~
Питера толкают к стене и целуют с такой властной яростью, что он задыхается от возбуждения. Задыхается, но находит в себе силы отстраниться от Уэйда. Питер прикрывает его губы ладошкой и говорит: — Я дам тебе, только если ты будешь со мной встречаться. — И нахуя ты тогда сюда приперся? Ты знаешь, я не буду с тобой встречаться. Не хочешь трахаться — ну и вали. Другого найду. — Да кто вынесет такого хама, Уэйд? — усмехается Питер. — Признай, я твоя единственная надежда на секс. Уэйд опирается ладонью о стену за спиной Питера и наклоняется к нему. — Судя по всему, ты тоже не то чтобы кому-то нужен, раз умоляешь уродливого бандита с тобой встречаться. — Я могу быть почти с кем угодно. Но мне нужен ты. — Нет, правда, — Уэйд хватает его за подбородок, внимательно разглядывая. — Что с тобой не так? Тащишься от монстров? — Если бы я просто тащился от монстров, секса мне бы хватало. Уэйд ухмыляется и скользит рукой с его лица на шею. — Какой же ты жалкий. Слушай меня внимательно, шлюха, сейчас я тебя выебу, а потом ты свалишь как обычно. И никто не будет с тобой встречаться. Ни я, ни кто-то другой. А знаешь, почему никто другой? — Ты запрещаешь мне? — выдыхает Питер, стараясь скрыть восторг от этой дикой мысли. — Нет, я просто всем скажу, что ты дырка спидозная, и никто никогда тебя не захочет. А вскоре ты и мне надоешь. И тогда ты будешь умолять почти каждого прохожего, чтобы тебя поимели, но никто не посмеет к тебе прикоснуться — настолько ты мерзкий. — Но пока меня касаться хочешь ты… — улыбается Питер, и Уэйд буквально рычит от возбуждения прежде чем на него наброситься. Это все похоже на какую-то огромную странную сюрреалистичную игру. И Питеру эта игра ужасно-ужасно нравится.~
Нью-Йорк мигает, копошится и шумит где-то там, внизу, пока Питер свешивает ноги с крыши и открывает бумажный пакет. Запах фастфуда тут же заполняет его легкие и вызывает улыбку счастливого голодного ребенка. Питер задирает маску до носа, ветер холодит его кожу, а позади раздается: — Ты начал без меня! Уже через пару секунд рядом с Питером плюхается огромная мускулистая туша. Уэйд взмахивает собственным пакетом, выражая все свое негодование, и Питер только хмыкает. — Прости, но я голоден. — Злодеи достали? — уныло интересуется Уэйд. — Учеба… А еще работа, помощь тете и один дико упрямый парень, который отказывается с ним встречаться, хоть и без ума от него. — Сколько я тебе говорил, — бормочет Уэйд, вытаскивая буррито из своего пакета, — выходи за меня! У меня денег куры не клюют, и не понадобится никакое образование, а? — Если ты такой богатый, то чего ты тогда ешь на крыше пищу для голодных студентов? — Я бережливый. Но на тебя, Паучонок, я бы ни копейки не пожалел. Клянусь! Питер только закатывает глаза и возвращается к прекрасному, восхитительному твистеру, который так и хочется отведать. Он не ел с самого утра, подрался с двумя злодеями и чуть не сцепился с преподавателем. Еще бы чуть-чуть, и Питер съел бы свою курсовую, а в ней, между прочим, каким-то чудом информации даже больше, чем воды! Питер откусывает: тонкий лаваш и овощи с курицей буквально тают у него во рту. А этот соус! Этот соус! — Приятного аппетита, милый, — заботливо говорит Уэйд, и Питер мычит в ответ что-то, даже не напоминающее «Спасибо». Жизнь прекрасна. После небольшой — но потрясающей — трапезы, они просто валяются на крыше и болтают о мелочах. Уэйд рассказывает, как его покусал Ящер (вообще-то, перекусил его пополам), а Питер все думает и думает, почему Уэйд рассказывает это только Пауку. Да, они друзья, но как Паук завоевал его доверие? И почему без маски Питер не может этого сделать? — Какие парни тебе нравятся? — внезапно прерывает его болтовню Питер. — Такие, как ты, — без раздумий мурлычет Уэйд. Питер только закатывает глаза. — Я ведь серьезно! Уэйд хмыкает, откидывает голову на бетонную поверхность крыши и мечтательно вздыхает: — Милые. Заботливые. Такие, чтобы зубы сводило от их правильности, а яйца — от их шлюховатости. Таких не бывает. — Бывают! Такие правда бывают, потому что Питер отличный, самый наглядный пример героя, помешанного на справедливости, и парня, который готов лечь под Уэйда Уилсона, сколько бы оскорблений тот ни изрек. Только вот почему-то практика показывает, что Уэйду Питер совсем не нравится — Уэйду нравится совать в него член. — Может быть, и ты такой, мой ползучий непоседливый сексуальный Паучок? — А может быть, ты перестанешь подбивать ко мне клинья, оглянешься вокруг и поймешь, как мир прекрасен и как он полон