Ни на шаг

В коридорах горит свет. Тускло и ровно. Здесь никогда не бывает ночи. Здесь не бывает и дня. Здесь все так: тускло, ровно. По правилам. Что-то меняется, только если, как они это сделали совсем недавно, попытаться разнести все к чертовой матери. Бартон заворачивает за угол, не сбавляя темпа ходьбы, и коротко улыбается себе. Своим воспоминаниям. С Локи – не так. Локи – огонь. Бушующее пламя где-то внутри, рвущееся наружу, сметающее все преграды. Пожирающий огонь. Иногда Бартону кажется, что этот огонь пожрал его душу. Иногда Бартону кажется, что он все еще под гипнозом. Он боится. Ему страшно, больно, тошно от себя. Ведь в любом случае он – предатель. Но еще страшнее мысль: завтра его уже здесь не будет. Его, черт возьми, не будет на одной планете с ним. Вообще. Не будет. Пока не настает вечер, эта мысль, пульсирующая на краю сознания, приносит только какое-то невнятное беспокойство. Доставляет почти неощутимые неудобства. И только когда темнеет, Клинт вдруг в полной мере осознает, что произойдет завтра. Понимание обрушивается на него так внезапно, так тяжело, что почти раздавливает. Он не успевает даже запаниковать. Да и не в его правилах паниковать. Что страшнее – не успевает понять, что делать. Да и может ли он? Всегда привыкший подчиняться приказам, жить в рамках, по уставу, принимая чужие правила игры, он так радовался обретенной свободе тогда. Смешно: единственный, кто ничего не навязывает, – Локи. Он никогда не приказывает. Не заставляет верить во что-то силой, не принуждает, не угрожает – он просто открывает тебе глаза. Часто задает вопросы. Всегда прислушивается к советам. Да он попросту умеет слушать. Слушать! Клинта раньше никто никогда не слушал. Так – никто. С ним вообще раньше не было никого рядом. Так – не было. Господи, да как он вообще мог?! Отступить в тот самый момент, когда был нужен своему богу больше всего?! Как мог предать его?! Его! Да гори она огнем, эта чертова планета, если Локи так захочет! Все они пусть горят! Бартон снова круто поворачивает. Финишная прямая. Но в том и дело: он не захочет. Он не хочет зла. Он хочет помочь. Они сопротивляются, потому что не понимают. Клинт тоже сопротивлялся. Но ему проще: он уже был за чертой. За той чертой, куда им ступить пока не дано. Чтоб увидеть: Локи – жизнь. Локи – свет. Локи – весь мир. И даже чуть больше. Он – бог. Что делают с теми, кто предает веру в своих богов? Казнят, кроваво и мучительно? Но Локи не нужны кровавые жертвы. Да и зачем казнить, если жить с этим куда больнее. Жить непрощенным. У него остается последняя надежда. Последний шанс на прощение. Последний шанс хоть что-то искупить. И если он простит… Как хочется в это верить. Это почти невозможно, недосягаемо, но как хочется верить… Если Локи простит, Клинт больше никогда – никогда! – не отойдет от него ни на шаг. В стеклянной клетке – тот же тусклый свет, что и в коридорах, но на площадке вокруг нее – темно. И Локи – там. В светящемся круге. В центре, в луче света, как и положено богу. На миг у Клинта перехватывает дыхание. Локи стоит прямо, не шевелясь, заведя руки за спину. Ему до последнего момента казалось, что что-то помешает, встанет на пути. Что он больше никогда не увидит бога. Клинт сбивается с шага. Приостанавливается. Дыхание перехватывает вторично, уже от возмущения: он вдруг видит – руки заведены за спину не просто так. Видит цепи, наручники. Намордник. Теперь он точно готов убить всех. И сердце пронзает незнакомая ранее щемящая жалость. На миг ему даже страшно: как можно жалеть бога?! Но потом понимает – можно. Это Локи. С ним можно все. На темной площадке он различает две фигуры с оружием. Собственно, они тут так, для вида. Не от кого его теперь охранять. Они думают, что не от кого. Клинт подходит к ребятам, сдерживает желание уничтожить их обоих, на месте. Просто за то, что стоят возле ЕГО клетки с оружием. Просто за то, что молча смотрят на все это. Но сдерживает: они просто