***
Минхо никогда не скажет этого своему лучшему другу, но на самом деле он благодарен Джисону за то, что тот предупредил его прежде, чем это все всплыло в виде шуток на тренировке. Кажется, все ребята на седьмом небе от счастья (кроме, разве что, Чана, который кидает на Минхо тяжелые взгляды, из-за чего Ли приходится затрачивать колоссальные усилия, чтобы игнорировать их) из-за того, что их прилежный, сосредоточенный Сынмин отвлекается с помощью чего-то, похожего на романтику. Минхо смеется, когда должен. Он смотрит на Сынмина сочувствующим взглядом, когда Хенджин не перестает дергать его, чтобы узнать больше подробностей, хоть он и слушает так же внимательно, как и Джисон рядом с ним, у которого чуть ли слюнки не текут от желания выведать больше информации. Старший узнаёт, что парни повстречались в кабинете своего учителя по вокалу после того, как Сынмин попытался запихнуть в свое расписание еще один урок в день, на который обычно не ходил; что они выпили по паре стаканчиков кофе после того, как учитель отправил их обоих отдыхать; что у них обоих много общего, как в музыке, так и в том, где они оба выросли. А потом этот счастливчик поцеловал Сынмина, проводив его до общежития. Минхо старается не раздражаться из-за того, что это произошло прямо возле его собственного дома. — Не думаю, что у нас серьезные отношения, но приятно время от времени с кем-то вот так встречаться, — признается Сынмин, слегка пожимая плечами во время разговора. Его белая футболка свободно свисает с плеч, будто младший плавает внутри своей одежды, а не носит ее. Что-то в этом заставляет Минхо хотеть кинуть Сынмина на кровать и обнимать его примерно в течение часа. — И целоваться? — бесцеремонно вмешивается Чанбин, вытаскивая Минхо из его теплых размышлений. Новой картинки в его голове достаточно, чтобы его желудок скрутило. Сынмин просто смеется, его, как обычно, трудно смутить. — Ага. Взгляд младшего скользит в сторону Минхо, где он устроился на диване, и последний не знает причину. Сынмин ничего не говорит, поэтому Ли просто ровно улыбается ему, показывая большой палец. Давным-давно он понял, что младший всегда будет делать такие странные вещи, которые Минхо никогда полностью не поймет, хоть и длительный зрительный контакт кажется немного более целенаправленным, будто Сынмин ищет что-то в выражении его лица. Но Минхо нечего ему дать. Кажется, Сынмин собирался подойти к нему, пока Чанбин не попытался запрыгнуть к нему на спину, возмущаясь тому, почему он узнал обо всем последним.***
Позже, в тишине своей комнаты, Минхо ругается себе под нос, думая о Сынмине. И нет, он не запускает руку в свои пижамные штаны, по крайней мере, не в этот раз. Джисон скинул ему ссылку на дурацкий фанкол с Сынмином, который они делали чуть ранее на этой неделе, и, возможно, Минхо уже в десятый раз его пересматривает — видео, в котором младший говорит, что Минхо по-прежнему его любимый участник. Такая простая серьезность его тона заставляет лицо Минхо краснеть уже по второму кругу. Его последующие слова о том, что нет особых причин, по которым Минхо так сильно нравится ему, слишком драгоценны и просты, что старший ничего так сильно не хотел, как швырнуть свой телефон, светящийся улыбающимся лицом Сынмина, через всю комнату. Все это даже не имеет смысла, когда неизменно очевидно, что его любимчиком все равно был Чонин. Когда он, наконец, листает дальше, переходит на следующее видео — еще один фанкол с Сынмином, где он безо всякой причины говорит, какой Минхо милый, когда только просыпается. Он стонет и садится на кровати, на которой до этого лежал. Прежде чем он достал свой телефон, все, о чем он думал, это о том, как Сынмин сегодня раньше ушел с