***
После ссоры с братцем книголюб сильно погряз в своих домыслах о том, сколь он плох и беззаботен в те мгновения, когда обязан стоять на стороже. Поэтому он так и не сумел выбраться из своих четырёх стен, проведя весь день в комнате с открытым окном, через какое наблюдал за страдающей часами принцессой. Тот видел, что она устала и что каждый раз смотрит в сторону дворца, надеясь разглядеть него, но это никакого не способствовало возникновению молодого человека на поле тренировки, где ей драли волосы. Зато его отсутствие привело к тому, что лидер патруля, встретившись с очередным днём без письма и сделав ещё одну заметку в своём дневнике, приписав к количеству суток без любимого, фразу «будь ты проклят, нечистая сила», постучала в его спальню, просясь в дружеские и такие надобные посиделки. — Твоя мать будет сильно против подобного, — пытался отказаться он, понимая, что ничего хорошего они на утро не приобретут, а сидеть они точно останутся до рассвета. Учитывая то, сколь подавлены их мины, они сегодня могут опустошить все его запасы сладких процентных нектаров. — Можем за время этой посиделки заодно поразмыслить над тем, есть ли хоть что-то, против чего моя мама не будет, — по-наглому заходя в комнату, заявила Варя, вытаскивая из кардигана бутылку, какую стащила из подвалов. — Хорошо, только бутылку и… — На эту тему — одну бутылку, да, — не принимая отводы, поставила указания она. — А потом на каждую по ещё одной. У нас с тобой масса поводов поговорить. Если хотя бы на одну бутылку по одному человеку, то мы можем пропить неделю, вспоминая только тех, кого разочаровали мы. — Сколько же мы пробудем в дереализации, если начнём искать в памяти тех, кто разочаровал нас? — Лично мне, чем дольше, тем лучше. Я готова от реального мира бежать хоть на вечность! В решимости читала острая раздосадованность, подавленность от окружающих её обстоятельств, и Равелин, не способный противоречить, полез за штопором, открывая вино и готовя чайный сервис, каким ни разу здесь не пользовался. Отпустить её такую сломанную он не мог, ведь знал, что идти ей некуда, потому что её душат и стыдят сами стены, а он же, всё-таки, защитник, должен помогать! Хотя, вроде как, именно такую помощь Влад оказывать своей возлюбленной запрещал. Видимо, изначально планировал не подавать сигналов жизни, позволяя той себя утопить в алкоголе. Первая бутылка распилась очень быстро, хоть и прошла в монологе властительницы ветров, когда она жаловалась совсем не на мать, а на потерявшегося жениха, какого поливала уже всеми возможными словами, находясь на грани слёз, постоянно маяча пред голубыми, такими похожими зеницами кольцом, угрожая, что его выкинет. — Вот, он приедет, а его нет! Отправила то в стену, вместо него, лишь бы не видеть больше! Лишь бы не страдать! Будучи уже немного не в сознании, она попыталась то убрать, но сразу же поскакала следом, боясь потерять главную драгоценность жизни, а после, вновь овладев им, вставать с пола та уже отказывалась, принуждая их поменять территорию бесед с постели на пол, где они, разлёгшись на покрывалах, уткнулись взорами в потолок, продолжая рассказывать о своих горестях. — Я сейчас вещь скажу, за какую ты меня осудишь, — призналась она, с трудом дыша, — Но я его ненавижу сейчас. Прямо всем сердцем ненавижу, потому что я отправляю тысячи писем, плачу в подушку без конца, леплю из своего постельного комплекта фигуры, чтобы хотя бы постараться убедить себя, что он здесь, и постоянно придумываю, чтобы он сказал, нуждаясь в нём настолько, что даже даты эти гадкие нумерую днями, когда он ушёл! Подобное считалось для неё безмозглым и убогим. Такой она находила и себя. — А от него — ничего! — на грани слёз ныла принцесса. — И я даже не знаю, что хуже: факт того, что он не может что-то отправить, или факт, что я не могу это получить?! Я всегда знала, что я его ужасно люблю, но, чтобы так остро нуждаться, будто он — само сердце… — всхлипнув и прикрыв глаза руками, она заплакала. — Я такая жалкая и ущербная! Любава, наверное, хохочет сейчас! — Не думаю, что твоя сестра смеётся над тобой двадцать четыре на семь, — молвил её собутыльник, на долю секунды вынудив пьяный мозг реагировать на мир так, что слёзы на глазах вмиг засохли. Она совсем позабыла, что никто не ведает о их связи. — И ты не ущербная. Ты великолепная, мощная и способна пересилить побольше, чем большинство людей, — устроившись совсем рядом и приобняв свою бутылку с алкоголем, голосил Петя. — Ты даже представить не можешь, сколько пил я, когда впервые расстался со Златой, и сколько мы потом вняли вместе с Лёшей… — Она очень важна для Лёши, не так ли? — мямлила колдунья. — Есть такое. — Важнее меня? Поглядев своими аметистами на явно не знающего ответ молодого человека, она заставила его напрячься. — Это надо спрашивать у него… — Чёрт, Лёша! Обсуждать свою боль они могли вечно, тем более, что алкоголя им хватало с достатком, чтобы вспомнить и предателя лучшего друга, и непонятно как рождённого сына, и потерявшегося не пойми где некогда товарища, и даже саму предательницу. Но её Варя постоянно припоминала лишь в аспекте предположения, что сейчас чувствует она, воспринимая её ипостась, а после сразу прикрывала рот, желая сохранить нить лишь для себя. Как и предполагал чернокнижник изначально, к утру их болтовня не завершилась, и, когда лучи солнца проникли в спальню, предрекая обход королевы, что будит жильцов дворца, он всё ещё валялись на полу, жалуясь друг другу на жизнь, совсем не готовые подниматься, но уже предполагающие, что другого исхода нет. — Твоя мать будет очень удивлена, если обнаружит тебя здесь, — бормотал невнятно князь, играясь с волосами принцессы, какие оказались жутко запутанными. — Наверное, да, — слагая слова с непосильным трудом, согласилась волшебница. — Она больше хочет видеть меня раздавленной в стене… — Или без волос. Выдав свои предположения, пара рассмеялась, устало сдаваясь под действием напитков и пропадая во сне. Прикрыв веки, замученный лидер команды отправилась в страну снов, вынудив друга встретиться с гарпией в одиночку. Предварительно в дверь никто не стучал, ибо она сразу открылась со страшным треском, верно, вовсе выбитая силой ветра, и сама гадкая еретичка очутилась в хоромах, сразу осматривая те с претензионным видом. — Убожество книжное, ты не видел… Оглядев парочку, в какой книголюб лишь пальцем указал на лежащую рядом спящую принцессу, королева закатила глаза, чмокнув с такой яростью, что изо рта обязан сойти огонь от её злости. — Стоит ли задавать вопрос о том, чем ты думал? — По вашим словам, я не думаю никогда, — язвил пьяный богок. — И о приказах, судя по всему, тоже не помнишь… — Варечка! — восклицала испуганная Селеста, залетая в спальню, судя по всему, будучи единственной, кто волновался за девушку и стремился хоть как-то ей помочь. Опустившись пред ней на колени, она начала гладить её за щёки в попытках пробудить, но почти сразу поняла, что план бесполезный. — Она пьяна?! — Не совсем, — вводил коррективы в обозначение Петя, крутя косичку из своих длинных волос. — Она немного поспала, так что, у неё сейчас больше похмелье. Немного отыскав внятного в словах, гостья подняла глаза на старообрядку, прося её перевести эти бурчания. — В дрова! — крикнула владыка, беря в руки заварочный чайник и намеренно бредя к ванной. — Но мы сейчас это быстро исправим! — Чай заварите?! — тянул ей вслед звуки молодой человек, в конце концов не удержав тело и упав подбородком на пол. Заметив, сколь же и он слаб, заботливая принцесса воздушного королевства подошла и к нему, рачительно потирая лицо салфеткой. — Сколько вы выпили вчера, Петя?! — Достаточно, чтобы припомнить всех людей, кто принёс нам боль, при условии, что на одну бутылку — один человек, — уже куда более связно, благодаря мокрой тряпке, говорил он. — Ох! — устало воскликнула та, опустив руки. — А она хоть до завтра то отрезвеет?! Поиграв плечами, высказав своё сомнение, богок завалился на другую сторону, думая о том, что сумеет поспать, в чём знакомая хотела его поддержать, протянув подушку, но тому не позволили исполнить начатое, потому что королева вернулась и, рассекая пространство своими гигантскими шагами, отдала дальнейшие требования. — Это тебе, — отдала она посуду в руки принцессы, сама принявшись поднимать неконтролируемое тело своей магией, готовая к жестокому представлению. — Что вы хо… Хот… Хотите? — превозмогая над еле ощутимым языком, интересовался книжный дух, бредя следом за уходящей королевой, с чем и справлялся лишь благодаря Селесте рядом. Не будь её, он бы уже давно споткнулся и упал в обморок. — Что вы… — Хочу отрезвить, — чрезмерно спокойно заявила Марфа, вытворяя дикие вещи. Сметя всё с расположенного в комнате небольшого столика, она пододвинула его ближе к окну, а после положила на него свою дочь, расположив голову так, что она выпадала за территорию окна. Пьяный рассудок Пети сжался от сумасбродного дикого страха. — Воду. Исполняя приказ и при этом вся трясясь, воздушная особа отдала надобную посуду, какую еретичка плеснула в лицо принцессы, точно предполагая, что произойдёт дальше. Испугавшись, та резко вскочила, усевшись на деревянной поверхности, тратя драгоценные секунды спокойствия на то, чтобы лишь немного потереть лицо от капель, какие в следующую секунду сами покинут территории. Оглядев окружившую её компанию, паникующая наследница напряжённо задышала, ещё не предполагая, что вода — далеко не весь план её жестокой родительницы. Лишь только веки более-менее открылись и аметистовые зрачки начали концентрироваться хоть на чём-то, так те сразу перестали находить объекты для сохранения внимания. Последнее, что они успели определить, стали пальцы её матери, какие подобрались к ней вплотную и мощнейшим движением, с применением силы, толкнули девушку назад, принуждая ту падать… В пространство четырёх этажей. Как только фигура испарилась, парочка друзей завизжали, да так, что книголюб даже значительно отрезвел, кинувшись к раме, где только что восседала его подруга. Мордашки заботливых товарищей