похотливых правильных мальчиков, готовых с тобой встречаться? Этот намек настолько жирный, что Питер рискует нечаянно выдать себя. Ветер усиливается, то ли пытаясь согнать их, то ли передавая весточку от вселенной: «кажется, кое-кто тут заигрался в Ромео, позабыв, что, вообще-то, в оригинале это ничем хорошим не кончилось». Уэйд не догадливый — это главный его плюс, когда дело доходит до тайны личности Человека-паука и его странной, прямо-таки мистической и невероятной схожести с Питером Паркером. — Да кому я нужен? — отмахивается Уэйд. Как это кому? Питер растерянно хлопает глазами, пытаясь вспомнить, что же из его настойчивых подкатов к Уэйду осталось для последнего неясным. — Как заслужить твое доверие? — спрашивает Питер. Уэйд поворачивает голову — белые вставки маски подозрительно сужены. — Не смотри на меня так, будто никто никогда не удостаивался этой чести. — Удостаивался. Что за допрос? Питер отворачивается от этого невыносимого пронзительного взгляда сквозь маску, который в иных ситуациях его частенько возбуждает, но не сейчас, когда на кону кое-что большее, чем секс. — Я просто подумал, что совсем тебя не знаю с этой стороны, — сочиняет оправдание Питер. — Ты мой близкий друг, и иногда ты кажешься таким одиноким, что мне хочется понять: почему? — Да, Паучонок, ты действительно совсем ничего не знаешь ни об одиночестве, ни об отношениях, ни обо мне, раз у тебя складывается такое хреновое и печальное впечатление. — Ты счастлив? — тихо спрашивает Питер. — Более чем. — А я бы хотел, чтобы рядом был кто-то, кто может и поцеловать, и трахнуть, и утешить, и поддержать. — Так в чем проблема? От тебя все в округе без ума, Тыковка. — Все по закону жанра: скольким бы людям я ни нравился, мне всегда будет нужен тот, которому плевать. — Отстой. — Не то слово. Но спасибо за то, что все это слушаешь, — Питер снова смотрит на Уэйда и на сей раз позволяет себе пропитаться его внимательным пронизывающим взглядом. Как Уэйд это делает в маске, для Питера всегда оставалось загадкой. — Ты же знаешь, я всегда к твоим услугам, малыш.~
Уэйд всегда к услугам Человека-паука, но на следующий день Питера Паркера он чуть ли не выгоняет из своей квартиры, напоследок назвав подстилкой. Раньше Питер не воспринимал это всерьез, Уэйд постоянно несет бред, но теперь Питер злится. Питер шагает по переулку, мстительно представляя, как исчезнет из жизни Уэйда, а тот, все осознав, станет бегать за ним и просить вернуться. Паучье чутье резко прерывает его фантазии, а в следующую секунду Питера отталкивает Уэйд, и мимо них проносится огромный топор. — Ты в порядке? — уточняет Уэйд, на что Питер кивает. Он, конечно, увернулся бы, рефлексы не оставили бы топору никаких шансов, но перед Уэйдом такими навыками лучше не светить без красной паучьей маски. — Ты спас мне жизнь, — выдыхает Питер, стараясь выглядеть не слишком спокойно в данной ситуации. — Я все-таки тебе нравлюсь, да? — Спасать гражданских — моя работа. А твоя — сосать мой член и не умничать, Паркер, ясно? — И я с удовольствием исполню свои обязанности после того, как ты победишь злодеев, — улыбается Питер, игнорируя голос разума, который напоминает, что его пять минут назад выгнали и оскорбили. Уэйд только хмыкает. — Давай делай ноги отсюда, не место тут для малолетних шлюшек. В них летит еще один топор, и Питер очень сильно сдерживается, чтобы не поймать его в воздухе. Топор врезается в стену возле них, а Уэйд несется в бой, пока Питер делает вид, что покидает место происшествия. Конечно, несколько мгновений спустя в битву вмешивается Человек-паук, а еще через час они сидят на очередной крыше, местами побитые, но довольные победой. — Ты откуда вообще взялся? — спрашивает Уэйд. — Да так, — Питер жмет плечами, прокручивая в голове свое спасение Уэйдом. О человеке хорошо могут рассказать не его слова, а поступки. И может, Уэйд спас бы так кого угодно, но он спас Питера, на которого ему вроде как было плевать. Значит, Питер нравится и нужен ему в любом формате, в любом виде, в любой ипостаси. Он глядит на Уэйда и понимает, что пора: пора уже закончить всю эту идиотскую историю. Уэйд сидит рядом, и Питер просто придвигается, пересаживается к нему на колени, обнимает его за шею и наслаждается звучанием ошарашенного Уэйда: — Эй, малыш, ты чего?! — Все эти битвы меня ужасно возбуждают. Как думаешь, я бы подошел на роль правильного и шлюховатого парня? Клянусь, я такой шлюховатый, что ты дара речи лишишься. И твои голоса тоже. — Паучок, ты что делаешь? — Уэйд даже не