***
За окном был потрясающий закат. Тёплый денёк для зимы. Но Кастиэлю приходится сидеть в школе в такую погоду. А почему? Потому что Дина с Чарли оставили после уроков, за то, что они пропускали занятия. Бредбери Новак уже отпустил — она определённо усвоила урок. А вот Дин… В этих хитрых глазенках не было даже намёка на раскаяние. Сам же Дин сидел за партой и что-то усердно писал, а напротив — Кастиэль внимательно следивший за ним, как коршун за добычей. Никто из них не говорил ни слова, но в аудитории висела тяжёлая атмосфера, воздух был был слишком спертый, слишком жарко, да и вообще много чего слишком. Особенно то, как Дин стрелял на него своими зелеными глазами. Солнце светило через окно прямо ему на лицо, делая цвет ярким и насыщенным. Веснушки выступили, став более отчётливее. Винчестер снова бросил взгляд на него. Кастиэль не выдержал, вздохнул. — Дин, — сказал он, — ты сделаешь свою работу быстрее если не будешь отвлекаться. — Извините, сэр, — ответил парень, совершенно не сожалея. Вот же негодный мальчишка. Почему такой дерзкий? Не слушается совсем. Кастиэль решает, что необходимо его проучить. Он встал из-за своего стола, поймал заинтересованный взгляд Дина и направился к нему. — Мистер Новак? — Дин уже не отводил взгляда — Дин. — просто ответил Кастиэль Винчестер слегка напрягся, но все ещё внимательно смотрел, нет, следил за каждым шагом учителя. — Я хочу поговорить о твоем влечении ко мне. Глаза Дина округлились от этих слов, теперь в них появился страх — Я знаю, что ты думаешь обо мне. Я замечал это во время лекций. Смотришь на мои губы, руки. Дин уронил взгляд на те самые руки Новака, которыми он оперся о парту, слегка наклонившись к ученику. Тот невольно сглотнул, наклонив голову и неловко проведя рукой по коротким волосам. Кастиэль улыбнулся одними уголками губ, и Дин проследил каждое движение. — Это… — попытался что-то сказать он, но звуки выходили сдавленные и хриплые, — это так очевидно… сэр? После этого вульгарного «сэр» Дин вызывающе бросил взгляд из-подлобья. В глазах не было и намёка на быстро пропавший страх. Кастиэль услышал свой будто бы рык. Он резким движением обхватил шею Дина, наклонил голову так, как было удобно ему и поцеловал, сильно и грубо. Как давно хотели его потаенные бесы, как ему самому хотелось. Кастиэль схватился руками за рубашку Дина, заставляя того приподняться со стула. Он смог расстегнуть только пару пуговиц до того, как терпение полностью лопнуло, остальные пуговицы были безнадёжно оторваны. Винчестер, этот поганец, рвано выдохнул прямо в губы учителю и издал самый откровенный стон, который только мог. Кас грубо подхватил его за задницу и посадил на парту, где все ещё лежали какие-то конспекты — Дрянной мальчишка, — произнёс он на ухо Дину Дин покрылся испариной, а от холодного воздуха — муршками. Его дыхание сбилось, зрачки расширились, но во взгляде до сих пор плясали огоньки — Все ещё не усвоил урок? Винчестер ухмыльнулся, молча схватившись за рубашку учителя. — А вы меня наказывали, мистер Новак? Кастиэль не отреагировал на дерзость, уставившись на то, как тонкие пальцы его ученика медленно расстегивают белую рубашку, пуговицу за пуговицей. О, сейчас Новак покажет ему, что такое наказание. Он опустил руку и через джинсы сжал в ней член мальчишки. Дин дернулся от неожиданности, а уши его покраснели. Кастиэль удовлетворённо хмыкнул. Вот так то. Он пару раз провел рукой по всей длине, чувствуя возбужденный орган. Большим пальцем он слегка надавил туда, где должно быть основание члена, и Дин захныкал, лишившись былой дерзости. Ещё пару движений, и Кастиэль убрал руку только, чтобы увидеть раздосадованный и затуманенный взгляд ученика — Мистер Новак, — будто бы взмолился Дин. Лучшее раскаяние, которое у него было, пока что. А это ещё даже не