выглянули наружу, смотря на эти пугающие метры, пока старообрядка лишь наплевательски отступила, ища что-то в пределах спальни, будто вовсе только что не выкинула дочь на верную смерть в окно. Описать эмоции Вари и вовсе грезилось невозможным, потому что она с трудом успела понять, что происходит. Только территории размытой, но знакомой комнаты, плотная поверхность под ягодицами, а потом лишь ладонь знакомых рук, и тебя охватывает невесомость, ветра и чёткое ощущение, что ты ничего не успеешь сделать. Обречённость и страх пленили сердце, доведя её чуть ли не до инфаркта, прихватив дыхание и заполонив рассудок чистотой, когда напрочь выбился алкоголь, сохраняя лишь крошечные частицы пагубного воздействия в по-прежнему мало контролируемых ногах или языке, но принцесса радовалась и этому. Летя несчастные метры, она действительно предполагала, что сейчас лишится всего, потому что в детстве именно такой практикой её учили держать ответственность за себя — веди себя прилежно, либо полетишь на землю с немалой высоты. Лидер патруля представляла переломанные кости и то, как потом она будет глотать самые гадкие на вкус травы, и потому даже не сразу задышала, когда, в начале замерла в воздухе, а после продолжила падение, пролетев последние пять сантиметров и лишь тут столкнувшись с поверхностью. Чтобы понять, что она в целостности и на земле, ей понадобилось разжать резко сцепленные кулаки, касаясь травы, по какой она гуляла пальцами с упоением, наконец-то позволяя себе масштабный вдох. Мать сберегла её от ран, затормозив падение, потому что вовсе не хотела ломать скелет, а планировала лишь отвязаться от действия процентов, какое и впрямь сработало достаточно качественно — голова мерещилась чистой. — Ты как?! — тревожно выглядывали из окна две морды, какие казались испуганными не меньше, чем она. Они и сами то расположились так, что чуть не выпадали из рамы. — Нормально! — крикнула им принцесса, произнеся звук на выдохе и очень сдавленно. У той до сих пор ехала крыша от только что пережитого страха. Вдобавок к только что принятым эмоциям явилась ещё одна, потому что к ней вниз из того же самого рискованного окна отправили полотенце, отдавая следующий приказ. — Сейчас мигом в душ и на завтрак! — требовала еретичка, лишь в интонацию вкладывая, что, если она будет медлить, то, вне сомнения, она обустроит второе падение, уже не беспокоясь о позвоночнике. — Не успеешь — сама знаешь! Кивнув головой в знак согласия, Варя поднялась с травы очень быстро и, даже не поправляя помятую ткань и растрепавшиеся донельзя волосы, кинулась в дворец, забыв вообще обо всём на свете и стремясь лишь только привести себя в порядок и остаться целой. Шок от только что разыгранного представления настолько загубил всё остальное, что в ванну она мчалась, не припоминая высказанных днём ранее исповедей и, что печально, совсем вычеркнув прочь каждое своё упоминание о том, что за время нахождения во дворце она так и не получила письма ни от кого, будто резко всему миру стало на неё плевать. Лишившись процентов, она затеряла и эту важную мысль, точно, как и вовсе запамятовала о самой главной фразе вчерашнего дня: что же сейчас чувствует Любава?***
А Любава, мягко сказать, со своего состояния оторопела. Всю ночь она находилась будто в бреду, чувствуя, как границы жилья её личностей туманятся, создавая впечатление, будто та область, тот ящик, куда она их поместила, из простого короба в абсолютно сухой территории становится бочкой закваски. Точно, как и полагается, её иные вариации опьянялись, переходя в бред, становясь для неё бесконтрольными, не способными взять управление, и, естественно, первой пала самая слабая из них — чувственная часть, по уши влюблённая в не мага. Она закатилась под стол, написав прошение о выходном, позволяя остальным взять полное попечительство над своей хозяйкой. Не то чтобы Сатана и приспешник прямо больно способные оказывались в этом плане, но какие-либо действия, пусть и со существенной долей неаккуратности, они вытворять могли. Схватив её в охапку, голося злостные изречения, главный властитель ада требовал от колдуньи концентрации, какой, естественно, оказывалось недостаточно. Находясь в ванной, биполярная особа несколько раз уронила все свои крема, а потом и вовсе чуть не разбила зеркало, цедя себе под нос проклятья. Из-за туманности сознания несчастная вовсе думать не смела о том, почему у неё такое плохое состояние, позабыв о родственнице и предполагая банальное недомогание. Температура вполне имела право на такие свершения с её организмом. Думать об этом она не стала и когда добралась до спальни брата и, уместившись на фирменном стуле, еле-еле поговорила с ним о своей тяге ко сну, чуть ли не заваливаясь на сиденье. Будь тот бодр, он бы точно указал, что у девушки проблемы, но сделать это решил другой человек, какому уже мерещилось, что, если он не скажет хоть один комплимент ненасытной революционерке, то явно проживёт день зря. Бредя к усыпальнице короля, Корвин торопел как мальчонка, постоянно поправляя волосы и смущённо придумывая очередные отзывы, какими уже заполнился весь его мозг. Отрицать свою симпатию он не мог, да и, к тому же, совсем не собирался, считая, что его предмет воздыхания уже давным-давно обо всём догадалась. Сейчас единственное, что ему оставалось, — это пытаться добиться её внимания, с чем он, по его мнению, справлялся. По его выводам, она явно чувствовала что-то в ответ. Не настолько сильное, как к фокуснику, но что-то точно да. Горя от желания увидеть её, он широко улыбался, стоя у злополучной двери с крошечным подарком в виде совсем маленького букетика, и уголки губ не упали вниз, когда еле мыслящая принцесса вышла наружу, с трудом прищуренными глазами разбирая, кто перед ней. — Доброе утро, греческая нимфа, — гордо восклицал он, уповая на её красоту, будто вовсе не замечая, что сегодня она выглядит значительно безобразнее, чем когда-либо. Да он такой Любаву не видел, даже когда Варю в Штормград её мать насильно забрала, а Саша в демона обратился! Но мысль о проблемах не прокралась в голову одурманенного любовью мальчишки. — Хотел преподнести цветы, какие, естественно, ни за что не сравнятся прелестью с собой. — Эм, — еле беря те в пальчики и с трудом шевеля языком, шептала колдунья, долго пытаясь понять, что это за бутоны вообще. — Спасибо… А зачем? От подобного вопроса анимаг опешил, предполагая, что его домыслы неверны и открытый флирт принимать одноклассница не согласна, потому что по-прежнему ждёт какого-то признания лишь одного человека. По правде, сейчас она уже ничего и ни от кого не ждала, а единственный, к кому она желала присоединиться, считался её же родной брат. Хоть подушку рядом клади да спи. — Потому что утопаю в стремлении сделать тебе приятное, — произнёс ровно, но очень вопросительно метаморф. Сейчас бы одурманившей тебе рассудок девушке объяснять и по полочкам раскладывать, что ты флиртуешь! — А, — вякнула владыка мыслей, прокрутив в руках крошечный букетик. — Спасибо… Мило. Заслышав эти выражения, чернокнижник и вовсе как-то потерялся, ничего не понимая. Чем-то её ответы напоминали грубость, будто она вознамерилась его обидеть и указать свою незаинтересованность, но при этом это вовсе не походило на Любаву. Годы, проведённые в колледже, да и то время, какое он пробыл здесь, дали ему картину этой личности, вынуждая его влюбиться в неё, и, по сути, её отказ считался ещё одной причиной, по какой он её любил — он знал, что, отвергни она его чувства, она сделает это красиво, эпатажно и так, что потом ещё цитировать захочется. Подобное вавакание никаким образом на это не походило. Уловив неладное, Корвин исполнил один шаг в сторону столовой вместе с ней, принявшись за опросы. — Ты себя нормально чувствуешь? — Да-да, — щебетала с трудом особа, ступая неустойчиво в своих фирменных каблуках. — Я посидела, поболтала, вот, с ним… — С Витей? — подсказал бонвиван, наблюдая, как его собеседница прищуривает глаза и с трудом вспоминает имя родного брата, с какого начиналось абсолютно каждое её утро. — Да, точно, с Витей, — кивая, что она вообще никогда не делала, согласилась принцесса. — Теперь, вот, на завтрак иду… — Что-то мне не нравится эта антимония… — молвил юнец, убеждаясь в своей теории. — Что-что тебе не нравится? Подтверждение мигом явило себя, а следом ещё и присыпалось очередным доказательством: подвернув ногу на каблуке, вечно стойкая волшебница полетела вниз, спасаясь лишь за счёт очень быстрой скорости своего сожителя, схватившего её в свои объятия и поставившего к стенке. Только тут он окончательно понял, что она, словно очень мягкий пластилин, почти бесконтрольна. — Так, нимфа, смотрим на меня! — молил он, убирая распущенные и запутанные локоны от лица, очень бережно касаясь кожи щёк и привычно алых, но сегодня сильно бледных губ. — Болит что-то?! — Голова гудит так, будто меня по ней мощно били, — созналась та, опять же совсем ни о чём не думая. Мозг явно распознал, что перед ней воронёнок, но о том, что он в курсе связующего заклинания, она совсем не вспомнила, как, впрочем, и вообще о его существовании. Лучше бы она оставила при себе ту дурацкую красную нить! Та связь куда меньше её убивала… — То есть, до такого пытки дошли? — злясь до ужаса, что аж чуть зубы сточив друг об друга, агрессивно болтал он, проверяя температуру своими пальцами, и понимая, что та ничуть не повышена. — На руки тебя взять?! От волнения у него у самого затуманился рассудок. Страх за неё принудил того покрыться потом. — Можешь взять на руки мою голову отдельно… Фраза звучала, как нечто, что мог бы сказать человек, которому больно и на всё плевать, но анимаг внезапно дошёл до иной мысли, решив сразу же её проверить. — Так, Любава, что это за книга? — вытащив из пиджака маленький сборник стихов Сапфо, обратился тот. Некоторое время революционерка глядела на обложку, посасывая губы, а потом дала исчерпывающий, но очень чётко всё обозначающий ответ. — Бумажная. Теория обозвалась верной. — Ты не больна, ты пьяна! — почти истерично уведомил её он, уже понимая, сколь