Я выпил кубок свой до дна, Душа отравою полна. И вот я гасну в тишине, Но пред кончиной легче мне. Я стëр с чела печать земли, Я выше трепетных в пыли. И пусть живут рабы страстей — Противна страсть душе моей. © Сергей Александрович Есенин
***
Когда перед многоэтажным домом остановился чëрный автомобиль с тонированными стëклами, я мрачно сверился с информацией, присланной ранним утром, что удивительно, Хироцу Рьюро, а не Мори Огайем, который так и не получил ответа от меня и писать после не пытался. Это значительно облегчало мою задачу подготовиться к неизбежной встрече морально. Как на зло, сегодня на улице было значительно холоднее, чем до этого, из-за чего я просидел на улице, кутаясь в пиджак и дрожа при каждом дуновении ветра. Мой личный водитель ехал достаточно долго, видимо, задерживаясь где-то в пробках или делая постоянные остановки по нужде. Факт оставался фактом, день уже был испорчен ожиданием. Поднявшись со ступенек, я спустился к вышедшему из автомобиля водителю. Его глаза скрывались за стëклами тëмных очков. В такую-то погоду? Ради приличия, я попытался хотя бы улыбнуться, но не получил никакой реакции, мужчина лишь отвернул голову, словно я был ему омерзителен. — Садитесь. Моя улыбка тут же треснула, и я не стал давить еë дальше. Сев на заднее сиденье, скрестил руки и мрачно уставился в окно. Мужчина, кажется, вздохнул и сел за руль. По всей видимости, для него это было непосильным трудом, и он намеренно ехал так долго сюда, чтобы оттянуть момент нашей встречи. В его интересах теперь было ехать как можно быстрее, чтобы избавиться от такого пассажира. Он даже этого не скрывал. В этом мире не существует ни одного человека, который знаком с базовыми правилами приличия? Или это я не заслуживаю к себе хотя бы минимального уважения? Высказывать вслух это было бесполезно. Мне едва удавалось сохранять спокойствие, сидя в машине, направляющейся в штаб Портовой мафии. То сообщение не давало мне покоя, я плохо спал ночью, мучаясь от шума в голове, который затих только под утро. Прижиться в новом теле не удалось так быстро. К тому же, меня постоянно тошнило. В желудке будто поселилось какое-то существо, которое либо заунывно ныло от боли, либо раздражëнно ворчало. От этого я не мог перекусить или утолить голод: еда вызывала отвращение, да и есть совсем не хотелось. А от кислой мины водителя кишечник сворачивался в узел. Помимо этого, всё внутри сжималось от нарастающего напряжения перед предстоящей встречей с другими членами исполнительного комитета. Я не знал, что буду делать, когда столкнусь с ними лицом к лицу. Возможно, просто сделаю вид, что не заметил их. И буду так делать, пока они сами не обратят на меня внимание. Но, если быть честным, было бы лучше, если они меня не заметят. Всю дорогу я настраивал себя на нужный лад, но с каждой секундой раздражение нарастало всë больше. Раздражало это тело, раздражал его бывший хозяин, раздражали люди, с которыми придëтся встретиться. Снова я должен был подгонять себя под рамки общества, чтобы банально выжить. И в этот раз роль досталась мне… своеобразная, требующая особого подхода. Водитель, кажется, не воспринимал меня всерьёз и не выражал особой радости от нахождения со мной в одной компании. Я его и понимал, и хотел размозжить его голову о лобовое стекло. Такие экземпляры, как он, нервировали больше всего, особенно на работе. Пришлось абстрагироваться от существования этого прескверного человека. Я уныло смотрел на себя во фронтальной камере телефона. Кожа побледнела ещë больше, глаза потеряли блеск, а пепельные волосы потускнели. Кажется, лицо осунулось. Возможно, мой вес уже был гораздо меньше, чем значился. Всё это удручало, и, не