Иллюзия

Рим спал, Микеле лежал рядом, чуть развернувшись к внезапному… любовнику? Спутнику? И задумчиво водил вытащенным из подушки перышком по груди алжирца. Проснувшись, Локонте не слишком удивился тому, что не один - в принципе, он сам добивался этого. Что делал Мерван в клубе - его тоже не сильно интересовало. Куда больше итальянца занимал вопрос: почему? Почему, так давно не имея ни с кем близости, он сейчас совсем не ощущал тепла в груди? Почему сейчас, когда он лежал в чужой кровати, обрывочные воспоминания о вчерашней ночи не приносили ему почти никаких эмоций? Микеле задумчиво прикоснулся к своим губам подушечками пальцев. На секунду воображение услужливо подкинуло итальянцу поцелуй. Короткий, аккуратный, нежный поцелуй темноглазого француза... Локонте резко выдохнул и прикрыл глаза. Этот вопрос он не хотел себе задавать, но почему эти воспоминания возбуждали его куда больше, чем обнаженное тело красивого мужчины рядом? Рука как-то сама скользнула под одеяло, дыхание сбилось, и Микеле издал тихий стон, подчиняясь собственным движениям. - М-м-м?.. - Мерван сонно улыбнулся, прижимаясь к итальянцу горячим телом и накрывая ладонь Локонте своей. От неожиданности Микеле дернулся вперед, впрочем, не пытаясь вырваться. Слов не было, только осторожные движения, нежные, ласковые, подчиняющие, и Микеле был благодарен за это молчание. Он прогибался под чужими руками, не открывая глаз, и представлял себе, что совсем другой мужчина сейчас придавливает его тяжестью своего тела. Было легко. Не оттого, что кто-то появился в жизни, а оттого, что больше можно было не доверять собственным мечтам. Микеле улыбался - это были искренние чувства. Он смог наконец успокоиться и разобраться в себе. Эти броски в крайности, от какой-то ненормальной одержимости Флораном до полного равнодушия, так измотали все нервы, что сейчас обретенная гармония казалась счастьем. Любовь к Флорану не пропала, она затаилась в самом углу сердца, и Локонте не хотел доставать ее на свет. Исход отношений с французом был ему неясен, и сейчас было гораздо проще остаться друзьями. Микеле чувствовал, что начать доверять вновь будет сложно, а истязать себя этими чувствами по новой?.. Это было сродни мазохизму, так зачем заставлять себя возвращаться к прошлому, когда можно выдохнуть спокойно и остаться друзьями? Пускай сейчас отношения с Мерваном не были чем-то ярким, но они приносили спокойствие, а лживо признаваться в любви - куда легче. Микеле сидел на подоконнике, обернувшись простыней - на улице наконец выпал первый снег, и белые снежинки, кружась в легком танце, оседали на землю. Эта игра завораживала, и итальянец открыл форточку, чтобы вдохнуть холодный воздух полной грудью, а возможно, даже коснуться снежинок, прерывая некоторым из них длинный полет. На секунду ему даже показалось, что он сам летит вот так вниз, один из тысячи. - Мик, не глупи. - Руки перехватили запястья Локонте. -Ты замерзнешь и полезешь обниматься, а обнимать лягушку не так уж приятно. - Не знал, что у тебя такой большой опыт, - засмеялся Микеле, усаживаясь обратно. «А Фло открыл бы и смотрел вместе со мной», - мелькнуло в голове, когда в руки сунули чашку с горячим чаем. - Не люблю мятный чай, - фыркнул итальянец, но его заткнули, прижавшись к губам в поцелуе. Эти отношения явились для Локонте некой отдушиной, якорем, не дававшим итальянцу сорваться и державшим на крепкой привязи реальности. Такая тихая спокойная гавань, пусть застойная, но оттого еще более надежная. Флоран знал, что у Микеле кто-то есть, он понял это с того дня, когда увидел злосчастную записку, итальянец, впрочем, не слишком это скрывал. Общая гримерная не прибавляла радости, и Мот замечал на друге то, что видеть совсем не хотелось. Фантазия довершала все остальное: засос на тонкой бледной шее, следы от чьих-то зубов на ключице - будто бы метка принадлежности кому-то другому - красноречивый синяк на предплечье. Руки француза как-то машинально сжались в кулаки. Однако кто делит с Локонте постель - оставалось только гадать, спросить напрямую почему-то не хватало