много проблем это может принести. — Маловероятно, — шуршала колдунья, почти не открывая на распашку свои завораживающие синие глаза. — Хочу напомнить, что помощник Вари — мой прапрадед-алкоголик, со стажем в триста лет! — Тогда вероятно. Прикрыв веки, Любава кинула эту информацию не более трезвому своему совету из личностей, а они даже вердикт свой вынести не могли, давая той разрешение решать эту проблему самой. Легко сказать, «решай сама»! Как она это Эвр объяснять будет?! — Судя по всему, сейчас нас ждёт финал, — сделал итог мальчишка, уже осознав будущее. — Финит аля комедия. — Не смешно… Сколь бы сильно метаморф сейчас не желал просто спрятать старосту класса где-то в её спальне, он точно знал, что богиня восточного ветра поинтересуется, где же её подопечная, так что на завтрак им обязательно надо явиться, но какую легенду выдумать, чтобы принцесса вовсе не болтала, это уже другой вопрос. — Так, Любава! — потребовал на себя внимание чернокнижник. — Сейчас мы идём в столовую, где ты стараешься ничего не есть и вовсе не говорить. Если спросят, то у тебя не просто болит, а по-настоящему раскалывается голова и тебе плохо. Можешь даже кряхтеть, чтобы субстанция ади-плана уверовала в твоё адовое самочувствие и дала тебе выходной. Но не пытайся ничего брать со стола и лучше даже не трогай. Что-то надо — попроси меня! Ты поняла?! Взамен слабенький кивок, какой вообще не выступил знаком согласия. Корвин прекрасно воспринимал, что она очень мало что поняла. Взяв одноклассницу на руки, чему она совсем не сопротивлялась, самолично обняв его шею, тот донёс её до последнего коридора, где уже опустил обратно на ноги, только лишь взяв её за пальцы, веруя, что правительница диких ветров ничего не поймёт. — Доброе утро! — крикнула революционерка, очутившись на своём месте, ежесекундно сломав легенду. Да она никогда в жизни по своей воле такого не скажет. — У кого-то очень хорошее настроение? — с ноткой недовольства молвила Эвр, только тут подняв глаза на знакомую и видя всю несостоятельность её вида. — Как-то ты не выглядишь хорошо… — Ты вообще никак не выглядишь, — презренно заявила правительница чужих голов, усаживаясь на стул, какой благородно ей задвинул помощник, уже видя, как не маг пилит его взглядом. Ему и секунды не надо, чтобы понять, что нечто с его Психеей не так. Объяснить же происходящее метаморф не спешил, чем нанёс немалый урон торжеству встречи. — Видимо, я ошиблась, и ты сегодня, на самом деле, встала не с той ноги, — игралась субстанция, елозя еле думающий мозг. — У меня хотя бы есть с чего вставать. Слушая эти откровенные нагоняи в сторону призванной богини, фокусник опустил свои карие глаза, абсолютно уподобляясь второму живому товарищу за этим столом. Начнут они пояснять её наглость, вряд ли смогут после отдать отчёт о том, почему они отвечают за саму правительницу, при условии, что являются лишь её прислужниками. Останавливаться же токсичная беседа не намеревалась. — Сколько ещё отзывов дашь моему образу? — Было бы чему давать, — выпалила Любава, заставив парочку своей Капитолийской триады харкнуть от ужаса, но в следующую секунду она привлекла их внимание. — Саша, прекрати эту песню сейчас же, потому что, ещё секунда, и я отправлю тебя в стену! Приподняв мордашку, парнишка робко кивнул, обещая, что прекратит музыкальный номер из надоевшей песни, что, на самом деле, казалось ему ужасной затеей — очень сильно боясь читки мыслей подруги и того, что она докопается до недавно очень громкой фразы, он пытался отвадить её чем-то малозначным, но, коли она это запрещала, факир вздрогнул, боясь рассекретить свои чувства. Чуток повернув голову в сторону бонвивана, он впервые увидел его почти игру в шараду, когда молодой человек вначале тыкает пальцем в себя, потом на книгу подле, а следом берёт в руки бокал, мигом являя причины, почему же их волшебница в таком состоянии. Простонав почти в себя, Абрикосов нашёл новый выход из ситуации и, намеренно посмотрев на дорогую сердцу подругу, пытался отдать ей команды. — Повторяй за мной! — горланил он всеми потоками своего мозга, веруя, что, рано или поздно, это сработает. — Эвр, я устала и сегодня заниматься не хочу! — Я просто не хочу сегодня заниматься! — скомпоновав слова с большим трудом, будучи бухой в стельку, отправил из головы Сатана, ощущая поток Александра за глоток отрезвляющей воды, аж в поклоне благодарности пред тем присев. Верно, такой подход и впрямь мог их спасти. Удивившись подобному прошению, Эвр расплылась в пространстве, считая сказанное бредом. — А сражаться потом ты как будешь? — От одного дня сила моих атак не спадёт, — кидал в голову не маг. — Ничего от одного дня не будет! — переиначила выражения волшебница опять. — Слишком много выходных ты итак себе даёшь, будто и победить не хочешь. — Я хочу… Последние изречения Саши наглая принцесса уже не слушала, решив с такими выпадами справляться сама. — Хочу напомнить: я тебя сюда призвала. Я тебя освободила из астрального плана для прогулок здесь, так что, ты обязана мне подчиняться, — как истинная королева, настаивала та, сумев совладать на время языком. — Если я не желаю сегодня заниматься, в силу плохого самочувствия, значит, делать этого мы не будем. Указ ясен?! Сочившаяся властность, какая преувеличивала знакомые, прямо-таки уже давно известные форматы, поразила мальчишек чуть ли не до раскрытых ртов, но те еле сдержались, лишь подвиснув и наблюдая за тем, как богиня, не скрывая негодования, злится на свою воспитанницу. Структура фиолетового оттенка стала чуть красной, а голос отдавал неким треском, будто где-то играл колокольчик. — Как скажете, ваше ветрейшество, — молвила та, приподнявшись с сиденья, уведомляя, что оставляет трапезу. — Когда ваш раб высшей ипостаси вам понадобится, зовите. Авось и отзовусь из хлева, куда вы меня засунули! Пропитанная не столько злости, сколько обиды, Эвр испарилась, укатившись в глубины замка, уверенная, что не выберется оттуда вплоть до того, как биполярная особа не явится к ней с извинениями, но делать этого та явно не собиралась. По крайней мере, сегодня. — Какое счастье, — благодаря всевышних за то, что они избавились от главной следовательницы без потерь, молвил метаморф. — Кажется, и тебе уже полегчало… Но не тут-то было. Синие очи долю секунд находились в концентрации, будто резко лишившись влияния процентов, а после Любава потянула руку ко рту, ощущая острейший рвотный позыв. Пролёт Вари меж этажами вызвал в ней то самое скручивание, какое поглотила в страхе сама несчастная пьяница. — Ой-ой! — воскликнул факир, хватая со стола тару под фрукты и, выкидывая те на пол, кинулся к девушке, присаживаясь на колено, разрешая той испустить из организма внутреннее содержание, какое якобы отравлено алкогольными градусами. Только, жаль, её такие муки никак не помогали тому телу, из-за какого она это ощущала, и потому вообще не облегчали ношу. — Её сейчас убить мало, — трезвонила страдалица самопожертвования, когда её окружили узлом помощники, и, пока один заботливо держал тару, другой потирал лицо, убирая волосы, чтобы их не запачкать. — У неё вообще мозгов нет, коли она решилась так сильно напиться?! — Наверное, ей очень больно, — предположил Абрикосов, в попытках отстоять честь подруги. — А мне прям хорошо! — ядовито мычала та. — Сколько в ней этого алкоголя то?! — Судя по всему, значительно больше, чем в тебе еды. Виделось, что колдунью мыслей по-прежнему очень сильно тянет блевать, но ей уже попросту нечем. Её желудок пуст, а тот, какой действительно хороводы отплясывал от своей нынешней крепости, по-прежнему оставался абсолютно наполненным. Поняв, что не самая приятная процедура окончена, мальчишки сделали самый обыкновенный вывод из ситуации. — Надо уложить её спать, — заявил Саша, сразу откладывая прочь тарелку и беря подругу на руки настолько быстро, что анимаг и моргнуть не успел. — Мы никак не можем помочь Варварии сейчас, а, значит, и её похмелье излечить не способны. Остаётся лишь надеяться, что Любава задремлет, а, когда пробудится, то количество бутылок, какие в её сестричку влил твой родственник, уже прекратит так сильно бурлить. — Судя по всему, ты не особо жалуешь моих родственников и братьев своего же лучшего друга, — негодуя от расстановки, когда спасает и носит Психею не он, трезвонил книголюб. — Столько пренебреженья в словах, что уста от яда сгорят. Развернувшись к болтливому бонвивану, он указал на слабое тело в своих руках. — У нас пьяная Любава, какая годами всяческими способами пытается избежать алкоголя и любых его продуктов. Я, по-твоему, должен кайф сейчас ловить, что где-то там, далеко, этот засранец устроил тайную вечерь, губя рассудок не притронувшегося к бутылке человека?! — Справедливости ради, здесь мало его вины, — защищался Корвин, когда они уже добрались до спальни своей подруги и принялись обустраивать место для её благого сна. — Куда больше её бескорыстность и стремление обезопасить близких виноваты в том, что сегодня она пьяна без вина. Приструнив его взглядом за аллегории, Абрикосов уложил уставшую девушку на подушки, аккуратно приглаживая волосы, убирая белокурые локоны от лица, какое нежно потирал пальцами. Испытывая в себе максимально противоречивые эмоции, он безмолвно лишь смотрел на неё: в такие моменты, в секунды её, без преувеличения, мук, не маг по-настоящему презирал наследницу трона за её решения и попытки переложить на себя тяготы всех и каждого, но, в то же время, ощущал такое неизмеримое преклонение пред её силой и заботой, что ему не оставалось ничего иного, кроме как ликовать с её нрава, теряясь в её очаровании. Мысль снова вылезла, но, когда он услышал чуть более-менее дельные слова, тот снова её загнал куда подальше. — Я не смогу уснуть, — пояснила всё уже обдумавшим мальцам знающая особа. — Если Ветрова бодрствует, но не лечит этот экстаз, то мои мышцы окажутся напряжёнными, словно при диагнозе гипертонус. Я просто не смогу уснуть… — Но и встать тоже, — заметил бонвиван, видя, как болтливый рот явно говорит очень знакомые вещи, в то время, как бесконтрольные