в силах больше смотреть на себя, я выключил телефон и убрал его. Хотелось вскрыться. Раньше я никогда не думал о добровольном уходе из жизни, считая подобное несусветной глупостью и эгоистичным поступком. Моя религиозная коллега, учительница химии, утверждала, что самоубийство — это грех. Грехом я это не считал и не любил само слово «грех», для меня оно ничего не значило. Она же называла грехом всë, что ей не нравилось, отчего казалась в моих глазах сумасшедшей. Наверное, в глазах других я тоже выглядел сумасшедшим, так как по мнению общества считался отшельником: жил не в квартире, а в частном доме где-то за городом, не поддерживал отношений с семьëй, ни с кем не ходил на прогулки и так и ни разу не женился. Я только сейчас понял, каким же был идиотом, пытаясь казаться нормальным в глазах других, но даже близко не стоял рядом с примерами «нормальности». Меня не считали полноценным мужчиной по многим причинам. Я был высоким, крупным, подтянутым, так как следил за своей формой. И те, кто ещë не знал меня, не жил со мной хотя бы пару дней, влюблялись, как им казалось, в настоящего мужчину. А потом понимали, что их обманули обëрткой, ведь ожидали они совсем иное. Наверное, именно поэтому и не женился. Никто так и не смог принять внутреннее наполнение. Я и сам не считал себя полноценным, так как жил в подобном обществе. Мой отец был примером настоящего мужчины по мнению этого самого общества: глава семьи, добытчик, отец. Как говорится, успел дерево посадить, дом построить и детей вырастить. Четырëх сыновей и одну дочь. И никому ведь даже не было дела, что этот «идеальный пример для подражания» никогда не являлся хорошим отцом и мужем. А я всю жизнь считал себя дурным. Потому что он мне это внушил. Любой наш разговор начинался с его слов «настоящий мужчина…», и далее следовало продолжение. Сначала я слушал, потом делал вид, что слушаю, а затем вырос и перестал слушать. Но чувство вины перед ним пронëс с собой до самой смерти. Наверное, не этого он ожидал от своего сына. Он точно был разочарован, что я не походил на своих братьев. Не внешне, нет. Внешне мы все напоминали матрëшек. А вот внутри… ну, не каждому дано. За этими мыслями я не заметил, что мы прибыли к месту назначения. Машина остановилась, и водитель сказал выходить. Я одарил его раздражëнным взглядом, но промолчал, так как высокомерие высокомерием, а истерики Эйса копировать всё ещё было унизительно. К тому же, это абсолютно не профессионально для меня. Да и для любого нормального человека. Но демонстративно хлопнуть дверью себе позволил. Здание, являющееся штабом Портовой мафии, являло собой силу и власть. Заходить внутрь казалось настоящим самоубийством, но, к великому сожалению, пока у меня даже не было иного варианта. Либо ты идëшь навстречу своему страху, либо не живëшь. Такова жестокая реальность. И побег от реальности никого не спасал. Когда я оказался внутри штаба, живот ещë сильнее скрутило от гнетущей атмосферы, царящей в нём. Мне не повезло чуть ли не лбами столкнуться с Акутагавой Рюноске, который недовольно цокнул языком, прежде чем пройти мимо, задев меня плечом. Я кинул взгляд назад и мысленно пробил ему башку чем-то острым и тяжёлым. Сволочь бешеная. Намордник хоть бы выдали ему. Не став заострять внимание на обладателе Расёмона, я поспешил направиться к Огайю, который должен был передать мне какие-то важные бумаги и указания. С ними мне предстоит разобраться к сегодняшнему вечеру, и тогда меня не тронут ещё пару дней. Блеск, но лучше бы они забыли о моëм существовании. Чем, блять, занимается Эйс? Бухгалтерией? Прочей бюрократией? Ему ничего важнее бумажек не поручают, потому что он дрыщ с физически неразвитым