День святого Барбатоса

На праздники в таверне, как всегда, людно, но сегодня не просто торжество, а буквально символ всего слащавого и чересчур эмоционального. День святого Валентина. Дилюк специально, заблаговременно скрылся не только с винокурни, но и из-за барной стойки, зная: сегодня к нему приставать всякие личности будут куда чаще, чем остальные, а мужчины и женщины постарше ещё активнее подсовывать своих детей, надеясь выдать замуж. В кабинете директора заведения так тихо и уютно. Пусть внизу гомон гостей, здесь, в убежище, кажется, что всё наконец в полном порядке. Всё правильно. Тратить время на какие-то глупые ухаживания, поиск кого-то, с кем можно «разделить судьбу» или как там эти барды любят распевать, дело ненужное. Барды. Символ города. Поэты. Был ещё один бард, чтоб его мучила бессонница ещё чаще, чем сам Дилюк проклинал себя за то, что глянул в сторону одной личности. Чтоб этому барду вовек нигде не наливали, а на лире струны рвались… Так же как он умудрился разорвать его душу и разбить сердце! Всё! Довольно даже думать об этой несусветной глупости. На него просто перегар собственной таверны паршиво повлиял, надо сказать служанкам — пусть почаще проветривают. *** Венти замахал обожжёнными руками как ребёнок, надеясь, что такая глупость поможет ему избавиться от боли на подушечках пальцев. Чёртов меч не давался в руки барду, хоть ты умри! И как его притащить Дилюку? Огромный двуручник прожигал любой короб, игнорировал анемо магию из поддельного, но сильного Глаза Бога, любая попытка просто рассыпалась прахом! А такой хороший подарок. Нет. Лучший. Что подарить Рагнвиндру в такой забавный и даже смешной, но трогательный праздник, Венти не знал, любой подарок тот примет в ворчащей манере и, разумеется, признает пустяком, не требующим внимания. Пусть их отношения начались так неожиданно, но всё же, где-то внутри он уже знал, это любовь. Назовите чутьём барда или интуицией архонта, но уверенность была колоссальной. Да, его судьба ворчун, наглец, упрямец и в принципе полная противоположность ему самому, но, возможно, в этом-то вся прелесть. Дилюк тоже полюбил его, а если пока не знает об этом, то всё обязательно станет явным. Особенно если вместо романтичной глупости, он притащит к нему этот упрямый и горящий кусок железа, который обжёг пальцы и непонятно теперь, когда он на лире сыграть сможет! Этот чёртов двуручник искали все предки Дилюка, тот самый меч Рассвета, который мечтал увидеть всякий мондштадтец, а владел им великий рыцарь, правая рука революции, родоначальник всех Рагнвиндров и основатель знаменитой винокурни — Рассвет. И вот он! Лежит, обжигается и в руки не даётся! Ну да и чёрт с ней, с этой скрытностью, с горящими руками, он притащит эту железку Дилюку чего бы ему это не стоило! *** Дилюк сам не заметил, как уснул. В кабинет упорно стучали, кажется, ногой, а часы показывали за полночь. Наконец этот день кончился. — Кто там? — Это я. Открой! Дилюк поморщился — а вот и пропажа. Нет, даже смотреть на него не хочется. — Господин Дилюк, открывайте, сюрприз пришёл! Дилюк поморщился. Нет, он что, пьяный? Хотя напоить его всё равно что разориться, сколько бы бард не выпил, он не пьянел. Но в любом случае, это его не касается. — Венти, уходи. Я больше никогда не желаю тебя видеть ни у себя дома, ни в таверне, ни где-то ещё, — делая упор на слово «никогда», сказал мужчина. Бард за дверью замолчал. Дилюк прислушался. Кажется, ушёл. — Вот как? Даже поспорить не удалось. Дверь попросту вынесло шквалом ветра, на пороге, не скрываясь, стоял уже не бард, а сам Барбатос в светлой одежде. Архонт сжимал в руках какую-то рукоять, кажется, меча, но его лезвие было обмотано тёмным брезентом. — С днём святого Валентина, — рыкнул архонт, с грохотом бросая на стол, который от порыва унесло прямо к окну, чуть не придавив владельца кабинета, меч. Рагнвиндр не успел ни возмутиться, ни удивиться, только заметить, что руки архонта были обожжены и окровавлены. Юноша запрыгнул на стол и выпрыгнул из окна, быстро исчезнув в ночной тишине. Дилюк отодвинул стол, глядя на то, что ему принесли. Никаких сомнений, что это было. Тот самый меч, который он мечтал увидеть, был готов найти где угодно и выкупить за любые деньги. Вот куда пропал архонт. Наверное искал подарок, а потом едва доставил. Бедные руки музыканта, только бы исцелился. Самое мерзкое, но сейчас он и не думал о наследии предков, которое лежало перед ним на столе. В голове была только одна мысль: как же он сглупил. *** Дилюк посмотрел в сторону, встав с трудом. Джинн покачала головой. Вот же глупость. Рагнвиндр сидел под деревом Венессы уже третий день, не отходя ни на шаг, явно ждал архонта. Растрёпанный, помятый, кажется, он и умывался в том же ручье, что рядом с деревом. — Поешь. Хочешь, сменю тебя? Глаз не сомкну, как только увижу, всё сделаю, чтобы убедить с тобой поговорить. — Не надо. Спасибо, — коротко сказал мужчина, принимаясь за мясной пирог. — И его тут не было. Может, он исцелился, когда тогда улетел? — Возле дерева ни капли крови, я всё проверил, его тут не было. У него были руки выше запястий в крови, он бы точно что-то