Ночная смена

      Как только началась моя смена, в отеле снова появились две девушки, которые иногда здесь останавливались. У них довольно необычная внешность, но в некотором роде, они такие же, как и все остальные, кто приезжает и уезжает из этого отеля. Женщины редко останавливаются здесь только вдвоем, но почему-то мне кажется, что они могли бы справиться с любой ситуацией самостоятельно, если потребуется.       Они бывают здесь каждые пару недель и каждый раз привлекают мое внимание. Большинство людей приходят сюда, скрывая свои секреты. Интересно, какая история у них.       Как только дверь за ними закрывается, Эйва оказывается прижатой к ней. Рот Биатрис накрывает ее собственный, а горячий, влажный язык раздвигает губы и поджигает все тело.       Теплые руки блуждают под ее рубашкой, рисуя бессмысленные узоры на загорелой коже, прежде чем просто схватить ткань и потянуть ее вверх, пока она не окажется прямо под подбородком. Черный лифчик, который она выбрала этим утром нравится Биатрис, но она быстро от него избавляется.       Горячий рот обхватывает ее сосок, посасывая и покусывая до тех пор, пока Эйва больше не может этого выносить. Раздается глухой стук, когда она откидывает голову назад и громко стонет. Вот что такое рай.       Биатрис не останавливается. В ее движениях чувствуется голод, который порождает отчаяние у Носительницы нимба, вызывая потребность в прикосновении и насыщении этой великолепной женщиной. Остается лишь одно желание, подчиниться и полностью принадлежать ей всю ночь.       Рука скользит под резинку штанов, и когда монахиня мучительно медленно проводит пальцем по уже промокшим складкам, колени Эйвы подгибаются, но Биатрис быстро ее подхватывает. Она медлит, но затем снова захватывает губы обладательницы нимба.       Ловкие пальцы стягивают штаны вместе с черным нижним бельем, которое, кажется, никогда не задерживалось на ней надолго за те несколько раз, когда она его надевала.       Эйва посасывает нижнюю губу Биатрис, а затем прикусывает, вызывая стон, прежде чем отпустить с влажным хлопком. Их прерывистое дыхание на несколько секунд смешивается, пока Эйва больше не может сопротивляться. Ее клитор пульсирует, когда она проводит по нему пальцами по пути к собственному входу и тихий вздох срывается с ее губ от того, насколько она мокрая. У Биатрис непроницаемое выражение лица, она просто смотрит на Эйву, но ее грудь тяжело вздымается, а глаза темнеют от желания.       Эйва входит в себя двумя пальцами, это ощущение заставляет ее издать хриплый стон, и она чувствует, как Биатрис дрожит рядом с ней. Ее колени почти подгибаются, но монахиня поддерживает ее, заставляя оставаться на месте. Пальцы легко скользят внутри нее, и Биатрис, не колеблясь, нежно берет ее за руку и кладет блестящие пальцы себе в рот. Она низко стонет и ее глаза ненадолго закрываются, пока она языком нежно ласкает подушечки пальцев Эйвы.       Их действия могут считаться греховными, но это больше похоже на благословение, когда Биатрис снова целует ее, и Эйва чувствует свой собственный вкус на ее губах.       Монахиня опускается на колени, обжигая кожу горячими поцелуями, пока не достигает внутренней стороны бедер Эйвы. Она поднимает взгляд на Носительницу нимба, и не видит в ее взгляде ничего, кроме удивления и сильного желания.       Эйва нежно проводит большим пальцем по щеке Биатрис, прежде чем ее рука скользит к волосам монахини, готовясь к тому, что будет дальше.       Влажный язык Биатрис на ее клиторе заставил ее вздрогнуть, и она тяжело выдыхает. Монахиня забрасывает одну ногу себе на плечо, а затем теплый рот пожирает ее целиком, постоянно посасывая и облизывая, в то время как дыхание Эйвы становится все более и более прерывистым, а из ее рта вырывается поток ненормативной лексики.       Первый оргазм за ночь заставляет Эйву вздрагивать и задыхаться, в то время как монахиня продолжает лизать, с благоговением глядя на то, как ее действия полностью разрушают Носительницу нимба.       Следующие несколько часов они не отрываются друг от друга.       Эйва в первый раз произносит эти слова, когда стоит на четвереньках, а Биатрис входит в нее сзади. Гибкие пальцы проникают глубоко внутрь, наполняя ее снова и снова. Монахиня горячо дышит ей в ухо, цепочка с крошечным золотым крестиком постоянно касается обнаженного плеча Эйвы, и это почему-то кажется уместным. Освобождение подкрадывается к ней, она вскрикивает, но затем пальцы сгибаются внутри нее, вызывая второй оргазм, и она падает вперед, не в силах удержаться, пока болезненное блаженство охватывает ее тело, как волны, разбивающиеся о скалы. Нежные поцелуи скользят вверх по ее спине, а затем Биатрис целует ее в губы и обнимает.       