пальчики лишь сжимаются и разжимаются, прося друзей укрыть её, что чернокнижник и поспешил сделать. — По сути, ты обречена на целый день бездвижия и сна, лишь по вине напившейся родственницы. — Я её убью, — шептала несчастная, натягивая одеяло вплоть до плеч и прикрывая веки, точно зная, что в страну снов её ничего не унесёт. Заметив, что принцесса не сильно то за ними наблюдает, воронёнок взял товарища по несчастью за локоть и потащил его подальше от тела, решив обсудить другой исход событий. — Мы можем поступить иначе в этой ситуации: если мы не можем излечить похмелье Вари, то мы можем усыпить нимфу лекарственными средствами… — А ты не думал о том, чтобы поболтать со своим прапрадедом, чтобы он там начал лечить жертву своей зависимости?! — весьма гневно ругался факир, вынудив разозлиться своего собеседника. — Учитывая то, что он являлся источником той пьянки, он сейчас не в меньшем отрубе, чем она. Чмокнув губами, психолог патруля выразил всё своё презрение к этой ситуации: два бухающих человека не оставили третьему никакого выбора. — Так, и что ты предлагаешь делать в этой ситуации? — Я отправлюсь в колледж, — шёпотом молвил представитель дома Моригач, прекрасно понимая, что, услышь такой ход его возлюбленная, ему будет совсем несдобровать. — Астер или Маша обязаны найти что-то для сна, чтобы, невзирая на гипертонус, она уснула, а пробудилась, лишь когда проценты в той фигурке чуть-чуть развеются, позволяя этой двигаться. Застегнув пиджак, он ознаменовал тем самым, что готов отправиться в путь. — Твоя же задача здесь, аверрунк, заботиться о нимфе и, в случае чего, отвлекать Эвр от происходящего… — Отвлекать?! — воскликнул тихо мальчишка, скрестив руки на груди. — Чем, блин, молитвой?! Возможно, ты не понял, но я — далеко не та персона человеческого мироздания, какая может её завлечь! — А, по-моему, из нас двоих, ты для неё прям весомый любимчик! — шипел метаморф. — И что мне ей, рассказывать о земной жизни?! Песни петь?! Кидаться греческими фактами, чтобы меня потом Психея осудила за некорректность?! — Да хоть фокусы показывай, Абрикосов! Мне вообще безразлично! — убрав книгу в сторону, а сверху на неё положив букетик, заявил тот. — Главное, чтобы она не увидела, как я ушёл, и как потом также быстро приду! Впрочем, как и сама Любава. Последнее и вовсе его тревожило значительно. Ему не нравилась сама мысль, что он её сейчас покинет, и, валяясь в пьяном бреду, она не будет слышать его голоса, смея думать, что ему до неё нет никакого дела. Такой исход его изничтожал со свету, но предположение, что она хотя бы узнает о связи с Петей или его путешествии в колледж, сразу доводил того до дистимии и парестезии. В нём бытовал дикий страх её потерять, какой уже перерастал в фобию. Путей другого вида у них попросту не имелось, так что, ему надобно отправиться в путешествие, создавая очередную консолидацию с не магом, прося его обеспечить максимум комфорта их общей королеве. — Я постараюсь, как можно быстрее. Заявив свою действенность, он обратился пташкой и, пролетев по коридорам, устремился в открытое окно, направляясь прямиком к волшебному колледжу, впервые воспринимая всю абсурдность ситуации: гражданская война на день стала скачками подле пьяных тел, где они пытаются привести в чувства якобы воюющих принцесс.***
Душ не особо то спас принцессу, хотя бы потому, что она прямо в ванне несколько раз с трудом сдержалась, чтобы не упасть и себе ничего не сломать. Не нарушая свои правила, Марфа и впрямь убрала завтрак в положенное время, но, вопреки характеру, пытать дочь тренировками, в каких у неё нет никаких шансов получить опыта или её победить, она не видела. Замотав голову в полотенце, волшебница ветра явилась в столовую, где встретилась со своим товариществом и пустым столом. Там располагалось лишь две кружки и одна тарелка с кашей, какой руководила приглашённая принцесса, пытавшаяся засунуть эти почти безвкусную пищу на воде в рот древнего князя. — Присаживайся, дорогая, — буркнула мать, наблюдая за представлением с усталостью. Кормёжка с ложечки книголюба явно не являлась симпатичным ей концертом. — Ты кашу хочешь или нет? — Она не вкусная, к слову, — дал свой отзыв на блюдо Петя. — Я рада, что ты это понял, — взамен произнесла Селеста. — А то я боялась, что ничего к тебе в желудок не попало. Картинка и для лидера патруля мерещилась странной, но заботу своей подруги о собутыльнике она нашла очень даже милой, в отличие от его очень недовольного лица. На вкус похлёбка и впрямь, видимо, мерзка. — Пожалуй, откажусь, — сказала Варя, усевшись на свой стул. — Тогда, в помощь в отрезвлении тебе только отвар старообрядцев, — наклонившись вниз, девушка учуяла отвратный аромат, и мигом отпрянула назад, — Или же, можно по второму разу из окна. Выбирай. — Он не так плох, королева, — попытался успокоить подругу Равелин. — Первый глоток ужасен, но дальше уже идёт куда лучше. — Ты заявил, что вкус такой, будто кошки к тебе в рот нассали. Усмехнувшись подобному сравнению, несчастная жертва, всё-таки, схватилась за напиток, видя, что товарищу её значительно лучше, и он старается отобрать ложку, какую приглашённая принцесса отдавать совсем не хочет. Судя по всему, вера у той в него имелась минимальная. — Ты сама то пробовала? — игриво трезвонил тот. — Нет, и очень этому рада! — Сколько дней, отдаваемых под тренировки, ваш алкоголизм приведёт к краху? — презренно обратилась Марфа, оглядывая дуэт и пытающуюся их спасти принцессу. — У нас гражданская война, а вы, вместо занятий, тренируете только свои желудки на выдержку процентов! — Помогает же… — Ну, Петя! Ложка, какую несла к его рту принцесса воздушного королевства, рухнула, запачкав положенную на штаны салфетку. Несчастная, огорчённо приподняв большие голубые глаза, завыла от очередного потерянного блюда. — Прости, — сразу извинился книголюб, готовя уста к очередной порции. — Иногда людям бывает очень больно, и они жаждут сбежать от этих мытарств, благодаря одурманивающим напиткам, — объяснила всё одной фразой владыка воздушных сил, погладив свои тёмные каштановые мокрые волосы, предполагая муки сестры. Проходясь по локонам, она отправляла в свой мозговой центр тихое «извини», и, не могла утверждать наверняка, что это от неё, но слышала, как очень тихо, будто самолично рассказывая, что обладательнице головы ужасно плохо, внутри звучало: иди ты. За такие проделки Любава бы уже давно угробила её своей эмоциональной магией. — И это невероятный показатель слабости, — выслушав объяснения, сделала вердикт королева. — Говорите так, будто вы никогда подобным не страдали… — Петя! Очередная ложка устремилась мимо, заставляя несчастную помощницу уже сильно беситься, прямо-таки ненавидя молодого человека за такие проделки, при условии, что она так рьяно старается ему помочь. Он расширил зеницы, моля ту его не бить, хотя виделось, как особа, обладающая пышными летающими фиолетовыми локонами, жаждет его испепелить. Чуя, что дело совсем плохо, он сжал руки в молящем жесте. — Последний раз… — Ещё один и, боюсь, она тебя убьёт, — молвила Варя, чувствуя, как её голова болезненно стучит. — Если ты сейчас не выпьешь напиток, то, боюсь, пьянство убьёт тебя, — заметила королева. — Вот оно, твоё «легче». — Неужели вы в действительности не облегчали так боль и не прибавляли за счёт этого сил? — Я похожа на человека, кто заделался в алкоголики, лишь бы превозмочь над тяготами? — Скажи «нет» и не ухудшай и без того тяжкую картину, — просила, даже, верно, немного молила Селеста мученика, кормленного с ложечки. Будучи не столько благоразумным, сколько несколько раз уже виноватым пред помощницей человеком, богок и впрямь захлопнул рот, не желая злить королеву, какая могла и три шкуры с него спустить. Пусть уж лучше злится она на своего же ребёнка, по-прежнему оставшегося куда более падкой к историям родственницы. Заинтересовавшись, она задала вопрос. — Так, тебе не помогали проценты перебороть страшную жизнь? Даже, когда ты уже попала в Штормградский дворец? Еретичка некоторое время молчала, лишь только глядя в идентичные её аметистовые зеницы, а после, кашлянув и поправив свои такие же тёмные каштановые локоны, решилась поведать правду. — Нет, потому что у меня имелся другой источник силы, помогающий превозмочь огромное количество невзгод. — Чужие пытки? — предположил Пётр. Подняв свою руку, королева оголила территорию своего запястья, являя ту самую территорию, засиявшую ясным светом при спасении среднего тёмного князя, ещё тогда вызывая у группы массу вопросов. Кожа, на первый взгляд, казалась очень чистой и аккуратной, будто и нетронутой вовсе, но, приглядевшись внимательно, можно было заметить крошечный шрам, прячущий маленький бугорок. — Очень красивая кожа, поздравляем, — мямлил Равелин, не особо понимая, что же от него хотят, но пояснение поступило весьма быстро, когда старообрядка сказала заветные слова. — Сияй. Тогда крошечный бугорок на её руке засветился оранжевым цветом, оповещая ребят, что под ним что-то кроется и, как только тот поразил своим представлением альянс, те задали наводящий вопрос. — Это нефрит, — взялась за пояснение Марфа. — Витя подарил мне его за несколько дней до свадьбы, когда понял, что мне с моими способностями полу ведьмы крайне сложно существовать в семье Ветровых. Нефрит является камнем жизни, поэтому он, как бы, работает на усиление моих способностей. — Но ведь усилители обычно вешают не так, — опроверг такую вариацию Петя. — Насколько я знаю, это всегда больше кулоны, серьги и браслеты, а погружать под кожу… — Их неправильно? Да. Глаза принцесс, слушающих повесть, разом расширились от понимания абсолютной анормальности данного действа — минерал очутился под кожей, совсем рядом с венами, то есть, правительница, восседавшая пред ними, некогда разрезала плоть, чтобы прямо между своими артериями разместить камень, какому там совсем не место. — Но так они придают больше сил, соединяясь с вашим организмом… — Но это дикость! — воскликнула Варя, не веря в подобную участь. Да, конечно, она привыкла, что люди вокруг неё регулярно травмируют себя, одна Любава чего стояла, но, чтобы кто-то разрезал плоть в таком рискованном месте для усиления сил, она и представить не могла. — Это же, наверное, было очень больно! Опровержение произошло далеко не сразу, да и прозвучало не как статичный подход со стороны женщины: еретичка очень тихо вдохнула, опечаленно воспоминая те времена. В аметистовых зеницах промелькнул блеск, какой группка могла бы списать на накатывающую слезу, но это мнение очень быстро сошло на «нет», хоть и имело при себе вполне здоровые причины. Очень печальная улыбка, какая так и отдавала горечью, очень сильно смутила даже книжного духа, что он замолк, решив не испускать комментарии, позволяя падшей королеве вновь начать исповедь о том, сколько горестные события она пережила. — Что ж, коли уж сегодня нам в силу твоей пьяной слабости точно занятий не светит, то можно и примеры из жизни рассказать. Слабенько выдохнув, демон в её голове потёр руками. Трата дня мимо её не страшила, ведь она прекрасно видела состояние своего ребёнка и понимала, что в точно таком же находится и её тётушка. Это позволило ей продолжить план по завоеванию доверия своего всё ещё весьма далёкого ребёнка. — Да, это было тяжело, но я это совсем подобным не восприняла, — призналась женщина, огорчённо вспоминая те былые, почти убившие её в душевном плане времена. — Потому что тогда в моей жизни имелись вещи, куда больнее, чем маленькая кровавая рана.***
