***
Настройка инструментов происходила куда больше обычного, и объяснялось это совсем не жаждой рокерши получить наичистейший звук. У той тупо не имелось никакого желания влезать в расприи летнего огня и зимнего холода, какие не могли угомониться, невзирая на тысячи просьб о ожидании. — Алёночка, у меня репетиция, — пищала в сотый раз Снежка, соединив руки в молящем жесте. — Пожалуйста, давай обсудим это позднее! — Но у тебя же пока есть время! — Слово «пока» закончилось уже давным-давно, а сейчас пошло слово «задержка», — причитала Несмеяна, встав позади своей знакомой, какая сразу поспешила извиниться. — Подожди ещё чуть-чуть, пожалуйста! Она уйдёт! Фыркнув, совсем не веря в такой исход, анархистка взяла в руки гитару и утопала на шаг прочь, примыкаясь перед убеждением об уходе. — Обсудим в комнате… — Это будет через несколько часов! — Это может подождать… — Не может! — требовательно воскликнула так, что даже ушедшая музыкантша приподняла голову. — Потому что это письмо о предупреждении бойни! Час плюс здесь может обречь кого-то на проигрыш! — А кого-то на выигрыш, — предположила дикарка с фиолетовыми локонами. — И Варечка победит! Наивность ледяной колдуньи изничтожала будущую правительницу, хоть она и видела, что подобная реакция далеко не правдива. Свою бестолковую потерянность сейчас фигуристка лишь играла, потому что боялась признаться самой себе, что это письмо существует. Что хуже того — его написала не её лидер. Одно дело знать, что она в гражданской войне, какая не бушует сражениями. Совсем другое понимать, что той гордой воеводы, ведущей вперёд войско с гордой спиной и вверх поднятой головой, не существует. Существует лишь лживый советник, какой пользуется твоим статусом, именем и, возможно, даже тобой. Последнее её пугало больше всего, и она нуждалась в том, чтобы это не принимать. Потому, сделав шаг и вложив рукопись настырным движением в слишком белые руки, Алёнка разрушила иллюзии. — Но она не победит, потому что его писала не она! — упорствуя до последнего, она начала восклицать громче. — Это — не Варина просьба, не Варино сражение, не Варина победа и потому даже не её война! Она борется за то, что у неё мгновенно отберут, пользуясь её личиной! Разве мы можем это допустить?! Оглядев конверт ясно голубыми зеницами, Снежка изучала его, ища изъяны: вроде тот же почерк, те же буквы и даже подпись похожа… Но это не те запятые. Они совсем не походили на завитки воздуха, над какими тёмный князь смеялся без конца на первом курсе, и продолжал все годы их обучения. Здесь совсем не видно тех уникальных, вальяжных, длинных и горделивых запятых. — Что ты хочешь от меня? — поинтересовалась спортсменка, слабо понимая, что она-то со своими слабыми знаниями может сделать. — Отправь письма по всем избранным адресам уже от своего имени: братьям Равелиным, Варе, во Дворец на Пустотелой горе, — сгибая пальцы, перечисляла батарейка. — Можешь добавить свои, какие считаешь нужными. — Это на случай, если первое письмо они пропустят? — Если они пропустят первые четыре письма, — поправила её будущая королева, улыбнувшись. — Василиса, Кривозуб и Маша уже лишились отдать мне свой лимит писем в месяц на это. — Не узнают её родители новых открытий любимой дочурки. — Зато у нас появится шанс узнать хоть что-то о Варе. Тяжело дыша, девушка обдумала решение, а после, согласившись, получила целую стопку исписанных конвертов, какие заполнила её величество в одиночку, записывая уже столько ошибок, что вместо войны там уже давно кого-то звали в ванну. — Как ты их донесла?! — испуганно воскликнула Снежка, ощущая жуткий вес в своих пальцах. — Легко. Я их настолько уже на автомате пишу, что не замечаю поднимаемых килограмм, — призналась богиня огня, почёсывая свои распущенные волосы. — Это вообще законно, столько листов бумаги переводить? — презрительно гудела Несмеяна, очутившись рядом со своей певицей и подняв одно из писем. — Неужели ваша экологичная подружка не выступила против этого? — Жалобу написала, но к рассмотрению её не приняли, так что ей пришлось обратить наши старые конспекты в эту переработанную бумагу. — Всем угодила, принцесса! Поразительно! Оглядев отнятую рукопись, рокерша поняла, что