В одном доме с мартышками

Тайлер вжимает меня в подушку ебалом, фингал ноет просто адски. Я громко вою от этого, пытаюсь приподняться на локтях - он наваливается на меня всем телом, и как это ни прискорбно - я не могу подняться выше, а через десяток секунд вовсе падаю, и снова фингал стреляет противной ноющей болью, и дышать трудно. Главный и единственный на мой взгляд плюс ситуации в том, что у меня стоит, а главный минус - в том, что Тайлер об этом знает, очевидно, иначе не так томительно-болезненно вжимался бы коленом в пах, во вставший член, в выпуклость на моих трусах - можно называть как угодно. А он даже джинс не снял, уебок. Ни джинс, ни майки, ни хотя бы гавайки он не снимает во время секса никогда, вот и сейчас тоже: переворачивает меня на спину одним движением, злостно игнорируя впивающиеся в его запястья пальцы, и ухмыляется своей этой шлюшьей улыбкой, а одет, будто на прогулку по городу. Я готовлюсь к худшему и наклоняю шею вбок, предоставляя себя чужой воле. Стараюсь думать о пингвинах. Помню, иногда они используют камни вместо яиц, весьма огорчаются, когда не случается вылупления. Тайлер не дает думать о пингвинах, он делает то худшее, к чему я готовился: выбивает из моей глотки слишком тихий крик, слишком громкий стон тем, что кусает в шею. Я тут же о своем решении предоставть ее в чужое распоряжение, конечно, жалею, бью в воздухе ногами, вою от боли и кусаю в ответ так сильно, как могу, слышу рык, царапаю чужие запястья. Единственная реакция на это - перехват моих рук иначе, и теперь я просто бессильно сжимаю кулаки - и его талию ногами, прижавшись тазом к его лобку и опираясь, фактически, только на свои плечи и веру в себя. -Тай!.... -Мм?,- Он отстраняется, приподнимая одну бровь, я часто дышу. -Просто хотел сказать, что ты педик. -Да что ты? Он лижет свой укус мягким мокрым языком, от этого все тело судорогами и ухмылка становится шире. -Мне кажется, что педик тут только ты. -Стоит у нас обоих. Я не готов к этому - он не отвечает, не продолжает спор, и я только кричу снова, сжимаясь каждой мышцей своего тела и моля кого-то о том, чтобы это закончилось. -Боже, боже, ГОСПОДИ, БЛЯТЬ! Я все же срываюсь в крик, бью по его по-блядски широкой и наверняка сексуальной (отсюда не видно) спине ногой - и только после этого наконец челюсти разжимаются, и я обессиленно падаю на кровать, тихо хныча и зажмурившись. Тайлер заботливо и с нежностью вылизывает оставленные им же укусы. От каждого прикосновения схожу с ума: чувствую, как его гавайка из чего-то мягкого легонько проходится по моему животу и ребрам, то ли щекоча, то ли сильнее возбуждая, как он выдыхает горячим воздухом на слой своей слюны на мне, снова давая эти странные ощущения, непонятные и пугающие. Я жмурюсь, молясь о том, чтобы он продолжил на секунду позже, но в то же время желаю иного. Не знаю сам, играю или нет, когда упираюсь ногой в его живот. Всего на секунду вижу недоумевающее лицо - а дальше разгибаю ее, и оно пропадает куда-то вбок, и раздается громкий удар о стену. Я поднимаюсь, чуть покачиваясь и неприветливо, азартно скалясь, видя держашегося за голову Тайлера. Смеюсь. -Теперь твоя очередь быть снизу. Я всегда так говорю и всегда знаю результат. Бои на публику, показывающие наше с ним равенство - это безусловно круто, но мы оба хнаем, кто сильнейший член клуба. В этот раз я даже сопротивляюсь, мои запястья выскальзывают из его потных ладоней, я вскакиваю только для того, чтобы упасть снова, утягиваю его за собой, стараясь оседлать. Но