***
— Заходи, вот это твоя комната. Располагайся, — Наталья Антоновна улыбается приветливо, помогает отнести сумку к кровати. — Хорошо, спасибо, — Дима не может не улыбнуться в ответ. Эта женщина, хотя нет, скорее девушка, очень сильно располагает к себе. Хорошая черта для вожатого. Дверь за ней тихо закрывается, слегка скрипнув несмазанными петлями. Дима осматривается и видит, как на соседней кровати мальчик примерно его возраста хмуро смотрит на него. Ему становится неудобно и он отводит взгляд. Становится неловко. Хочется спрятаться, укутаться в одеяло и лежать-лежать-лежать, лишь бы не видеть этого взгляда. Он надеялся, что сможет найти общий язык с соседом по комнате, но они даже привета друг другу не сказали, а Дима уже понимает, что им явно не по пути.***
Первый дня два они не разговаривают вообще. Не о чем просто. Они пока наблюдают друг за другом. Изучают и чего-то ждут. А вот чего — не понятно. Первым, неожиданно, начинаем Рома: — И давно ты в «Genshin» рубишься? Дима от этого вопроса впадает в ступор. Он ожидал всё, от «И долго ты молчать будешь?» и до «Ты чё, пидор?» Но он просто спрашивает, как тот долго играет. Вот что означает фраза «Ожидание и Реальность». — Ммм, наверное месяца два — два с половиной. — И как? — Да хорошо вроде. Недавно закрыл 4 этаж Бездны. Так они и начинают общаться. Перескакивают с темы на тему в разговоре, ищут общие точки соприкосновения, коих оказалось достаточно для прекрасных и полноценных бесед. Диме нравится, как Рома злиться во время игры, как запоем читает мангу по «Honkai», как смотрит катсцены с русскими субтитрами в Ютубе. Диме нравится, как Рома увлечён миром Гипериона, как изучает его и рассказывает. Дима любит слушать его, спрашивать. А тот и рад, что хоть кто-то его слушает, вникает, интересуется и тоже спрашивает. Спрашивает о любимых персонажах, негодует из-за того, что «Honkai» слишком зависим от меты и удивляется, как Дима пьёт чай с лимонной кислотой. Ну не может он понять всей той прелести, не может. О том, что они друг друга любят, признают одновременно. И медлить не собираются. Признаются сразу. И соглашаются друг с другом. Но при людях их отношения почему-то не меняются. Они остаются такими же холодными, отстранёнными. Рома может даже привета не сказать, а об остальном и говорить не стоит. На душе так паршиво от этого становится. Сомнение уже начинает одолевать, прорастая своими шипастыми корнями прямо в сердце, сжимает, хочет расплющить, уничтожить. Дима с каждым днём спит всё меньше, говорит тише, ест меньше. Мысли грызут изнутри, забирают сон и оставшуюся надежду на хоть какой-то хороший исход. Рома, похоже, его состояние видит и спрашивает, всё ли у него в порядке. А Дима может лишь устало, но так солнечно улыбнуться, поблагодарить за беспокойство и сказать, что всё у него нормально, просто устал. Ромку этот ответ устраивает, но неприятный осадок всё равно остаётся. Дима даже иногда подумывает о расставании. Он ненавидит себя за одну эту мысль, но другого выхода из данной ситуации не видит. Пусть они снова станут друг другу чужими людьми, просто соседями по комнате. Не более того. Да, сердце всё ещё будет обливаться кровью при холодном поведении на людях, стучать как бешеное, пытаться пробить грудную клетку. Но будет хоть чуть-чуть легче. — Дима... — Рома сидит перед ним и берёт его холодные ладони. Руки его тёплые, слегка шершавые. — Я же вижу, что ты не в порядке. Скажи, что я сделал не так? Как тебя обидел? — вид у того виноватый, глаза прячет, смотрит куда угодно, только не на него. Стыдно, может быть. — Ничего ты, Рома, не сделал, — мило улыбается Димка, чьи круги под глазами не видит лишь слепой. Наталья Антоновна уже поговорила с ним. — Врёшь же ты. Вижу, что врёшь. Тут Диме от чего-то хочется кричать, рвать и сносить всё на своём пути. Хочется дать Роме по лицу, разбить хотя бы нос. Отомстить за все страдания, за свои бессонные ночи, за его публичную холодность, за всё. — Что случилось?! — Дима уже срывается на крик, не заботясь о людях из соседних комнат. — Будто сам не знаешь! Но раз ты хочешь и дальше играть в Незнайку, то скажу! Какого хуя ты со мной на публике так ведёшь, а?! У меня складывается такое ощущение, что ты когда мне в любви признаёшься, то врёшь. В глаза глядя врёшь! Рома смотрит в эти заплаканные глаза, и совесть где-то внутри зазрила. Он видит свои поступки со стороны. Холодной тон при общении и то, только по делу. Никаких тёплых слов, пренебрежительный взгляд. Будь он на Димкином месте, тоже бы подумал, что не любят его. Вообще, Ромка в выражении чувств был не силён. Когда в любви признавался, то лишь говорил: «Люблю тебя. Не по-дружески люблю.» Это его эмоциональный максимум. А то, что их отношения, даже её дружескую часть, на показ не выставляет, он объяснить мог. В классе, наверное, восьмом, у них в школе случился скандал. Двоих парнишек из параллели затоптали насмерть какие-то уроды, прознавшие, что эти двое — геи. А Рома тогда уже начал осознавать, что девочки ему не нравятся. Вот и боится он, что с ними также будет. Не за себя переживает, за Димку. Рома слов никаких не находит и лишь крепко обнимает заплаканного Диму. Шепчет что-то, успокаивает. Дима лишь рыдает в плечо. Это была их первая ссора. Они её не обсуждают, не напоминают друг другу об этом сложном этапе их отношений. Соседям наплели что-то об мелкой стычке и не более. Так что истинная причина останется только между ними.