наказание. Кастиэль расстегнул ширинку его джинсов и проскользнул холодной рукой внутрь. Дин захлопнул рот, словно сдержав громкий стон, видимо холодные пальцы прекрасно сочетаются с горячей кожей члена. То что нужно. Кастиэль провёл большим пальцем по головке, чтобы смахнуть выступившую каплю предсемени, лишь для того, чтобы почувствовать как тело мальчика снова неконтролируемо дёрнулось. А потом начал размеренно дрочить своему влюбленному ученику, медленно, мучительно и в тоже время, невероятно приятно. Кастиэль наблюдал за каждым изменением в лице Дина, который зажмурился и приоткрыл рот, рвано выдыхая при каждом движении руки. Громкое «Хах!» все-таки вырвалось из его горла, когда Кастиэль решил прибавить скорости. Дин согнулся, схватившись руками за рукава не до конца расстегнутой рубашки. И казалось, он вот-вот кончит, но разве это было бы наказанием? Кастиэль так не считает, он убирает руку ровно в тот момент, когда Дин едва ступает за грань. Он досадно стонет, даже хнычет, а на глазах выступают слезы. Вот теперь похоже, что его наказывают. Когда мальчишка успокоился немного, Новак возобновил все свои движения, начиная сразу быстро и грубо. Винчестер больше не пытался сдерживать стоны, громкие и похабные. Кастиэль почувствовал, как его возбужденный член дернулся, а в брюках стало слишком тесно, невыносимо. Поэтому, пока он дрочил Дину, второй рукой он погладил себя через одежду — Да, — выдохнул он. Дин дернулся в его руках, рукав рубашки, за который он схватился, стал мокрым от слез. Винчестер готов был снова провалиться, но Кастиэль опять остановился, и он заплакал — Пожалуйста, мистер Новак… Кастиэль восхищенно выдохнул — Сожалеешь теперь о своём поведении? Дин как будто не мог говорить, но он отчаянно кивал головой. Кастиэль провёл рукой по его щеке и вытер слезы — Хорошо А потом… А потом Кас просыпается. Резко и неожиданно. Совершенно дезориентированный и в полном ужасе. Это был чертов сон! Да и какой сон. Новак вскакивает на кровати. Ему жарко и душно, он скидывает одеяло, и — о какой «сюрприз», — у него стояк. Ему приснился такой похабный сон со своим учеником. Да и с каким! С Дином! С мальчишкой, который ему в любви признался! Кастиэль трёт лицо руками, не понимая стыдно ли ему или плохо. Новак хватает телефон с тумбочки и смотрит на часы. «05:07» показывают они. О, просто замечательно. Сегодня, видимо, будет «отличный» день. Нужно срочно что-то делать с этой ситуацией. С Дином. Нужно все прояснить, поговорить. Понять бы, что ещё надо говорить. Кастиэль вдруг видит перед глазами, как во сне кладёт ладонь прямо на член Дина, как мальчишка отчаянно дёргается. И, о боже, у Новака сбивается дыхание. Стояк, определённо, не даёт нормально думать. Прекрати думать об этом! Но все что может Кастиэль — видеть, как Дин стонет со слезами на глазах, пока Кастиэль дрочт ему. Картинка ещё свежа в памяти, и поражает своей интенсивностью. Будто бы это произошло на самом деле. Кастиэль вдруг слышит свой собственный стон, член дёргается, наливаясь и набухая сильнее. Ого, вот это номер. Он ещё не был так возбужден по утрам. «Не думай о Дине!» приказывает себе Кастиэль, залазия в душ, «не смей думать о своей ученике, пока дрочишь!», а потом добавляет неубедительное «Даже если он влюблён в тебя!» Все это летит в небытие, когда Кастиэль проводит рукой по члену, а в голове появляются яркие картинки из сна. Новак хрипит, ещё чуть-чуть. «Пожалуйста, мистер Новак» звучит голос Дина из сна, и Кастиэль кончает. Сильно и ярко, так что пятна перед глазами пляшут. Ему приходится какое-то время отдышаться, сердце заходится, а воздуха в лёгких не хватает. Кастиэля поражает то, какой сильный был оргазм, и в тоже время его одолевает сильнейшее чувство стыда и вины за то, что он сделал. Подрочил на своего ученика, боже, какой