За долгие дни до этого День, когда все увидели фейерверки
Кенма не знает, что они делают здесь. Точнее, знает слишком хорошо, но не понимает, почему именно сегодня, именно в десять утра и почему именно Сибуя. Он говорит об этом Куроо, идущему по правую руку, на что тот усмехается, искоса поглядывая на него из-под спадающей на глаза растрепанной челки. — А что плохого в Сибуе? Окей, принимаются претензии насчет того, что я поднял тебя на пару часов раньше… — На четыре часа раньше, чем я встаю обычно, Куроо, — Кенма морщится, прикрывая глаза от палящего солнца, — а в такую жару я в принципе не выхожу из дома. Куроо пожимает плечами, мол, ради подобного можно и разлепить глаза пораньше, Кенма-кун, вот только Кенма так не считает совершенно. Ни ради этого, ни ради чего угодно. И уж тем более не ради того, чтобы сходить вместе с Куроо в кофейню, которая расположена в четырех станциях метро от дома. Сибуя — улей людей, котором затеряться не составит труда, и Кенма малодушно думает, что это вполне его шанс — юркнуть в толпу, раствориться в ней и пусть этот неугомонный разбирается без него, слишком уж много чести для сомнительной затеи, включающей в себя поездку на метро в самый час-пик, невыносимую жару и тупые подкаты Куроо к блондинистому мальчику, которого тот видел один раз в жизни. — Почему ты не можешь сходить туда один? Я не хочу смотреть на то, как ты портишь жизнь еще одному человеку своим существованием, и в твоих планах я принимать участие тоже не хочу. Кенма скидывает с плеч толстовку и открывает рюкзак, чтобы убрать ее. На улице и правда адская духота. Температура, светящаяся на огромном билборде, меняет свое значение еще на один градус вверх. Куроо будто этого не замечает. Идет, весь из себя невозмутимый и счастливый, прямо-таки готовый покорять сердца молодых бариста в забегаловке с не самым лучшим кофе, но зато, как подметил Кенма в прошлый раз, довольно неплохой музыкой и уютным дизайном. Ладно. У него в рюкзаке ноутбук и бесконечный запас сарказма, который выльется на Куроо, когда тот в очередной раз облажается. А Куроо облажается, Кенма уверен в этом на тысячу процентов. На его флирт купиться может разве что глухой и к тому же слепой человек, а его зазноба явно не значился ни в одной из категорий. — Так в чем проблема с Сибуей? — все не унимается Куроо, наконец сворачивая на менее оживленную улицу, и Кенме словно становится легче дышать. Здесь все еще много людей, но в сравнении с площадью, окруженной билбордами, которые перегружают зрительное поле информацией, и толпой снующих, словно в муравейнике, людей, здесь более или менее сносно. — Ничего хорошего не происходит в Сибуе, — морщится Кенма, — я давал тебе читать Магическую битву. — Ты не можешь отмазаться от моей просьбы, ссылаясь на мангу, — смеется Куроо. Кенма искренне не понимает, почему это. Он может отмазаться от просьбы Куроо простым: «Пошел вон из моей комнаты, я хочу спать». Мог отмазаться тем, что: «Ты видел время, я лег три часа назад, придурок». И еще полусотней отмазок, которые звучали логично и, самое главное, были чистейшей правдой. Но вместо этого он едет со своим непутевым другом на другой конец города, упаковав в рюкзак ноутбук, чтобы иметь возможность хоть немного поработать, и пачку попкорна, чтобы картинно смотреть на то, как Куроо будет в очередной раз позориться, признаваясь в большой и чистой любви. Каждый месяц одно и то же. — Почему Бокуто не поехал с тобой? — интересуется Кенма. Вопрос вполне себе логичный: Бокуто с Куроо не просто лучшие друзья, на эту роль вполне претендует сам Кенма, ведь знакомы они чуть ли не с пеленок и знают друг о друге буквально все. Но Куроо и Бокуто — совсем другой уровень отношений. Они познакомились, когда были подростками, и поначалу не ладили от слова совсем. До тех пор, пока на завалились в дом Кенмы через окно в два часа ночи, шикая друг на друга и сбивчиво объясняя, что домой им нельзя, потому что… В общем, стоило только взглянуть на этих двоих, сразу становилось понятно, почему домой им нельзя. Рассеченная бровь Куроо и разбитая губа Бокуто — меньшее из того, что вызывало вопросы. «Кто это вас так?», — спросил тогда Кенма, и в ответ на такой простой вопрос получил целую историю о том, как они сначала сцепились и подрались друг с другом, а после с местной шпаной, которая прицепилась к