Когда я впервые услышал ее тихий голос, струящийся переливами в непроглядной тьме, мне захотелось забыть обо всём в этом тяжелом мире. А еще больше мне хотелось сбросить с себя громоздкий плащ тьмы, который, казалось, припаялся к моим плечам твердой сталью, и он плавился долгие столетия, отравляя разум металлическим хладом.
Сяо слишком долго управлял увеличенной мистическим компасом силой, понимая, что долго не продержится. Вытащить друзей из заключения Разлома – его приоритетная задача, равная по важности спасению Ли Юэ. Он отдал больше сотни лет на зачистку этого региона и уже забыл, когда сбился со счета. Больше сотни или около двухсот? А был ли смысл считать сроки службы обязанности, у которой, казалось, не было конца? Она не тяготила его в плане рамок, ведь Сяо справедливо и мужественно принял свою судьбу, отплачивая хорошими поступками за плохие, совершенные очень давно по указанию Архонта-тирана, которому он был вынужден служить. Но он сам себе не признавался в том, что ему хотелось бы потянуться к чему-то хорошему без задней мысли, бьющей в барабаны реальности, в которой он не мог к себе никого подпускать ради его же блага. Одним из таких людей была Люмин, - девушка из другого мира. Она была похожа на звезду, красиво падающую с неба и оставляющую после себя шлейф в смолистой дали. Только в отличие от настоящей звезды, ей не нужно разбиваться. Но сейчас, оставшись без брата, она напоминала шлейф, похожий на мазок мокрой воды, который постепенно сохнет на белом полотне. Путешественница давно пошатнула в Сяо некие устои титанического убеждения, вертящегося вокруг верхушки цилиндра собственных запретов. Она не боялась с ним дружить и поддерживать в те неловкие ситуации, к которым он приближался, чтобы узнать ее лучше, и попытаться понять, как это делают настоящие друзья. У него не было высоких чувств к Люмин, она просто его друг, и этого было уже вполне достаточно для такого падшего существа, коим он себя считал. Смутные времена Ли Юэ давным-давно заставляли его делать ужасные вещи, и они толстой нитью тянулись за ним в памяти, как и зловонная аура бывшего начальника-тирана. Приходилось делать вид, словно нет кричащих в голове запретов в купе с чьим-то осуждением и неверием того, что происходящие узы, вплетающиеся в косичку дружбы, как те бабочки, которые Сяо прислал девушке на День Рождения, - дружба в истинном виде, ради которой можно пойти на смелый шаг. Алатус (свое настоящее имя он уже почти забыл), отправляя ребят на поверхность, знал, что для некоторых это будет болезненным ударом. Не каждый может спокойно принять, когда его спасают ценой чьей-то жизни, а осадок потери друга соизмерим с собственной погибелью. Сяо лишь надеялся, что не успел стать для Люмин кем-то большим, кого заменить будет столь же болезненно, как если бы она утратила навсегда Итэра. Наверное, можно даже сказать, что в какой-то мере она для Сяо стала кем-то вроде сестры, но не больше и не меньше. Эта девушка могла слышать в его собственном хаосе его голос, с ней было легко и просто, не требовалось кружевных фраз для сложных бесед и красивых формальностей, отнимающих драгоценное время. Путешественница не заслужила сгинуть в этом мире, тем более в таком падшем месте, где утратил себя Босациус. Она уже потеряла слишком многое. У нее не было дома, брат завертелся в чьих-то интригах или истинах, всё еще закрытых для нее. Итэр мог быть в чем-то прав, а в чем-то надуманно следовать не потому пути, из-за чего не исключалась вероятность того, что он попросту откажется находиться рядом с сестрой, принеся ей новую порцию боли. Сяо видел, какими жестокими бывают просторы Тейвата, и хотел в них исправить, по крайней мере, то, что натворил, как и послать подальше судьбу, корявыми руками намеревающуюся утопить Люмин в Разломе. Он спас ребят и близкого человека под взгляды страха, осуждения и благодарности, под немые и горькие крики, и теперь ему приходилось падать в пустоту, и лучше бы она была тихой, а не громкой для разума. Но у него не было надежды на спасение, как и, возможно, стимула для выкручивания из ситуации, казавшейся по всем канонам беспросветной. Лишь тихий голос, струящийся переливами, словно сам свет просачивается сквозь маленькую щелку в закрытое и душное пространство, выводил его из хаотичного безумия, как заботливый спасатель, ведущий заблудшее в дремучих лесах дитя домой.Тихо ступай, здесь – наши владения. В чаще глухой не привыкли к гостям. Просим понять, места нет исключениям – Правила лесные стоит соблюдать.
