***
Я вскочил и слабо вскрикнул, тут же тяжело задышав. По лицу стекло пару капель холодного пота, перед глазами всë ещë мутнело, что не позволяло сосредоточиться на пространстве вокруг. Испустив удручённый вздох, я упал обратно на кровать, перекатился на бок и моментально откатился назад, чуть ли не свалившись вниз. Кошмар из сна грозился перебраться в явь. На второй половине, лицом ко мне, лежал Фёдор и спал, причём крепко и беззаботно. Вместо повседневной одежды на нëм была обычная домашняя футболка белого цвета, которая сначала ввела меня в ступор. Я присмотрелся к лицу мужчины и убедился, что он действительно спал, не переживая о том, что под одной с ним крышей два посторонних и потенциально опасных человека. И один из них находился прямо под боком. Аккуратно поднявшись с кровати, я с облегчением отметил, что как упал в повседневной одежде, так в ней и остался. Меня не стали раздевать или переодевать, словно в каком-то низкокачественным романе, что радовало. Но вот почему Фёдор уснул со мной в одной кровати, объяснить я не мог. И не знал, радоваться ли тому факту, что в первый день нашего знакомства мы уже успели вместе провести ночь, или бояться, что господин Достоевский может оказаться извращенцем, падким на женственных парнишек. Хотя, возможно, просто больше комнат не осталось и мест, где можно прилечь. Наверное. Может быть. Хотелось верить. Но верилось с трудом. Присев на край кровати, я задумался над тем кошмаром и вздохнул. Незнакомый мужчина не походил ни на кого, кто мог бы с дури мне присниться, а то значило, что моë воображение само нарисовало странный образ. И если бы не его странные речи, я бы оставил приснившееся в далëком прошлом, но… Что он имел в виду? Покачав головой, я с наслаждением сбросил с себя бесящий фрак, и жилет, оставшись в рубашке и брюках. Было приятно избавиться от чего-то столь раздражающего. Точно необходимо сменить гардероб. Позади через время раздался скрип. Я, замер в одном положении, повернул голову и уставился на просыпающегося Достоевского. — С добрым утром, — я неловко улыбнулся, пока Федя разлеплял глаза. — Как спалось? Фёдор перевернулся на спину и протёр глаза, уставившись в потолок. Кажется, с ответом он не спешил, избавляясь от остатков сна. Словно не спал три века и выспался за одну длинную ночь. Тут я вспомнил нечто важное. — А Карма?.. — Скорее всего, всё ещё спит, — хриплым от сна голосом ответил мужчина и прикрыл глаза. — Он в соседней комнате. Его туда отнëс Тургенев. Забыл? — Точно… — я опустил голову, пытаясь уложить мысли в голове. Незнакомец из кошмара не давал мне покоя. Фëдор опустил взгляд на мою шею и нахмурился. Сел и придвинулся ко мне возмутительно близко, чего я не ожидал. Наши носы почти соприкасались друг с другом, я буквально чувствовал чужое дыхание на свои губах. — Как ты себя чувствуешь? — серьëзно спросил мужчина и коснулся моей шеи. Я дëрнулся и непроизвольно ударил его по руке. Страх. От чужого прикосновения по коже прошëлся импульс. Неприятный. Пугающий. Холодные длинные пальцы бледных рук казались зловещей лапой с острыми когтями. Необъяснимый страх. Фëдор никак не отреагировал на мой испуг. Фыркнул и отсел чуть дальше. — Почему ты здесь? — сорвалось с моих губ прежде, чем я успел подумать. — Вообще-то я здесь живу. Но если ты имеешь в виду, почему мы спали вместе, поясню: меня бы здесь не было, если бы во время проверки в час ночи ты не схватился за шею, пытаясь придушить себя, — он говорил без видимого интереса. — На шее остались следы от твоих пальцев. Кошмар или что-то иное? Это как-то связано со вчерашнем? Или с одной из твоих болезней? Я похолодел после его слов. Коснулся шеи, чувствуя слабое жжение. Голос незнакомца из кошмара неразборчиво трещал в черепной коробке, перед глазами помехами мелькал его образ… Обняв себя за плечи, я усмирил