ужас. Разве это профессионально? Какой из него учитель, раз такие вещи вытворяет? Новак прислоняется лбом к холодной стене, стараясь понять, что теперь делать. Когда он выходит из душа время показывает: «05:40». Он провел в душе полчаса… Немного не выспавшийся, а точнее много, Кастиэль, полон решимости закрыть незавершенный вопрос с Дином. Он собирает свои книги — у него в конце концов по плану три занятия. Как ответственному человеку, Кастиэлю нужно их провести как полагается. Поэтому, приведя себя в полный порядок, он едет по своему выученному на зубок маршруту до школы. И он был уверен во всех своих действиях и намерениях ровно до того момента, как подошёл к самой школе. И эта самая уверенность мгновенно убавляется, а Кастиэль чувствует себя таким же подростком, какими являются его собственные ученики. Но не может же он просто развернуться и уйти? Он в конце концов должен сделать все как надо. Кастиэль вздыхает и заходит в школу. Быстро прошмыгивает в свой класс, где у него должно быть занятие и выдыхает. Речь, которую он придумывал и репетировал вчера никак не собирается в единое целое, он никак не может сформулировать все правильно. Ничего из того, что было в его голове не звучит правильно. Кастиэль видит лишь заплаканное лицо и «пожалуйста, мистер Новак». Кастиэль не знает куда себя деть. Как вообще общаться с подростком о такой теме? Как говорить с человеком, который влюблён в тебя? Звенит звонок, и Новак вздрагивает пытаясь сосредоточиться на уроке. Сейчас у него один из старших классов, и все эти дети совершенно неуправляемые. Даже когда Кас сосредоточен на все сто. — Что ж, здравствуйте, — говорит он устало и отрешенно, — сегодня обсудим ваше, эээ, домашнее эссэ, которе я давал вам… на прошлой неделе. Вся аудитория погружается в недовольный гул, но Кастиэль сейчас не способен провести полноценную лекцию. Ровно в тот момент как Новак хочет спросить первого ученика, дверь кабинета звучно раскрывается (едва не вылетает). О, все же явился. В дверях стоит опоздавший. Кас надеялся, что его сегодня не будет. Это Ал Вилер, самый ужасный студент, по мнению Кастиэля. Среди «своих» он зовет себя «Аластр», как одного из первых демонов, что, в приципе, даёт некоторое объяснение его натуре и характеру. — Мистер Новак. — говорит парень с какой-то подозрительно ехидной улыбкой и безцеремонно проходит к своему месту. — Ничего, что опоздал, — саркастично отвечает Новак. Одноклассники тихо посмеиваются, а Ал разворачивается к нему в пол оборота, почти сев. Парень ничего не говорит, но от его выражения лица Кастиэлю становится не по себе. Стараясь не накручивать себя, Новак возвращается к теме занятия. Спрашивает Гринберга, единственного отличника в классе, его домашнее эссе. Ученик рассказывает о Джеке Лондоне, и его работах, но Кастиэль слишком отвлечен, чтобы хотя бы сделать заинтересованное лицо. Он все ещё погружен в мысли о том, как правильно будет изложить, а главное правильно донести это до Дина. Этот урок как будто тянется вечность. Все эссе, которые были выполнены (а их на класс раз два и обчелся), рассказаны прочитаны и, даже, обсуждены. Последнее было о Оскаре Уайльде, Кастиэль запомнил, потому что наконец сосредоточился на занятии. А до его конца ещё целых десять долгих минут. — Что ж, — говорит Кастиэль, демонстративно смотря на часы, — мы все обсудили и если у вас нет вопросов, то я могу отпустить вас пораньше. Это всегда хороший вариант, чтобы быстрее отделаться от урока, когда плохо себя чувствуешь. И ученики рады, и учитель счастлив. Но Ал вдруг поднимает руку. — Мистер Новак, а правда, что Оскар Уайлд был геем? Класс мгновенно затихает, уставившись то на Ала, то на Кастиэля. И на секунду у него появилось плохое предчувствие, которое осело где-то в желудке. Не к добру этот вопрос. — Да, Ал, это