Я тебя люблю.       Биатрис смотрит на нее сквозь полуприкрытые веки, когда Носительница нимба движется внутри нее. Лицо монахини — самое прекрасное, что Эйва когда-либо видела. Иссиня-черные волосы давно растрепались, выпадая из косы, щеки раскраснелись, а губы покраснели и распухли. Ее глаза закрываются, а рот образует беззвучную букву «О», когда ее накрывает оргазм.       Эйва сомневается, что когда-нибудь найдет в этом мире что-то, что сравнится с этим взглядом.       Она крепко прижимается губами к обнаженному плечу монахини, и сильно кусает его, чтобы не закричать, когда ее тело напрягается. Ее ноги бесконтрольно трясутся на талии Биатрис, сжимаясь и дергаясь, но монахиня просто продолжает совершать толчки, прижимая большой палец к набухшему клитору Эйвы, снова и снова, пока та полностью не выдохнется.       Она могла бы умереть прямо здесь и сейчас и быть счастливой, когда женщина, которую она любила, все еще двигалась внутри нее.       Эйва просыпается от того, что пальцы нежно скользят вверх и вниз по ее руке. Прохладный воздух касается ее обнаженной кожи, но повторяющиеся прикосновения согревают. Уголки ее рта дергаются и она по-настоящему улыбается, когда пытается чуть-чуть вытянуть ногу и обнаруживает, что ее подвижность ограничена, поскольку они с Биатрис крепко обнимают друг друга.       Монахиня шевелится позади Эйвы, а затем долгим поцелуем прижимается к ее плечу. Несколько прядей угольно-черных волос падают вперед и щекочут ее щеку. Она счастливо вздыхает, когда рука, поглаживающая ее руку, опускается и переплетается с ее пальцами и Биатрис притягивает ее к себе.       Эйва выгибается, желая быть еще ближе к женщине позади нее. Мягкие губы прижимаются к ее шее, снова и снова целуя шелковистую кожу, и вскоре возбуждение снова начинает шевелиться внизу живота. Это всегда происходило легко, когда дело касалось Биатрис. Иногда достаточно было просто на нее посмотреть, а ей улыбнуться. В других случаях монахине не нужно было вообще обращать на нее внимание, она могла драться на спарринге, бегать или делать что-то еще, что кому-то бы показалось обычным делом, но для Эйвы это было невероятно сексуально.       С ее губ срывается хриплый стон, когда рука, переплетенная с ее собственной, выскальзывает и смело обхватывает ее грудь. Монахиня целеустремленно и мучительно медленно проводит мозолистой ладонью по соску, прежде чем несколько раз повторить процесс. Эйва снова отводит бедра назад, отчаянно желая любого трения несмотря на то, что знает, что это будет не так просто. Глубокая боль в лоне, заставляет ее бедра сжиматься вместе. Она пытается взять себя в руки, прикусывая нижнюю губу, чтобы отвлечься, но затем гибкие пальцы перекатывают ее напряженный сосок, и ощущение стреляет прямо в клитор.       Ее спина выгибается от прикосновения и она издает низкий стон сквозь стиснутые зубы. Она сжимает волосы Биатрис, крепко удерживая монахиню на месте.       — Эйва.       — Пожалуйста.       Ее голос звучит хрипло и напряженно, а тело уже приятно болит, но эту потребность, это почти первобытное желание снова ощутить прикосновения Биатрис, становится уже невозможно игнорировать. Она знает, что они уже опаздывают, что рассвет быстро приближается, и им действительно скоро нужно уходить, но она ничего не может с собой поделать.       Монахиня вздрагивает у нее за спиной, прежде чем ее рука, наконец, перемещается туда, где Эйва в ней нуждается больше всего. Пальцы скользят по влажным складкам, собирая влагу и продвигаясь к набухшему пучку нервов, прежде чем погрузиться внутрь.       Другой рукой Биатрис обхватывает грудь Эйвы, сжимая и перекатывая затвердевший сосок. Горячее дыхание монахини опаляет лицо, она небрежно целует под челюстью, увеличивая скорость на клиторе, и вскоре Эйву снова охватывает сладкое ноющее блаженство.       Все тело Эйвы напрягается, когда оргазм омывает ее волнами, заставляя бедра бесконтрольно дергаться. Проходит несколько секунд, прежде чем она, наконец, может прийти в себя и понять, что огонь все еще бежит по венам.       Ей нужно больше.       