сердце, успокоил дыхание и привëл в порядок мысли. Посмотрел на ожидающего мой ответ Фëдора. — Я… не знаю. Извини, что так вышло. Мужчина вскинул бровь в удивлении. — Не извиняйся. Мне это не мешает, хоть и пришлось всю ночь держать твои руки. На самом деле, ты подарил мне возможность хорошо выспаться, так что мы помогли друг другу. Считай так. Удивившись такой честности, я хотел задать ещë вопрос, но передумал. Вместо этого слабо улыбнулся. — Спасибо, — еле слышно произнёс я, опустив голову и почувствовав, как горят мои щёки. Неловко. Прозвучал вздох. — Не за что. Поборов волнение, я встал с кровати и поднял скинутую ранее одежду. Посмотрел на неë с неприязнью. — Извини за наглость, но у тебя не найдëтся лишней домашней одежды? Фëдор поднялся и в один шаг оказался у шкафа. Отодвинув дверь, он стал шарить по полкам, разглядывая вещи. Вытянув чëрную футболку откуда-то из глубин, мужчина развернул еë и стал рассматривать. Кажется, он пытался вспомнить, откуда у него это. — Думаю, это подойдëт. Примеришь? Возможно, на тебе она будет выглядеть гораздо больше, чем на мне… Я не стал внимать последним словам, уже снимая рубашку, которая скатилась вниз по плечам, обнажая молочную кожу и сеть шрамов. Поймав на себе ошеломлëнный взгляд, поднял голову и сжал рукава. Блуждающий взгляд маджентовых глаз жадно рассматривал мои руки, плечи, ключицу. Я подумал прикрыться, но не смог даже вдохнуть, не то что пошевелиться. Фëдор зацеплялся за каждый мой шрам, за каждую трещинку на коже, и это почему-то смущало. Опустив голову, я всë же смог выдохнуть и вдохнуть, посмотреть в глаза напротив. Фëдор сделал три небольших шага в мою сторону, протянув футболку. Дрожащей рукой взяв еë, я резко прижал кусок чëрной ткани к себе. Мужчина ничего не сказал, неожиданно коснулся линии шрама на предплечье, провëл по нему до запястья и склонил голову. — Она будет смотреться на тебе лучше, чем на мне. Я взял себя в руки, незаметно кивнул и надел футболку, пряча большую часть тела. Но не руки и ключицу, на которых и имелись эти проклятые шрамы. И пусть в меня кинут камень, если окажусь не прав, но Фëдор смотрел именно на них, а не на то, как смотрелась его вещь на мне. Неприкрытый, любопытный, томный… — Хорошо. Есть ещë вопросы? — Да. Как нам с Кармой себя вести? Достоевский удивился и скрестил руки. — Чувствуйте себя как дома, — просто ответил он. — Временно этот дом и ваш тоже. Но, думаю, не стоит объяснять очевидные вещи. Я кивнул. — Хорошо, я понял. Фëдор оставил меня, сославшись на дела. Оставшись наедине с собой, я осмотрел комнату и вздохнул. Первый шаг сделан. Из ста.***
Этому месту требовался порядок. Первым делом я решил разбудить Карму, чтобы ввести его в курс дела и немного запрячь, ибо наводить порядок в этой хибаре, пускай и одноэтажной, одному было тяжело, особенно с моим непостоянным здоровьем. К счастью, комната, где спал подросток, нашлась гораздо быстрее, чем когда-то кабинет Огайя. Да, я буду вспоминать его, как свой персональный триггер. Комната Кармы находилась чуть дальше по коридору от моей (было как-то неловко называть эти комнаты нашими, учитывая обстоятельства), и это, бесспорно, было удобно для беспокойного меня. Не хотелось находиться далеко от подростка. Внутри не было ничего лишнего. Любуясь своим спящим рыжеволосым чудом, я присел на корточки и сложил руки на краю кровати, рассматривая ещё пока детские черты лица Кармы. Мне не верилось, что нам удалось покинуть Портовую мафию вместе, но федина одежда говорила об обратном. Кстати, пахла она очень по родному. Всё-таки я начал сходить с ума, так как мыслями возвращался к Достоевскому. Утро оставило на моей памяти отпечаток, который не получится так просто стереть. Фëдор заставлял всë моë нутро дрожать и волноваться. Это не злило, а скорее сбивало с толку. Мы были знакомы день от