Влюблённость

В комнате было холодно и тихо. Ветер тихо шевелил длинные шторы, они шуршали и с равной периодичностью хлопали от более сильных порывов. Сквозняк дул из-под двери, лез в комнату с балкона старательно понижая градус холода в помещении. Кому же не плевать? Холод помогает чувствовать себя живым.Темные обои, воздух будто застыл, даже одеяло не спасает. Дазай встает ногами на обжигающе холодный пол и медленно идет к балкону. Ступает на ледяной бетон. Балкон не застеклен, пол холодный, ступни леденеют сквозь носки, ветер дует в лицо. Сейчас та пора, когда остается лишь чуть-чуть до рассвета. Звезды тихо и неторопливо гаснут в темном небе. На востоке, где-то на краю пустыря, который тянется за жилым районом высоких новостроек небо окутывается предрассветной дымкой. Оно светлеет, становясь более бледным, но все таким же холодно-отчужденным. Ветер дует сильнее, развевая волосы, обжигая холодом лицо. Дазай глубоко вдыхает. Этот предрассветный ветер имеет свой неповторимый запах, такой до боли знакомый. Он холодный, слишком яркий и ледяной, пронзает своей свежестью и первозданностью легкие. Слишком нереалистичный. Пробегает по телу и, кажется, проникает в вены тысячей игл, разнося свежий холод по всему телу, замораживает кровь и окутывает чистотой. Это, безусловно, приятно. Вот-вот должно встать солнце. Яркий голубой цвет напоминает Дазаю о Чуе. Чуя это его личное проклятие и личное сокровище. Напарник, с которым всегда так легко и так сложно. Его точеная и тонкая фигурка стоит в глазах Дазая. Яркие голубые глаза, пронзающие своей искренностью, как предрассветный ветер. Улыбка, настоящая, как глоток воздуха среди вечной лжи мафии. Чуя не сможет понять Дазая, а Дазай не понимает Чую - вранье. Прекрасно они все понимают. Они и похожи то во многом, но не осознают этого факта, пока предпочитая считать друг друга противоположностями которые притягиваются. Дазай столько раз его оскорблял, бил и унижал, давил на больные места, выискивал слабости, что это уже стало чем-то привычным. Зачем он это делал? Надеялся что напарник имеет причины за которые модно ненавидеть? Имеет причины не быть таким притягательным? Есть ведь факты по которым судьба и Высшие силы неправы, снова и снова сталкивая его с Накахарой, есть моменты за которые Чуя просто не может Дазаю нравится. Ну не может, надо найти и показать это, доказать себе: "смотри, Дазай, он не идеален, хули ты хочешь рядом его видеть подсознательно?" Чуя снова улыбается. Но не рядом с Дазаем. вообще-то Чуя тоже с Дазаем не идеально общался, но. Дазай не мог понять свои чувства. Вроде взаимная ненависть стала прочной основой их отношений, но Дазай понимает, сейчас он не ненавидит. По крайней мере он. Ненавидел ли Чуя его когда-нибудь вообще, или все это - ответная реакция? Право же, не пойдешь же ты дружить и обниматься после того как тееб снова указали на все недостатки и комплексы, и так ненавидимые? На миссиях Дазаю бывать даже нравится. Да что там, он любуется своим напарником, когда тот сражается, смотрит на изящные движения, наслаждается как наркотиком этим смертельным танцем, в котором Чуя скользит по полю боя. То, что с каждой секундой танца становится все больше трупов с ужасными увечиями вокруг Дазая только заводит. Он любуется яркими огнями победы, что разгораются в аквамариновых глазах а сейчас чуя смотрит так реже, во всяком случае не рядом с дазаем. Дазай искренне отмечает, что эта гибкая и хрупкая, такая, будто выточенная из мрамора Микеланджело фигурка идеальна. Боже, да он бы дьяволу мори? душу продал, чтобы сжать своими пальцами эту