в её руках письмо без адресата, то есть одно из тех, для кого отправительнице надобно выбрать получателя, с чем та совсем не знала, как справиться. Кому писать о подобном она не ведала. Зато бунтарка, будучи куда больше задирой, нежели догадливой умницей, сумела придумать такого мгновенно, и, воспользовавшись беседой подруг, отправила его от своего имени. — Часовая башня Царьграда! Лист исчез, направившись к знакомому циферблату и огромному колоколу-не колоколу, издав свист, на какой подруги обернулись, сразу накинувшись на засранку. — Какого ты сделала?! — Успокойтесь! — рыкнула, ухмыляясь, девушка, поправив свои многочисленные металлические серьги с черепами. — Я всего-то кинула его ещё одному вашему помощнику! — Тому, кто никак не поможет! — Но тот, кто от понимания своей неспособности помочь, может дойти до печальной депрессии! — довольствуясь своим даром, она улыбнулась во все тридцать два. — Весело будет! — Так, всё! Отняв у Снежки все выданные письма, Алёнка убрала их в сумку к фигуристке, прося заняться ими в первый же перерыв. После она отправилась по колледжу, ища других согласных, готовых завалить летающие письма работой. — Зачем? — прыснула ледяная волшебница, возвращаясь за микрофон. — Ты же знаешь, что она ни за что не выйдет из башни… Зачем? — А кто-то другой, по-твоему, отзовётся, Пушок? — нахально цедила она, издеваясь. — Письма предупреждения о возможном сражении ещё куда не шли, но прошения помочь бессмысленны. Им не дождаться помощи, как и начала бойни, думаю, не избежать. От отсутствия согласившихся солдат, сражаться будете лишь вы да дикие ветра, готовые рвать за своего предводителя. Представляя себе настоящее кровопролитие, жалобная кошечка прикрыла глаза. — Ветрова против Ветровой, — уже с восхищением протянула Несмеяна. — Так и закончится величественный род астральных магов. Эх… Хоть песню пиши. Гитара издала аккорд, и спортсменка поняла, что так её зовут к началу. Двигаясь еле-еле, будто в тумане, она встала у микрофона, страдая от серьёзности нынешнего: они — больше не школьные соперницы, не сёстры, порой ненавистные друг другу, и даже не враги. Они — противоборствующие стороны за одну корону, в схватке за какую никто и никогда не найдёт бессовестным умереть.***
Когда волосы цельным комком оказались на земле, Марфа впервые осознала, что переборщила. Вольные действия по изничтожению обязаны приносить страдания, но в планах никак не имелось оставить дочь лысой. Только постриженной. Так что, извинившись пред ней и помогая встать, она дала отгул на лечение, дозволяя всему её альянсу заиметь свободное время. — Очень больно?! — верещала Селеста, крутясь подле подруги. — От количества твоих вопросов ответ не изменится, — прыснула колдунья ветра, придерживая место, где только что группа волосков оставили лысую зону. — Неприметно вовсе, — убеждал её Петя, перекладывая пальцами иные локоны. — Они такие густые, что вообще не видно лысину… — Лысину?! Парочка помощников на крик принцессы мигом обернулись, глядя друг на друга, будто бы пытались понять, сколь сильно ошиблись, рассказав ей правду. — Он шутит! — Я шучу! — Лысое пятно — сложно лысиной назвать! Книголюб не почтил эту фразу повторной, потому что в качестве ответа лишь стукнул рукой по лицу, знаменуя, сколь они ошибочны. Аметистовые зеницы повернулись к воздушной принцессе, и она, дрожащим голоском, пыталась солгать. — Оно маленькое совсем, — пищала та, пальцами указывая размер раненной территории. — Такусенький… — Если ты сделаешь хвост или заплетёшь косу, его даже видно не будет! Ощущая, сколь много глупостей болтают товарищи, Варя фыркнула, знаменуя, что представление пора кончать. Ей не нравилось, как они выдавали реальность ситуации, при этом пытаясь покрыть её флёром чего-то прекрасного и безобидного, убеждая, что всё нормально. В этом обществе из древнего тёмного князя, какой готов променять всё, ради заботы о ней, и своей добродушной подруги, она искренне нуждалась в циничном голоске диггера, какой бы оповестил и разложил по полкам правду. — Давайте просто польём лекарством, — молвила устало она, шагая на ватных ногах в сторону кухни, где хранились медикаменты. — Хороший план! — согласилась