когда седлаю, даже успешно, заломив одну из его рук за спину, он делает то, чего не смог я: выпрямляется. Я со стыдным визгом лечу на кровать, Тайлера впрочем не отпуская, но ему это и не нужно: теперь он навалился на меня всем телом, подушки где-то у нас в ногах, а у меня перед глазами - оказывается, я лежу на животе, неожиданно - открытая дверь в коридор. Сейчас только начался обед, разгромовцы на первом этаже едят суп с нашей штукатуркой. Но если кто-то припоздает, или придет позвать нас, или- -Закрой дверь, уебище. -И не подумаю.,- За волосы хватают, приподнимая мою голову над матрасом, заставдяя смотреть в темное пространство.,- Иначе не интересно. -И никто не придет проверить, кого ты здесь пытаешь? -Трахаю.,- Колено резко оказывается на моем паху, я дергаюсь, пытаясь потереться об него, за это волосы дергают сильнее и тянут, тянут вверх...,- Нельзя. -Понял, понял!- Я всхлипываю, пытаясь отстраниться, хватаюсь руками за его ладонь... Меня роняют обратно на кровать, теперь вжимая в нее лицом и едва давая дышать. Вот это, блять, контрасты.,- И что, неужели ты столько мужиков здесь перетрахал, что никто уже не удивляется? -Достаточно. Тайлер расслаблаеь руку на моих волосах, и я наконец поднимаю голову, резко и жадно вдыхая. Не могу не съязвить: -И Боба тоже? Прямо между сисек, а? В ответ раздается громкий шлепок, от которого я вскрикиваю. Член трется о трусы, от напряжения в паху плакать хочется. Да, о Бобе мы в постели не говорим, мой проеб... Но сегодня меня разносит. -Каждого, а? Каждый в этом ссаном доме попрыгал на твоем члене!,- Пытаюсь вырвать свои запястья из сжимающих их пальцев, но вместо этого только открываются вчерашние порезы, смазывают нас кровью, ничерта не помогая. Больно, и я останавливаюсь.,- Что, неужели я тоже ничуть не особенный для тебя?! Никаких исключений для мужа, да? -Не скажи... Оказывается, ты умеешь говорить - и я тут же замолкаю, расслабляясь и прикрывая глаза. Воображаю, как на первом этаже краснеют и делают вид, что ничего не происходит, члены отряда. Бренчат ложки, сыпется потихоньку штукатурка, раздаются крики и смех со второго этажа - только мои крики и только Тайлеров смех. Они все видели его член, и это не дает покоя. Этого ублюдка хочется присвоить, посадить на цепь, заставить успокоиться наконец и перестать ебать все живое с какой-то великой целью - но именно в этот момент этот ублюдок продолжает говорить. -Никому, кроме тебя, здесь не нужны прелюдии. -Марле? -Неа. Даже близко нет. Мы оба минутой молчания почитаем ее наверняка уже давно мертвое физически или морально влагалище. -А парням? Знаешь, чтобы не порвать... Убери локоть, давишь мне на вену. Локоть Тайлер очень милосердно убирает. -Для этого есть пальцы и смазка. Повторюсь - никому. -Я один такой неженка? -Ты один так важен. Я хмыкаю. -Какой же ты пидор. -От пидора слышу. -Я педик. Чувствуешь разницу? Ты ее наверняка чувствуешь, но считаешь, что мы оба отдохнули достаточно. И снова резко сжимаешь челюсти, уже где-то в районе моей лопатки, и я снова кричу и не пытаюсь вырваться или хотя бы двинуться, даже не имея возможности сжать тебя ногами или врезать, просто уперевшись в твой стоящий член задницей. Отпускаешь, расслабляешь челюсти - и я снова падаю на кровать без сил, расслабляя тело и тихонько хныча. По рукам идет судорога, ты усмехаешься. -Устал? -Еще хочу. Спрыгиваешь с меня легко, не тратя усилий, и дергаешь за волосы вверх, заставляя подняться вслед за тобой. Встаешь, немного пружиня, а я остаюсь на