За те два месяца, какие во дворце готовились к свадьбе, Марфа успела услышать больше гадких изречений о себе, чем когда-либо сама выдумывала. Постоянно преувеличивая свои недостатки, она попала под воспитание добродушной, но довольно строгой Преславы, какой, мягко сказать, совсем не угодила, узнав и того больше интересного. Женщине мерещилось, что она недостаточно красива, что её черты слишком тяжелы и будут гадки в совмещении с её дитятком, что она глупа, так как не знавала ни известных писателей, ни знаменитых колдунов, считала её взбалмошной, неаккуратной, противной и многое-многое другое. По сути, куда не тыкни, можно с уверенностью сказать, что эта деталь нынешней владыке Штормграда неугодна, и на это у той имелись логичные причины — ей почти месяц в компанию сажали пусть и старообрядку, но воспитанную, милую и поклоняющуюся, к какой она, понятное дело, испытывала лишь благие ощущения. Она видела, что та дама действительно готова бросить все свои дела и интересы, позывы организма, отказавшись от еды и сна, если узнается, что вот-вот принцу предстоит отправиться в опасный вредоносный астральный мир. Подобного залпа у новой невестки они не лицезрела совсем, да и в правдивость чувств верила очень слабо, что, подкрепляясь мнением о её кривизне, обращалось в длинные инвективы в сторону несчастной. — У меня не тот вкус в нарядах, какой обязана любить каждая королева! Я не имею право ходить без каблуков и презирать это, и плевать, что я всю жизнь бытовала босиком! Мне нельзя говорить с королями о природе, потому что это дико! Я даже моргаю не так! — А как должна? — обратился Витя, прерывая импульсивный рассказ. — Не знаю! Я же не так это делаю! Вспыльчивая ярость девушки вызывала в её возлюбленном неприкрытое умиление, отражавшееся в счастливой улыбке и сохраняющейся всё то время, пока они беседовали в своей спальне. Тот не мог на неё налюбоваться, постоянно стремился потратить лишнюю минуту вместе на то, чтобы почтить её взором, ведь для него старообрядка грезилась самым настоящим сокровищем, негранёным алмазом, какой пытались запихнуть в корону, где ему совсем нет места. — А ещё, она постоянно повторяет «моя дорогая»! — жаловалась та, крутясь волчком по спальне. — И берёт меня за волосы так, что мне кажется, будто она их отстричь желает! И не ножницами ни черта, а прям косой! — Здесь ты уж преувеличиваешь, — хохотнув, выдал наследник. — Нет, преувеличиваю я, когда пытаюсь убедить тебя, что эти волосы пойдут на мою куклу Вуду! А это так… Бред сивой кобылы! — К чему моей маме твоя кукла Вуду? — вопрошал, улыбаясь, будущий король. — Чтобы она правильно моргала! Выслушав массу изречений о своей родительнице, какие никаким образом не обижали его, Витя потянулся к любимой, усаживая её к себе на колени, и, прижав ту за талию, пытался успокоить. — Прости, Марик, — молвил он, чмокая девушку в её разгорячённые красные щёки, — Я никак не хотел засовывать тебя в этот мир из мытарств и страданий для твоего нарва. Надеялся, что она будет спокойнее… — Надежды имеют свойство не оправдываться, — ворчала принцесса. — Мои сполна оправдались… — Видимо, лишив хоть какого-то шанса на счастье меня. Раздутая от горечи еретичка не радовала мага, какой находил в нем слишком много ожидаемой горечи. Он предполагал, что его невесту будут обучать под формат королевы, но он предположить не мог, что Марфу невзлюбят настолько и найдут её настолько ущербной, что будут пытаться её сделать абсолютно другим человеком. Сама влюблённая дурочка тоже догадывалась, что её ждут длительные уроки этикета и множественные занятия, к каким она, в принципе, скрепя сердце, была готова, но она никак не ожидала, что подчинение доберётся до формата, когда ей скажут, что она слишком широко дышит. Даже как разбирать эту претензию она не знала! — Он ещё будет… — Я им понравиться смогу, только если сдохну! — настаивала та в ответ. — И то, верно, окажется, что я неправильно пахну, будучи трупом! — Уж к неживым то мама не придирается. — Принуждаешь всё больше думать о правильности этого решения… Рука мигом улеглась на шею, развернув до этого смотрящую вдаль девушку лицом к себе. Голубые зачаровывающие зеницы пристально глядели на неё, влезая внутрь, но не нахально. Тот не выбивал двери, а в каждую стучал и аккуратно слегка приоткрывал, будто голося, что будет решать проблемы, но не в диком настрое, а в мирном и спокойном, привычном себе. Наладив контакт взоров, Марфа почувствовала, что кто-то очутился в её голове, но, словно, бездействовал. Не поняв, почему владыка мыслей никак там не гуляет, она задала уточняющий вопрос. — Ты хочешь, чтобы я полазил внутри и посмотрел, как это было на самом деле? — Это надо, если ты хочешь меня угомонить и защитить свою мать, утверждая, что она не перебарщивает с выражениями… — Какая разница, что говорит моя мать?! — строго обратился он, придерживая любимую за щёку, утверждая самую странную романтичную вещь, какую она слышала. — Ты можешь преуменьшать, или же наоборот преувеличивать, голося, что она тебе смертью угрожает, а я не буду даже пытаться узнать, как происходит на самом деле, потому что я тебе беспрекословно верю и потому что я всегда на твоей стороне! Если ты описываешь воспоминания хуже, чем есть, это значит лишь то, что тебе многократно больнее, чем должно быть! Именно твои страдания — это то, что для меня важно, потому что для меня важнее, чем мои крылья, ничего нет. Ухмыльнувшись от наплывших чувств, старообрядка причмокнула губами. — Позволяешь мне лгать с три короба?! — предположила та. — А ты хочешь? — Зачем врать, если всё итак не очень хорошо, и человек, какого ты выбрал, вообще никому не нравится? Невзирая на романтические фразы и зацелованные щёки, избавиться от боли будущая королева не могла. Она неугодна этому дому и из неё здесь пытаются слепить кого-то другого. Даже данные о том, что он её поддерживает и верит в каждое слово, не могли спасти положение, потому что нужна уверенность в том, что она хоть кому-то нужна, и что у неё хоть что-то получится. К сожалению, сколько б не пытался Витя, сказать достаточно слов он не мог. — Он нравится мне… — Но это не спасает, — ставя вердикт их разговора, заявила несчастная птичка. — Марик… — Я, наверное, сегодня в своей спальне переночую, — мямлила она, чувствуя острую горечь внутри от лишь взгляда на своего возлюбленного. Каждую пытку она терпела ради него, и, пока она чертыхалась, как застрявший в болоте, каждый день питаясь падью и погибая в тягучей массе, он не получал никаких испытаний, лишь радуясь тому, что сумел обрести себе необходимую любимую. По её мнению, ради этой любви на подвиги пошла только она, а ей взамен даже банального понимания выделить он не способен, ибо слишком юн и не ведает правильные поступки. Ладони сцепились, и наследник до последнего отказывался разжимать пальцы, встав следом и бредя за объектом своего обожания. — Марик, пожалуйста… — Встретимся завтра. Спокойной ночи, ваше ветрейшество. Прокрутив кольцо на пальце, несчастная дама очутилась в своей комнате, воспринимая себя именно так, как и предполагала себя чувствовать ещё во время первых предложений в деревне — она пленница, а совсем не те самые свободные крылья. Её весёлость пытались истребить, вывести, как и всё, что она любила. От горечи восприятия, что её любимый даже улучшить никак её положение не может, ибо прекрасно знает, что она обязана обучиться всем основам, чтобы быть королевой, та ночью так и не уснула, на следующее утро будучи настолько обречённой своим положением, что металась между двумя планами: её влюблённая часть требовала от неё максимум подготовки, желая порадовать и принца, и его семью, что выбор не настолько безнадёжен, а та часть, что стремилась, в первую очередь, к своему счастью, требовала исполнить всё наперекор, лишь бы её отпустили, словно освободили от оков. Доходя до Преславы, она так и не приняла решение о том, как же она хочет поступить, но должное платье, как и должные туфли на себя напялила, уверенная, что всё равно нечто сделала не так. От нервов она прямо пред входом в помещение начала приглаживать ткань юбки, и тут же поняла, что сегодня её учительница в зале совсем не одна. — Почему ты ходишь босиком?! — рычала женщина на своего собеседника. — Нельзя? — Ты — наследный принц! Ты прекрасно знаешь правила! — А в них ничего не говорилось о том, что я не имею право в свободное от общественных мероприятий время бродить по дворцу без обуви! — с весёлом голоском, предъявлял сильно бодрый Витя. — Сказано о одёжке на балы, а остальное время — нет! Там я могу хоть в туфлях, хоть босиком, хоть скунса на ногу живого одеть — правил нет, я могу делать всё! Всё, что я люблю и что мне нравится! — Ты же понимаешь, что это, в любом случае, неправильно?! — Как и пытаться не только воспитать из моего любимого человека принцессу, но и полностью изменить его личность, лишив любимых вещей! — за секунду растеряв былой смешной говор, остро произнёс наследник. — Не кажется тебе, матушка, что ты преувеличиваешь свои обязанности в данном деле?! На мать маг не поднимал голос, но в его строгой болтовне слышались нотки бешеной ярости, в какой точно обозначалось, что он пришёл сюда с одной целью, и, лишь исполнив её, угомонится. Подслушивая диалог, испуганная и шокированная решительностью молодого человека старообрядка застыла за дверью, вслушиваясь в то, что она считала истинным показателем настоящего короля. — Не думаю так… — А стоило бы, потому что ты это явно делаешь, так что, хотелось бы вновь напомнить возложенные на тебя задачи по воспитанию, чтобы ты не преувеличивала сей список, — склонившись чуть вниз, он скрестил руки на груди, молвя пункты, будто условия договора. — Ты имеешь право учить её, как пользоваться столовыми приборами и вести себя за столом, но указывать, что она должна любить есть и пить, ты не смеешь; можешь обучать её, как правильно болтать с представителями высшего сословия, но запрещать какие-то темы для диалогов не осмеливаешься; тебе дозволено учить её нашим пляскам, но ты не должна требовать от неё к ним великой любви… — Так не воспитывают принцесс! — Потому что, в первую очередь, ты воспитываешь мою возлюбленную! — воскликнул молодой человек в яростном припадке. — Твоя задача — украсить личность воспитанием, чтобы она могла гордо носить статус великой королевы, а не изувечить её до неузнаваемости, лишая всего своего, чтобы кроме этого имечка у неё больше ничего не осталось! Ярясь на эту ситуацию настолько, что ему даже дыхания не хватало, несчастный отошёл на шаг прочь, восстанавливая воздух в своих лёгких, дав немного времени, чтобы принцесса насчитала бит своего сердца. От его защиты, оно ускорилось до несчитаемого размаха. — Король — это всего лишь человек с короной, и не корона управляет им, а он — короной! — трезвонил он. — Марик — мои крылья, и я хочу, чтобы ты просто научила эту птицу быть королевой, а не обратила её из крыльев во что-то другое! Надеюсь, это понятно?! Поглядев в щель, Марфа наблюдала за тем, как подавленная и явно несогласная с приказами Преслава замерла на месте, совсем не хотя принимать такие устои, но, осознав безысходность, кивнула, подтверждая, что обвинять девушку в неправильном дыхании больше не будет. — Рад, что мы друг друга поняли. — Внуку мне потом тоже вольности позволять? –вытащила из себя королева, оставив ещё один тяжёлый вопрос. — Уж думаю, что к тому времени, когда они появятся, Марик уже сама сумеет разобраться с их воспитанием… — За восемь месяцев она ни при каких условиях обучиться этому не сможет. От неожиданности этой вести, сохранять своё спокойствие девушка не могла, и, так ненароком, подавившись ею, вылетела вперёд, рассекречивая своё явление. Две пары глаз глядели на неё с определённо разной реакцией, потому что стыдливая мимика Витю, естественно, умилила, а в его родительнице вызвала лишь приступ презрения. — Извините, — мямлила принцесса, поправляя локоны. — Не извиним. — Не беспокойся так, — молвил юнец, сразу поспешив к возлюбленной и, обняв её за талию, принялся успокаивать пред подобной информацией. — Мама не настолько мощна в этой магии, чтобы так скоротечно и чётко определить наличие беременности или её отсутствие. — Тем более, что у тебя куда больше дел, чем беспокоиться о будущем ребёнке, — развернувшись, заявила королева. — У нас ещё коронация и настоящая свадьба на кону, а там как раз пройдёт достаточный срок, чтобы я убедилась в своей теории. — Или подтвердила мысль, что в ней ошиблась, — пререкался Витя, целуя возлюбленную в висок. — Без «или». Преслава настойчиво стояла на том, что её невестка беременна, и её, конечно, при волнении, это ужасно пугало. Только что прошедший диалог её невероятно порадовал, и такое резкое признание сильно раздробило только что полученное впечатление, превратив девушку не только в ту никудышную персону, какой она вечно являлась на этих занятиях, но ещё и абсолютно потерянную. Заметив её запуганность и понимая, что оклематься от этого она не сумеет, молодой король сделал быстрый вывод. — Так, Марик, я сейчас распределю все обязанности и пробуду весь день на этих уроках с тобой, хорошо? — быстро предупредил её он, объясняя свою предстоящую пропажу на несколько минут. — Пока я буду разбирать дела, вы повторите что-то простое… Например, чайный этикет. Коснувшись щёки поражённой еретички, он притянул её к себе и крепко поцеловал, устремляясь к выходу из зала. — Я быстро. — За туфлями тоже зайдёшь? — презренно кинула ему вдогонку мать, видя, как маг подпрыгивает босыми ногами на холодном полу. — Само собой разумеется, — пища от почти окоченевших конечностей, выдал тот, теряясь за дверью. Оказавшись от вестей в мраке и какой-то невесомости, старообрядка только верила, что всё сумеет угомониться в случае, если он очутится вновь рядом с ней, но Преслава внесла последнюю лепту, какая вновь подкосила чуть возросшую уверенность девушки. — Мой сын тебя безумно любит и прекрасно защищает, — заметила она очевидный факт, какой её расстраивал. — Но это лишь сильнее показывает, насколько ты без него не только поведением, но и магией, слабая и бессильная. Слова выступили, как удар под дых, затравивший девушку, какая из последних сил взмыла зеницы на свекровь. — Надеюсь, моя дорогая, — нахально щебетала она, касаясь ещё не видного живота, — Что в нём будет превозмогать наша сила, а никак не твоя. После этого какие-либо гнусавые отзывы и впрямь завершились, а Витя, как и обещал, весь день провёл со своей любимой, обучаясь вместе с ней плясать и болтать, лишний раз убеждаясь, в своём выборе, впервые позволяя и ей убеждаться в своём: его любовь действительно стоила всех тех лишений, что она терпела из часу в час, потому что она ощущала каждый миг, когда он относился к ней, как к чему-то вышнему, что не имеет право меняться, но что, он понимал, в одном аспекте попросту необходимо поменять. Сразу после завершения коронации, исполнив всё настолько идеально, что даже Преслава похвалила свою названную дочку, пара уединилась, переодевшись в более спокойные и простые наряды, позволив им дело, какое они действительно имели право считать своим. — Если ты ещё раз запрыгнешь на самое высокое дерево, я тебе клянусь, Витя, ты с него не спустишься! — верещала она в вышину, наблюдая за хохочущей фигурой на сосне. Догонялки, когда она позволяла магии бурлить на полную, сдавались пред ней с большим трудом. Та точно знала, что каждая её победа — это лишь подачка со стороны любимого, и не мудрено. Соперничать с настоящим наследником воздушно и мыслительной силы грезилось сущим бредом. — И что же, я навечно там с совами останусь?! — произнёс он у самого уха девушки, прижимая в следующую же секунду её к себе. — С совами, чайками или луной! Какая компания тебя будет окружать, я уж не знаю! — Точно не ароматы, — игриво шептал король. — Совращаешь, чтобы и я туда забралась?! — Тебе, по предположению моей матери, на каком она прямо остро настаивает, этого делать нельзя… — Мне и нельзя. Выпалив новость, какая лишь днём ранее получила официальное подтверждение, Марфа сразу поджала губы и распахнула широко глаза, ожидая реакции мужа, какая себя долго ждать не заставила. Почти сразу он взял её на руки и закрутил вокруг себя, пылая от радости, готовый целовать каждый сантиметр её тела, что и намеревался сделать, сейчас решив остановиться лишь на мордашке, какая сразу покрылась горячими поцелуями. — Такой подарок на коронацию тебе! — нервно прикрикнула она, впервые ощутив, как по щеке идёт слеза. Лишь только эмоции возлюбленного сумели вызвать в ней что-то к этому плоду. Самолично прознав правду, она не испытала ровным счётом ничего. — В таком случае, мой подарок тебе на коронацию теперь кажется существенным ничтожеством! — опечаленно восклицал тот, действительно воспринимая свой дар сильно мелким. Ему только что преподнесли чудо жизни, и с таким сравниться, как казалось мечтательному отцу, ничего не способно. Не отдавать же его грезилось того более глупым планом, так что, потянувшись в фирменные старообрядческие штаны, он вытащил из кармана тот самый подарок, являя совсем маленький драгоценный камень на своей ладони, вынуждая девушку поражённо охнуть, а сразу следом пустить поток вопросов. И не простых, конечно, а издевательских. — Ты же помнишь, что я не люблю украшения, да и коллекционированием минералов вроде не занимаюсь… — Это нефрит, — поспешил пояснить Витя, крутя тот в своих пальцах. — Ещё иначе камень жизни, и его суть в том, что он усиливает способности колдуна, какой носит его при себе, но этот особенный… — Рыжее, чем все другие?! — хохотала еретичка, не зная, во что оборачивается, такая мощная любовь, как у этого мага. — В нём моя сила. Аметистовые зеницы, какие только-только пялились на дар с забавой и юмором, мигом затеряли эти эмоции, призвав из недр нескрываемое удивление. — Ты что, — повернувшись к любимому, задала вопрос она, — Вложил в него свои способности?! — Только часть, — признался белобрысый мальчонка, довольный задумкой. — В нём немного от чтеца мыслей, колдуна ветра и приятного гостя для ади-плана… — Может, изъяв чуть-чуть, последнее прекратит быть рабочим для тебя? За то время, какое она жила во дворце, уже происходило две ситуации, когда она ловила своего принца пред уходом в тот самый астральный план, но этот страх вынуждал её плохо спать, постоянно следить за его состоянием и находиться вечно в непосредственной близости. Боязнь его лишиться сводил её с ума. — Самому хотелось бы верить, — признался стыдливо наследник тяжёлой магии. — Главное, что нефрит окажется помощником для тебя, — оповестил он, добавив с юмором очевидную деталь. — Теперь до верха сосны прыгать сможешь! Расхохотавшись, старообрядка с