Селеста, кинувшись следом. У фанфарона имелся же отличный от подруг план. — Во мне преобладает сильнейшее желание отправиться в книжные дали, — произнёс он. — Надеюсь, никто не воспротивится тому, что я вас оставлю. — Томик Байрона интереснее, чем моё самочувствие? — буркнула с наигранным недовольством лидер патруля. — Нет ничего его важнее, моя королева, но у меня есть неотложные дела, требующие немедленного осмысления. Жаждя получить «добро», Петя склонился пред колючкой в достойном поклоне, вызвав с её искусанных губ слабенький писк. Как она откажет этому джентльмену? Кивнув, она дала ему вольную, и, сопроводив его уход взглядом, подруги двинулись в назначенное место. — Что же такого важного есть в книгах? — удивлённо обратилась воздушная принцесса, доставая бутылки из ящиков. — Понятия не имею, — призналась Варя, приложив к затылку мокрое полотенце. — Я до сих пор знать не знаю, как он выбрал такую способность некогда, обратив себя в жильца литературных произведений. — Мне кажется, для Пети это был восторг… — Никогда не спрашивай его страшные истории, — выкинула волшебница, забирая лекарство. — Опять будет рассказывать об инквизиции и казнях. — Иногда мне очень сложно поверить в то, что он — тот самый тёмный князь, который сажал кого-то на кол, — охлаждая тряпку, призналась верная подруга. Отношение двух явно далёких друг от друга людей мерещились им обоим чем-то сумбурным и непонятным. Современная королевская особа с нежным нравом шла в острый разрез с прагматичным древним мрачным правителем, ибо даже их лексикон разнился до невиданных форматов. Но Селеста считала его другом, заботилась и ценила, пусть и в обратную сторону того же отношения наблюдалось мало. Верно, именно из-за того, что богок держал её далече, она и не знала большинства историй, через какие он прошёл. Как, впрочем, и его цель для существования в замке. — Мне тоже это некогда далось с огромным трудом, — поддержала разговор лидер патруля. — Хотя, скорее, я больше тогда поразилась именно тому, что у него есть братья, нежели их подвигам. — Зато ты, как истинная будущая жена, знакома уже со всем семейством. — Не со всем, — опровергла вариант колючка. — С матерью — нет. Меня приглашали лишь на похороны отца. Хмыкнув испуганно, принцесса воздушного королевства подобралась вплотную к раненной голове и, разлив средство на надобное место, начала аккуратно его поглаживать. — Какую свадьбу ты хочешь, даже, точнее вопрос такой: вы будете соблюдать королевские свадебные обряды? Обращение поставило несчастную скучающую в тупик. Чем больше становилось число дней в дневнике с ухода Влада, тем сильнее она грустнела, а свадьба, какую она представляла в красках, всё больше грезилась ей эфемерной и ненастоящей. Письма без ответа становились ударами по сердце, а кольцо больше не играло в роли экспоната, дарующего уверенность в будущем, обратившись только лишь пущим катализатором страданий. Каждый божий день она боролась с желанием спрятать его в какой-нибудь коробок и больше никогда не вытаскивать, лишь бы не вспоминать о том, что она его лишилась. Изъяв с лица счастливые эмоции, она опустила глаза вниз. — Не знаю, честно сказать, — выдавила она из себя. — Возможно… — У тебя будет сильно неудачный девичник, — буркнула следом Селеста, рассмеявшись. — У нас, кроме тебя, никто больше шить не умеет! — О чём это ты? — не поняв, о чём говорит подруга, Ветрова обратилась с вопросом, получив взамен целую лекцию. — Девичник у старообрядцев подразумевает под собой посиделку, когда будущая невеста собирает в своём доме 15 «шитниц», какие помогают ей с приготовлениями, а по вечерам садятся шить и петь причеты. Они поют о прощании с молодостью и свободой, покуда расплетают невестину косу, знаменующую юную и беззаботную жизнь. В этот момент, будто для наглядного объяснения, принцесса поигралась с тёмно-каштановыми локонами в своих пальцах, лицезрея, как красная зона заметно белеет и там даже появляются крошечные зачатки будущих корней. — Тогда мы прощаемся с красной красотой — с лентами, какие будут вплетены в твою причёску. — Невероятно, — очень удивлённо слушала её колдунья ветра, поражаясь интересным традициям. Её сильно смущало