силы, но рядом с ним я уже не чувствовал себя спокойно и уверенно. Он был опасным человеком, мне следовало быть с ним начеку. Тряхнув головой, я поднялся и прикоснулся к мягким волосам Кармы, зарываясь в них пальцами. Меня переполняли родительские чувства по отношению к этому ребёнку, и бороться с ними было сродни невозможному, отчего я даже не пытался. Раньше со мной такого никогда не было. Наверное, отчасти оттого, что детей иметь я не мог. Именно это и делало меня в глазах моего отца, да и большей части моего окружения, неполноценным мужчиной. Самая весомая причина, из-за которой неполноценным считал себя и я. Поэтому построить семью такому, как мне, было сродни невозможному. Я искал серьëных отношений, а они всегда казались невозможными. Без ребëнка. Проведя по щеке Кармы пальцами, я улыбнулся и почти заплакал. От моих действий подросток стал ворочаться, и я убрал руку, наблюдая за ним со стороны. Наверное, спустя несколько минут Карма всё же начал просыпаться, вертясь из стороны в сторону, пока не распахнул глаза с явным осознанием. Подскочив на кровати, он стал беспорядочно оглядываться, и я тут же поспешил его успокоить. — Я здесь, Карма, всё хорошо, — сев рядом, я приобнял мальчика за плечи и улыбнулся. — Мы в безопасном месте. После моих слов Карма быстро успокоился и расслабился, отдавшись объятиям. Я не смел упускать такую возможность, поэтому крепко прижал парня к себе, поглаживая его по спине. Я слишком привязчив. — А Фёдор здесь? — спросил Карма, отпрянув. Кажется, его слишком волновал этот факт. — Да, он у себя, — ответил я. — Весь в делах… — Это его одежда? Я замолчал и неловко уставился на напряжённого подростка, который прожигал дыры в футболке своим ненавистным взглядом. Детская ревность никуда не исчезла, и это грело сердце. — Как только появится возможность, куплю себе что-то своё, а пока буду носить это, — доходчиво объяснил я, щёлкнув Карму по носу, чтобы отвлечь от испепеления одежды. Бубновый Король, мой внутренний чёрт, протестовал, желая оставить чужое шмотьё себе. Я не особо сопротивлялся, так как врученная одежда мне и самому очень нравилась. Как и осознание того, что её носил Фё… Какая бы часть меня это не говорила, ты же понимаешь, что это ненормально? Мы знакомы день от силы, окстись! Фëдор видел мои шрамы. Он заинтересовался ими. Это отрезвило меня. Что-то во мне активно запротестовало, и я шумно выдохнул, борясь со знакомыми чувствами из прошлой жизни. Меня преследовало ощущение, что этот Фёдор был мне знаком и до этой встречи, до этой жизни. Может, в прошлой жизни у меня был знакомый, похожий на него? К сожалению, вспомнить такого не выходило. — В общем, просыпаемся и умываемся. Будешь помогать мне наводить порядок, — я встал, внутренне воюя с той личностью, которая сходила с ума по Достоевскому. И где только рациональность успел посеять? Там, в мафии осталась? — Порядок… здесь? — скептично отозвался Карма, уже явно не любящий всё, что касалось Фёдора. Я с грустью осознал, что хочу поменять свою любвеобильную личность на всё ненавидящую личность Кармы. Да, был за мальцом такой грешок, что он составлял список всего, что, по его мнению, подлежало массовому уничтожению. И к газовым плитам, острой еде и солянке добавился Фёдор. Не повезло, мужику, что сказать, стал главным врагом ребёнка. А дети страшные противники, к слову. — Как бы ты не относился к нему, нужно уметь быть благодарными, Карма, — с чувством долга произнёс я. — К тому же, нам теперь тоже здесь жить. Хочешь постоянно запинаться о мебель и заработать астму из-за отсутствия влажной уборки? Это благосклонно подействовало на ребёнка, и он уже был во всеоружии. Хохотнув, я отправил его в ванную, а сам решил начать с кухни. Карма потом присоединится. Найдя все нужные вещи для уборки, которые, на удивление, здесь всë-таки были, я начал с