репетиции, и о том, как остальные участники понимающе хихикали. Если Минхо так сильно нравился Сынмину, почему младшему было так комфортно с тем, с кем он даже не хотел встречаться? Старший сильно трет лицо, пытаясь избавиться от этих собственнических мыслей, которые, как он и сам знает, неправильны и бесполезны. Сегодня он просто должен был затеряться где-то в рекомендациях YouTube. В поисках того, кого можно обвинить, он рассматривает вариант заблокировать номер Джисона, прежде чем подняться, чтобы налить воду в бутылку. На кухне сегодня тихо, слышны лишь приглушенные крики из комнаты Феликса время от времени, потому что младший играет в Геншин. Минхо прислоняется к кухонной тумбе, наполняя бутылку водой и стараясь забить свою голову мыслями, не связанными с Сынмином. Он напрягается, когда звон ключей за дверью проносится сквозь квартиру. Его собственное тело перестает слушаться, заставляя Минхо примерзнуть к тому месту, где он стоял, хотя его мозг умоляет его вернуться в свою комнату. Но когда дверь распахивается, становится слишком поздно что-либо делать. Внутрь проходит Сынмин, ковыляя на кухню в огромной парке. Минхо позволяет себе на несколько секунд задержать взгляд на этом восхитительном зрелище, прежде чем быстро опустить глаза в пол. — Привет, хен, — небрежно бросает младший, снимая с себя верхнюю одежду и перекидывая через руку. — Ты еще не ходил в душ? Минхо поднимает взгляд на Сынмина и пытается не обращать внимания на то, насколько мило тот выглядит со слегка покрасневшим из-за морозного ветра снаружи носом. — Нет, ходил, — отвечает Минхо. — Тебе лучше после этого сразу лечь спать, уже поздно. Сынмин просто кивает, прежде чем проскользнуть мимо старшего в свою комнату. Когда Минхо начинает отводить от него взгляд, в последнюю секунду замечает темные пятна, распускающиеся прямо над воротником его футболки. Его легкие начинают работать в два раза быстрее, будто кто-то только мгновением назад выбил из них весь воздух. Он знал, что Сынмин рано или поздно начнет с кем-то общаться, также беззастенчиво осыпать его комплиментами, вместе посещать кофейни по всему Сеулу. Да, и даже целоваться. Но на самом деле, это знание не помогло ему подготовиться ко всем этим чувствам, одолевшим его, когда он увидел что-то настолько реальное. — Погоди, — говорит Минхо, прежде чем его привычная сдержанность, на которую он всегда полагался, успевает сработать. Сынмин останавливается и смотрит на старшего с выражением лица, искрящимся любопытством. — Что такое? Минхо, который редко позволяет себе прикосновения, внезапно не может удержаться от того, чтобы протянуть руку и приподнять голову Сынмина за подбородок. — Что это? — слова срываются с языка, а глаза изучают каждый маленький синячок на чужой шее. Старшему не удается сохранить на лице маску полной незаинтересованности. Сынмину хватает приличия, чтобы отвести взгляд, хоть он все еще остается в хватке Минхо. — Мы просто дурачились, — смущенно отвечает он. Если бы Минхо сейчас был в состоянии воспринимать чужие слова и действия нормально, он, вероятно, счел бы его тон милым. Сынмин пытается натянуть на шею футболку, чтобы скрыть метки, когда Минхо не делает ни одного движения. Только тогда старший моргает и опускает руку, которой, как он сейчас понимает, все это время сжимал подбородок Сынмина. Он сразу же начинает восстанавливать контроль над собой, собирая по кусочкам маску, над которой так упорно работал. — Завтра съемки. Не усложняй работу нашему визажисту, — говорит он. Минхо также думает, что это довольно подходящее оправдание всему, что только что произошло, до того момента, когда Сынмин снова открывает рот. — Это усложняет все для тебя? Брови Минхо взлетают чуть ли не до линии роста волос, и он едва сдерживается, чтобы не прыснуть. — Чего? Минхо пристально смотрит на него. Никто из них не двигается. — Неважно, не обращай внимания, — смеется Сынмин после небольшой паузы. Его смех звучит пусто, но какое бы напряжение ни витало в воздухе между ними, оно рассеивается, когда младший поворачивается, чтобы уйти. Старший не чувствует, что функционирует. Он едва ли находится в здравом уме, чтобы поспешить в свою комнату до того, как Сынмин выйдет из душа. Что это, блять, было?***