сумасшедшим нравом одарила ныне своего официального мужа очередными бурными ласками, впервые веруя, что действительно очутилась в сказке — дурманящая любовь, какая меняет законы, слабые силы становились мощнее, а она — больше не бедная дурашка своей деревни, а своевольная королева, какая вскоре закрепит свои позиции за счёт дитя. Тогда Марфе грезилось, что она взяла максимум от жизни и преуспела во всём. Так сильно она ещё никогда не разочаровывалась. Чем больше становился срок, тем дальше от неё становился Витя, и вовсе не оттого, что он сам сбегал по делам, а потому, что как раз-таки не имел ни единой возможности отвязаться от них. Взяв полностью его в царствие короля, отец юного правителя отделил его душу от любимого человека, вынудив ту почти весь последний месяц проводить в компании его мамы, какая, то и дело, лишь ругала девушку за неправильный уход за младенцем в утробе, и каждый довод в эту сторону грезился еретичке абсурдом. Та вообще не осознавала, как может оказаться так, что ребёнок мёрзнет, в то время, как она — нет, и это стало одной из тех тем, что пара обсудили в последний совместный вечер. — Судя по всему, Преслава хочет, чтобы я шарфом живот обернула! — Или не желает, чтобы ты вставала с кровати, — предложил свой вариант маг, касаясь пальцами жилища своего дитечка. — Точно нет! Мне часами приходиться ходить по саду, потому что я обязана двигаться и… Сделав надрывистый вдох, принцесса вновь ощутила губительную боль. В последнюю неделю такая ощущалась очень часто, из-за чего в первый день семейство предположило схватки, зря перепугавшись, потому что это оказались совсем не подобные скачки, но другие. Обрадовавшись, что её младенец не выйдет раньше положенного срока, Марфа похлопала в ладоши, так и не получив от сильно боящейся за неё свекрови предположение, какое с каждым днём таких ощущений становилось реальностью. У плода проблемы. Взяв её за руку и крепко ту сжав, Витя напомнил, как правильно дышать, благодаря чему они сумели пересилить очередной период страданий. — Уже дождаться не могу, когда его увижу… — Всё-таки, это — он? — Мама утверждает именно так, — подтвердил вариант молодой человек. — Говорит, что растёт ещё один Ветровский принц. — Который обеспечит нам грязный горшок! Припомнив фразу с их первой встречи, какая вынудила высокопоставленного наследника потерять голову, пара рассмеялась, одарив друг друга поцелуем и улёгшись спать в крепких объятиях. В последние дни старообрядка всё чаще ощущала, что её любимый будто растворяется и теряется. Постоянно она замечала мелочи, как слабая и медленная ходьба или неказистое движение, и всегда это происходило в непосредственной близости от неё, что сильно спасало их обоих. Она его держала — Витя не улетал. День родов же поставил тупик такой расстановке сил, потому что мужчине попросту запретили присутствовать на родах. В тот самый момент, когда в комнате собралось множество дам на помощь королевы, он находился со своим советом, рассекая пространство своего кабинета. Волнительно потрясываясь от тревоги за неё, он не знал, как сильно проклинала всё Ветровское правительство его горячо любимая девушка, еле-еле передвигаясь со своим гигантским пузом на ватных ногах. Когда только воды отошли, той грезилось, что там не один ребёнок, а целая куча, и их намерение единое — проломить ей позвоночник. Ей, то и дело, мерещилось, что туда приходят сильнейшие удары, от каких она чуть ли не падала. — Принц не может присутствовать на родах, — заявила одна из фрейлин, крутясь сзади и пытаясь помассировать вовсе не ощутимую Марфой спину, — На них могут быть лишь королевские лекари да его мать. — Естественно! — фыркнула страдалица, задыхаясь от ощущения, словно её выворачивают изнутри. — В комнате же что-то должно создавать духоту вместо цветов! — Сочту это за комплимент, когда ты обозвала меня бутоном, — кинула вошедшая в спальню Преслава, сразу подойдя к девушке вплотную и принявшись крутить рукой по её спине, пытаясь облегчить боль той, что от страданий ходьбу остановить свою не могла. Пытки, производимые плодом, не дозволяли ей хоть на секунду остановить шаги. — Не сочтите! — выкрикнула рожающая, от очередного удара рухнув на колени, напугав всех настолько, что даже правительница мыслей содрогнулась и вскрикнула, поднимая её. Плод нашёл для себя максимально отвратительное размещение, заставляя свою мать страдать от сильных ударов, какие сносили с ног, и грезились столь мощными, будто выбивали напрочь её организм. Привязав к кровати верёвки, за какие принцесса натягивалась, она упала ещё пару раз, чувствуя себя так, будто малец оттолкал уже и сердце, и почки. Падая на пол уже десятый раз подряд, расцарапав колени почти до крови, королева больше не могла терпеть, моля остановить мытарства. — Ещё немного, моя дорогая, — поглаживая мокрой тряпкой лицо, молвила Преслава. — Чуть-чуть только, пожалуйста! Дама лгала, потому что Марфе предстояло так упасть после приёма врача, какой постановил неправильное размещение, ещё два раза, прежде, чем её малочисленное терпение, в этот раз показавший фантастический результат, наконец-то исчерпало себя. Боль казалась ей убийственной, такой, что она уже предполагала со следующим падением лишиться сознания или жизни. Бороться против она банально не могла, потому что ни руками держать верёвки, ни стоять на своих еле движимых ногах, она уже неспособна. Та пророчила себе не счастливые будни матери будущего наследника, а долгие века в погребённом гробу, и, не способная бороться с этими уже приставучими мыслями, услышав, как Преслава в очередной раз вавакает что-то несусветное, какое, к тому же, по её мнению, не имело никакого смысла, та молвила то, чего так долго желала. — Витя. — Что, дорогая?! — обратилась бывшая королева, наклонившись к рассевшейся на полу невестке, какая уже дышать хотя бы чуть здраво не могла. Грезилось, что та захлёбывается. — Приведите мне Витю. — Я не могу, — строго настаивала королева, мельтеша подле фигуры страдалицы. — Ему нельзя здесь присутствовать. Находиться здесь могу только я… Принимать такое утверждение она отказывалась, потому что, внимая эти тяготы, воспринимала, что никто здесь не спасёт её. Только он и его любовь способны сделать хоть что-то. — Я прекрасно знаю, как рожать, — кряхтела несчастная, причисляя себя к погибающим, понимая, что и впрямь не может встать, — Я почитала каждый посланный вами документ и поговорила с каждым из находящихся здесь врачей по три раза. Теорию я прекрасно знаю, но мне нужен человек, который скажет, что я и практику осилю. Ударив женщину по руке, она отогнала её прочь, завопив на всю комнату. — Мне не нужны ваши советы! Вообще ни к чему не сдались! Но мне очень нужна поддержка вашего сына! По правилам королевского дома, устроить подобное Преслава не имела права, тем более в условиях, в каких они оказались. — Так нельзя…. — Витя! — кричала истошно роженица, готовая связки за этим делом порвать. — Ты не можешь… — Приведите мне Витю! — Ты не можешь так звать короля! Здесь отзыв о плохом воспитании стал пустым звуком и не пунктом, с каким она хотела пойти жаловаться к правителю. Ныне это выступило этапом, когда она собиралась каким угодно способом добиться своего, попутно расставив иных по своим местам. Муки, насланные дитём, сделали её злой, позволив черпать из этого бешенства силу. — Могу! Легко могу! — настаивала еретичка, крутя головой с абсолютно мокрыми волосами. — Как и вас могу матерью не звать, потому что вы — вообще не она, Преслава! Слёзы, сопли, слюни, а рот грезится единственной работающей частью тела. — Вы — мать короля, и от вас, как жена короля, я требую немедленно пригласить Витю сюда! — Марфа! — протягивая носом последнюю букву, пискнула женщина, впервые вытащив на лицо весомое отчаяние, позволив его уловить. — Витя! Произнеся имя ещё раз, взамен каждый раз слыша своё от свекрови, она наконец-то устремила зеницы на неё, встретившись с мимикой, где бурлила во всей красе адская боль. Изогнутые брови, стиснутые челюсти и печально сжатые губы. Дама посасывала языком нёбо, пытаясь оставить рыдания при себе, и здесь же, лишь своим видом, пустила по старообрядке такой импульс, будто её ветром снесло и чем-то придавило. Боль тела резко стала нулевой, как только предположение поступило в голову, подтвердившись минами не менее расстроенных фрейлин. Только не это. — Ваше высочество… — Что происходит? — молвила она, не желая верить в правду, многократно повторяя про себя отрицательное слово. Она готова все богатства мира отдать, всю свою магию, да хоть жизнь, пусть только они не говорят то, что она так боится услышать. Слёзы застыли, туманя обзор аметистовых глаз, когда одна из девушек решилась ей признаться в правде. — Нам очень жаль, ваше ветрейшество, — маты, слёзы и троекратное «нет». — Король понимал, что вам нужна помощь, места себе не находил от тревожности, потом очень спешил к вам и… Воображение вырисовало того самого мужчину, какого она прекрасно знала, точно отображая реальность. Она представляла, как он ходит по своему кабинету, как развиваются из стороны в сторону его белокурые пряди, и как он постоянно поглядывает на часы, планируя бежать. Услышав факт, что он сюда мчался, Марфа не сомневалась, что это — правда. Но она уже знала, почему он не дошёл. — Всё утро его ветрейшество нелепо намекал, что у него болит голова, но мы думали, что это от волнения, а потом он… Сделав вдох, она пустила слёзы, уже всё поняв, но невероятно не желая в это верить. Голова создавала картинку, будто глядела на реальность со стороны: её сильный вечный защитник вылетает из своей каморки, оставляя там корону, гордо заявляя, что он, в первую очередь, пташка, какая обязана сейчас помочь самому важному человеку своей жизни и своим истинным крыльям. Та представляла, как он в своём царском одеянии преодолевает работников и жильцов дворца, как мчится сюда на скорости, сравнимой с бегом, вопреки правилам этикета, потому что торопится невозможно. Только ради неё. — Где Витя? — повторила она, готовясь к бесконечному потоку слёз. Закрыв веки, она