верхних шкафчиков и полок. Проводя влажной тряпкой по поверхностям, пребывал в задумчивости. Именно сейчас всë стало казаться каким-то странным и нереальным, будто быть подобного не должно. Будто меня здесь быть не должно. Хотя, почему будто… Футболка всë ещë пахла Фëдором. Почему-то это правда успокаивало, и я даже был рад, что он мне еë дал. Хотелось поблагодарить мужчину за данную вещь, как бы странно то не звучало. Всего лишь формальность, он не отрывал еë от сердца, а я уже придал этому слишком много значения. Ко мне присоединился Карма, вызвавшись мыть полы. Такими темпами мы быстро управимся… Если, конечно, бытовая инвалидность моего подопечного не усугубит ситуацию.***
Фёдор застыл в дверном проëме, нечитаемым взглядом осматривая кухню, пока я стоял у плиты и пытался разобраться со сроками годности на упаковках. Удивительно, но все продукты оказались свежими, будто недавно закупленными. Не то чтобы я думал, что члены КМД побираются и перебиваются с помойки… — Уже освоился? — прозвучало над ухом, и клянусь, моё сердце чуть не совершило кульбит в воздухе. — Если хочешь подкрасться, то предупреждай, — фыркнул я, уставившись на Достоевского. — У меня слабое сердце. — Буду иметь в виду. Не став интересоваться, для чего именно ему иметь в виду о моём сердце, я засыпал в кипящую воду макароны, перемешал их и накрыл крышкой. Федя с интересом покосился на кастрюлю, потом на меня. — Ты быстро адаптировался к ситуации, — сухо произнёс парень, убирая непослушные волосы за ухо, а у меня руки так и чесались, чтобы их заколоть. — Но, кажется, с уборкой увлëкся. — Ну, ты сам сказал чувствовать себя, как дома, да и мне не тяжело. У меня нет повода… Господи, подойди, смотреть на тебя больно. Фёдор помедлил, но всё-таки подошёл, и я снял пару заколок со своей чёлки, чтобы убрать мешающие волосы мужчины по бокам. Тот был ошеломлён, пальцами нащупывая заколки. — Волосы лучше прибирать, чтобы они в глаза не лезли, — нравоучительно начал я. — Так можно испортить зрение, так как глаза постоянно косятся на них. — Ты был воспитателем или учителем, до того как вступить в мафию? — абсолютно обыденно поинтересовался Достоевский, продолжая трогать заколки. Я отвёл взгляд и нахмурился, копаясь в недрах воспоминаний Эйса, чтобы и самому узнать, чем тот занимался до мафии. Конечно, Федя не ошибся насчёт меня, но я этого сказать не мог. Вряд ли его устроит ответ «возможно, в прошлой жизни». Он может воспринять это всерьёз. Вообще, я не пытался рыться в голове Эйса с тех пор, как оказался на его месте, поэтому не был уверен, что воспоминания о прошлом остались, а не ушли окончательно с бывшим владельцем. Но сейчас, роясь в недрах памяти, мне таки довелось выцепить что-то едва ли чёткое. Благо это не заняло много времени. — Не угадал, — я игриво улыбнулся и повëл плечом, хотя внутренне заливался злодейским смехом. Совсем чердак продуло. Фëдор застыл, как-то странно опустив взгляд. — Переехав в Японию, я устроился работать официантом. А до переезда учился. — На кого? — Достоевский посмотрел мне прямо в глаза. Пришла моя очередь. Я застыл, зачарованно глядя в глаза напротив, и сердце моё бешено застучало. Перестань… перестань говорю! — На экономиста, — на выдохе ответил я, едва взяв себя в руки. — Это был не совсем мой выбор. Отец настоял. Мы условились с ним на том, что сначала я отучусь на экономиста, а дальше займусь тем, что душе моей угодно… При упоминании отца почему-то кольнуло сердце. Я не совсем понимал, какую роль сыграл этот человек в воспитании Эйса, но, кажется, не самую лучшую. Будто что-то прикинув, Фёдор кивнул сам себе и ушёл, оставив меня наедине с самим собой. Я тут же схватился за поверхность гарнитура и опустился на корточки, чуть ли не плача от собственной беспомощности. Мне было непонятно, почему тело так странно реагировало на