Вопрос доверия

Поместье дышало безмятежностью. Дышало жаром раскаленного летним солнцем песка. Плавился сам воздух под палящими лучами, висел густым дрожащим маревом. Это был маленький локальный ад. Со своими песчаными сковородками и своими же чертятами. Один из них как раз вот бушевал за тонкой стеной. Рокуро прикрыл глаза, подавляя тяжелый вздох. Снова началось. Учитель что-то монотонно бормочет, разомлевший от жары, и совсем не обращает внимания на ученика. Он уже привык, что Унно-младший слишком ответственный, чтобы отлынивать. А мальчишка напротив больше слушает шум из коридора, чем ставшего неожиданно нудным мужчину. Там, в вязком горячем уличном воздухе смеется молодой господин, прорываясь сквозь охрану – у них, конечно, приказ, но разве пойдешь против прущего с упорством боевой конницы Юкимуры?! Санаде прекрасно это известно, чем он бессовестно и пользуется. Он не скрывается, не скользит с грацией дикого кота подобно ниндзя, он просто взламывает все запреты силой и плещущим через край обаянием. Без каких либо усилий раскидывает особо ретивых солдат, подмигивает служанкам, заставляя вспыхивать до кончиков аккуратных ушек, и упрямо движется к своей цели. Ведь это почти развлечение – вот так выцарапывать Рокуро из этой мышеловки. Развлечение, которого недостает в дневном адовом пекле. Учиться в такую погоду – наказание, решает Юкимура. А от несправедливого наказания нужно спасать! Поэтому громко стукают седзи, открываясь, разгоняя негромкий монотонный голос. Трепещет тонкая рисовая бумага, возмущенная подобным отношением. Вздрагивает учитель, прерывая, наконец, монолог. У него обида и непонимание в глазах. Но Санаде нет до него дела, единственное, что его волнует – это реакция Рокуро. Унно же ничего не остается, как закрыть глаза, отдаваясь на волю судьбы. Они оба знают, что сейчас произойдет. Молодой господин в два шага сокращает расстояние, вздергивая друга на ноги – прохладное запястье кажется таким хрупким в широкой ладони. «Был бы девушкой – на руках бы носил», - неожиданно тоскливо думает юноша, и, сдаваясь искушению, подхватывает темноволосого мальчишку на руки. Слишком легкий. Слишком хрупкий. Рокуро вскрикивает от неожиданности, по инерции цепляется пальцами за края распахнутой на груди Юкимуры юкаты. Смотрит так возмущенно-зло, с трудом удерживаясь, чтобы не начать вычитывать непутевого будущего господина прямо тут, в коридоре особняка. Солдаты беззлобно посмеиваются, глядя на странную парочку – это ведь уже не первый раз, а вот привыкнуть все никак не получается – так и расползается улыбка по губам. - Юкимура-сама, пустите! Терпение, даже у Унно, оно же не железное. Рокуро почти не стыдно, привык уже, просто неудобно без опоры под ногами. Господин пожимает плечами, бурча что-то про неоцененные поступки, и перехватывает мальчика поудобнее, взваливая на плечо. Похоже, надеяться на свободу не приходится. На улице воздух почти обжигает. Вьется густым шлейфом, жжет легкие. Юкимура, наконец, отпускает друга на землю и, в отчаянной попытке хоть как-то облегчить свою участь, скидывает с плеч верхнюю часть юкаты, оставляя ее висеть на поясе. Не помогает, да и солнце теперь лишь сильнее печет обнаженную кожу. А позади леса, переливаясь между толстых стволов, призывно мерцает широкая лента реки. Они идут рядом, стараясь не касаться друг друга. Прячутся в тени пышных крон. В лесу – тишина. Она почти гудит, заливает уши горячим воском. И разговаривать совсем не хочется. Рокуро лениво думает о том, что прав был мудрец из прошлого, сказавший: «Жара – самое страшное время для воина». В голове же у Санады мысли только о приближающейся воде. Он искоса поглядывает на до обидного спокойного мальчика, идущего рядом. Юноша прекрасно знает, что Унно младше его, намного младше, но от этого не перестает ему удивляться. Его самообладанию, способности в любой ситуации держать себя в руках, хотя иногда это неимоверно раздражает. И, почему-то, внутри тлеет что-то не слишком честное, эгоистичное, от чего так приятно осознавать, что так будет всегда. Всегда вместе. Ближе, чем кто бы то ни было. Наверное, река – единственное место, на которое не подействовала разрушительная мощь солнечной лени. Она такая же, как обычно. Яркая, искрящаяся. Плещется мелкими волнами о берега, брызжет обжигающе холодными каплями, оседающими росой на коже. Ей совсем не страшны ни палящие лучи, ни густой воздух. Рядом даже дышать легче – прохлада ласкает осторожными прикосновениями, шепчет что-то шелестом равномерного потока, шлифующего каменистое дно. Эта живительная прохлада неожиданно напоминает Рокуро. У него такие же тонкие, всегда холодные пальцы, бережные касания, когда он перевязывает раны Юкимуры, полученные в очередной драке. Но мысли долго не задерживаются в голове. Они вылетают ровно в тот момент, когда молодой господин семьи Санада тараном врезается в волны, поднимая