оставил. И исцелиться в другом месте он не может. Джинн вздохнула присаживаясь рядом с трапезничающим другом. Да уж. Дилемма. — И как до такого дошло? — Не лезь мне в душу. Я виноват. Дилюк чуть не подавился пирогом, вдалеке он увидел юношу в наряде барда, тот молча подошёл к дереву и уставился на сидящих под ним, скрывая руки за спиной. — Я пошла, рада была видеть вас, — попыталась удалиться Джинн. — Я пришел не к вам, мне исцелиться надо. Лекарь заявила, что будут проблемы, а этот тут день и ночь, к дереву не подобраться. Венти отошёл в сторону, зло глядя в сторону Дилюка. — Господин Рагнвиндр, катитесь от моего дерева в сторону своей таверны или винокурни. Живее, не хватало мне ещё без чувствительности в пальцах остаться, — недовольно сказал бард, протягивая руку к дереву. — Венти, прости. Я не хотел тебя прогонять, просто понял не так, — начал извиняться мужчина, ругая себя, — я просто считал, что для тебя это несерьёзно. Бард совсем возмущённо посмотрел на мужчину. — Не так. Тебя не было долго и я подумал — ты меня бросил, а потом… — попытался объясниться мужчина, но злой взгляд барда вынудил замолчать, бросая глупые попытки что-то сказать на тему собственных переживаний. — Ты идиот, — мрачно признал юноша. Дилюк, конечно, хотел возмутиться, но тут же принял решение не спорить от греха подальше. — Зачем ты руками пожертвовал, зачем… — Если бы я притащил тебе простую валентинку или исполнил балладу, ты бы насмешливо фыркнул мне в лицо. Я решил сделать тебе достойный подарок, искал вашу фамильную железку, а потом меня выставили! Венти отошёл от дерева на шаг. По глазам Дилюка было видно — он уже достаточно себя корил, чтобы осознать всю свою вину. Собственно, продолжать эти глупые разборки не было смысла, но всё-таки нужно было, чтобы этот гений благоразумия и оплот рыцарства на будущее усвоил урок. — И как ты меня поздравишь? — Я ничего не придумал, если честно, но знаешь, я могу подарить тебе любое вино… Венти побагровел. Позеленел. И затем принял благородный, бледно-серый цвет. Кажется, на этот раз он свою злость решил оставить без комментариев. — Ну, хочешь цветы? Я… Да, я ужасен в своих идеях. Венти насупился. Джинн, что почти ушла, решилась помочь незадачливому другу. — Дилюк, дело не в подарке, он на другое злится, — громким шепотом подсказала молодая женщина. — Магистр Гуннхильдр, шагом марш работать, или в следующем отчёте магистр Варка прочитает от святого Барбатоса, как некая заместительница устроила кое-что, за что ей очень стыдно, — язвительно отправил блондинку куда подальше бард. Джинн оцепенела. Барбатос знал о её промахе. Не хватало, чтобы он её опозорил перед магистром Варкой. — Дилюк, извини, спасайся сам. Удачи в примирении, — быстро сказала молодая женщина, удаляясь подальше от святого дерева. Да, это было бегство. Но бегство оправданное и да простит её Дилюк, но ему, в конце концов, самому пора учиться разбираться в отношениях. — Прости меня. Я никого не поздравлял. Не умею, что ли, — признался Дилюк. Бард вздохнул и сделал шаг вперёд, уткнувшись в помятого мужчину. Рагнвиндр аккуратно обнял его за плечи, стараясь не касаться перебинтованных рук. — Плохо не то, что не поздравил, я был бы всему рад. Плохо, что даже не подумал. Ладно, на первый раз прощаю. Но за любой проступок нужно нести ответственность и поэтому, чтобы тебя помучила совесть, я исцелять свои руки не буду. Теперь ты мои руки. Будешь меня кормить, одевать, в общем, я тебе не завидую. *** Прошла неделя. Такая странная и почему-то приятная привычка. Дилюк слегка наклонился, поправляя бант на шее барда, машинально провёл по растрёпанным волосам, пропустив между пальцев тонкую косичку. — А поцеловать? Мужчина хмыкнул. Какой же тон бывает у Венти озорной, есть же такой тип людей, которые умело манипулируют голосом. Рагнвиндр наклонился ниже, обнимая юношу. — Ты забыл, что я уже исцелил руки, — перед тем, как поцеловать мужчину, напомнил бард, обнимая его за шею. Действительно. Уже второй день, как бард умело играет на его чувствах, касаясь сердца словно струн любимой лиры, которую он взял в руки первой, после того как ожоги пропали. Любил ли он его давно? Сдался этому сейчас, понимая, что Венти на самом деле скрывал за маской шутника тонкую ранимую душу? Казался несерьёзным и невнимательным, а внутри таил целый маленький мир. Когда всё это началось? Когда он в шутку сказал «Не знаю, плакать или смеяться нам с таким архонтом» поддевая Барбатоса, или когда они поцеловались на Луди Гарпастум, словно случайно, но на самом деле давно желая это сделать? Непонятно. И всё равно, пока он опять целует его так ласково, что хочется раствориться в его душевном тепле и нежности. — Даже если у меня исцелены руки, ты всегда можешь сам меня раздеть, — хитро шепнул бард прямо на ухо, явно прячась, чтобы не показывать пунцовые щеки. — Всегда буду рад, — мужчина обхватил его за талию, усаживая рядом с собой. Да. Он терпеть не мог день святого Валентина со всей его слащавой эмоциональностью и розовой мишурой на каждом шагу. Но вот праздновать день святого Барбатоса готов каждый день, всё отведённое ему жизненное время.