тонкую талию и поцеловать хрупкие, вразлет ключицы, оставить следы на идеально бледной коже. Да Чуя гребанный эталон внешности, ему бы в модели, а не вот это все и стирать со скул своих идеальных капли чужой крови, такой недостойно низкой чтобы упасть на Чую. дазай не признается, что чуя ему в эротических снах снился Дазай не может понять что гложет его, что заставляет просыпаться посреди ночи от мыслей о напарнике. Что заставляет паниковать внутри, когда Чуя снова активирует порчу и бросаться под пули, лишь бы успеть. Лишь бы успеть. Что заставляет со скрываемым волнением следить глазами за Накахарой, отмечая и запечетляя в памяти все его движения во время его поединков. Смутное чувство внутри хочет обнять Чую и защитить, но Дазай эти мысли откидывает. Он не знает, когда произошло так, что его глаза следят за каждым движением напарника, а мысли вообще сосредоточились только на нем. Он так то не центр жизни Дазая, совсем нет, ну и почему он тогда о Чуе только и думает? Как верующие день и ночь богу молятся. Хотя по факту Накахара самый настоящий Бог, просто чуть более... Приземленный? Дазай внутри себя кажется уже основал культ поклонения. И... Дазай действительно запутался. Чуя. Он... Кажется открытый, кажется его легко прочитать, но тот может и поступить совсем иначе, по своему, не как просчитывал Дазай. Вроде ясно-ясно, а там двойное дно и вообще глубина марианской впадины, считай Дазай, просчитывай. Осаму думает, что Чуя не может его понять. Холодные стены давят на него, темные коридоры мафии напоминают собственные душевные лабиринты. Сам себя Дазай не может анализировать. Ему кажется что все плохо, хотя вокруг вообще вроде даже все создано для него, кроме Чуи. Вот уж действительно единственный человек, что под Дазая никогда не прогибался. Они мир этот делят на двоих, так как склонить один другого не сможет никогда. Равноправны, равносильны, один дуэт. Дазай блуждает в потемках собственной души, запутываясь все больше. На него давит жизнь, и, кажется, лишь он способен себя понять. Или достигнуть уровня "примерно", хотя пока этого не наступило. Темнота и холод сопровождают его всю жизнь. А у Чуи яркие голубые глаза, искрящиеся счастьем от сознания собственной победы. У Чуи тонкая талия, которой могли бы позавидовать девушки. Чуины волосы вьются и окружают голову рыжим ореолом, спускаясь в хвост. Они идеально ему подходят, дополняют характер и способность, само естество Чуи. Накахара идеально подчеркивает свои достоинства, так что Дазай не может не любоваться его силуэтом. Чуя аккуратен, красив, сексуален и идеален. Дазай признает это. Чуя умеет нравится людям. Дазаю кажется каким бы Чуя не был его он никогда не поймет. Был бы Дазай художником - Чуя Накахара точно был бы его музой, и, Дазай уверен, эта муза дарила бы ему бесконечное вдохновение. Да Чуя божественнен вообще, чего ему заплутавший и заблудившийся в себе и жизни Дазай? Он долго думает о чем-то неопределенном, рассыпанном вокруг сверкающе-темного с красным силуэта Чуи, глядя на медленно встающее солнце. Звезды, кажется, замирают, ветер затихает в момент вступления светила в этот жестокий и холодный мир. То не торопится, медленно показывая один край и, наконец очень быстро появляется над горизонтом, отражаясь в стеклах домов и лучясь во все стороны. И Дазай осознанно признает - в нем живет дурацкая влюбленность в Чую. Он уверен что это не принесет ничего хорошего, ведь Чуя не поймет его. Не признает, оттолкнет или сбежит, но рядом быть определенно не позволит. И Дазай, тяжело вздохнув, уходит в глубь холодной и темной квартиры.