так, он был гомосексуален. Ал ухмыльнулся, что-то это не очень хорошо. — Если ты удовлетворил свою тягу к знаниям, — продолжает Новак, — можешь быть свободен, как и весь класс. Фух, это работает, все ребята быстро собрались и улизнули из класса. Но Ал не спешит, он подходит к Новаку. — Тебя ещё что-то интересует? — Да, — говорит он с не очень хорошим тоном, — давно ли в Канзасе учителям разрешено спать с учениками? Кастиэль прикладывает все свои силы, чтобы не выдать своего ужаса, но внутренне у него все обрывается. — Прости? — Не прикидывайтесь, мистер Новак, я знаю, что у вас там с Винчестером! — Извини, но я не знаю, о чем ты говоришь, — Кастиэль старается звучать грубо и бесстрастно, — на что ты намекаешь? — О, сэр, я не намекаю, — отвечает тот, — я говорю, что мне все известно! — Не знаю, что тебе там известно, и чего ты пытаешься добится, но это идиотизм, — невозмутимо и грозно Кастиэль указывает на дверь, — вон из класса или иначе я отправлю тебя к директору. Ал выглядит разочарованным, и Новак вдруг ошеломленно понимает — он проверял. Видимо, что-то заметил в поведении Дина или подозревал о чем-то. Доказательств у него нет, и он решил «вывести на чистую воду» Новака. Ал хмыкает и разворачивается в направлении дверей. — Странно, что вы ничего не знаете, — бросает он, прежде чем окончательно выйти из кабинета. Когда дверь щёлкает, Кастиэль сдувается, он чувствует как подкосились ноги. Ему приходится присесть на первую попавшуюся парту, чтобы не упасть. Он в дерьме. И не только он, Дин тоже. Если они с ним… Если этот парень узнает… Кастиэль выдыхает, потерев переносицу пальцами. У него снова разболелась голова. Почему все происходит именно сегодня? Новаку придётся все же отрезать Дина от себя, чтобы не сделать хуже их жизни. Нельзя, чтобы что-то подобное случилось. Сегодня Кастиэль поставит точку, по крайней мере до выпуска Дина из школы.***
У Дина возникает дежавю: он пять с трясущимися руками стоит возле кабинета мистера Новака, а Чарли всячески пытается его поддержать. И опять, сам виноват. Ну не умеет Винчестер вовремя захлопывать рот. Теперь расплачивается. — Не переживай, — черезмерно весело говорит Чарли, хлопнув его по плечу, — в прошлый раз он тебя же не убил, да? — Да лучше бы убил… — бубнит Дин прискорбно. Чарли только закатывает глаза и молча тянет его к кабинету. Дин чувствует, как этот короткий путь становится похож на тропу к висельнице. А палач, оказывается, уже ждёт его. Мистер Новак задумчиво сидит за своим столом и едва ли обращает внимание на тех, кто зашёл. Что ж, лучше так. Но потом Дин понимает — что-то не так. Мистер Новак ведёт себя странно, как-то отрешённо, совсем не вникает в свой урок. Будто все его мысли заняты чем-то таким глобальным, что преподаватель даже не замечает учеников, не замечает так сильно опозорившегося перед ним Дина. Винчестер топит себя этими мыслями ровно до того момента, как глаза мистера Новака находят его. Его голубые глаза холоднее обычного, и у Дина начинает дёргаться нога. Дурацкие нервы. Преподаватель долго ничего не говорит, смотрит прямо на него, как будто там в голове происходит что-то очень важное, что Дину не суждено увидеть. Но тут вдруг мистер Новак начинает говорить, обращаясь к нему: — Дин, останься после занятия… — секунду помолчав, он добавляет, — пожалуйста. Чарли позади Дина совсем неестественно начинает кашлять, как будто пряча за кашлем удивленный возглас. Дин не понимает, он сам удивлен. Ещё одно дежавю накрывает его. Винчестеру остаётся только надеется, что на этот раз он со своей эмоциональной вспыльчивостью все не испортит. Время занятия тянется словно жвачка, приклеенная у Дина под партой, нога непрерывно дёргается, а от того, что называлось ногтями, остались обгрызанные ошмётки. Господи, когда уже закончится