то, как много о бракосочетаниях знает не имеющая никаких отношений подруга детства. — Ещё тогда же обязательно проводят свадебные гадания. Одно из них, когда в дом к жениху впускают курицу, обязанную в лентах, и кормят её пшеном. Если она недовольно кудахчет, то, значит, жена будет сварливой и надоедливой. — Думаю, Влад это и без курицы прекрасно понимает! — Тогда у вас хотя бы будет мясо! Рассказы о возможных брачных действиях лились рекой, не останавливая, и тогда Варя начала понимать, что осведомлённость уже далеко не похожа на интерес тематикой, а, скорее, на заучивание. Собеседница говорила вещи слишком чётко, почти не прерывалась, будто проходила это не раз и уже запомнила каждое действие, что внушало странный несуразный страх. Приняв предположение, она обратилась с конкретным вопросом. — Ты обручена? Пальцы, до этого заботливо гладящие голову, остановились, а бодрая лекция замерла, явив смущение своего лектора. Посмотрев вдаль, Селеста искала правильный ответ. — Мне искали женихов, — призналась наконец-то она, явно тяготясь этих мероприятий. — Приходили на смотрины и всё такое. — Принудительный брак? — взвизгнув, развернулась к ней сильно разозлённая воительница. Позволит она ещё кому-то из своих близких делать то, что они не желают. Ага. Она может страдать от чужих желаний, а её важные люди — нет. — Договорной, — поменяла вариант заботливая подружка, даже улыбнувшись. — Я же принцесса. У меня не особо много выбора. — Мы же не в шестнадцатом веке! — бушевала лидер патруля. — У нас есть выбор! — У тебя есть, — поправила её неженка. — Это у тебя есть возлюбленный, которого ты ни за что не бросишь, и это ты имеешь право отказаться от тысячи вещей на планете, потому что у тебя всегда будет опора в его лице. Я так не могу. Вздохнув, она продолжила. — У меня нет того, к кому я могу сбежать от целого мира, и уж тем более я бы не смогла это исполнить, потому что королевство — это буквально единственное, что мне надобно с самого раннего детства. Ты можешь всё оставить и отправиться жить обычную жизнь, у меня такой воли нет, — показав на себя, та указала на запреты в виде внешности. — У меня волосы, которые летят вверх, нездорово розовый оттенок кожи и крылья. У меня крылья, Варя. Слушая её повесть, дочь старообрядки и короля Штормграда впервые понимала, сколь много ограничений возлагается на самом деле на королевских персон и, в частности, на её необычную подругу. — Я не могу сбежать, как ты, потому что на меня взвален слишком высокий уровень ответственности. Я — продолжатель рода редких воздушных жителей, у меня есть огромное количество обязанностей, и во мне нуждаются люди… — У меня тоже есть задачи… — Совсем непохоже на то, что ты о них думаешь! Претензия прозвучала так душераздирающе и грустно, что Варя даже противопоставить ничего не могла. Ощущалось, что она обязана звучать со слезами, но девушка сдержалась. — Ты напиваешься вместо тренировок, постоянно пытаешься отлынивать от мероприятий, а ещё ты лишила себя сильнейшего гена, возможного в волшебном мире! — вопила печальная. — Твои бабушка и дедушка делали всё, лишь бы сохранить эту близость астрального плана, твоя мать прошла через ад, чтобы ты родилась, а ты, вместо того, чтобы с благодарностью принимать высший дар колдовской стези, просто от него отказалась! — Это было опасно для меня, — не кричала, а именно что шептала лидер патруля. — В том то и дело, что для тебя! Для тебя, Варь! У тебя в размышлениях всегда есть только ты и твои желания, а твои люди, твоё королевство, пусть заботятся о себе сами! Найдя это оскорбительным, правительница воздуха принялась отстаивать позицию, аж отодвинувшись от лечащих рук. — Мне далеко не плевать на окружающих! — пылала она. — Я всегда защищаю всех! Я за свой патруль готова кому угодно голову оторвать! — Да, не спорю! — согласилась Селеста. — Но почему-то обязанной перед ними ты себя находишь, а перед народом, для которого ты — королева, нет! Восприняв это, Ветрова поутихла. Доводы, названные некогда в пещере, как-то очень быстро забылись, когда по её душу пришла тягость в лице матери и утраты Влада, помогая ей забыть о том, что она кому-то что-то должна. Но она должна. Как принцесса