какой-то девочке. Герои-спасители невинных душ. В общем, с того самого дня Бокуто с Куроо друг с другом не расставались, образуя прочный тандем, который Кенма называл про себя «тупой и еще тупее», хотя и радовался, что Бо время от времени присоединялся к их посиделкам за играми или сериалами. Сам Кенма не обладал той безбашенной инфантильностью и энтузиазмом, которым обладал Бокуто, поэтому явно осознавал — все глупые и очевидно проигрышные авантюры Куроо теперь — наконец-то — будут обходиться без его участия. Не сказать, что сегодняшняя авантюра была из разряда самого идиотского, что Куроо придумывал за все время их дружбы. Но она явно относилась к разряду тех, в которые он не хотел лезть. Все, что было связано с выходом из дома, не было в данном разряде, поэтому Кенма и интересовался, почему рядом с Куроо сейчас он, а не Бокуто, который с радостью бы принял эту идею. — Бо подъедет позже, — Куроо улыбнулся, а Кенма поежился от этой улыбки. За что ему все это? Терпеть одного Куроо Тецуро было возможно. Терпеть Куроо Тецуро и Бокуто Котаро было возможно только при определенных обстоятельствах и настрое. И сегодня обстоятельства явно были не те. — Ну ты чего, будет весело. Кенма поджал губы. Ноутбук все еще лежал в рюкзаке, как спасительная возможность отвлечься. Десять пятьдесят три. В ясном дневном небе загорелись фейерверки. Кто вообще пускает фейерверки днем. Кенма поднял голову вверх одновременно с Куроо. — С чего бы… А потом все исчезло.***
Это было похоже на то, как отключается свет, и весь дом погружается в тишину, потому что перестают работать все приборы, издающие тихое, едва различимое гудение, которое замечаешь только когда оно исчезает. Только вот свет никто не выключил. — Какого хрена… Куроо осматривается по сторонам, а Кенма просто пялится вперед, пытаясь понять, что произошло. Он успел привыкнуть к человеческим голосам, они стали для него не больше, чем фоновым шумом — так часто бывает, все воспринимается не таким значимым, когда происходит на фоне. Фон исчез. Люди, шум машин, гудение проводов электропередач. Абсолютно все. Кенма смотрел перед собой и видел фантасмагорическую картину пустой безжизненной улицы. — Куроо? — он выхватил его в поле своего зрения, боясь отвести взгляд. Вдруг Куроо тоже исчезнет. А вдруг исчезнет и он сам. Черт. У Кенмы панических атак не было с детства, тогда Куроо часто ночевал у него, и пару раз становился свидетелем такого состояния. Когда ком застревает в горле, мешая дышать, и кажется, что следующий вдох ты просто не сделаешь. Куроо всегда справлялся с подобным. И Кенма думал, что уже никогда не столкнется с этой хренью. Но… — Куроо, — Кенма говорит хрипло и прижимает руку ладонью к груди, пытаясь уловить движение ребер, но мышцы под рукой будто каменные. Куроо не смотрит на него. Его взгляд все еще прикован к пустынной улице, на которой, черт, даже ветер не гуляет. Все словно застыло. Картинка в статике. Кенме страшно. Не сделать вдох, потерять Куроо из виду, исчезнуть. Как и что… Он не понимает, какой задать вопрос. Они только что шли по наполненной людьми улице. Они только что задрали головы, чтобы увидеть в небе взрывающиеся фейерверки. А когда снова опустили взгляд… Такого же не бывает, это сюжет для какой-то тупой видеоигры, это все не настоящее, тогда почему так реально и тогда почему Кенма не может проснуться. — Куроо! — он тратит почти весь запас воздуха в легких на выкрик и падает на колени, прижимая руку к груди. Начинает судорожно глотать воздух, и теперь наоборот кажется, что легкие разорвутся. Почему я не могу проснуться почему почему проснись проснись проснись это все нереально проснись Но реальность не отступает. Он не проваливается в кроличью нору, не распахивает глаза в своей постели. Он все еще глотает воздух рваными глотками, но теперь чувствует крепкую хватку на запястьях и наконец может поднять глаза, встречаясь со взглядом Куроо. Он смотрит, как тогда в детстве. Внушая иллюзию безопасности, будто пока они остаются рядом друг с другом, никакие монстры не вылезут из шкафа и не нападут. Сейчас Кенма ожидает монстров отовсюду. — Выдохни, — говорит Куроо, но Кенма читает по губам, уши словно ватой заложило, и не разобрать звуков, хотя, что тут разбирать, — выдохни, давай, я здесь. Помнишь, да, как в детстве, когда ты играл в свои игры до поздней