Замешательство от ночи быстро сменяется раздражением. Образ засосов на шее Сынмина преследует Минхо каждый день, и каждый раз, когда он думает об этом, его руки сжимаются в кулаки до вмятин в виде полумесяцев на ладонях. Из-за этого он действует иррационально, что логическая часть внутри абсолютно не одобряет. Хоть Минхо и понимает, что такое собственничество не просто неправильно, но и слишком очевидно, но он не может ничего с этим поделать. И каким-то образом ответы Сынмина только подстегивают его действовать так и дальше. В следующий раз, когда кто-то отпускает шутку о том, что Сынмин танцует так, словно гвозди забивает, лишь бы побыстрее отправится на рандеву со своим «парнем», Минхо запрещает все обсуждения на эту тему. Он аргументирует это тем, что они отвлекаются, а им нужно сосредоточиться на камбэке, который всего-то через месяц. Феликс бросает на него вопросительный взгляд через зеркало, поскольку у них и так все идет отлично, но у него просто не хватает смелости что-то сказать. С другой стороны, к черту Хенджина, который бормочет что-то о том, что Минхо-хён ревнует. Единственная причина, по которой он его не вышвыривает, — это мягкое хихиканье Сынмина в ответ на это. Когда Чан забирает с собой Сынмина после репетиции, он говорит об этом Минхо. Чан аккуратно шлепает Сынмина по заднице обеими руками и заявляет, что она только его. — Конечно, хен, — смеется Сынмин, пытаясь выбраться из хватки старшего. Минхо хочет попросить Чана доказать это, но ему лишь остается только игнорировать и отбиваться от Чанбина, который также хочет ударить его по заднице. Даже когда они наедине, и ему ни с кем не нужно конкурировать, Минхо все равно ничего не может с собой поделать. Чонин и Феликс ушли в суши-ресторан, а Минхо читает в тишине гостиной, когда входит Сынмин. Старший боковым зрением наблюдает за ним, сидящим в кресле напротив. Минхо ощущает себя сумасшедшим и начинает злиться из-за того, что они вообще купили это кресло. Зачем оно вообще нужно? На диване достаточно места. — Сядь сюда, — требует Минхо, не задумываясь. Сынмин поднимает на него глаза и на секунду замирает, пытаясь понять выражение хмурого лица старшего, прежде чем убрать телефон в карман. — Ты ведешь себя странно в последнее время, — озвучивает младший свои мысли, и это звучит так, будто он в восторге от этого. Сынмин встает, чтобы пересесть на другой конец дивана, на котором Минхо, уткнувшись носом в страницы книги, недовольно пыхтит. — Ближе, Ким Сынмин. Сынмин искренне смеется над этим, но все же подвигается ближе к Минхо, пока их бедра не соприкасаются. — Этого тебе достаточно? Минхо не отвечает и никак не реагирует, просто снова начинает читать, чувствуя себя комфортно, пока нога Сынмина прижата к его собственной и между ними нет ни дюйма свободного пространства. Он ждет, пока младший снова достанет свой телефон, но даже спустя десять минут он продолжает просто сидеть. — Теперь ты ведешь себя странно. — Что ты думаешь обо мне и том парне с вокала? — спрашивает Сынмин, который никогда не стеснялся в выражениях собственных мыслей. Тело Минхо знакомо напрягается, как это происходило всю неделю до этого. Мысли о Сынмине рядом с