обязана обеспечить счастье и безопасность своему народу, свою победу против гарпии, какая грезится сильно невозможной, ведь она уже когда-то поступила очень эгоистично и лишила себе достаточной мощи. — Я не отказалась, — тихо-тихо молвила она, устало развернувшись прочь, — Я лишь закрыла в себе звено астрального плана. Поняв, что наговорила лишнего, доведя близкого товарища до самобичевания, принцесса воздушного королевства предприняла попытку извиниться, но услышала тихое «не за что». Ей не оставалось ничего иного, кроме как обнять подругу, зажав её за шею, убеждая, что она рядом. — Когда я впервые попала в астральный план, духи дали мне волю решать, хочу я этого или нет, — рассказывала Варя то, чем старалась не делиться. Об этом знало не так много людей, и всё по секундно ведала лишь Любава и лишь из-за того, что это она оттащила её от рассерженной до нельзя матери. — Сказали, что, откажись я, проход в астральный план для меня закроется, и тянуть они меня к себе не будут, но они ничего не говорили о том, что это, оказывается, совсем не навсегда. Сидя в объятиях, та решилась выдать информацию, какую действительно не знал никто, кроме человека, с кем она делила то мгновение. — Рассказав историю Ветерку, я узнала, что процесс, проведённый ними, — это процесс закрытия, а совсем не изъятия. Будь это изъятие, за мной бы не лился шлейф острой магии далёких зон, и я бы точно не могла читать чужие мысли. Он вычитал из книг, что, в принципе, если я когда-то захочу, то я могу вернуть себе способность. — И как? Опустив голову, Варя завершила повесть. — Я не помню. Я настолько сильно даже думать не хотела о том, чтобы возвращать силы и иметь с этим дело, а, когда его изгнали, я и вовсе поклялась, что никогда и ни за что туда не полезу. Прокрутив кольцо на пальце, она ощутила всю ненависть к этой бижутерии. Это — её символ вольных лет, за какие она лишила себя право сейчас властвовать королевством. Некогда она уплывала прочь из дома, чтобы после вернуться и подарить Штормграду достойного правителя, но сейчас она видела всё иначе. Хоти она этого по-настоящему, она бы придумала другой ход, нежели трусливый побег. — Эгоистка чёртова! — рыкнула она, уткнувшись в колени и пустив слезу. Её желания, её цели, её свобода никаким образом не сталкивались за все эти годы с родной короной и званием, а единственной причиной для возвращения домой, стало ранение её тётушки. Она шла ради своего человека, а совсем не своего народа. — Не плачь! — пищала Селеста, крепче сжав подругу. — Мы можем найти этот выход! Мы сможем! Поищем книги какие-нибудь! Поспрашиваем! Может, Ветерку тому же напишем! Мы найдём его и вернём тебе силы! — Я понятия не имею, где он находится, — опечаленно сообщила лидер патруля. — Ну, нам не впервой искать иголку в стоге сена! Ты же меня нашла! Рассмеявшись, девочки начали продумывать план по тому, как же вернуть ей силы, планируя отправиться в библиотеку для воплощения своей затеи хоть прямо сейчас, но решились не прерывать важные дела уместившегося там книголюба. Спрятавшись средь книжных шкафов, он взял с полки ровно одну книгу, копию какой, мог поклясться, видел в часовой башне во время их визитов. Помолившись несколько раз на удачу, Пётр раскрыл её и, вынудив из кармана пиджака письмо, понадеялся на то, что его не книжный брат сумеет хотя бы забрать посылку из его мира. — Пожалуйста, Алексей, пожалуйста, — молвил он, закладывая конверт вглубь книжного произведения, надеясь, что рукопись действительно дойдёт до его родственника. Закончив с делом, он огляделся по сторонам и, спрятав фолиант у себя, побрёл прочь. Никто не должен знать об его подозрениях в нечестной игре, покуда он не убедится, сколь лживо происходящее вокруг них.***