еще ничего не понимают. Бросает: – Погуляйте, ребята. Те коротко зыркают на него с уважительным пониманием. Они думают, он пришел мстить. Кивают и выходят. Бартон открывает клетку и шагает внутрь. Локи резко разворачивается к вошедшему. В глазах мелькает узнавание, отчаянное понимание, он… Клинт уже привык читать по его глазам, но не может поверить в то, что видит: Локи тоже ждет от него мести. Что Клинт способен сделать бессмертному? Только причинить боль. Все живые существа боятся боли. И Локи хочет убедить себя, что он – не боится. Готовится к Асгарду. Черт их там знает, что они придумают. А еще Локи видит, что Клинт читает его. И круто разворачивается к нему спиной. Но в освещенном аквариуме не так-то просто отвернуться: вокруг куча отражений. Почти как пытка зеркалами. Кто придумал делать это с ним? Фьюри? Фантазии Тора на такое явно не хватило бы… Клинт ловит глазами его взгляд в слегка искаженном отражении. Решительно идет к нему, извлекая из-за пояса тонкую отмычку. Старается сделать это быстро, незаметно, но видит: Локи улавливает движение. И даже несмотря на то, что сам инструмент он мог и не рассмотреть, чуть заметно вздрагивает. – Сейчас, – говорит, осторожно дотрагиваясь до застегнутого сзади намордника. Говорить богу что-то типа "не бойся" кажется ему кощунством. Хотя видит – Локи боится. Пытается скрывать, но от Клинта не скроешь. Клинт слишком хорошо его знает. А руки дрожат. Потому получается не с первого раза. Но получается. Замок щелкает, намордник с грохотом падает на пол. Клинт слышит, как Локи судорожно вздыхает и тут же говорит. Констатирует, демонстрируя понимание ситуации: – Они прислали тебя, – в голосе звенит натянутая издёвка. – Не прислали, – выдыхает Клинт. Говорить – трудно. Опускается на одно колено, принимается за наручники. Локи молчит. Клинт слышит: дышит глубоко. Как будто дыхание пытается восстановить. Или просто – надышаться: а вдруг снова намордник вернут. Он не верит. Цепи падают на пол. Клинт остается в том же положении – на одном колене. Замирает и смотрит в пол. Глаза поднять – страшно. И он не уверен, что имеет на это право. Локи медленно разворачивается, приседает напротив, поднимает пальцами за подбородок, заставляя встретиться взглядом. Смотрит холодно. В самую душу. Не верит, черт побери. Не верит! А кто бы поверил предателю? – Зачем ты пришел? – почти шипит. – Прости, – одними губами произносит Клинт. Его бьет крупная дрожь. Локи так близко. Жив. Рядом. Только бы простил. Только бы простил… Что-то меняется в его лице. Что-то мелькает во взгляде, но через миг он снова холодный. Жесткий. – Чего бы вы ни добивались, – говорит чуть слышно, слегка прищурившись, потом – с откровенной издевкой приподнимая брови, – у вас ничего не выйдет. Клинт смотрит умоляюще. Молчит. А что говорить? «Пожалуйста, – думает он, – пожалуйста, поверь. Вернись!». Вернись, потому что этот Локи не похож на того. Этот, несмотря на близость, Клинт чувствует его прохладное дыхание на лице, на самом деле – далеко. «Надо его выводить, – просыпается в Клинте солдат. – Быстро выводить, отношения можно выяснить и позже». Но Локи не пойдет. Он знает: никуда Локи не пойдет, пока не поймет, что это не провокация. Нужно было просто хватать его за плечо и тащить. Пока в наморднике и в наручниках. Локи резко поднимается, но Бартон успевает схватить его за руку. Чувствует, как он вздрагивает. Дергается, как от удара. Замирает. Клинт подносит его ладонь к губам, осторожно целует. Едва касаясь. Как будто боясь спугнуть. – Мой бог, – тихо произносит и поднимает глаза. И, кажется, срабатывает: Локи смотрит на него уже совсем по-другому. Все еще недоверчиво, но уже растерянно. Очень по-человечески растерянно. Клинт снова целует его руку. Теперь – увереннее. Локи опускается резко. Хватает его лицо в ладони и всматривается в глаза. Все еще боится верить. Но верит. И Клинт понимает: он прощен. По взгляду, по вновь сбитому дыханию, по тому, как