это, а? Последние нервы Дин тратит на ожидание, пытается совладать с собой, успокоиться, но стоит ему задуматься о ледяном взгляде учителя, ему становится не по-себе. И все плохие мысли снова пляшут по кругу в его голове. И вот долгожданный звонок резко трезвонит и выгоняет все мысли из головы. Все тут же подскакивают, собирая вещи. Это последний урок, а значит можно валить домой. Дин единственный, еле плетется, собирая свои учебники. Чарли встаёт из-за своего места и мысленно желает удачи Дину, он слабо ей улыбается. И вот снова, та же ситуация. Он и мистер Новак в кабинете одни. — Нам надо поговорить, — заявляет учитель. Дин неловко переступает с одной ноги на другую. Смотреть в глаза мистеру Новаку не получается, слишком нервно. Учитель подходит к нему и садится на корточки. — Дин, я не хочу, чтобы ты избегал меня или чувствовал себя униженным. Не нужно думать, что мне плевать. Потому что это не так. Дин поднимает на него взгляд. Черт, серьезно, Винчестер чувствует, как щиплет в глазах. Ну нет, плакать он точно не станет. Позорище какое. — Я лишь хочу объяснить тебе то, почему стоит быть осторожнее и не бросаться громкими словами на всю школу. Внутри все холодеет и обрывается, Дин даже не знает, что ответить. Мистер Новак отверг его или что? Ничего не понятно. Поэтому он так и говорит. — Не понимаю, что может случиться, что может быть плохого в моих словах? — Это не то, ты не так меня понял. Винчестер хмурится, он все больше теряется. — Я не говорю нет, Дин, я говорю не спеши. Есть вещи, которые сложно объяснить. — наконец продолжает мистер Новак. — Ты должен понять, что наша жизнь — не сериал или фильм, если кто-то узнает, проблемы будут не только у меня, но и у тебя тоже. Не стоит торопиться. Ты понимаешь о чем я? Теперь то Дин действительно понимает. Он даже не задумывался о том, что кто-то может услышать его или увидеть их вместе. Чтобы тогда случилось? Дин бы подставил не только себя, но и мистера Новака. Все могло закончиться ужасно. А если бы отец узнал… Дин наконец смотрит учителю в глаза: — Да, кажется, я понял. Новак слегка улыбается — Хорошо. — Но разве в этом есть что-то плохое, разве есть что-то плохое в том, что я чувствую? Учитель смотрит на него с какой-то тревогой. — Нет, Дин, в твоих чувствах и эмоциях нет ничего плохого. Это нормально, это не плохо. Я так не считал и не считаю. Дин хмурится: — Тогда, почему нельзя? Почему вы отвергаете меня? — Я не отвергал тебя… — Скажите, что не чувствуете того же! — через чур эмоционально вырывается у Дина из рта, прежде, чем он успевает это обдумать. Повисает громогласная тишина. Дин не отводя глаз, смотрит прямо на учителя, — скажите, что вам этого не надо, и я отстану! Честно. Мистер Новак вздыхает. — Я не отвергаю, Дин, я боюсь. Винчестер хлопает глазами. Боится? Чего? — Я боюсь, что об этом узнают, боюсь, что это навредит не только мне, но и тебе. Не хочу, чтобы твое будущее было испорчено из-за меня. Потому что… Дин настолько расчувствовался, что у него на глазах едва не выступают слезы, он хватает мистера Новака и снова его целует. Будь что будет, ему плевать, если его оклеймят. Дин думает, что сейчас его снова оттолкнут, но этого не случается. Мистер Новак целует его в ответ. И да, наконец-то, их первый нормальный поцелуй. Неужели правда случилось! Учитель слегка отстраняется. — Будет опасно, если ты продолжишь в таком духе. — А я не трус, мистер Новак. — Кто-то может узнать, — все ещё остерегает он его, — нам обоим не понравятся последствия. — Сейчас, в школе практически никого нет, никто не увидит и не узнает, — Дин снова целует его — Учти, Дин, обратной дороги не будет, — говорит учитель ему прямо в губы. Дин тает только от одного этого глубокого тона — Я никогда не поворачиваю назад — Что ж, — только и отвечает мистер Новак