Night

Ночь, темным полотном накрыла город, прохлада освежала, звёзды, как миллионы маленьких бриллиантов, рассыпались по небу. Из окон давно не горел свет, часы, в которых нельзя было разглядеть время из-за темноты, показывали три часа ночи. Постепенно начинало светлеть. —Леоне..—шепотом проговорил, знакомый до боли в сердце, голос. Рука с зажатой в пальцах сигаретой, которая тлела, осыпаясь на подоконник, опустилась, прижав уже остывший пепел. —Бруно. —хрипло, уже не в том состоянии, что днём, ответил Аббакио. Пахло вином и сигаретами. Леоне не оборачивался, он боялся, что ему кажется. Его Бруно Буччелатти умер, тогда в 2006-ом, когда он ушел, после очередной для них ссоры. Нет, его не сбила машина, он не был застрелен из-за наркотиков, с торговлей которых боролся. —Давно не виделись, — ближе, уже возле несчастного подоконника, который уже давно не такой белый, когда квартира была только куплена, на ней скопилась пыль, пепел от сигарет, в некоторых местах она была прожжена, случайно упавшей, после первой затяжки Бруно, которой он подавился и начал кашлять, в некоторых местах были следы от расплавления. —Горячие тарелки нельзя ставить на подоконник! Леоне!— Прикрикнул Буччелатти, заметив аккуратный круг из пластика на поверхности. Тогда все было хорошо.. —Уйди. Прошу тебя, Бруно. Между нами больше ничего нет. И не..—Мужчина с синим каре залез на подоконник, свесив ноги вниз, васильковыми глазами разглядывая давно забывшийся образ Аббакио. Волосы все такие же длинные и пепельные, только слишком растрёпанные, за ними давно уже перестали так тщательно ухаживать. Глаза, потухшие, с фиолетового переходившие в желчно-желтый. Нет ни намека на косметику, все будто стало мертвым, но отлично сохранилась. Будто погибшая птица, упавшая в осеннюю листву, которая не сохранила ее хрупкое тельце. —Будет,— продолжил за него Буччелатти. Бруно выглядел, на удивление, живым. Его белый костюм с черными "капельками" и открытой грудью, на которой был будто бы узор, который оканчивался сердцем снизу. Кружево. —Как поживаешь Леоне?— стоило спросить мужчине, как экс-полицейский вздрогнул. Какая знакомая интонация. . . —Снова сложное дело? — Спросил, пропустив в их квартиру Бруно, взглянув на влажные глаза Аббакио и его брови, которые ломанной линией приподнялись вверх. Он сейчас заплачет, нет, взревёт, как ребенок, который потерял друга. Его он и не смог защитить. —Всё возвращается бумерангом, Леоне. Твой уже вернулся. Он погиб по твоей вине, твои взятки сделали свое дело. Верно, Аббакио? — шептал предательский голос в голове, который не давал спать, а лишь заставлял захлёбываться и икать от слез. Бутылки от вина скапливались в его комнате, пепельница была полна. —Как поживаешь, Леоне? — каждый день начинался с этой фразы от напарника, она въелась в подкорку мозга, казалось, что если разбить Аббакио череп, то на одном из осколков можно было прочитать эти слова. —Я не верю, что ты здесь. Надеюсь, сейчас я под кокаином и ты скоро уйдешь вместе с кайфом. — прошептал Леоне, сухими губами касаясь сигареты и делая долгую затяжку. Курение доставляло странное удовольствие, будто с жаром и горькостью сигары уходила внутренняя боль, накопившаяся с годами отчуждения, даже наркотики не давали такого спокойствия и ухода из мира. Все застывало. —Знаешь, Аббакио, мне до безумия было страшно идти сюда. Я боялся, что ты уже не со мной. Ну, в этом мире. Я до сих пор дорожу тобой, Леоне. Как тогда уже не будет, правда. Но мы можем попытаться снова построить мосты до друг друга. Если захочешь, приходи в Пассионе.— Бруно слез с подоконника, аккуратно обхватив, контрастно холодную, по сравнению с руками мужчины с каре, которые всегда были по-матерински тёплыми. Визитка легла между пальцев. —Леоне, прошу обдумай это хорошенько. Я всегда буду ждать тебя там, познакомишься с моим сыном. У него красивые глаза. Его зовут Джорно, мой день. Прошу тебя, Леоне, подумай.— на кухне остался только Аббакио. Он убрал волосы, что все время частично закрывали его лицо. Слезы, мелкими каплями падали на подоконник. Ноги подкосились, стоило двери закрыться. Сигарета давно уже потухла и просто покоилась на подоконнике, остатки дыма поднимались к жёлтому потолку.