присутствие Феди сейчас. В нашу первую встречу не происходило ничего такого, даже близко! А для чего он, кстати, приходил? Мысль озарила голову внезапно, но я немедленно от неё отмахнулся и встал, когда сердце угомонилось, и дрожь прошла. Перемешал макароны и сел за небольшой столик, взяв телефон. Перед побегом я вынул из него старую симку и уничтожил её, чтобы поменять на новую, купленную специально заранее, чтобы мафии не удалось выследить меня. На самом деле, пришлось сделать слишком много всего, чтобы уничтожить все улики. Побег — это тяжело. Нужно было сделать тройное сальто назад, чтобы он прошëл гладко и без весомых последствий. В телефоне Эйса не было ничего, что отсылало бы к его прошлому, поэтому я с чистой совестью сбросил его до заводских настроек. Наконец настал момент, когда можно было переделать всё под себя… Входная дверь громко хлопнула, заставив меня вздрогнуть. Я поспешил выглянуть в коридор, и в это же время из комнаты вышел Фёдор. Мы переглянулись. Ни он, ни я гостей не ждали. Но кто-то же пришёл. — Где Карма? — спросил Достоевский, прожигая меня взглядом. Не успел я ответить, как к нам подлетел разъярённый мужчина, вцепившись в Фёдора и встряхнув его. Меня бы накрыла паника, не вспомни, кто это. С души будто камень упал. Сначала. — Ты вообще в своём уме, аферист грёбаный?! — Тургенев ещё раз тряхнул Федю, который оставался непоколебим даже в такой ситуации. Привык, видимо. — Ты в своём уме поручать такое этим безмозглым амёбам? Один из них буквально полоумный! Ты!.. Фëдор оттолкнул Ивана от себя, но тот почти не двинулся и схватил его руку, чуть ли не вывернув еë. По лицу Демона стало ясно, что ему было больно. — Перестань, — холодно произнëс Достоевский, сжав свободную руку на чужом плече. Я устало потëр висок и краем глаза заметил притаившегося Карму, который жадно наблюдал за перепалкой. Голова начала пульсировать и сильно болеть. — А можно выражать своё недовольство в менее агрессивной форме? — я скрестил руки и нахмурился, глядя на Ваню, который повернул ко мне голову. — Во-первых, ты можешь сорвать свой голос и запустить воспаление гланд. Во-вторых, глухих здесь точно нет. В-третьих, от громких шумов в первую очередь голова болит у того, кто эти шумы воспроизводит. В-четвëртых, даже не смейте затевать драку. Иван отпустил Фёдора и полностью повернулся ко мне. Его взгляд прожигал мою кожу, и я нервно сжал руки в кулаки. Самообладание, Фил. Вернее, Эйс. Привыкни. Воздух между нами (да и вокруг нас) был напряжëн до предела. Иван смотрел на меня с долей пренебрежения и подозрения. — Ты, блять, не влезай и помалкивай в стороне, подс… — Ваня, ты запланировал на сегодня отойти в мир иной? — холодный голос Достоевского осадил Тургенева и заставил меня покрыться мурашками. Внешне я этого не показал. Нельзя. — Это не лучший способ, буду честен. Может, попробуешь для начала разбежаться и спрыгнуть со скалы, прямо в бездонную пропасть? Говорят, так эффективнее. Я удивлëнно приоткрыл рот, осознав, что только что произошло. Фëдор за меня заступился. Вот так просто. Не позволил мне самому разбираться, а взял и ответил мужчине. Это… сбило с толку. — Как же ты меня заебал… — начал было Тургенев, схватив Достоевского за одежду. Нужно было что-то срочно сделать. — Ой, лапша! — вспомнил я, услышав звук закипания, и подлетел к плите. Вовремя. Несмотря на то, что наш с Тургеневым разговор подошëл к концу, а драка так и не состоялась, я чувствовал себя хуже. Он ведь хотел назвать меня подстилкой? Неужели я настолько похож на человека с низкой социальной ответственностью? Тело напряглось без причины, рука слишком сильно сжала ложку. Неприятно. — Так зачем ты пришёл? — краем уха уловил я. — Я не давал подобных указаний. Вымещать злобу можно и на вещах. — Больно мне нужны твои указания, сволочь, — огрызнулся Иван. — Он