сил - это казалось каким-то низким и подлым, а сам Микеле, видимо, не видел смысла рассказывать или просто не придавал этому значения. Сейчас Мот зло стискивал черный блокнот в руках. За окном медленно падал первый снег, но в квартире даже с открытыми окнами казалось жарко и душно. «Только тебе я позволю касаться меня так, чтоб сердце заходилось в груди. Я позволю себе маленькую слабость - я буду расслабляться лишь в твоих руках. Не сдерживаться, биться, будто птица, пойманная в клетку. Знал бы ты, что за пошлости иногда крутятся у меня в голове, подумал бы, что я извращенец!» - Только мне? - тихий рык сквозь сжатые зубы - и блокнот, пролетев через всю комнату, рассыпался на страницы, которые медленно, так же как снег за окном, кружась, упали на пол. Сальери не удавался от слова "совсем". Дов зло кривил губы, Коэн не стеснялся в выражениях, а Флоран просто не мог себя заставить успокоиться. Он видел, как на репетициях Локонте следит за его игрой - покачивая бедрами, он спускался со сцены, чтобы лучше видеть - и Мот, замечая следы "чужих рук", какую-то плавность движений итальянца, приходил в такую ярость, что Сальери получался палачом после мясорубки, а никак не интриганом и страдальцем. После срыва уже третьей репетиции подряд Коэн все-таки не выдержал: - Флоран! Я буду просить Мервана готовиться тебя заменить, ты ведь сорвешь нам все к чертям! Что с тобой, мальчик? Что тут можно было ответить? Хотелось поговорить, но все слова мигом вылетали у Мота из головы, когда он видел эти метки на бледном и хрупком итальянце. Он все-таки смог пересилить себя однажды и совершил почти подвиг. На сцене сейчас репетировал Со, и Микеле, как обычно, наблюдал со стороны. Флоран, приобняв Локонте за плечи, притянул его к себе и аккуратно зашептал другу в ухо: - Мик... сходим куда-нибудь? Микеле поднял слегка удивленный взгляд на француза и неуверенно отстранился. - Прости, mon ami, я сегодня занят. Может, в следующий раз? Флоран задержал дыхание, пытаясь овладеть собой. Ему все больше хотелось найти пассию Микеле и набить ей… а все набить, в общем-то! Микеле было некомфортно - перемены во Флоране были такими странными, что это заставляло сердце екать, а позволять себе такие слабости совсем нельзя. - Я все решил, - повторял для себя итальянец и кивал, подтверждая собственные слова. Да, так, пожалуй, было гораздо проще. Сегодня Рим был приятно инициативным - Моцарт летал по сцене, брал письмо отца в руки и старательно пробегал взглядом по пустому листу, а вот затем… Микеле знал, когда появится клоун. Видение обхватывало его со спины и водило по сцене, совершая какую-то кучу ненужных и лишних движений - таких, что по телу разливался жар... Моцарт от этого выглядел еще более несчастно-страдающим (еще бы!), а шут таким... Аттье готов был рукоплескать. Однажды Микеле все же не удержался и сразу после репетиции, тяжело дыша, привалился к двери гримерной Рима с внутренней стороны. Мерван улыбался, будто давно ждал неожиданного гостя, а потом прижал его к себе с такой силой, что у итальянца перед глазами заплясали цветные пятна... - Хочешь, расскажу тебе маленькую тайну? - преувеличенно серьезным тоном начал алжирец, прикусывая Микеле мочку уха. - М-м-м?.. - почти выдохнул Локонте, не слишком вникая в смысл вопроса. - На следующей репетиции... - пальцы прошлись по бедру, - я буду играть Сальери, и… - быстрый поцелуй и тихий стон, - если Фло снова облажается... - почти невесомое движение пальцев по ширинке итальянца, - то я заменю его уже насовсем. Мот рвал и метал – все, чего он так долго добивался, сейчас летело к чертям, и он не имел ни малейшего понятия, как это исправить. А всему этому была одна причина, и причина эта никак не хотела вписываться в рамки желаемого. Разговаривать с Локонте было бесполезно - друг отшучивался или аккуратно обходил заданные ему вопросы, окончательно выводя француза из себя. В порыве раздражения Флоран хамил начальству, и его наконец вызвали на ковер. Дов пытался понять, что происходит - расспрашивал, заглядывал в глаза, порывался помочь, просил взять себя