***

Чуя лежит на кровати. По неизвестным ему причинам именно ранним утром он проснулся резко, как от толчка. В комнате темно. Холодный воздух окутал спальню, опять он забыл закрыть окно. Темные шторы безвольно повисли с карниза. Постепенно глаза привыкают к темноте и Чуя различает предметы. Вон тумбочка, вон небольшой шкаф. Ветер подвывает из под двери, сквозняк. Видимо закрыть он забыл не только окно. В комнате присутствует своя атмосфера, что пронзает легкие ностальгией и каким-то ощущением грусти, печали. Странные эмоции, но Чуя чувствует - его куда-то тянет, чего-то не хватает так остро, но он не может понять чего. В голову приходит его напарник. Высокая фигура Осаму Дазая закутанная в черное и всегда с печальным выражением лица. Чуя не помнит, когда это началось. Он не помнит, когда именно стал обращать столь пристальное внимание на своего напарника. Не помнит, когда стал, оглядывая его признавать - Дазай красив. Своей темной, холодной и неприступной красотой. Прекрасен в своей печали и недоступности, прекрасен своей изрезанной душой. Коё бы сказала - "Темная роза". Роза - королева цветов, непревзойденная, лучшая, самая красивая и идеальная, царапающая шипами. Дазай действительно роза - король мафии, непревзойденный стратег и лидер, лучший в анализе ситуаций, самый красивый для Чуи (хоть это и сложно признать) в мафии, идеален в своей разбитости, больно ранящий шипами всех приближающихся. Чуя сам создал свой образ верного до безумия мафии, сильного, уверенного человека. Человека, смелого до безумия. Верного, до смерти. Хотя зная о настоящей форме Смутной печали можно назвать и смерть и безумие синонимами. Одно вытекает из другого, обозначая Чуе смерть, если рядом нет Дазая. Его, Накахару, называют обладателем идеально сильной способности. Многие, многие в мафии завидовали ему. Многие насмехались. И никто не знал, что прятал он под своей идеальной оболочкой. А там кричал и бился маленький избитый жизнью человек. Человек, что мечтал о ком-то близком, человек что жаждал ласки, человек до боли не уверенный в себе. Человек что раз за разом проигрывал. Человек, что ненавидел себя, свою способность, прячущий шрамы на теле и в душе. Чуя кричал в душе и бился. Бездушная машина, не имеющая сердца. Это бьет по израненному и склеенному заново телу, заставляя вновь и вновь проводить лезвием по запястьям, оставляя тонкие рваные и жгучие раны. Как чертов Дазай, честное слово. И как он до такого докатился? Чуя так хотел к кому-то прижаться, к кому-то кто поймет, примет и не оттолкнет. А на миссиях он снова любовался Дазаем Осаму, своей темной розой. Тонкие пальцы, изящные черты лица, мягкие вьющиеся волосы, что так хотелось потрогать. Этот человек оттолкнет, что, ему своих проблем мало, а тут еще ненавистный напарник. И Чуя боится притронуться и сжимаясь стоит в стороне. Да, для него Дазай изящен, красив, идеален. Но Чуя больше не верит в признания. Но сейчас, лежа в холодной кровати признает - в нем поселилась влюбленность в Дазая Осаму. И это вряд ли принесет ему что-то кроме очередной боли. Чуя через силу встает и идет на кухню по холодному полу, позволяя первым лучам солнца пробежать по своему лицу.

***

Мы боимся любить, Мы боимся открыться. Мы бежим от любви, Как от страшной беды. Нас пугает огонь, Мы боимся обжечься. Нас пугает мечта, Так что гоним её. Мы не верим себе. Нас тревожат сомненья. Что любовь не уйдёт, Что поранит сердца. Почему мы бежим? Ну зачем так боимся? Разве лучше закрыть Путь душе к небесам? Мы боимся понять Мы боимся поверить В вечность чувства любви И не слышим себя. Мы боимся познать, Что возможно иное: Счастье, радость, любовь Каждый день, каждый миг.