телом? Я пытался успокоиться, но не удавалось, потому что не выспался и ощущал слабость во всëм теле. Ноги совсем не держали и гнулись на месте. Мне едва хватало сил не шататься, как в припадке. Я учащëнно дышал и думал только о том, как переставлять ноги и не упасть на глазах у всех. Это будет совсем дурно. Найти кабинет главы было самым настоящим квестом, так как просто взять и у кого-то спросить о нём я не мог. Коридоры на мой взгляд были одинаковыми, не отличались ровно ничем, хотя в пространстве ориентировался я прекрасно. Хуже всего, что мне каким-то чудом удалось встретить всех тех, с кем видеться не планировал вообще. Хироцу столкнулся со мной первым, но мы успешно проигнорировали друг друга, словно нас не существовало в этом мире. С Озаки, которая оказалась следующей, так не получилось: женщина бросила на меня высокомерный и презрительным взгляд, вызвавший во мне бурлящую злость. Она пыталась подавить меня, и это ощущение прошло, когда она исчезла за очередным поворотом где-то позади. Высокомерная сука… Но этот случай позабылся, потому что я снова погрузился в поиски треклятого кабинета. Коридоры становились всё однообразнее, как и встречающиеся на пути люди. Мой глаз уже начал нервно дёргаться, но тут вдруг замаячил свет в конце туннеля. Скорее рыжее солнце с синими глазами и в шляпе, такое очаровательное маленькое солнце, путеводная звезда. Накахара Чуя. Он заметил меня первым, и я не успел ничего сказать или сделать. Просто стоял напротив и смотрел. — Здравствуйте, Эйс-сан, — вежливо произнëс руководитель исполнительного комитета, вгоняя меня в ступор. Я растерялся от того, как смотрел на меня Накахара: без ненависти, без презрения, без злости и осуждения. Это была формальная вежливость, но за ней мне удалось разглядеть что-то похожее на беспомощное сочувствие. В голове не укладывалось, отчего у такого значимого в организации лица подобное отношение ко мне. Остальные абсолютно точно не считались со мной и совсем этого не скрывали. Даже какой-то рядовой водитель позволял себе не скрывать своего презрения в моей компании. Мой ступор не остался незамеченным. Чуя помахал перед глазами рукой, и я моргнул. — Здравствуйте, Накахара-сан, — я не знал, как вести себя, поэтому решил сохранить нейтралитет, но было некое желание улыбнуться. Правда, я совсем забыл, как улыбаться. Накахара вскинул одну бровь, и теперь в его взгляде осталось лишь сплошное недоумение. Этот человек точно не умел скрывать эмоции и читался, как раскрытая книга. И мне это было на руку. К Чуе я всегда относился с большим уважением, чем ко многим остальным персонажам. Несмотря на вспыльчивый характер и работу в мафии, Накахара являлся достойным человеком, поступающим в соответствии со своими принципами. Он был искренним и, на самом деле, доброжелательным, если ты не Дазай или не злейший враг организации. Вздохнув, Чуя присмотрелся к моему лицу и вытянулся для этого. Я хотел было наклониться, но посчитал подобный жест оскорбительным. — Сегодня ты бледнее обычного, или я плохо помню, как ты выглядишь? После того, как Огай отослал тебя на недельный больничный, ты не подавал никаких признаков жизни. Всё в порядке? Я напрягся. Со стороны Чуи забота походила на пассивную агрессию, но это можно было понять. Он громкий, он активный, он эмоциональный, он яркий. Поэтому я немного расслабился. Стоило только представить Чую как гиперактивного ребёнка, и все переживания сходили на нет. — Спасибо за ваше волнение по поводу моего здоровья, но в этом нет нужды, — ответил я максимально формально, лишь бы не породить ещё больше вопросов. — Я действительно чувствовал себя неважно некоторое время, но всë в порядке. Кажется, я пытался