Неуклюже ступая на чарующий женский голос, Сяо чуть не упал через корни высокого древа, но, стараясь игнорировать безумие в голове, продолжал идти к источнику пения.У-у – клич совы эхом пролетит, У-у – о гостях возвестит… У-у – клич совы эхом пролетит, К переменам в жизни будь вновь открыт.
Он, казалось, дошел до нее, но пение вдруг прекратилось. Схватившись за ворот черного плаща, размыто видимого при лунном свете, Якса хриплым, но молящим голосом попросил, упав на колени: - Продолжай. Алые глаза сверкнули негодованием из-за невежества, но девушка, сидящая на большом пне, заправив часть белоснежных волос за ухо, всё же продолжила, чуть наклонившись и поддавшись вперед, дабы разглядеть нарушителя своего гордого одиночества:Лау-лау, что открылось твоим глазам?
Она заправила прядь его волос за ухо, чтобы получше рассмотреть бледное лицо и желтые глаза с кошачьим зрачком, скрытые под дымкой.Лау-лау, то, что сам пожелал…
Ее запястье грубо перехватили, словно она сделала нечто недопустимое, и блондинка попыталась навострить ушки из совиных перьев, украшающих капюшон плаща, но опомнилась, ведь они являлись лишь украшением.Просим понять, что никто здесь тебя не ждал, Может, в глубине души это знал.
Сяо быстро опомнился, ослабив хватку, и странноватая девчушка с прекрасным голосом, высвободившись, обхватила его ватные плечи, мягко опустила парня к себе и уложила его голову на свои колени, успокаивающе перебирая пряди волос необычного цвета.У-у – клич совы эхом пролетит, У-у – о гостях возвестит… У-у – клич совы эхом пролетит, К переменам в жизни будь вновь открыт.
Несколько сов кружили над кронами многовековых деревьев, словно они радовались ночи и ожившему благодаря пению лесу, которое могло залечивать раны и всякие тяжести души.***
Очнувшись с небольшим головокружением, Сяо с трудом поднял уставшие веки, пытаясь потереть глаза, но быстро сообразил, что его руки связаны, а сам он сидит на деревянном стуле из плотных материалов. Будь у него хоть остатки сил, он бы разнес мебель в щепки, но он был слаб, что даже элементальные навыки выжать из себя не получится. Злобно рыкнув, парень в темпе осмотрел помещение, в котором его «гостеприимно» приняли, и по садовым инструментам, висящих на стенах, было ясно, что это хозяйский склад предметов для уличной работы. К слову, некоторые из них выглядели весьма плачевно, словно им сотни лет, или их выкопали в историческом месте и забыли отдать в музей. Сломанная пополам метла, валяющаяся неподалеку, привлекла внимание парня. Ее деревянная ручка могла стать легким и быстрым орудием для самозащиты, а вот путы из веревки можно вполне ослабить благодаря настенному гвоздю, одиноко торчащему на дряхленькой доске стены. Елозя ножками стула по литому камнем полу с характерным деревянным скрипом, Сяо неуклюже довертелся до гвоздя, но тот предательски выскользнул из стены… вместе с этой стеной, а некоторые доски пришлись по затылку, ведь руки парня были связаны за спиной, поэтому он сидел столь неудобно для обзора. Благо, доски оказались совсем старыми, поэтому удар от них не был больнее подзатыльника, а вот щепки и опилки, застрявшие в волосах, слегка раздражали. - Проснись и пей, - казалось, небрежно открытая в спешке дверь, вот-вот многострадально слетит с петель, отправившись в последний полет – прямо в объятия