***

Мори Огай передал сообщение Двойному Черному и откинулся на кресло. Ничего страшного, может, немного опасно. Вся суть была в том, что некий неизвестный ученый изобрел металл, что невозможно было сломать с помощью способности. Найти и уничтожить ученого было очень важно, ведь иначе весь мир мог узнать тайну. А еще лучше - забрать формулы и спрятать. Мори решил - утром пойдет Двойной Черный, пока с приказом никого не убивать. А потом... Потом, если сил не хватит, можно присылать отряды. Но пока, пусть Чуя с Дазаем поработают сами. Мори видел, как напряжены были отношения напарников, видел и взгляды, что они бросали друг на друга. Пожалуй, если они сойдутся, можно будет не бояться распада дуэта. А так, может их и запрут на сутки - другие в одной камере, разберутся со своими проблемами и все - Двойной Черный без ссор и разборок - мечта! Мори усмехнулся, и повернулся к Элис, что старательно пыталась добиться его внимания уже как пять минут.

***

Пока их с Чуей тащили по коридорам люди белых халатах в каком-то подземелье, Дазай не понимал, почему Мори запретил убивать. Пожалуй, если бы они взорвали пару десятков человек с драгоценными формулами ничего не случилось. Но приказ есть приказ. Чуя какое-то время перепирался с этими людьми, пока ему из-за спины кто то просто не треснул по голове каким-то кирпичом. Теперь напарника тащили сзади и по его виску струйкой стекала кровь с разбитой головы. Тогда Дазай чуть не наплевал на приказ и не прикончил их всех. Трогать его рыжеволосого напарника имел право только он. Чую бросили куда-то в угол одной комнаты, в которой на удивление не было камер, Дазая втолкнули следом и вышли. Стены были оббиты каким-то неизвестным металлом, Дазай скоро понял, что видимо это тот, что не поддается способностям. Он оглядел комнату, сосчитал на глаз площадь. Обернулся. Чуя лежал в углу, раскинув руки. По виску текла струйка крови. Но самое удивительное - на глазах были слезы. Дазай посомневался, сидя на грязной кровати, и наконец решился. Он встал, подошел к Чуе и поднял того на руки. Напарник оказался совсем легким, длинные волосы мягкими, талия тонкой, кровь ярко-бордовой. Дазай сел, положив голову Чуе на колени. Вгляделся в лицо. Все таки напарник был прекрасен. Даже без сознания, в грязной одежде, с печальным лицом Чуя был идеален для Дазая. Осаму обхватил руками лицо Чуи, мягко стер большими пальцами слезы и, достав из кармана плаща салфетку, вытер кровь с виска. И тут он не удержался. Сейчас, когда Чуя был без сознания, Дазай решился. Он наклонился и мягко, легко коснулся своими губами губ Накахары. Чуя резко распахнул глаза. Он дернулся, отодвинулся, удивленно посмотрел на напарника и вопросительно поднял брови. Дазай сразу отстранился, закусив губу и отведя глаза. И - о чудо! На щеках обеих мафиози появился легкий румянец. Они смущенно взглянули друг на друга. Чуя взглянул еще раз в глаза напарника и прильнул к его губам. Дазай удивленно вытаращил глаза, но успокоившись, перехватил Чую за талию, угубляя поцелуй. Чую никогда так не целовали. Напористо, глубоко, так до боли нежно и доверительно. Казалось, Дазай вложил все чувства к напарнику в это прикосновение. Чуя не заметил, как оказался у Дазая на коленях, зарывшись пальцами в шоколадные волосы, пока чужие руки оглаживали и чуть сжимали его талию. Дазай подвинул напарника ближе к себе, зарывшись правой рукой ему в волосы. Дазай оглядел Чую, оторвавшись от губ. Слегка потерянный взгляд, зацелованные губы, сбившееся дыхание. Он явно хотел ласки, хотел продолжения. Но Дазай боялся навредить, при этом боясь еще и оттолкнуть. - Ты уверен? - Я...