убедить в этом себя, а не собеседника. Мне ни капли не было хорошо, но было желание умереть прямо сейчас. В глазах Чуи мелькнуло нечто необъяснимое. Он резко развернулся, заставив меня обеспокоиться. Оставалось надеяться, что ничего такого я не сказал. — Ты ведь тоже к боссу? И снова тон Накахары сбил меня с толку. Осознав сказанное им, я сдержал искренний порыв радости, чтобы не выкрикнуть пылкое «да». — Так и есть, — кажется, непроизвольно, но я всë-таки улыбнулся, что осталось незамеченным. И хорошо. — Прекрасно, пойдём вместе. Мафиози пошёл вперёд по коридору, и я поспешил за ним, воздавая благодарности этому рыжеволосому чуду, ниже меня на четырнадцать сантиметров. Впервые за эти два дня я чувствовал себя счастливым. — Что там насчёт Достоевского? Сердце пропустило удар, ещё один. Я замедлил шаг и покрылся холодным потом, полностью теряясь в пространстве. В ушах оглушительно зашумело. Только что всë было прекрасно, пока Чуя не задал этот злополучный вопрос, ударивший меня в поддых и выбивший остаток воздуха из лëгких. Я ведь даже думать перестал об этом чëрте, стоило только сесть в служебный автомобиль. Я поспешил собраться, чтобы не создавать очередную неловкую ситуацию. — За ним ведётся тщательное наблюдение, и пока нет возможности застать его врасплох. Всё-таки не зря его называют Демоном, — отчеканил я. Идти всë ещë было тяжело. — Уже неплохо. Я выдохнул и вдруг понял, что задержал дыхание. Но, кажется, Чуя пропустил это мимо ушей. Слава Богу. Оставалось надеяться, что меня не растопчут прямо в кабинете Огайя. Что уже было сомнительным.***
— Рад видеть тебя в добром здравии, Эйс-чан. Огай приветливо улыбнулся, привычно сидя за своим столом, в то время как я стоял в трёх шагах от него, сцепив руки за спиной и немного склонив голову. Только оказавшись в этом вычурном кабинете, во мне проснулось тошнотворное чувство, а в глазах зарябило. Стараясь не смотреть по сторонам, я глядел то на Огайя, то в пол. — Надеюсь, ты поправился. Готов приступить к работе? Пальцы впились в ладони, и я поднял голову. Мори выглядел довольным и расслабленным, пользуясь своей абсолютной властью. Почему-то сводило челюсть от лицезрения его физиономии. — Да, босс. — Славно, — Огай усмехнулся. — Надеюсь, теперь ты перестанешь быть моей больной опухолью. Я нахмурился, не понимая. Голос Мори на последних словах жутко исказился, комнату затопила тьма, под кожу стал проникать липкий страх. Что?.. Обхватив себя за плечи, я тяжело задышал, только и слыша о том, что от меня не больше пользы, чем от мертвеца без жизненно важных органов. Я как опухоль. Опухоль головного мозга. Вот так твердил голос. Хотелось закричать, чтобы он замолчал. Голос мужчины давно перестал узнаваться, звучало лишь страшное искажение, заставляющее уши кровоточить от боли. Дышать было невозможно, кислород будто перекрыли, я пытался вдохнуть хоть немного. Всё тело ломило и трясло, как в припадке, со лба тëк холодный пот, а пространство продолжало темнеть и темнеть, в то время как искажëнный голос неизвестного всë вторил и вторил… — Эйс! Резко вдохнув, я тяжело задышал и задрожал всем телом. Едва подняв взгляд на Огайя, мне довелось узреть испуганное выражение лица. Или… почти испуганное. Что произошло? — Эйс… — Мори встал и, обойдя стол, стал приближаться ко мне. Я напрягся, едва справился с тем, чтобы отойти. — Ты брал отгул по состоянию своего здоровья… — Я? Да, я… — Ты точно пошëл на поправку? Надо мной нависла тень. С Огайем у нас была разница всего в один сантиметр, но конкретно в этот момент казалось, что он упирался головой в потолок, а я находился на уровне этого отвратительного ковра… — Да… — непроизвольно вырвалось, и я мысленно взвыл. — Тогда я спрошу тебя вот о чëм: как проходит поимка Демона, Эйс-чан? Чужая рука неожиданно коснулась моего уха, я резко дëрнулся и потерял равновесие. В глазах потемнело в ту же самую секунду, как только голова коснулась пола.***