ночи и не мог уснуть, потому что тебе мерещилось всякое. Слова становятся чуть более различимыми, хватка Куроо на запястьях тверже, и это то, за что Кенма цепляется изо всех сил. Он выдыхает из легких почти весь воздух, прежде чем вдохнуть снова. Медленно, словно задерживает дыхание. А потом снова. Он начинает чувствовать легкую боль в коленях — дыры на широких светлых джинсах совсем не способствовали их сохранности, когда он решил поближе познакомиться с асфальтом, и теперь Кенма начинает думать о том, что должно быть, стесал кожу до крови. Он все еще смотрит в глаза Куроо, а тот не отрывает взгляд, смотрит так, будто и правда понимает, что творится. Только Кенма уже не ребенок. И у него нет поблажек, бояться монстров он больше не может. И Куроо нихрена его не защитит, как бы ни хотелось спрятаться за ним и этим уверенным взглядом. Кенма больше не ребенок и слишком хорошо понимает, что Куроо напуган точно так же, как и он сам. — Какого хрена произошло? — Кенма не знает, кому адресует вопрос, потому что ответа от Куроо не ждет, наверное, просто хочет проверить, насколько хрипло звучит голос — горло пересохло, ужасно хочется пить. Он встает на ноги, ловит взгляд Куроо на своих обтесанных коленях. Не так страшно, как он представлял, кровь не идет, просто алые ссадины долго не будут давать покоя. — Пустяки, — говорит он Куроо и лезет в брошенный на асфальт рюкзак, доставая бутылку воды, пьет большими глотками и передает ее Куроо, который допивает содержимое до конца. — Нам нужно осмотреться. — И зайти в аптеку. Вдруг там кто-то есть, — говорит Куроо. И Кенма не хочет с ним спорить. Пусть аптека, ссадины и правда не помешало бы обработать. Они плетутся по пустой улице, и все еще не могут поверить в то, что видят перед собой.***
В аптеке не оказывается никого. Пахнет пылью, словно не было здесь никого уже очень долго. Помещение отдает чем-то в стиле «Ходячих мертвецов», и Кенме кажется, что вот-вот на него из-за угла выскочит страшная гниющая рожа. Рожа не выскакивает, а на лице Куроо, выходящем из-за стеллажа, читается выражение полной растерянности, которое он скидывает, как только замечает, что Кенма смотрит на него. — Знаешь, о чем я думаю? — деланно веселым тоном говорит Куроо, — О том, насколько бы мне пошло быть трупом и жрать мозги. Кенму передергивает. Это последнее, что он хотел бы видеть, но Куроо не заткнешь. — Как думаешь, мы попали во вселенную «Ходячих мертвецов», и все, что нам грозит — это медленно ползающие зомби, или во вселенную «Резидента», и тогда нам придется убегать от тех жутких псин? Кенма закатывает глаза. Сгребает в рюкзак все полезное, что видит на полках и прикидывает, можно ли здесь найти питьевую воду. — Не знаю, как насчет трупа, но мозги ты и так жрешь. Мои. Ежедневно. Куроо смеется над шуткой — кто тебе сказал, что это шутка, придурок? — и подходит к стеллажу. — Ты в курсе, что сгреб противозачаточные? — Откуда мне знать, это не я здесь разбираюсь в фармакологии. Кенма отдает рюкзак Куроо, потому что да, так надежнее. Куроо на третьем курсе медицинского универа, и в лекарствах разбирается куда лучше. Сам же отходит к кассе, где на витрине видит пол-литровые бутылки с водой. Ему все еще страшно выпускать Куроо из виду. Ядовитая мысль на подкорке все трещит о том, что стоит моргнуть, и тот исчезнет, как исчез и весь остальной город. Но Кенма не ребенок. И свои страхи он умеет преодолевать. Наверное? Хреновый способ это выяснить, очень хреновый. Они не встретили никого, пока шли до этой аптеки. Ни на переходе перед станцией, который вечно заполнен толпой, ни в округе. Все растворилось. Рациональная часть говорила о том, что такого не может быть. Не существует такой силы, способной стереть все под чистую. Нет, существует, конечно, но это место не похоже на эпицентр ядерного взрыва. Исчезли все. Кроме них двоих, и это было самым жутким в этой ситуации. К нему подошел Куроо, закинувший рюкзак на плечо. На лице у него было задумчивое выражение человека, совсем не понимающего, какой ход предпринять дальше. — Знаешь, наверное ты был прав, — говорит он, смотря из-за плеча на Кенму, который уже заталкивал в рюкзак, висящий у Куроо на плече, бутылки с водой. Кенма смотрит на него вопросительно. — Ты был прав, — повторяет Куроо, — ничего хорошего от Сибуи ждать не стоило.***
За полчаса до фейерверков