Я уверен. - Он нихуя не уверен. Ему, блять, столько раз делали больно, отталкивая, но как же хотелось верить что сейчас все будет хорошо. Так, как он мечтает. Не бросят, не оттолкнут, не разобьют снова. Чуя храбро взглянул Дазаю в глаза. Дазай кивнул, придвигая своего напарника ближе и зарываясь лицом в его волосы. - Прости меня, Чуя. Прости за все. Я...Я очень боюсь навредить... - Ничего, ничего - Чуя лихорадочно шептал слова Дазаю на ухо. - Ничего. И тебе надо меня простить. Я уверен в своих действиях, Дазай. Я уверен. Дазай улыбнулся, целуя шею Чуи, лицо, оглаживая то волосы, то сжимая талию. Чуя что то шептал, слегка оттягивая волосы Дазая. - Осаму... Осаму, можно снять? - Он указал на повязку на глазу. - Я все пойму, если нет..Но я всегда тебя приму, любым.. - Можно. - Нет блять, не можно. Страшно. Почему так страшно? Почему хочется доверится именно своему напарнику? Почему хочется показать свое сокровенное и глубоко сокрытое? Почему он разрешил? Но Чуя уже робко стянул бинты, идущие через голову и его зрачки расширились в изумлении. Из-под бинтов на него глядел еще один, здоровый, такой же красивый карий глаз, искрящийся золотым. Чуя улыбнулся, ласково проведя пальцами по веку и засмеялся, счастливо и радостно, целуя Осаму в нос, в лоб и в оба глаза, прижимаясь как можно ближе. Чуя не помнил момент, когда так случилось так, что он лежал на спине на кровати, а Дазай без плаща, в одной рубашке нависал над ним. Чуя начал было расстегивать чужую рубашку, но понял, почувствовал, что Осаму окаменел. Бинты. Бинты! Понятно, что Дазай не хочет показывать свое тело. Он понимал это чувство, видел его отражение в карих глазах. Страх непринятия, как знакомо. Чуя медленно поднялся, расстёгивая свою рубашку. Он снял ее, обнажая длинные и короткие шрамы, беря руку Осаму и прижимая ее к исполосованной груди. Прижимается лбом к его лбу. Дазай все понимает без слов, сам протягивая руку, чтобы Чуя размотал бинты. Да, шрамов много. Да, кто-то может подумать что они уродливы. Они блять, два сапога пара - оба изрезанных чудовища. Как вовремя это приходит в голову, да, спасибо. А где же бабочки и вся эта любовная хрень? Видимо изрезанные чудовища такое не чувствуют. Кто то скажет: "Селфхарм - болезнь, эти шрамы мерзкие и человек их нанесший слабый. Зачем к ним вообще прикасаться, лучше позовите психолога!"но у Чуи сейчас одно желание при взгляде на шрамы своей Темной розы - поцеловать их все. И он переворачивает Дазая на спину, ложась сверху. Он мягко целует сначала лицо и шею, спускаясь вниз. Прижимает руки Дазая к губам, обводя языком и целуя каждую царапину, каждый шрам. Чуя понимает все, Дазай знает, что понимает Чуя. В этом они похожи. Чуя спускается вниз, пока Дазай гладит его голову, волосы, шепчет слова благодарности и сжимает, ближе и ближе, быть рядом. Утонуть друг в друге и раствориться без следа. Дазай мягко Чую переворачивает и целует каждый шрам. Он понимает, как Чуя скрывал это, как создавал образ идеала. И от этого любит еще больше, хоть и слова любви они не говорят. Все понятно без слов.