Когда я открыл глаза, мне сразу захотелось закрыть их и никогда не открывать впредь. Рядом со мной кто-то живо подскочил и в поле моего зрения появилось крайне озабоченное лицо Накахары. Не успев удивиться тому, что он находился рядом, я вздрогнул от пронзительного вскрика: — Идиот! Чуя выкрикнул это так пылко, что я на минуту потерял дар речи и уставился на него, попутно пытаясь понять, что происходит. По всей видимости, на данный момент я лежал на койке в больничной палате, но совсем не помнил, как здесь оказался. Непонятно было и то, почему первым, кого мне довелось увидеть, являлся Накахара. Уловив мой растерянный взгляд, эспер нахмурился. — Что произошло? Мой вопрос поставил его в тупик. Чуя крайне эмоционально удивился, вскинув брови и приоткрыв рот. Его переполняли эмоции, которые было сложно описать простыми словами. — Что произошло?.. — переспросил он, ставя меня в дико неловкое положение своим недоумëнным тоном. — Ты грохнулся в обморок прямо перед боссом! Вот что произошло! Теперь пришло моë время недоумевать. Я опустил голову и попытался осознать только что сказанное, не желая верить в это. От мысли, что мне довелось потерять сознание, стоя напротив Мори Огайя, всë внутри замирало в нервном ожидании. И тут я вспомнил, как всë произошло: близость и прикосновение мужчины окончательно вывели меня из строя, отчего тело словно прошило током и оно потеряло точку опоры, отправившись целоваться с отвратительным ковром. И это было самое ужасное, что могло произойти. То, чего я опасался больше всего. — Извини, но что произошло? Чуя округлил глаза, принимая меня за слабоумного. Из-за нежелания принимать истину в первозданном виде, я хотел услышать обнадëживающий вариант развития событий, но вера в это угасала с каждой секундой пребывания здесь. В больничной палате. — Ты… — кажется, у моего коллеги закончились красноречивые и пылкие высказывания, раз он не знал, что ответить. — Ты перестал принимать лекарства? — Лекарства? — я упорно ничего не понимал. — А я ведь заметил, что ты выглядишь бледнее обычного… чем ты занимался всю прошедшую неделю? Почему не выходил на связь? Я не мог ответить ни на один из заданных вопросов, так как и сам не знал ответы на них. Чем занимался Эйс на больничном? Почему он не выходил на связь с организацией? В моей памяти это было огромным белым пятном, как и большая часть воспоминаний. Недели больничного будто бы и вовсе не существовало. Как и большей части прошлого. Моргнув, я сжал одеяло в руках и посмотрел в синие, словно море, глаза напротив. В них читалось беспокойство вперемешку с усталостью. Не очень глубокой, но достаточной, чтобы захлебнуться в ней. Накахара отпрянул, испуганно сглотнув. Он отвëл взгляд, будто не мог больше удерживать зрительный контакт. И мне показалось это примечательным. Кажется, я выгляжу жутковато. — Огай выскочил из кабинета и приказал мне тащить тебя, — сказал Чуя, заметно успокоившись. — Ты нас напугал… как тогда, когда неделю назад тебя рвало кровью. Всë встало на свои места: у Эйса появились проблемы со здоровьем, и его начало рвать кровью на глазах у всех руководителей, включая Огайя. Значит, это произошло на одном из совещаний. Именно поэтому Мори отправил его на недельный больничный, чтобы он как следует восстановился. Но из-за чего Эйса могло рвать кровью? Неужели у него были ещё и проблемы с желудком? Я мог в это поверить, так как с самого момента пробуждения испытывал только тошноту. Но