Пребывая в одиночестве, факир играл со своими спичками, сидя на диване. После того, как пара почтила своим визитом группу на завтраке, те вновь пропали восвояси, со своими беседами и откровениями, дозволяя оставшимся лишь наблюдать за их ласками. Богиня же даже проводить время с теми не стала, почти сразу после их возникновения за столом, исчезнув вон, чем получила от Любавы лишь прысканье. Не будет же она бегать и извиняться перед высшим духом, какого сама призвала и освободила? Она даровала свободу, а, значит, по её мнению, та точно не имело права поедать её мозги за согрешения. А перед не магом она и впрямь ощущала стыд. Во время завтрака она постоянно ловила его мысли, какие больше напоминали особое смущение и стыдливость, словно ему неприятна компания в их лице, и то, что Корвин уже откровенно за столом говорит возлюбленной комплименты, не стыдясь своей привязанности. Естественно, правду о ревности фокусник зарыл так глубоко, что многие археологи искать веками будут, так что, у биполярной особы и шанса не имелось раскрыть истинность его нынешнего положения, как и исправить его. Единственное, до чего додумал её мозг, это не мозолить ему глаз, поэтому парочка удалилась прочь, рассказывать греческие легенды и обсуждать древние мифы, пока дикие ветра, призванные бороться, растрачивали свои силы на банальные игры. Притворяясь отличным актёром, какой радовался за взаимные чувства подруги, психолог сумел убедить её, что сам он в порядке. Это оказалось кромешной ложью, что он осознал, как только уселся в тишине один. Образ влюблённой парочки лишал его голоса, забирал воздух, и он никак не мог понять, виной тому его недоверие к метаморфу, понимание, что он сам себя таких любовных терний лишил, сбежав от объекта воздыхания, или то, что он сам испытывал к владыке мыслей. В последний пункт он верил меньше всего. Ну, придумал твой мозг в одно мгновенье фразу, что ты её любишь! Ну, повторил потом ещё пару раз! Разве это поводы?! Поправляя рукав своей кофты и выгребая оттуда светлый длинный волос, Саша огорчённо хмыкнул себе под нос. Весомейшие. Тот никаким боком не мог понять, как он вообще способен испытывать что-то к человеку при условии, что в нём по-прежнему огнём всё пылало от заботы и любви к другой персоне. Когда он бросал Алёнку, ему мерещилось, что он обрывает канаты от моста в счастливые земли, лишая себя их навсегда. Но потом он ощущал себя так, будто и те сплетения верёвок и самого себя он поджёг. Лишаться её и понимать, что кровать с тобой никто не разделит, что носом никто не вожмётся, и никто не пошутит про то, что ты — второй Пушкин, грезилось ему самым страшным проклятьем, какое только могли наслать на него его альтруистичность и жертвенность. Без неё существование мерещилось посредственным, скудным, заурядным. Но каким оно чудилось без Любавы… Пребывая в своих мыслях слишком глубоко, он совсем не заметил, как пространство комнаты впустило в себя ещё одну персону. — Ты хмыканьем пытаешься воздуха в комнату набрать? От юмора ветра, Абрикосов усмехнулся. — Его уже ваши дети своим бегом создали. — А мне казалось, что они лишь изымают его у ваших несчастных ущербных лёгких… — Ущербных? — с явным предъявлением переспросил он. — Как ещё назвать положение, если при их отсутствии, вы не сможете даже дышать? Простота и циничность богини раззадорила собеседника, так что он начал смеяться. — Извините, что мы — не вы! — закинув голову и почесав свои каштановые пряди, заявил Саша. — Имеем такие дурацкие органы! — Все ваши органы дурацкие, — продолжала с негодованием и самодовольством издеваться Эвр. — Совсем другое дело — полое тело?! — издевался уже психолог патруля. — Завидую, что у вас нет ничего из органов: не будет проблем с пищеварением или инфаркта! Завидно! — Почему же «полое тело»? — заигрывая, молвила особа. Прицелив свой туманный взгляд на человеке, она покорила расстояние между ними и разместилась на диване, насколько можно обозвать положение, когда блеклая фиолетовая туча размещается на твёрдой поверхности, какой даже не касается. — Во мне есть один орган… — Душа? — предположил факир, вспоминая из рассказов Психеи о том, что жители астрального плана — это души. — Сердце. После этого признания, прежний азарт, буйствующий в субстанции, заметно утих. Она стала серьёзнее, словно пыталась своими еле разбираемыми зрачками прожечь мальчонке душу. Чуть смутившись, не маг сглотнул комок, возникший в глотке, решив опять отделаться шуткой. — Значит, инфаркт, всё-таки, светит. Найдя забаву смешной, восточный ветер рассмеялся. — Суть в том, что душа работает от сердца, — принялась пояснять она анатомию богов. — Его биение создаёт