Она поворачивается и оказывается сверху, сидя на бедрах Биатрис. Монахиня удивленно смотрит, как Эйва хватает ее за руку и глубоко вводит в себя два пальца. Последующий громкий стон, сорвавшийся с ее губ, заставляет Биатрис тоже застонать, и она толкается глубже, обхватив рукой талию девушки. Эйва подается вперед и наслаждается непристойным звуком удара мокрой кожи о мокрую кожу, когда двигается на пальцах Биатрис, задавая быстрый темп. Ее ноги дрожат, и когда монахиня садится и берет сосок Эйвы в рот, Носительница нимба не может удержаться от того, чтобы сильнее прижаться бедрами к животу Биатрис.       Она задыхается от ощущения влажного горячего языка, непрерывно скользящему по ее груди.       — Больше, детка, я хочу больше тебя.       Ее голос звучит отчаянно, но это ничто по сравнению с грязным стоном, который срывается с ее губ, когда монахиня добавляет третий палец.       Он исчезает глубоко внутри нее, и стенки влагалища Эйвы восхитительно растягиваются вокруг пальцев Биатрис.       — О, Боже, это так… ты меня погубишь… Бля, не останавливайся, детка, пожалуйста…       Она знает, что Биатрис не остановится, знает, что, если бы их ночь не подходила к концу, монахиня не переставала бы трахать ее, пока она не превратилась бы в дрожащее месиво, задыхающееся и просящее ее о снисхождении.       Со следующим толчком она чувствует, что пружина, образовавшаяся внизу живота, разжимается, и громко кончает на пальцах Биатрис. Монахиня нежно проводит ее через последствия, пока ее бедра полностью не прекратят свои безумные движения. Они соприкасаются лбами, руки Биатрис обнимают ее за талию, притягивая ближе к себе. Эйва обхватывает лицо монахини руками и прижимается в долгом поцелуе к красным распухшим губам, о которых она мечтает, когда проходит слишком много времени с тех пор, как она в последний раз чувствовала их на себе.       — Я тебя люблю.       — Я тоже тебя люблю.       Они повторяли эти слова много раз в течение последних нескольких часов, но почему-то Эйве никогда не надоедает их слушать. Она улыбается и снова целует монахиню.             Слезы приходят, когда они стоят в душе. Эйва прячет лицо в изгибе шеи Биатрис, а та крепко ее обнимает. Она бессильна остановить их. Монахиня шепчет ей успокаивающие слова, в то время как вода смывает с них грех, оставляя их чистыми, но от этого не становится легче. Она хочет просыпаться с запахом Биатрис повсюду, хочет чувствовать монахиню везде, куда бы она ни пошла, но они не могут себе этого позволить. Пока нет.       — Скоро, детка. Скоро.       Это то, на что они обе надеются, но на самом деле они понятия не имеют, когда Адриил снова появится и смогут ли они победить его, если он это сделает. Они не могут уйти раньше. Не могут оставить все позади. Поэтому они остаются и тренируются. Готовятся к битве, в которой могут не выжить, потому что это правильно. Сохраняют видимость, чтобы их не приняли за тех, кто они на самом деле, и не осудили за любовь, которую они разделяют. И это сильнее их обеих.       От этого не становится легче справляться с болью, когда ей так хочется быть рядом с Биатрис ночью, протянуть руку и прикоснуться к ней во время спарринга, поцеловать ее мягкие губы в темноте или услышьте слова, которые не были сказаны никому другому.        Прямо перед тем, как Эйва открывает дверь, чтобы уйти, монахиня втягивает ее внутрь и еще раз целует, нежно и медленно. И Эйва знает, что будет помнить этот поцелуй всю неделю. Может быть, даже дольше. Она обнимает шею Биатрис и притягивает ее к себе еще ближе.       Ближе к сердцу, которое бьется только для монахини.       Я так сильно тебя люблю.       Обе девушки ушли ровно через шесть часов. Я до сих пор не понял, в чем заключалась их цель, но думаю, что они работают в другом городе, и это их остановка на пути. Адское место для отдыха, если это действительно так.       Та, что с темными волосами, заплатила наличными и оставила чаевые, которые были больше, чем я получил за всю ночь от всех остальных гостей вместе взятых. Учитывая тот факт, что эти комнаты сдаются по часам, это было очень щедро с ее стороны.       У обеих девушек во взгляде печаль. У брюнетки глубокий взгляд, скрывающий так много эмоций, что я много раз выставлял себя дураком, когда меня ловили на том, что я пялился.       В свою защиту могу сказать, что обе очень красивы, и я не могу не замечать их, когда они приходят.       Замечать и удивляться.       Сомневаюсь, что когда-нибудь узнаю, кто они на самом деле, но пока они единственные, кто выделяется из толпы.