сказал, что желает навестить тебя, раз уж его отправили сюда, в Японию. Не из-за тебя ли и твоих прихвостней? — Понятия не имею, о чём ты. — Да я тебя!.. Сука, чтобы тебя закопали в лесу твои злейшие враги. — Я бы на это посмотрел. Слушать их перепалку было не очень весело. Это ведь ненормальные взаимоотношения. Кем Тургенев в этом мире приходится Достоевскому, раз так спокойно кроет его матом и распускает руки? Видимо, он далеко не просто подчинённый. За это время я успел слить воду с лапши, промыть её и насыпать приправы. Карма, поняв, что драки не будет, давно вышел из своего укрытия и, как ни в чëм не бывало, проскочил мимо мужчин на кухню. Иван проследил за ним взглядом и весь разговор наблюдал за нами. — Мне сообщить ему о том, что ты завёл жену с ребёнком? И тут во мне что-то перемкнуло. Я повернулся лицом к мужчинам, устремив взгляд конкретно на Тургенева, который быстро это почувствовал. Мы играли в гляделки, оба мрачные и недовольные присутствием друг друга. — Может быть, я действительно не вызываю никакого доверия, но, — я сделал паузу, собирая мысли в кучу, — это вовсе не значит, что ко мне стоит относиться хуже, чем к половой тряпке. Можно узнать, чем я вообще заслужил такое отношение к себе? Выгляжу не так, как следует? И как тогда следует? Делаю что-то непозволительное? Может быть, я… Я замолчал. Иван заметно удивился, и это вывело меня из себя. Отвернувшись, я просто уставился в одну точку и всë. Пытался успокоиться, унять злость. — Что ж, я рад, что между вами такие искренние отношения, — Фëдор оказался близко ко мне, а я не до конца пришёл в себя. Он положил руку мне на плечо, и я ощутил разряд тока. — Будьте добры, только не подеритесь… Кто бы мог подумать, что первым прилетит именно ему. Я на автомате отвесил Фëдору подзатыльник и только через пару мгновений осознал, что натворил. Закрыв рот руками, я вжался в гарнитур, игнорируя ноющую боль в пояснице, стоило ей соприкоснуться с поверхностью тумбы. Я не хотел! Не хотел, не хотел! Достоевский в шоке уставился на меня, в то время как Тургенев согнулся пололам в приступе гомерического смеха. Карма криво улыбнулся, но во взгляде его было заметно беспокойство. Я же чувствовал себя настолько виновато в эту секунду, что хотел провалиться под землю. Страх овладел сознанием, смех на фоне усиливал его. Я словно оказался в психологическом триллере. Нужно было что-то делать. — Господи, Фëдор, прости, я честно не хотел, я не знаю, что на меня нашло, это… — я подскочил к Фёдору и схватил его за руку, беспорядочно извиняясь. — Просто ты рядом стоял, а тело на автомате… — Так, хватит, — мужчина обхватил мои плечи и сжал их, заставив меня замолчать. Я напрягся, ожидая своего приговора. — Всё нормально. Я не злюсь. Не злюсь. Мне понятен твой гнев. В следующий раз предупреждай, и я подставлю под твою руку кого-нибудь более твердолобого. Успокойся. Я нервно усмехнулся, прикрыв глаза. Происходящее уже походило на абсурд. Смех Вани тоже затих, и наступила тишина. Хотелось расплакаться. — Я успокоился. Можешь отпустить мои плечи? Больно же. Фëдор убрал руки, выражение его лица ни разу не изменилось. Его холод отрезвил меня, и я сделал вид, что всë хорошо. Всë прекрасно. К горлу подскочила тошнота. — Я… мне надо… воды. Рванув с кухни, я выбежал в коридор, и мне что-то крикнул Карма. Но было не до него. Закрывшись в ванной, я прислонился спиной к двери. Слëзы сами потекли по щекам, а тошнота стала сильнее. Подойдя к унитазу, я наклонился над ним. Скоро те немногие остатки еды, которые находились во мне, были смыты. Умыв лицо, я сел на край ванной. Слëзы продолжали заливать лицо, чувство тошноты всë ещë выворачивало наизнанку, но постепенно проходило. Как же отвратительно я себя чувствовал в тот момент. Вспомнив про таблетки, я скривил лицо и закрыл глаза. Не хочу. Больше не хочу.