представила, как происходит ещё один шаг, а потом резкий уверенный правитель, стукаясь об стену, заваливается на бок и, скатываясь вниз, оказывается на полу с еле ощутимым дыханием, лишь этим являя свою, какую-никакую, жизнь. Пустая голова такого чувства не подарит. — Он в астральном мире, ваше ветрейшество, — договорила фрейлина, выставляя вердикт, завершив какой буквально услышала, как что-то бьётся. Тогда вдребезги распались все самые великие надежды, разошлась на кусочки выстроенная фантазия, а птичка, какую она обязалась освободить, посадили в клетку, кажется, её саму привязав к ней. От понимания, что его нет, Марфа начала задыхаться, пропадая в панической атаке. — Нет… Не способная сама сидеть принцесса, ощутила, как ноги, какие некогда грезились ей бесчувственными, пропускают по себе сумасбродную дрожь, сравнимую землетрясению. Не ловя ни единой целостной мысли, она пыталась поставить руки так, чтобы подняться с пола, но у неё не получалось. В своих попытках встать, она исцарапала об деревянный пол свои ладони. — Где он?! — Дорогая, тебе нельзя к нему! — молила остановить мытарства над собой рыдающая Преслава. — Мне надо! В ту секунду она впервые отыскала в своевольной дикарке не буйного горную косулю, что бойкая, необузданная и завораживает имеющейся красотой, смешанной с мощью, а маленького оленёнка, какой имел настолько худые ноги, что не мог на них подняться. Крутясь на полу, не в силах встать, и при этом без конца визжа и рыдая, еретичка напоминала именно это пытанное животное. — Я должна! — Ты не можешь, Марфа… — позвала её по имени женщина, думая, что хоть так угомонит пожар. С уст сошёл катастрофическим потоком воздуха вопль, сдвинувший фрейлин и мать королеву прочь. — Я Марик! Отлетев на достаточное расстояние, все находящиеся в комнате осознали, как много проблем заимели, рассказав о происшествии, потому что ныне у них сверх эмоционально не стабильная правительница, глотающая слёзы и умывающая в них лицо, не сумевшая от трудных задач на ноги подняться, и это всё при условии, что у неё схватки. Паническая атака, смешанная с родами, не предвещала ничего хорошего, особенно, если учитывать то, что о втором пункте женщина абсолютно забыла. — Мне надо пойти к нему! — Вы не можете… — Вызовите доктора, сейчас же! Сил в несчастной больше не становилось, а время текло. Плоду некуда двигаться, и он, будто в коконе зажатый, абсолютно бессилен, теряет шансы на то, чтобы когда-то выбраться. Пока врач осматривал роженицу, фрейлины мельтешили рядом, прося находящуюся в истерике царственную натуру не двигаться, но и при таких тяжёлых условиях лекарь понял всё — ребёнок в её утробе умирал и до смерти ему оставалось всего ничего. Когда он говорил вердикт, Преслава пролезла в голову, судорожно понимая, что он уже её внука похоронил. Лицезрея, в каком припадке находится старообрядка, он банально не верил, что тот выйдет в свет. Марфа лила слёзы второй час. — Роды надо начинать прямо сейчас, но это будет насильное действо, потому что она никак не сможет обеспечить работу ему во благо, а, значит, могут иметься проблемы, как у дитя, так и у матери… — У него долгое кислородное голодание — имеется немаленький шанс того, что он не задышит, а она потеряет ещё больше крови, чем сейчас… — Есть шанс, что они могут умереть?! Владыка мыслей чуть не получила инфаркт от этой новости. Только она лишилась сына, а сейчас ей ещё и говорили, что покорённая любовью к нему его же жена может потеряться уже навсегда. — Поэтому надо вытаскивать плод сейчас, оставляя шанс на то, будет он живым или мёртвым… — Нет! — приказным тоном уведомила всех кряхтящим голосом потерянная женщина. Аметистовые глаза, в радужке какой мельтешили красные круги лопнувших капилляров, глядели на окруживших её, ставя свои условия. — Помогите мне телепортироваться в мою деревню! Там есть пруд, я рожу его там! Прочитанные книги о правильных родах королевских особ оказались абсолютно пустой тратой времени, потому что события играли сильно против неё, припоминая самые страшные роды в их деревушке, в каких сумели спасти девушку лишь оттого, что она рожала его именно в той водной глади: приземлённая река гнала боль, вместе с тем изымая и силы, позволяя ощущать нытьё мышц куда слабее, естественно, требуя за это оплату. — Ты не можешь рожать его в речке! — восклицала Преслава. — Он может родиться не магом воздуха и не чтецом мыслей! В словах бытовало очень много негодования и возмущённости на высказанную затею, будто ей только что не грозились ни то что пресечением волшебной линии, а истреблением целой королевской четы. Покинувший их король вполне имел шансы сейчас проснуться в мире, где у него нет самых любимых ему людей, и, пускай дама ведала, что это сведёт его с ума, лишать потомка той самой капли голубой крови, она отказывалась до последнего. — Мне сейчас абсолютно плевать, каким он родится! — призналась, плача, еретичка. — Магом, не магом… Хоть барабашкой! Если он не вернётся, это не имеет никакого значения! Фрейлины, вставшие меж дамами в этом споре, несчастно пискнули, будто деля ту горесть, какую испытывала сердце птахи, прикованное к клетке с уснувшей очень крепким сном летяги. — Но наше наследство… — Не будет стоить ничего, если мы с ним умрём! — кинула самую страшную правду в глаза женщине Марфа. — Отправьте меня на пруд! Пожалуйста! Зрительницы конфликта ощутили, как в них воцарился холод, ведь они точно знали, какой вердикт выведет бывшая правительница. — Нет. А она никогда не лишиться этой голубой святой крови, намешанной с чужими мыслями и астральной сущностью, потому что это то, для чего она когда-то выбрала её в жёны сыну. Вывод ударил несчастную в самом сердце, словно прямо сейчас она согласилась казнить её и плод, а не поверила в лучшее, веря, что их спасут, чему пыталась помочь, своими силами поднимая девушку на ноги. Встав, она вновь покатилась вниз, плача, делая вердикт иного характера, как для себя, так и окружающих — нельзя ждать чуда, потому что волшебный уникальный маг сегодня всё равно не родится, а взамен на эту скупую нереальную мечту могут погибнуть очень даже живые люди. Фрейлины сами не поняли, как наперекор словам Преславы окружили старообрядку, помогая ей в перемещении, слыша позади лишь крик «нет». Теперь те смели ждать мучительных наказаний, но они о тех не думали, когда помогали телу, больше похожему на червяка, двигаться в водной глади. Улёгшись в ней почти полностью, Марфа умыла лицо, а после, уложив голову на скомпонованную из камышей подушку, принялась за потуги, пытаясь вытащить дитя наружу. Собравшиеся высокопоставленные дамы высшего света Штормграда в жизни не видали такого события и в таких условиях, но это не помешало им погрузиться в неприятную жижу, оказывая своей хозяйке помощь. Давясь от горести, не ощущая себя легче совсем, королева отправляла по лесу вопли, какие легко воспринимались за стоны погибающего от рук самого страшного зверя, и они были настолько скорбными, что толпа сжалась от страха. Всё вместо голосило о плохом исходе, и потому, когда всё-таки синий, уже не способный к жизни ребёнок вышел, все заплакали тихо и смиренно, не столько от жалости потери его, сколько горюя за саму свою королеву, чьи газа им впервые мерещились пустыми, точно, как и внутренняя суть. Немудрено, ведь вместо фирменных шуток и бурных ветров там царила лишь одна мысль: он ушёл. Вернувшись во дворец, лишённая каких-либо эмоций девушка, так и не ставшая матерью, отдала труп в руки его бабушки, вынуждая ту застонать, сотрясая своими звуками стены замка, становясь, судя по всему, единственным поминающим именно эту персону. Сама еретичка отнеслась к нему также, как и в первый день, абсолютно безразлично, идя вперёд с полым организмом, больная только единой целью. Добравшись до своей спальни, она нашла толпу правительства подле на вид мёртвого царя, какие ушли прочь без единого слова, видя, как секундно просачивается через каждую клеточку горечь, возбудившаяся лишь от крошечного взора на любимое тело. В опустошённой комнате, она опять начала рыдать, зная, что готова это делать вечность, и, верно, ей придётся так поступить, потому что, когда он подаст признаки жизни — неизвестно. Улёгшись рядом с тёплым, но тленным телом, она приобняла его, глядя в бездвижное лицо, моля его хоть как-то отреагировать. — Это я — твои крылья! Я здесь, Витя, я здесь! — рыдала она, чувствуя себя так, будто тонет. Так много слёз она пролила. — Я пришла шутить о горшках и цветах! Поговори со мной! Прошу! К сожалению, желания не сбывались, и синие зеницы не показывали себя свету. Поглощаясь в чувстве своей потери, полностью ещё не понимая, сколь много тягот ей принесёт будущее, и лишь чувствуя, что его нет, она винила себя в том, что не спасла его. Она клялась, обещала тому, что вечно будет рядом, но сейчас он — полутруп, а она — охрана возле кладбища. Вроде бережёт, уведомляя, что нужен, но нуждой вытащить его не смогла. Уложив свои волосы совсем рядом с его, она вспомнила о дурацких анютиных глазках, какие по-прежнему цвели на болоте, поражая своей красотой. Всё, на что она обращала внимание, глаголило лишь о любимом человеке, разрушая её, и ничего более она в этом не находила, угнетая себя страдальческим будущим. Положив его руку на грудную клетку, она её сжала, опечаленно говоря последнее. — Вернись ко мне, пожалуйста, вернись, — шептала Марфа, оставляя слёзы на жилетке, какую он сам сменить ближайшее время не сможет. — Я же крылья твои… Мы полетать должны… Полетели? Не уловив ничего в ответ, она позволила себе умереть, укладываясь ушком на родное тело, выдумывая то, что бы он ей сказал. «Мне бы хотелось верить в чудо, о том, что я останусь, но мы оба ведали правду, и я лишь хочу, чтобы ты знала, что ты каждый день моей жизни являлась самым волшебным доступным мне чудом». — Полетели отсюда со мной? — просила последний раз королева, полностью уходя в рыдания, чувствуя, как клетка закрывается, а она, оглядывая решётку, понимает, что находится внутри. Любовь сделала её мучеником хуже, чем она предполагала обратить Витю.