земли-матушки. Блондинка с волосами до плеч выглядела весьма сонной, будто сейчас она могла бы видеть десятый сон, а по стечению обстоятельств должна возиться с невесть откуда взявшимся Яксой. В ее руках находилась алюминиевая чашечка свежезаваренного чая, откуда шла струйка горячего пара. - Где я? Кто ты? Что тебе от меня нужно? – твердая агрессия проскальзывала в хрипловатый тон парня, а желтые глаза всматривались в алые так, словно увидели в них сущее зло. - Не очень красиво бросать в меня вопросы очередью стрел, учитывая то, что я тебя спасла, - девушка, одетая в черные брюки, видавшее всякое из-за порезов на коленях, и футболку с принтом своего любимого леса и обутая в желтые ботинки, опустила чашку с напитком на деревянную полочку. Сяо мысленно задавался вопросом, как та держится и почему не падает, как стена с гвоздем. Они отличаются по плотности? Магия? Парень выудил из памяти смытый фрагмент ночи, когда он освободился из тьмы, идя на голос девушки, и этот голос, кажется, принадлежал этой самой блондинке. - Спой, - попросил Сяо, повертев головой из стороны в сторону в раздумьях, но девушке показалось, что он пытается струсить с себя крошку ее старой мастерской. - Может, мне еще сплясать перед тобой? – она деловито скрестила руки на груди, не торопясь подойти. – И не надо сверлить взглядом деревяшку моей любимой метлы, я не собираюсь с тобой драться до тех пор, пока ты не начнешь бой. Да и вообще, предпочитаю решать конфликты диалогом. И не нужно на меня смотреть так, будто я тебя держу в заложниках. Ты чуть ли не приполз ко мне ночью, когда я расслаблялась со своими совами в нашем лесу, а я спасла тебя своим пением, ибо вид у тебя был, как у общипанной канарейки. И не надо кривиться, эти птички достаточно красивые, так что я могла выразиться еще более ярко. Ты притопал в наш с моими пухляшками лес, я тебя вылечила, ты уснул, и я связала тебя на всякий случай. Мы не знаем друг друга, верно? Что ожидать одинокой девушке в забытом цивилизацией месте, куда попадает странный незнакомец с большой силой. Вот, смотри, - она кивнула на бинт, замотанный вокруг своего запястья, - ты вчера так сильно сжал мою руку, что у меня остался красный след. Как думаешь, я логично поступила? Или тебе хватит наглости сказать, что я должна была отнести твою тяжелую тушку в свой дом, где нет даже комнаты для гостей, и уложить в свою постельку (ведь кровать в доме одна)? А самой спать в прихожке на коврике, ага? - Какая ты шумная, - поморщился от головной боли Алатус, прикидывая, что приятный голос у девушки проявлялся лишь во время пения, а в остальное же - она им пилит воздух. - А ты сухой противный сорняк, портящий атмосферу в обществе роз, - не отставала блондинка, увлекаясь язвительностью из-за смешанных чувств и невежества собеседника. – Давай так: сейчас я пойду за острыми ножницами, чтобы разрезать веревку на твоих руках, а ты смирненько сидишь и не рушишь мою мастерскую, оставшуюся в наследство еще от моего деда, окей? А если уж сумеешь перерезать веревку, будь добр, не рушь стул, я на нем сидела еще в детстве, когда училась кушать из ложки. И только попробуй бросить смешок, мои совушки тебе не простят! «Странная, проблематичная и пугающая женщина», - подумал Сяо, рассматривая хрупкую спину девушки, удаляющуюся к небольшому домику, окруженному одиноким лесом.