тучу брызг. Темноволосый мальчик, не сдержавшись, смеется, когда подросток выныривает, отфыркиваясь от норовящих затечь в рот и в нос капель. Над взлохмаченной каштановой макушкой весело переливается радуга. Юкимура доволен как тот кот, получивший в личное пользование ведро сметаны. Ему нравится разводить Унно на эмоции – так он похож на настоящего человека, а не на изящную, мастерски выполненную статуэтку их хрупкого гайдзинского материала фарфора. Он сам смеется вместе с другом, и им вторят детские голоса выше по течению. Малыши плещутся на мелководье, гоняются друг за другом, поскальзываясь на мелких камушках. Они сейчас счастливы. Почти так же счастливы, как Санада, рывком затянувший неосторожно подошедшего к кромке воды Рокуро на глубину. Мальчишка в его руках дернулся пару раз и затих. Доверяет. Так наивно, безоговорочно, целиком и полностью. Это еще одно, чему стоит удивляться. Унно выныривает только тогда, когда исчезают с живота широкие ладони, даже не державшие толком, а лишь обозначавшие желание остановить. Это вопрос доверия. Игра, начавшаяся с начала знакомства. Он показывается на поверхности взъерошенный, возмущенный, с размотавшейся повязкой на правом глазу, белой лентой петляющей между темных прядей. Такой беззащитный. - Наигрались? - Ладно-ладно, - Санада примирительно поднимает руки, выходя на берег вслед за другом. – Зато уже не жарко. Рокуро не знает, то ли ему ругаться, то ли смеяться. По сути, он еще ребенок. Слишком серьезный для своих лет, слишком правильный, но, все же, ребенок. И молодой господин не может этого не понимать. Мальчик сам это осознает и даже, в какой-то степени, благодарен этому странному юноше за такие выходки. Поэтому он ничего не говорит, только садится на гладкий валун, выпутывая из полос повязку. Некоторое время вертит ленту в руках, а затем тянется обратно – завязывать. Мокрая ткань скользит через пальцы верткой змеей, словно насмехаясь. И Санада не выдерживает такого издевательства. Забирает узкий бинт из тонких пальцев, присаживаясь рядом на колени, прямо на так и не сумевший нагреться песок. Ложится лента аккуратными ровными рядами. Касаются шеи широкие ладони, привыкшие к оружию, осторожно, словно боясь спугнуть, ведут по щекам подушечками пальцев. Рокуро отчаянно хочет, чтобы бинт был короче, потому что глаза у Юкимуры теплые-теплые. Почти нежные. Слишком близко, чтобы списать все на случайность. Но ткань кончается, оставляя ничью за этим раундом взглядов. Узелок – последний гонг. Юноша поднимается, отряхивая юкату, и широко улыбается растерянности друга. - Идем? – протянутая рука как невысказанный вопрос. - Да. Унно не понимает, что не решается спросить будущий господин, но, также доверчиво как и раньше, вкладывает пальчики в протянутую ладонь. Он упрямо старается не краснеть, сам, правда, не зная от чего. А Санада поднимает лицо к небу, маскирует зевком улыбку – он видит его насквозь. Вспыхнувшие щеки мальчишки зрелище редкое и от того еще более милое. Мокрая одежда липнет к телу, постепенно высыхая на солнце, но после купания уже не так жарко. На подходе к поместью им в спину кидают такие завистливые взгляды, что чешется между лопатками. Хуже всего, правда, Рокуро, с его-то одеждой, но и Юкимура не отстает, так и оставив верх юкаты висеть на поясе – разодетые дамочки шипят вслед дикими кошками, изнывая от жары. Юноша искренне не понимает, как приятель может ходить по городу в таком виде – ходячий соблазн же! Это их вместе никто не трогает, а если один будет?! В голове медленно, но неостановимо составляется график предстоящих драк. Ведь своих в обиду нельзя давать, так же? А вот у ворот особняка становится не до смеха. Делегация в лицах старейшин семей Унно и Санада не оставляла и малейшей надежды на побег. При одном взгляде на серьезные лица становилось ясно, что что-то произошло. Что-то слишком серьезное. Юный наследник нашел ладонь друга, сжимая, прося поддержки. Ответное пожатие окончательно укрепило стену самообладания Юкимуры. Что ж, теперь хоть на войну. *** Санада открыл глаза, отстраненно разглядывая знакомый потолок. Сон? Да, всего лишь воспоминание. Счастливое детство с запахом горячего вязкого воздуха и ощущением холодных речных капель. - Рокуро. - Плохой сон? Мужчина улыбается, накрывая ладонью лицо. Он знает, что сидящий у стены Унно тоже улыбается, едва видно, самыми уголками губ. Теперь в давно знакомом мальчишке многое не удивляет. Понял. Привык. Просто принял. И Юкимура сейчас не удивился бы, если б узнал, что содержание его сна не осталось загадкой для верного друга. Их вопрос доверия уже давно решен. Их игра закончилась тогда, у ворот особняка под мрачными взглядами старейшин. Когда молодой господин стал господином полноправным. Но кое-что, все-таки, между ними не изменилось. - Нет. Хороший. Они остались вместе. И сейчас, и тогда. Ближе, чем кто бы то ни было.