бог сжимает в ладонях его лицо. Он резко подается вперед, целует коротко, быстро, легким порывистым касанием. Думает о том, что получил прощение слишком легко, скороговоркой шепчет в губы: – Прости-прости-прости. Вместо ответа Локи кладет руку ему на затылок и рывком прижимает к себе. К груди. Клинт обхватывает его. Чувствует, что его тоже бьет дрожь. Чувствует, что должен, обязан утешить, успокоить. Время есть. Ребята вернутся не скоро – они знают методы Клинта. «Правда, немного не эти», – думает он и сдерживает нервный смешок. Слегка отстраняется, смотрит вопросительно. Снизу вверх. С готовностью. Локи с силой толкает его в грудь, оказывается сверху; Клинт, поднимаясь на локтях, подается к нему, и Локи целует уже по-своему: требовательно, жестко. Прижимая запястья к полу. Нависая над ним. Клинту почему-то думается о том, что случится с Наташей, зайди она сейчас сюда и увидь это. Нервный смех все-таки разбирает его. В ответ на что Локи резко соскальзывает с него на пол и, больно сжав плечи, переворачивает. Клинт слушается, но с очередным смешком всхлипывает в локоть. Локи оказывается сзади. Обвивает руками за пояс, щелкает пряжкой. На пол падает кобура. За ней сдергивает брюки. Нависая сзади, захватывает рукой за шею, шепчет в ухо: – Соскучился по мне? – Да, – Клинт готов кричать об этом, но Локи не разрешает ему впустить в легкие достаточно воздуха для крика. Только сжато выдохнуть еще раз. – Да… Он отпускает шею, перехватывает бедра, резко входит. Движется ритмично, болезненными толчками. Клинт не боится боли: Локи научил его не бояться. Только закусывает рукав, чтоб не вскрикнуть поначалу. Привыкает. И подается назад к нему, прогибается, вскидывая голову. Видит отражение. Искривленное отражение в темном стекле. И его глаза. Стонет сквозь зубы, прогибаясь еще больше. Так больнее. Но и удовольствие острее. Локи научил его получать наслаждение. Локи научил его чувствовать. Локи научил его любить. Толчки все чаще, все резче. Дыхание хриплое, сорванное, сбивчивое. Дыхание – у них обоих. Их общее дыхание. И Клинт знает, чувствует, что обязан сказать это сейчас. Еще раз. Чтобы очиститься. – Прости, – сквозь стон произносит он, и Локи судорожно вздыхает в ответ. А через несколько рваных, резких, максимально болезненных и возносящих на пик блаженства движений – кончает. Клинт не успевает. В голове мелькает совершенно ненормальная мысль, что вполне заслуженно, за ней – нормальная, что эти понятия несколько несоизмеримые, но тут его член обхватывает рука Локи. – Прощаю, – выдыхает в ухо. Клинт закрывает глаза и ныряет в пустую темноту, а весь мир сжимается до пульсирующего, изнывающего от желания его естества в руке у Локи. Он – в руке у Локи. Всё – в руке Локи. Так правильно. Локи знает, что делать. Несколько движений, и всё. Клинт стонет, по телу проходит судорога. На этот раз в его стоне явно звучит: – Локи! А бог, вновь нависая над ним, обхватывает его и шепчет в ухо, обжигая горячим дыханием: – Клинт. Впервые в жизни: Клинт. Не Бартон – Клинт. Они выходят в тусклый коридор вместе. Плечом к плечу. Идут почти в ногу. Одновременно коротко смотрят друг на друга, так же коротко улыбаются. Клинт думает о том, что у Локи самая светлая улыбка из всех, что он когда-либо видел. А Локи… А плевать ему, о чем думает Локи. Он просто будет рядом. И больше никогда – никогда! – не отойдет от него ни на шаг. Локи качает головой. Он никогда не поймет людей. Смотрит на стрелка и подмечает во взгляде безумие. Горящий взор, блеск. Он не дает Локи отойти далеко, постоянно норовит прикоснуться к нему. Смотрит будто бы вперед, но периодически нашаривает бога взглядом, словно боясь потерять. Бартон выглядит больным, ему не следует доверять… Но во взгляде его – сумасшедшее обожание, готовность поклоняться Богу. Это не то, чего он хотел, вовсе нет. Но если сегодня один человек опустился на колени по доброй воле, завтра это может сделать целый мир. Локи улыбается.