***

Чуя не помнил, когда случилось так, что он, стонал, выгибаясь на грязной постели, пока Дазай мягко входил в него (смазку они нашли в плаще Дазая, что она там делала осталось страшной тайной, что никогда не раскроется), наращивая темп. Хотелось кричать, было действительно больно, но Чуя смотрел в наполненные плескавшейся в них нежностью и беспокойством Дазая и закусывал губу. Дазай и нежность. Можно вопрос? Два вопроса. Как такое совместимо? Что заставило эти два блять, антонима, совместиться? Дазай гладил его тело, обходя руками все изгибы, пока Чуя выгибался под ним и метался по постели. Шептал нежные слова и успокаивал Накахару. Пробегал руками по телу, брал чужой член, проводя рукой по всей длине, большим пальцем обводя головку и смахивая с нее прозрачно-белые капли. Задевал простату при особенно глубоком толчке. Тогда Чуя неосознанно сжимался, выгибаясь и закусываю губу, чтобы не застонать. Но Дазай не был бы Дазаем, если бы не умудрялся выбить из напарника хриплые, короткие стоны. И это было лучшей музыкой для его ушей. Чуя восхитительно красив. Рыжие волосы горят, идеальное тело, пронзительные голубо-синие глаза, что сейчас затуманились от возбуждения, белая кожа. Что удивительно, Дазай, целуя плечи Чуи нашел только несколько веснушек на ключицах, на щеках же их не было. Идеальная красота, не был бы еще характер строптивой сучки... Хотя сейчас, извивающийся на постели и выстанывающий его имя Чуя был хорош. Жаль только, закончат они и Чуя снова будет агрессивной и недоступной принцессой. Ну ничего, ради него Дазай не только принцем, он императором станет. Лишь бы Чуя потом так же стонал, выгибаясь под ним. Наконец, максимальный пик эмоций и Чуя почувствовал, словно они словно слились в единое целое. Он выгнулся, кончая себе на живот и простонав имя партнера. Дазай повалился на него сверху, кончив на пол. Оба испытывали эйфорию от только что случившегося. Чуя, наконец, медленно поднялся и начал собирать вещи.Надо проверить - если это на один раз Дазай и слова не скажет. А если... Если нет остановит. Наверное. Дазай чувствовал, что что-то не так. Ну конечно, Чуя опять что-то себе напридумывал. И Осаму спросил: - Чуя...Что-то случилось? Пожалуйста, скажи что. Я сделал тебе больно? - Я...Я хочу узнать - Чуя прямо посмотрел прямо в глаза Дазаю. - Ты меня не оставишь? - Никогда. Я тебя не оставлю. Больше никогда ты не будешь один, обещаю. Иди сюда, моя принцесска Чуя улыбнулся, выдыхая. Он, кажется, первый раз не отреагировал на оскорбление. Дазай подошел к нему и обнял, вдыхая уже родной запах. Обнимая тонкую талию, целуя в разбитую макушку. Оба подняли одежду, кое-как оделись и сели рядом на кровать. Дазай обхватил Чую за руку. За годы сотрудничества он понял, что Чуя очень тактильный. Рассказать надо очень многое. Так они сидели долго-долго, пока наконец не явился спасательный отряд мафии. Дверь распахнулась, оба вышли на свет.

***

По ночному городу летел ярко-красный мотоцикл с двумя людьми на нем. Один, имеющий длинные и развевающиеся рыжие волосы сидел впереди, сзади сидел высокий шатен, обнимая рыжего за талию и заливисто смеясь. Ветер дул навстречу, где-то далеко, на краю пустыря блекли звезды, готовясь встречать солнце, приходящее в который раз на эту холодную, жестокую, но бесконечно прекрасную рядом с родным человеком Землю.

***

- Спасай жизни, Дазай. Это сделает тебя хоть чуточку лучше. - Прости, Одасаку. Я понимаю, чего ты хочешь. Но я не могу покинуть мафию: один рыжий коротышка однажды сделал ее моим домом.