обнимает его. Такой робкий, когда дело доходит до Паука, и такой властный, когда дело доходит до Питера — это просто восхитительно. — Я, по-твоему, просто так тебя про парня спрашивал? — Ну… ты ведь не для себя? — Для себя. — Паучок, прости, я не могу. Я же просто шутил, я не всерьез к тебе… Ах вот оно что. В действительности Питер не нравился Уэйду ни одной своей личностью? Питер не спешит слезать с его колен. — В чем дело? Ты же слюни на меня пускаешь, Уэйд. Давай рассказывай. — У меня вроде есть парень, — виновато произносит Уэйд. — Он мелкий и придурочный, и я всеми силами пытаюсь от него отделаться, потому что ему со мной опасно, но он так вцепился в меня… Прости, Паутинка, я еще никогда никому не был так нужен. — Ты сказал, что пытаешься от него отделаться. — Потому что он не ты и не я, он обычный хрупкий парнишка. Даже думать хреново о том, что он может пострадать из-за меня, но мне не хватает духу отшить его окончательно, я так давно не чувствовал… Питер улыбается и стаскивает с себя маску, зная, что у него больше нет ни одной причины скрываться. Уэйд молчит. Уэйд молчит так, будто кто-то сломал его речевой аппарат. Помолчав удивительно продолжительные несколько секунд, Уэйд только говорит: — Так вот почему ты не испугался топора. — Прости, актер из меня никудышный, — кивает Питер. — Мне кажется, ты упал в моих глазах, — задумчиво произносит Уэйд. — Я думал, ты какой-нибудь обворожительный умник, а ты оказался тупым малявкой, который ведется на шрамированного мужика, сколько бы раз тот его ни посылал? — То есть ты все-таки не хочешь со мной встречаться? Уэйд хватает его за бедра и прижимает его к себе так, будто он сейчас убежит. — Я же сказал, у меня есть парень, и это ты, моя глупенькая дырка для члена. Питер усмехается, а Уэйд стаскивает с себя маску и дарит ему сомневающийся взгляд. — Это же ничего? — Ничего что? — Что я зову тебя дыркой! — Раньше ты не задавался таким вопросом. — Раньше я думал, что ты пацан, который бегает за мной, несмотря ни на что. А ты оказался пацаном, за которым я бегаю, несмотря ни на что. — Предпочитаю считать, что мы просто взаимно друг другу нравимся. — Ага, малыш, так что насчет дырки? — Уэйд, когда ты не имеешь цели меня оскорбить, а ты никогда ее не имеешь, это не обидно. Это даже возбуждает: так грубо и грязно… По лицу Уэйда расползается та самая довольная гаденькая ухмылка, от которой в Питере всегда просыпается инстинкт — раздеваться. — Как насчет секса на этой крыше? — мурлычет Уэйд. — Я обещал тебе минет после битвы. — Ну так за работу, моя паучья шлюшка. Питер все еще беспокоится о том, как Уэйд станет проявлять себя в этих отношениях, но у них будет много времени впереди, чтобы выяснить все минусы и плюсы друг друга. Питер не может ничего с собой поделать, его дико возбуждают грубости Уэйда, и они занимаются потрясающим сексом в общественном месте, а потом дома у Уэйда, и все обжигающе хорошо. Питер беспокоится до тех пор, пока утром Уэйд не готовит ему завтрак с кофе и не называет его карамелькой. Питер расслабляется, когда Уэйд тащит его на свидание в кино. Грубости он оставляет для постели, и Питер умирает от восторга — все складывается потрясающе. Питер боится, что грубый и жестокий Уэйд может вылезти наружу во время их первой ссоры, но даже со злости Уэйд не позволяет себе тех слов, которые позволяет, когда трахает Питера. Они ругаются по самой обычной причине: Уэйд подрался с Тони, за что Питер на них обоих наорал. Уэйд же решил, что это вообще не его дело. — Прости, Паутинка, но суй свой красивый носик куда-нибудь в другое место, а теперь отъебись, ты мне не мамочка. С этими словами Уэйд буквально захлопывает перед Питером дверь своей квартиры, куда тот за ним шел, чтобы доругаться. Питер моргает. Питер моргает еще раз, получше, возмущенно замахивается ногой, чтобы пнуть дверь, но та снова распахивается: — Будешь чай? У меня есть твое любимое печенье. Питер тяжело вздыхает. — Я люблю тебя. А дальше Питер с деловитым видом проходит вглубь квартиры на поиски печенья, потому что его наличие еще совсем не значит то, что Уэйд помнит, где оно лежит. — Ты мне тоже очень нравишься! — весело отзывается Уэйд и бредет за Питером. — Ты меня любишь. — Я тебя обожаю. — Печенье, Уэйд, где печенье? — А может, примирительный секс? — О, то есть мне мой нос в твои дела совать нельзя, а тебе твой член в меня совать можно? Уэйд зависает на добрых несколько секунд в попытке осознать это нехитрое сравнение. А Питер думает о том, как же ему с ним повезло.