кем-то обвиваются вокруг разума старшего и скользят по всей коже. — Не думаю, что случайные связи тебе подходят, — натянуто отвечает он, игнорируя горький привкус во рту. — И все? Минхо вздыхает, закрывает книгу и кладет ее на кофейный столик. Он просто не понимает, что хочет от него Ким Сынмин. — Ты должен быть осторожен, — продолжает старший, поворачивая голову в сторону друга, чтобы взглянуть на него. — У нас не было секса, — ровным тоном говорит Сынмин, продолжая смотреть Минхо в глаза. — Я имел в виду, с точки зрения работы, — уточняет тот, переводя взгляд на уже исчезающие отметины на шее младшего. Он сглатывает, ощущая желчь. — О, — говорит Сынмин приглушенным голосом. От Минхо не ускользает то, как по чужой коже расползается румянец, он просто не может не заметить, когда Сынмин сидит прямо рядом с ним и он продолжает смотреть. Его рука снова движется сама по себе, прикасаясь к светлому пятнышку прямо рядом с горлом младшего. Приглушенное раздражение, которое он чувствует с тех пор, как впервые увидел засосы, должно быть, передает через кончики пальцев, когда Минхо давит на кожу сильнее. Уши ловят сдавленный выдох Сынмина. — Скажу лишь, что ощущения становятся куда лучше, когда ты с кем-то, кто тебе небезразличен, — добавляет старший. Он хочет, чтобы это звучало так, будто он дает совет своему младшему другу, но нельзя игнорировать то, что пальцы Минхо все еще находятся на коже Сынмина. И нет объяснения тому, как они вообще там оказались. — Я это вижу, — слегка кивает младший. Как и в тот вечер, когда он пришел на кухню, он не делает никаких лишних движений, чтобы как-то избежать или избавиться от Минхо. — А как ты относишься к тому, кто тебе небезразличен? Старший опускает руку и, наконец, поднимает глаза на Сынмина, чтобы увидеть вопросительное выражение его лица. Честно говоря, он совсем не выглядит так, будто спросил ради прикола. Когда Минхо импульсивно решает наклониться ближе, чтобы проверить кое-что, он замечает, как Сынмин молча сглатывает. — Я показываю, что не могу насытиться, — тягуче медленно произносит Минхо. — Наверное, это немного грубо, но я бы пометил этого человека куда сильнее, чем это сделали с тобой. — Тогда почему ты этого не сделал? — спрашивает Сынмин. Вопрос застает Минхо врасплох. Сынмин просто мог ударить его под дых, и это имело бы тот же эффект. Он улучает момент, чтобы заметить, как нервно Сынмин сжимает руки, как подрагивают его губы в явном предвкушении, когда глаза Минхо падают на них и снова поднимаются вверх. Его темные глаза широко распахнуты и излучают абсолютную серьезность. И в этот же момент Минхо тянется за этим неустойчивым образом, за которым он пытался угнаться слишком долго. Если говорить честно, все начало валиться на части в ту минуту, когда Джисон сказал ему, что Сынмин начал с кем-то встречаться. Ему потребовались все усилия этого мира, чтобы закончить приготовление ужина в тот вечер. — Во-первых, перестань возиться с этим парнем, — наконец, бормочет Минхо, хватая Сынмина за шею и сжимая пальцы. Из младшего вырывается тихий звук, и он не должен заводить Минхо настолько сильно, как делает это. — Скажи, что понял. — Д-да, — выдыхает Сынмин. — Тебе больше не нужно беспокоиться об этом, хен. Это слишком приятно — иметь Ким Сынмина. Того, кто донимал его одним своим существованием, того, кто заставлял уши Минхо гореть, когда ни с того ни с сего называл его милым, того, кто теперь рассыпается в такт требованиям Минхо. Старший запускает пальцы в его волосы на затылке и притягивает к себе так, что их губы почти соприкасаются. — Скажи, если хочешь, чтобы я остановился, — шепчет он, выискивая на лице Сынмина намеки на сомнение. Он не находит ни одного. — Но