коленях, ровно напротив твоего паха. Отпускаешь мои волосы. -Импровизируй. Я расстегиваю твою ширинку руками - абсолютно плевать, знаешь ли, на эту эротику - приспускаю трусы (женские или мужские) и встречаюсь лицом к лицу с этим орудием пыток. Ты говоришь, что всем нравится, я тебе не верю: никогда не видел, чтобы в одном месте собиралось столько мазохистов. Я - другое дело. Я знаю, что ты любишь по-разному, и именно поэтому начинаю без зубов. Мягко целую, посасываю головку или яйца, облизываю, дразня тебя. -Нам в клуб нужны иконы с твоим членом. -Лучше с лицом. -Твое лицо по сравнению с членом... Ты кладешь руку на мою голову и входишь, небыстро и на удивление осторожно, как бы намекая - стоит замолкнуть. Я намека не понимаю и в отместку прохожустюь по всей длине зубами, выбивая из тебя громкий выдох: весь твой эмоциональный диапазон во время секса. -Ну ты блядь- Нагла улыбаюсь, когда за волосы оттягиваешь от себя. -У кого член во рту, тот и прав. -Да ладно? А пальцы - это уже не член, это другое, ими хватаешь меня под языком, сжимая и заставляя замереть: лишь бы не дернуттся и не вызвать боли сильнее. Сдаваясь, ч поднимаю руки - и продолжаю сосать, уже не выебываясь, быстро и ровно, без игры. Сам уже хочу кончить. Спустив в мой рот, ты улыбаешься, натягиваешь штаны и шлепаешь меня по заду. -Молодчина, детка. -А мне?.. -Ты что, маленький и сам не справишься? Дверь захлопывается за тобой, а я качаю головой с пьяной улыбкой и мну член сквозь трусы. Ну какая же ты сука, Тайлер Дёрден... Ты заботлив, насколько заботлив может быть психически нездоровый человек, собравший бинго из ментальных заболеваний, как курица-наседка в психозе, как паучиха, поедающая упавших с ее спины детей. Ты всегда четко обозначаешь своим - давно не нашим - ребятам, что стоит делать, а что нет, и иногда я даже бываю благодарен. Я чувствую, я знаю точно: они презирают меня за мягкотелость (читать - нежелание разрушать всю нвнесуществующую систему мира), но слишком боятся тебя. Я не один из них, но я живу здесь, я ем вместе со всеми и принимаю душ, честно отстояв в очереди столько, сколько нужно, и никто не выпихивает меня. Но я не слепой и не глухой, я вижу их взгляды и слышу их сомнения. Я боюсь их, Тайлер, и ты, ебаная блядь, знаешь об этом. Я скатываюсь по ступенькам вниз, смутно припоминая, что после обеда планировалось собрание, и мне даже интересно: осталось ли чего в кастрюле, или все уже съедено, а мы с тобой благополучно просрали очередной прием пищи. Нет, собрание еще не началось, даже не закончен обед. Когда оказываюсь на входе, на мне несколько десятков пар любопытных, но совершенно не удивленных пар глаз. Они шарят по мне, выискивая следы твоего пребывания, и найдя - кивают сами себе и продолжают разговоры - споры, дискуссии, перешептывания или обычную болтовню. Какой-то пацан - ему хоть двадцать есть? - хмыкает перед тем, как отвести взгляд, тут же на него все внимание, и короткое одновременное шиканье. Не сговариваясь, мгновенно. Ладно, может быть, они уважают не только тебя. Или - все же тебя,и настолько, что никто не решится смеяться над твоей шлюхой. Но это хмыканье оседает на подкорке неприятной пленкой - когда я, уже без единой унции внимания, наливаю себе пару половников на удивление ароматного супа-пюре, сажусь на один из двух свободнвх стульев и ем, задумчиво оглядывая твой выводок. Они живые, они бурлят, будто в броуновском движении, подчиняемые законам непонятной мне (твоей) логики. Они умрут, язнаю это наверняка. От