в руки, а у Флорана все сильнее сжимались кулаки, пока он наконец не рявкнул так, что в кабинете наступила какая-то мертвая тишина. "Последний шанс прийти в себя, наконец, или можешь собирать вещи!" - крутились в голове резко сказанные слова. Флоран бессильно сполз на пол и зарычал, сжав голову руками. Рядом с этим странным рисунком тушью лежал маленький черный блокнот в кожаном переплете. Потрепанная книжечка, старательно склеенная французом – некая отдушина, будто берег надежды, на который каждый раз так хотелось вернуться. Флоран прочел ее уже далеко не один раз, но перечитывал снова и снова, не в силах отказать себе в этой слабости. «Как странно, что нам достались именно эти роли. Я хочу сказать, что это так символично... Ты, наверное, не согласишься со мной, но мне всегда казалось, что это какой-то знак - пожалуй, ни с одним другим Сальери я просто не смогу играть...» Тихая медленная мелодия и жадный взгляд. Микеле осторожно ступал босыми ногами по полу, слегка извиваясь в такт музыке. Он хотел доставить удовольствие, и Мерван выбрал себе подарок. Мужчина расположился на диване, чуть расставив ноги, и с любопытством смотрел на происходящее перед ним "шоу". Спектакль для него одного. Локонте тихо подпевал словам, прикрыв глаза, - голова немного кружилась. - Подойди, - шепот вызвал дрожь, и итальянец поднял взгляд, пересекаясь со взглядом любовника. Лишь на минуту Локонте охватило оцепенение. Маленькая задержка. Мгновенная слабость, когда в отражении чужих зелено-карих глаз Микеле увидел чуть более темную радужку, лишенную ехидства, и он проваливался в нее, тонул. Микеле сделал неуверенный шаг и оступился, словно подкошенный, выходя из собственной иллюзии. Горячие сухие ладони поймали его за талию. - Не ушибся? «Это все лишь воображение», - уговаривал итальянец сам себя и, закрыв глаза, подставил шею под поцелуй. *** Терпение медленно и верно подходило к концу, сегодняшняя репетиция была крайне важной, и Мот не хотел ее завалить - это перечеркнуло бы все уже бесповоротно. Он пришел в театр заранее и уже переодевался, когда дверь в гримерную неожиданно приоткрылась. Смеющийся Микеле, чуть наклонив голову, тащил за руку Мервана, и Флоран еле сдержался, чтобы не взвыть от ярости. «Это ничего не значит», - уговаривал он себя, стараясь даже не смотреть на входящих. - О! Mon ami, ты так рано сегодня. - На щеках Локонте вспыхнул легкий румянец, и итальянец поспешно отстранился от своего спутника. - Так переживаешь за свое место? - Мерван изогнул бровь. - Не думай, я достойно смогу отыграть эту роль. В глазах Микеле на секунду блеснула какая-то обида на слова «Шута», но он промолчал, поспешно опустив взгляд. Флоран быстро вздохнул, сдерживая себя, и продолжил собираться. - Не сомневаюсь, - едва слышно сквозь зубы. - Пойду я... - тихо проговорил итальянец. - Фло... – отчего-то начал он, но передумал и, улыбнувшись, помотал головой, закрывая за собой дверь. «Скажи ему, признайся, скажи, не отпускай», - быстро мелькало в голове у Мота. Мерван уже начал переодеваться, когда француз все-таки не выдержал и взялся за телефон. "Почему опять СМС?!" – с легким возмущением подумал Мот. "Мик, я люблю тебя. Действительно люблю", - отправить, пока не передумал. Тихая трель звонка прямо в той же комнате. Длинные пальцы достали мобильный. Взгляд зелено-карих глаз пробежался по строчкам и прожигающий, ехидный, наткнулся на растерянного Флорана. - Тебе не кажется, что уже поздно, милый? - Мерван растянул губы в ядовитой улыбке, и Мот понял, почему именно этому человеку доверили играть "Видение" – пожалуй, это можно было смело именовать даже безумием. Француз попытался что-то спросить, но его словно сковало по рукам и ногам странное холодное оцепенение, от которого по телу пробегала легкая дрожь. Рим стоял напротив в таком же камзоле, как и он сам. Они сегодня оба играли одну роль, и Флоран дернулся, как от удара, приходя в себя. Ему померещилось, что перед ним зеркало. - Твоя роль закончилась, опусти занавес сам. - Секундная пауза, сердце Мота пропустило удар. - Или я вырву тебя из