в медицинских справках об этом не было ни слова. Только в одной, достаточно старой, я заметил расстройство пищевого поведения на почве продолжительного стресса. Но было это давно и с тех проблем с ЖКТ у Эйса не замечали. — Ты ведь никогда раньше не падал в обмороки. Что-то случилось? У тебя проблемы? Ты ведь знаешь, что можешь сказать мне, и я быстро улажу их… — У меня нет проблем, Чуя, — я поспешил осадить разгорячëнного парня. — Просто перенервничал. Не выспался. Нет ничего такого в том, что я упал в обморок. Такое может произойти со всеми по разным причинам. Всë в порядке. Но мафиози не спешил верить. Он поджал губу и кивнул. — Но лекарства принимать ты перестал? Я всë не понимал, о каких лекарствах шла речь, поэтому ответить не мог. К счастью, и не пришлось. К сожалению, благодаря Огайю. — Эйс-чан, ты пришëл в себя! В палату влетел Мори и моментально оказался возле моей койки. Я застыл в одном положении и мрачно уставился в стену напротив. С появлением этого человека мне снова стало не по себе, перед глазами сильно помутнело. — Чуя-кун, будь добр, оставь нас, — произнëс мужчина более спокойно и достаточно настойчиво. — Я хочу лично поговорить со своим подчинëнным. Мы встретились с Накахарой взглядами. От него исходило только сочувствие. То самое, беспомощное. Он не стал задерживаться и немедленно покинул палату, оставив меня наедине с боссом. До этого беззаботный и весëлый Огай тут же сбросил эту маску и окинул меня жутким взглядом. Сев рядом со мной, он коснулся моей головы, заставив всë тело покрыться мурашками. К горлу подступила истерика. — Эйс, почему ты перестал принимать назначенные мной лекарства? Тот же самый вопрос, сбивший меня с толку не так давно, теперь вызывал панику. Я не двигался. Не мог. Тело не поддавалось контролю, пока рука мужчины покоилась на моей голове. — Почему ты не давал знать о себе всю неделю? Что ты удумал? Рука переместилась с головы на подбородок и заставила меня посмотреть в глаза Огайю. Страх поглотил сознание, топя его в панике. — Ты ведь помнишь, кто привëл тебя в мафию? Кто стал твоим покровителем? Кто позволил тебе быть подле себя? Или мне стоит напомнить? Лицо Мори приблизилось к моему, его глаза заглянули в самую душу. Я не выражал никаких эмоций и не реагировал, потому что ничего не мог сделать. Животный ужас сковал тело и отключил мозг. — Я назначил тебе лечащего врача, Драгоценный мой, — почти прошипел мужчина, сильнее сжимая мой подбородок. — Сегодня ты отлежишься здесь под его присмотром. Он назначит новые препараты. Завтра ты появишься на работе отдохнувшим и здоровым. Всë понял? Понял, я спрашиваю? — Да… Мне удалось разжать губы и вытолкнуть из себя хотя бы это. Огай остался вполне доволен моим ответом, улыбнувшись. Наконец он убрал свои руки и встал. Я сидел всë также неподвижно. — Вот и хорошо, вот и славно. Я надеюсь, этот обморок действительно был из-за плохого состояния, а не являлся твоей попыткой уйти от ответа. Для верности спрошу снова: как обстоят дела с Демоном? Я думал, что вновь потеряю сознание, но вместо этого поднял голову и посмотрел на Огайя, который ждал моего ответа. — Две недели, и он будет у вас. — Замечательно. Тогда отдыхай и возвращайся ко мне с новыми силами. Работы много, а заменить тебя не выходит. Мужчина развернулся и пошëл на выход, но остановился у двери и попрощался. Дверь хлопнула. Ощутив тело, я упал на подушку и закрыл лицо руками, сдерживая слëзы и крики. Кожа горела в местах, которых касалась рука Мори, и мне хотелось отмыться от его прикосновений. Я должен уйти. Я должен покинуть эту тюрьму. Никто не имеет права держать меня на привязи, как собаку. Ты не посмеешь распоряжаться мной, как вещью.