выстрела охраны, в уличной драке, сбитые машиной или от собственного бензина, снотворного или бритвы, наконец - мало ли. Они все будут мертвы, через день, месяц, год, десятилетие - это не важно. О этих мыслей бросает в дрожь, и я закуриваю. Спасаешь снова ты. Смотрю - мне и гордо, и беспокойно. Ты напоминаешь мне одичалую дворовую псину с синдромом восьмиклассника, собравшуюся перевернуть мир. Глаза горяд, движения быстрые, как удары хлыста. Раз - взял свою кружку с посудной полки. Два - зачерпнул ею суп. Три - выпил в пару глотков. Четыре - поставил в раковину и навис надо мной. Пока не объявлено начало собрания - ты один из них, не выделяющийся ничем, кроме своей кислотной яркости. Ты не сломан так, как сломан каждый из них, а может быть - сломан сильнее. Они исследуют тебя теми же любопытными взглядами, что и меня, но быстрее, вежливее, осторожнее: один раз стреляют глазами на запясья, где уже наливаются мелкие синячки от моих пальцев, на ладони - все в моей крови, на все еще кровоточащий след от укуса на твоей шее. Ты хоть продезенфицировал? Кто знает. Зато ты точно хватаешь меня за волосы - снова, уже при всех - и оттягиваешь мою голову за спинку стула. -Жив, крольчонок? Я в ответ ласково тушу сигарету о твою руку, намного отчетливее, чем до того, слыша чужие слова и чуя чужие взгляды. Если бы ты не был так вежлив лично со мной, оттрахал бы при всех только для того, чтобы показать что-нибудь, несомненно, важное, типа того, что нет ничего неправильного или страшного в унижении, если оба партнера согласны. И я сыграю в эту игру вместе с тобой, помогу по доброте душевной, с потом еще несколько дней буду ловить на себе странные взгляды - что же, блять, у каждого из них в голове? Упаду где-нибудь в уборной на пол, поймав паническую атаку от мыслей о том, что меня изнасиоуют, параллельно у меня, конечно же, встанет на мысли об этом, и ты окажешься рядом снова - тебе шепнут сарафанным радио, что мне плохо - и будешь утешать меня, говорить, что никто и никогда бы.... Я тушу сигарету о твою руку и едко улыбаюсь. -О себе волновался бы, котенок. Я знаю, как тебя раздражает это обращение, не сомневайся - я напрашиваюсь на неприятности. И ты, конечно, задорно улыбаешься и запоминаешь, касаешься моих губ своими с присущей тебе нежностью. -Вот за это я тебя и люблю, малыш. А теперь свали, у нас сейчас будет сбор. И что я? Я поднимаюсь со стула и послушно сваливаю, только бросая на прощание: -Поешь, придурок! -Я поел! -Больше, чем восьмилетка! Мы сидим на крыльце с Бобом. Из дома доносится шум - то ли обычная возня, то ли уже драка, я не уверен. Вспоминаю, как странно мы познакомились. Поверить сейчас не могу в то, что так глупо пытался сохранить свое ментальное здоровье, еще не понимая всей бесполезности этой затеи, но уважаю себя прежнего за то, что пытался бороться. Я закуриваю, Боб затягивается от моей сигареты: это будто косвенный поцелуй. Боб... Он стал будто взрослее. Чуть меньше жира, чуть больше мышц: гормональный сбой никуда не ушел, но стало чуть лучше. И больше он не плачет. Не плакал с того самого момента, как отстоял три дня, во всяком случае - уж точно не на людях. Он научился рявкать, злиться и угрожать, он на удивление легко вписался в эту тусовку психопатов. Я ложусь на крыльцо, впитывая волосами грязь, и вместо ночного неба пялюсь на его широкую, слегка раздутую спину. Нахуй небо, на него я смогу посмотреть когда угодно. -Мне страшно. -А?,- Боб смотрит на меня удивленно, сигарета едва освещает лицо.,- Чего