его сердца. Алжирец плавными кошачьими шагами приблизился к Флорану и, наклонившись, притворно нежно прошептал в самые губы: - А знаешь, в постели он хорош... - Мерван каким то крайне пошлым движением облизнул губы, и Флоран почувствовал, как в висках начал бить адреналин. - Я думаю, что с ролью ТАМ, - взгляд на ширинку француза, - я тоже справился лучше. Кулак прилетел совершенно неожиданно, и Мерван дернулся, схватившись за челюсть рукой, когда обезумевший француз прыжком налетел на него, сбивая с ног. Рим больно приложился головой о зеркало, разбив его на множество осколков, и тихо вскрикнул, когда весь этот "водопад" обрушился сверху. Флоран не чувствовал боли - ярость застилала ему глаза, и он снова замахнулся, когда Рим резко дернулся под ним и подмял француза уже под себя. Тихий рык - и снова удар. Как бешеный клубок сплетающихся рук и ног, и невозможно различить, где кто, когда Микеле вошел в гримерную. - Я забыл моби… Итальянец тихо вскрикнул от неожиданности. Он дернулся помочь, растащить, но сознание спуталось, и Локонте почувствовал, что ему становится дурно. Перед ним два Сальери, два Флорана, две копии человека. Идентичные, похожие, как отражение, и нельзя отделить одного от другого. Холодный пот выступил на лбу, и Микеле почувствовал, что начинает сходить с ума. Мысли подкашивали его, и он зажал рот рукой, в отчаянии смотря на свою "фантазию". Микеле уже не понимал, с кем он. С кем он живет, с кем спит, кто живет в его сердце и заставляет его дрожать. - Эта шлюха теперь моя! - выплюнул мужчина, нет, отражение, вместе с кровью из разбитой губы, не видя ничего, кроме безумных глаз соперника напротив, и наваждение итальянца пропало. Нет, это даже не отражение... Это замена. Флоран зарычал, бросился снова, вцепившись в горло Мервана мертвой хваткой, но тот в последний момент пнул Мота в живот, и руки на секунду разжались. Микеле не самоубийца, он понимал, что ему просто не хватит сил остановить это безумие. В голове быстро-быстро, как картинки, менялись мысли, и Микеле казалось, что он двигался слишком медленно, когда руки срывали защитную пломбу и пальцы нажимали на рычаг огнетушителя. Гримерная погрузилась в пену, и мужчины, как два шипящих кота, от неожиданности отлетели друг от друга в разные стороны. - Фло! - Микеле снова вскрикнул, заметив на любимом, теперь уже точно, лице расходящийся синяк. - Фло! Итальянец кинулся вперед, прижался всем телом к мокрому французу, и тот растерянно моргнул, только сейчас заметив Локонте. Мот неуверенно обнял Микеле за талию и притянул к себе, вжавшись сильно-сильно, до боли. Он хотел верить, что именно от этого ощущения слезы подкатили к глазам и сердце забилось быстро-быстро, но итальянец не сопротивлялся - он нежно гладил Флорана по голове, целуя царапину на виске, расплывающийся под глазом синяк, губы. - Микеле... - беззвучно выдохнул француз, и тот прижался лишь сильнее. - Я тут, не переживай, я тут, - лихорадочно шептал Микеле, поглаживая пальцами, касаясь губами, и никак не мог остановиться. А потом пальцы переплелись друг с другом, и ладонь Флорана снова на чужой груди. «Туки-туки-туки-туки…» Мерван зло сплюнул на пол кровь, хлопком закрыв за собой дверь. *** Старый черный блокнот в цветастой обложке лежит на кровати перед мужчиной, и тот быстро пишет что-то на единственной чистой странице. Другой, черноволосый, обнимает его за талию и пытается подглядеть, однако его план быстро оказывается раскрытым, и, шутливо укусив спутника за нос, блондин прикрывает написанное рукой. «Я совершил огромную ошибку, когда подумал, что смогу тебя заменить. Любовь заменить нельзя, теперь я это понял. Мое сердце всегда будет биться в такт только с твоим, и я не хочу себя больше обманывать. Флоран Мот, я люблю тебя, и если ты захочешь, то весь мир узнает об этом. Ты мое божество, которому я готов поклоняться вечно». Брюнет снова не выдерживает и прикусывает любовнику мочку уха. - Ну покажи-и-и… - протяжно ноет он. Блондин смеется и демонстрирует кончик языка. - Любовь моя, а мне кажется, что я помню, с чего все началось...