани золотыми нитями, бегут изображения цветов, боевых сцен. На его ногах, надеты тапочки с маленькими звенящими колокольчиками, чтобы сразу определять его местоположение. Он их ненавидит. Он делает шаг, и они звенят. Они поют. Прошло много времени с тех пор, как его наряжали в такие нелепые наряды. Хуа Чэну это нравится. — Так вот, каким ты был в детстве. Одевание его, заняло более часа, но, к большому разочарованию Се Ляня, вместо того чтобы жаловаться, Хуа казалось, с удовольствием выбирал каждую деталь, от того какой пояс подходит лучше до браслетов и колец которые сидят на пальцах Се Ляня. Он счастливо говорит: Как они вообще выпустили тебя из дворца? — Они этого не сделали. Се Ляню разрешили появляться на публике только в тринадцать лет. А потом только рядом с отцом или надежно на коленях у матери. Так же, как он сейчас сидит с Хуа Чэном. — Мне невероятно повезло увидеть столько разных сторон тебя. Се Лянь закрывает глаза, отражение Хуа Чэна сияет. Это невыносимо.  — Моя удача станет ещё лучше, если я увижу тебя таким ещё раз.  — Сань Лан, пожалуйста! Тебе никогда не надоест делать из меня помидор?  — Нет. — Хуа Чэн прижимается к нему, самодовольно запуская лицо в мягкие пушистые волосы.  — Расскажи мне каким ты был в детстве?  Се Лянь хмурится, а затем он честно отвечает: Я был мальчиком. Беспомощные смешки в его волосах приглушаются.  — Правда? Се Лянь возмущённо смотрит на него. — Ну, у меня были комнаты с игрушками.  — А мечи?   Из мечей тоже были отдельные комнаты. Я делал замки из пластинок сусального золота и требовал спать с мамой, далеко после того как это было сочтено уместным.  — Это просьба, которую я бы никогда не отклонил.  Се Лянь шлёпает Хуа Чэна по руке, своей крошечной ладошкой. Это только заставляет грудь позади него трястись от ликования.  — Что ещё ты любил делать? — Хуа Чэн прижимается ещё сильнее к своему маленькому богу, не смотря на то, что украшение из волос опасно торчит. Он обожает, как Се Лянь сидит в его объятьях с этим новым телом. Это хороший размер. Ему нравится. Се Лянь закусывает губу. Это было давно. Эта часть его жизни давно  размыта, как волна света, если он сосредоточится слишком сильно, она будет мерцать.  — Я помню, что раньше мне нравилось кататься на... качелях!  Хуа Чэн выпрямляется. — Мне нужно немедленно найти качели. — Это не важно, не стоит.  — Уверяю тебя , что это очень важно. Для меня. Мне нужно покатать тебя на качелях.  К абсолютному разочарованию Се Ляня, мужчина встает, и его собственные ноги болтаются, когда Хуа Чэн садит его к себе на плечи. Как отец с ребенком. Кости снова появляются и гремят, когда появляется новая дверь.  — Разве мы не должны заботиться о том, чтобы сначала узнать, как снять проклятие? Разве это не наша главная задача? Он осторожно кладет руки на голову Хуа Чэна, стараясь не задевать повязку на глазу. — Позже. Се Лянь вздыхает, и раздраженно упирается своим подбородком в макушку. В тот момент, когда Хуа Чэн выходит из Дома Блаженств, глаза всех ближайших демонов, выпучиваются и лопаются. Никто не смог промолчать. — Уважаемый Градоначальник, Когда у вас появился ребёнок? Кря! — Подождите, разве это не старший дядюшка?  У Се Ляня нет времени объясняться. Не тогда, когда накрашенные дамы кричат — Градоначальник, позвольте прикоснуться к нему! Боже, какой ой красивый. Как он стал таким маленьким? — Проклятье — говорит Хуа Чэн. — И нет. Вы не можете прикоснуться к нему.  Удивительно или неудивительно, что демоны сливаются всей толпой, превращаясь в странный парад, как любопытный след позади них. Среди них  сгорбленные гоблины с заплесневелой зеленой кожей, которые пробегают несколько шагов, прежде чем засмеяться. Призрачное пламя, которое игриво парит то здесь, то там. От кричащих сирен женского пола, до огромных людоедов. Некоторые предлагают Се Ляню странные сладости, сделанные из довольно сомнительных ингредиентов. — Маленький старший дядюшка, попробуйте их, мои сахарные паутины лучшие в мире!  — Нет, он слишком тощий, ему нужно больше мяса. Возьмите мою руку, я специально обмакнула её в карамель для вас!   Другие размахивают ассортиментом маньтоу, так близко, как только могут, поскольку никто не забыл, что когда-то давно, именно паровая булочка, была ставкой.  — Съешьте что-нибудь, дядюшка, пожалуйста! Оу, ваше лицо такое милое, съешьте хоть немножко! — Се Лянь твердо зарывается лицом в волосы Хуа Чэна и трясет им из стороны в сторону.  — Заставь их остановиться — он умоляет. Пожалуйста !   Хуа Чэн мычит. — Ну, ну, не порти им веселье, Гэгэ. Я не думаю что смогу их остановить теперь, даже если очень захочу. Ты знаешь, как они радуются, когда ты посещаешь их, ты очень популярен. Се Лянь стонет. — Куда мы идём? Глаза Хуа Чэна мерцают. — Ваш дорогой дядюшка сказал мне, что ему нравилось кататься на качелях, поэтому мы идем на их поиски. Есть идеи, где мы можем найти что-нибудь поблизости? Красочная толпа сходит с ума.  — Качания? Кто-то знает о качелях? — Неа! — Нет. — Градоначальник у меня есть идея, мы можем сделать их прямо сейчас!  За считанные секунды, простая площадь, становится самой странной игровой площадкой которую когда-либо видел Се Лянь. Качели сделаны из цепей, которые носят большие демоны-мясники, и они соединяются с тремя или четырьмя большими бедренными костями, связанными красивыми, красными шелковыми лентами. Се Лянь надеется, что это не человеческие кости. Надежды рушатся, когда ему говорят, что эти кости были пожертвованы с большим энтузиазмом. Хуа Чэн медленно усаживает его на качели и следит за тем, чтобы его пальцы надежно обхватывали цепи. Он проверяет всё, прежде чем оттянуть качели назад несколькими шагами.  Толпа аплодирует. Се Лянь хочет провалиться под землю. Он чувствует ещё один поцелуй на своём виске и фыркает, изогнув бровь. Он думает, что должен позволить Хуа Чэну повеселиться и развлечься за свой счет. Он сделал это когда Сань Лан был ребенком. И, возможно, ему не стоит портить развлечения которых так жаждут жители Призрачного города. Как странно. Кто хочет наблюдать, как ребёнка толкают всё выше и выше, на экстремальные высоты на кровавых качелях? Но ему очень понравились качели. — Ты готов лететь, Маленький принц? — Ты позволишь мне коснуться земли в ближайшее время? — Неа. И Се Лянь тоже должен был это предвидеть. Ну ладно. Они найдут способ чуть позже, как снять это проклятия в конце концов. — Тогда давай посмотрим, как высоко ты сможешь меня толкнуть. Сможешь заставить меня вознестись в четвертый раз, Сань Лан? — он смеётся. Пальцы Хуа Чэна затягиваются на цепях крепче. — Есть только один способ узнать, гэгэ. Призрачный город, становится свидетелем того, как фигура в белом летит неимоверно высоко, но их хозяин никогда не позволит маленькому мальчику упасть. Ни разу. Никогда.