и обеспечивает жизнь пневме, то бишь жизненной силе, за счёт которой уже и живёт душа. — Но у вас разве есть бит? — Слышимый бит — нет, — подтвердила Эвр. — Биение есть. Внутреннее и терпкое, но тоже незаметное. Логика грезилась не столько странной, сколько своеобразной, но после высшее божество пояснила причины и такую сложность. — Нам нужно сердце, питающее душу, потому что именно оно призвано любить и находить себе близких. Потому что без него, ты не найдёшь свою родственную душу. — Родственную душу?! — переспросил, не веря, фокусник, чувствуя, что собеседница применяет выражение, как действующий фразеологизм. — Это, как понятие? — Конечно, только в словарных выражениях оно обзывается иначе, как объединение шести видов любви… — Шести?! Словив истинный шок, субстанция нашла мальчонку очень смешным и потому вновь направила по помещению свой белый ребристый шум, отражающийся эхом. — Шести, — принялась перечислять она. — Эрос — страстная любовь, вожделение. Прагма — прагматичная любовь, точное противоположное понятие, когда, вместо сердца, партнёра выбирает мозг, акцентируя внимание на личностных характеристиках. Филия — бескорыстная дружба, когда у вас максимально искренние отношения, но нет пылкости и страсти, какую можно описать, как покорение стрелой Амура. Да, вы влюблены, но это терпкое чувство вязи душ, имеющее право зваться именно тонким, а совсем не бурлящим. Людус — опять же, точная противоположность филии. Это игривая любовь, желание чего-то секундного, но не затяжного. В этом как раз ничегошеньки тонкого нет! — Толще некуда?! — Есть, — отказалась от такого варианта рассказчица. — Ты медальку раньше времени не выдавай. Полюбовавшись улыбкой молодого человека, она продолжила. — Сторге — крепчайшая привязанность, где один всегда больше отдаёт, а другой больше принимает. Это больше родительская любовь, и она отличается весомой крепостью. — Это вы и ваши дети? — Когда я не хочу их всех прогнать в астрал — да, — отпустив эхо по комнате вновь, Эвр закончила рассказ на самом пике повести. — А ещё есть Агапе — высочайшая форма любви. Она — сумма всех искренних компонентов, какие создают страсть, понимание и жертвенность, из-за чего она и считается самой мощной из всех. — Объединением страсти, дружбы и почти родственной привязанности? — повторил Абрикосов. — Агапе — родственная душа. По буквам повторив слово, земной паренёк получил ещё один факт к изучению. — Интересно ещё то, что души, сплетённые этими связями, действительно скреплены ими в астральном плане, но далеко не все. Тончайшие ярко-розовые нити эроса, похожие на паутину, бескорыстная любовь филии чуть толще, ярко-оранжевого оттенка. Людус — это почти прозрачная чернь, прагма — идентичная, но белая. Сторге — крепкая нить, какая вяжется на руке у управляющего и на шее у управляемого, светит зелёным цветом. — А Агапе? — Голубой, — буркнула та, сохранив паузу. — Небесно-голубой. Некоторые нити вяжутся по пальцам у обоих, как филия, у других на талии, как у Эроса, а родственные души вяжутся по шее крепкой верёвкой, знаменующей острую зависимость друг от друга. Если нить стянется сильнее, то один ощутит что-то вроде дереализации и тревожности, а, если кто-то умрёт, то второй лишится ощущения стягивания. — И станет свободным? Эвр покачала то, что можно назвать головой. — Узел останется, а тяга — нет, и человек, страдающий от этой нити, будет чувствовать себя опустошённым. Не счастливым, не свободным, не огорчённым, — по слогам проговорила последнее слово. — Пустым. Ощущалось, что здесь и стоит точка диалога, ибо продолжать богине явно нечего, она договорила всё, а Саша не находил должных вопросов, чтобы их задать. В нём метался лишь один интригующий его: зачем она ему это всё рассказала? — Хочешь узнать: зачем я распиналась? — хохотнула рассказчица. — Чтобы ты права не имел шутить о том, что у меня нет сердца. Поднявшись, субстанция полетела к выходу. — А у ваших детей оно есть? Урча себе в туманы, богиня ветра дала ответ. — Неа! Они — бессердечные беспорядки! Оставив до этого расстроенного факира явно повеселевшим, она укатилась по делам, размывая себе пространство, чтобы не видеть прочные нити, какими вязался замок.