— Я больше не могу, серьезно, либо мы закрываемся на пятнадцать минут, либо я ложусь спать за стойкой. Акааши и правда картинно складывает руки на барной стойке и кладет на них голову, прячась за табличкой «Мы всегда рады вас видеть». Цукишима не взялся бы судить, но, кажется, сегодня Акааши не рад был бы видеть даже королеву Англии, упокой господи ее душу, Цукишима постоянно забывал, что старушка отошла в мир иной и теперь, видимо, распивает свой Эрл Грей на облаке вместе с Шекспиром, Беккетом, Черчиллем и Дэвидом Боуи. Господи, и откуда столько сарказма в нем с самого утра? — Отдыхай, кажется, у нас сегодня не так оживленно, как обычно. Цукишима смотрит на входную дверь и надеется, что она не откроется еще как минимум с час, а как максимум, до конца рабочего дня, но когда это им везло? Везло, конечно. Цукишима безмерно рад, что работает с Акааши, милым, тихим и спокойным, который, кажется, по ночам спит максимум раз в неделю и то в лучшем случае. С одной стороны Цукишима думает о том, что синяки под глазами у этого парня скоро начнут распугивать посетителей. С другой стороны они прекрасно сходятся друг с другом, тихо и четко выполняя работу, не принося друг другу проблем. Цукишима, наверное, мог бы назвать Акааши другом, но о друзьях обычно знают чуть больше, чем место учебы и работы. Акааши не слишком любит подболтать, да и Цукишима не горит желанием постоянно поддерживать беседу — и несмотря на это они в полной мере понимают друг друга. Акашии даже праздновал с Цукишимой его день рождения — если посиделки за бутылкой пива и обсуждение последнего фильма Нолана подходило под категорию «праздновать». Цукишима был вполне доволен их легким и ни к чему не обязывающим общением и считал, что более крепкие связи с людьми будут только мешать. Колокольчик над дверью звенит. Акааши тихо уползает под стойку с полным нежеланием выяснять, кого принесло в такую рань. Десять тридцать пять, друг, тебе и правда на помешает отоспаться. Принесло какого-то любителя двойного эспрессо. Через пять минут зашла дама на очень высоких каблуках — и так только она на них держится — которая взяла латте и пирожные. После нее наступило затишье. — Снова готовился к экзаменам всю ночь? — интересуется Цукишима, и Акааши, все еще сидящий на полу у стойки уныло кивает. — Еше полгода и я избавлюсь от всего этого. Уволюсь, буду работать юристом в какой-нибудь классной компании, у которой офис на самом последнем этаже в небоскребе. Цукишима усмехается, протирая стаканы. — И спать больше двух часов в сутки. На лице Акааши отражается блаженное выражение, будто это была единственная места в его жизни. Цукишима протягивает ему только что сваренный американо. — Цукки, ты лучший, в курсе? — За эту чашку кофе ты обещаешь защищать меня в суде, если я убью кого-то? Акааши пробует напиток и довольно морщится. — За эту чашку кофе я готов защищать тебя в суде, даже если тебя обвинят в терроризме. Хотя… — Акааши смотрит на него оценивающе, — ты ведь хороший мальчик, большее, что тебе грозит — штраф на непристегнутый ремень безопасности. Колокольчик на двери снова звенит. Акааши отставляет кружку и мило улыбается посетителю. Цукишима решает отойти к кофемашине — мешать Акааши в его обольщении покупателей он не будет. Серьезно, откуда у этого парня столько обаяния, что любого, даже самого несговорчивого клиента он может уломать на большой латте вместо среднего и на десерт в придачу? И это его вечно невыспавшийся вид. — Добрый день, я могу помочь вам с выбором? — Вообще-то, я жду друга, кажется, я немного перепутал время… и пришел раньше, — у клиента низкий, чуть грубоватый голос, и мнется он так, что становится понятно, чары Акааши работают. Опять, кто бы сомневался. Цукишима выходит из-за стойки, думая о том, что пора бы протереть столики. — Хорошо, вы можете присесть за любой столик и подождать, — в голос Акааши знакомые вежливые нотки, и, если бы Цукишима не знал, что будет дальше, он даже поверил был, что Акааши простой ненавязчивый бариста, — или, можете заказать кофе и ваше ожидание станет не таким долгим. Вот оно. Ну кто от такого откажется. Цукишима считает, что приемы Акааши использует те еще. Ему же просто невозможно сказать нет. На улице раздается какой-то хлопок. Потом еще один. И свет в кофейне гаснет. На часах застывает время десять пятьдесят три.