это? Я разглядываю свои пальцы и с тоской пересчитываю. Как всегда, десять. Такая херня начинает наскучивать, я неизменно, как жена моряка, жду, что это окажется сном. Боб вряд ли поймет, но я надеюсь. Больше рассказать некому, а тебе - в последнюю очередь уж точно, ведь ты обязательно будешь смеяться. -Я боюсь этого проекта, Боб. Боюсь Тайлера и его синдрома бога, боюсь, что однажды одного из вас убьют случайно. Но больше всего я боюсь вас. Каждого. Я сажусь рывком и хватаю толстую ладонь, перебираю ее пальцы, смотрю в удивленные и взволнованные, но не напуганные, как раньше, глаза. -Вы не считаете меня достойным быть сдесь, никто из вас! Да, вы все терпите меня, как партнера Тайлера, но не более того! Я же не слепой, Ро... Боб. Я ведь не слепой, я вижу это презрение, эти изучающие, надменные взгляды. Блять, да я видел, как ухмылялся тот паренек! Я ведь... Я ведь не достоин... Я замолкаю, не в силах продолжить, и надеюсь на то, что меня понятно и без слов. Вывалить вот так вот все свои мысли, выблевать их на чью-то чистую рубашку, как блюешь обедом после удара в живот. Неожиданно - на плечо ложится рука, и в первый момент я вздрагиваю, даже сжимаюсь, зажмурив глаза и ожидая удара, будто маленткий ребенок. Потом все же чуть прихожу в себя, давая телу расплытбся обратно в лужу беспомощности. А Боб смотрит на меня внимательно и удивленно. -Не понимаю, зачем ты надумал себе всю эту херню, но ты не угадал ни одной мысли. Вспомни, кто ты. Ты основал клуб, верно? Я киваю. -Хорошо. Так разве не логично, что увадать тебя будут как минимум за это? И снова киваю, хоть и не совсем согласен. Просто знаю, какой ответ нужен. -Отлично. А теперь вспомни, что единственный, кому ты проигрываешь в рукопашном бою - это Тайлер. И тут я зависаю. Это шутка или бред? Такое разве возможно, чтобы я... Чтобы я побеждал? Я роюсь в своей голове на свалке воспоминаний в тщетных попытках отыскать подтверждения того, что это ложь, это неправильно и неестественно, но отыскиваю другое. Я отыскиваю победу. Она похожа на маленький мраморный шарик, об который можно сломать зубы. Она переливается всеми возможными цветами, она - мой маленький триумф, восхищенные, полные азарта и адреналина взгляды, крики, хлопки и свист. Она не одна, но это ведь бред? Их ведь не может быть так много? Я пытаюсь найти поражения, и нахожу, конечно, но не могу врать себе: они все срарые, помутневшие, едва живые в памяти, как будто многолетней давности. -Каждого из вас?... -Каждую тренировку ты побеждаешь кого-нибудь. Понятия не имею, что ты думаешь о нас всех, но силу твою уважают точно.,- Боб ярко, смешливо улыбается.,- Может быть, ты и не спишь по часу в неделю, и не убил сотню человек...,- Я улыбаюсь в ответ, вспоминая трогательные байки, ароматным шлейфом тянувшиеся за нами с тобой так долго, что и не сосчитать.,- Но от этого мы не уважаем тебя меньше. Может, ты не так хорош, как Тайлер, и твой взгляд на мир никому из нас не понятен - но не думай, что кто-то тебя презирает просто потому что ты громкий во время секса. -Что?... Боб все же не выдерживает и тихо, неподобающе размерам умиленно смеется и треплет меня по голове, как несмышленого ребенка. -Может, другие и слепые, но я - уж точно нет, или как ты там говорил. Ходишь после секса всегда, как пыльным мешком прибитый. Я тоже смеюсь, зарываясь в его огромные, но по-странному родные, будто материнские сиськи. И даже не задумываюсь о том, что сказал бы в ответ на это сравнение мой самвй лучший друг - старина Фрейд.