я могу показать тебе кое-что получше. — Пожалуйста, — это последнее, что произносит младший, прежде чем Минхо соединяет их губы. Он целует Сынмина, пока его собственные губы не распахиваются, наполовину из-за неверия в то, что он зашел так далеко, наполовину из-за гнева за то, что кто-то был также близок к младшему несколько дней назад. Вспоминая это, он резко дергает младшего за волосы и проглатывает чужой стон, следующий за этим. Минхо не может не ухмыльнуться в поцелуй. Он подносит руку к челюсти Сынмина, чтобы прижать его еще ближе, прежде чем облизать чужие губы. Младший немного небрежен, будто у него совсем мало опыта, но он полон энтузиазма. И это мокро. И горячо. И это Сынмин. В конце концов старший отстраняется, позволяя себе любоваться блестящими, покрасневшими губами и часто вздымающейся грудью Сынмина, прежде чем уткнуться носом ему в шею. Он пахнет мылом. Минхо хочет прикасаться к нему, пока он не покроется потом и собственным запахом. — Я могу тебя, блять, уничтожить, Сынмин-и, — бормочет старший, покрывая поцелуями шею сверху вниз. Его руки блуждают по стройной груди, ощупывая кожу и кости под тонкой футболкой. — Тогда… — голос Сынмина прерывается громким вздохом, когда Минхо засасывает его кожу чуть выше ключицы. Чужие пальцы находят волосы Минхо и сжимают их, будто младшему необходимо заземлиться. Минхо победно улыбается в его шею, прежде чем продолжить лизать и кусать его плечи, грудь и снова прекрасную шею. Слабое поглаживание по голове и скулеж заставляют его делать все это лишь усерднее. — Ты ни за что не увидишься с ним в таком состоянии в ближайшее время, — говорит старший, затаив дыхание, когда, наконец, отстраняется. Волосы Сынмина прилипли ко лбу, футболка съехала с одного плеча, и Минхо гордится тем, насколько небрежно выглядит их самый прилежный участник благодаря его губам. Младший пытается посмотреть вниз, мельком замечая разбросанные везде синячки, которые уже начинают окрашиваться в более темный цвет. — Я же сказал, что тебе больше не нужно беспокоиться об этом, — выдыхает он. — Отлично. Это было лишь пустой тратой твоего времени, — слишком резко бросает Минхо. — Ну, это заставило тебя поцеловать меня, — улыбается младший, приводя Минхо в бешенство, как и всегда. Он наклоняется вперед, будто хочет что-то доказать, и клюет старшего в щеку первый раз, второй — целует в губы. Минхо закрывает глаза и пытается не потеряться в том, как хорошо ощущаются такие легкие поцелуи Сынмина. — Я просто хотел для тебя лучшего, — упрямо продолжает Минхо, когда Сынмин отстраняется. Будто кто-то поверит, что именно поэтому он целовался с ним. — А что насчет того, чтобы не усложнять работу нашим визажистам? — невозмутимо дразнит младший. — Твои намного хуже. Минхо усмехается, отводя взгляд. Он чувствует, как его уши начинают гореть. — Раздражаешь. Отойди от меня. Как бы ему ни хотелось использовать другие способы, чтобы заставить Сынмина заткнуться, остальные ребята скоро придут домой. Сынмин повинуется с легким смехом. Он такой воздушный и мягкий, что резко контрастирует с новенькими отметинами, распускающимися на его молочной коже. — Спокойной ночи, хен, — говорит он, поднимаясь на ноги. — Надеюсь, ты продолжишь желать мне только лучшего. Минхо до сих пор понятия не имеет, почему этот мелкий так сильно ему нравится.***
Следующие несколько дней — это ад. Во-первых, Минхо не может перестать смотреть на Сынмина без желания поцеловать, теперь, когда он знает, какие у него мягкие губы и какой он приятный на вкус. Он винит репетиции, расписание ведущего и время в студии в том, что не может на самом деле, физически почувствовать это снова. Сынмин продолжает ловить на себе его взгляды с ухмылкой, отчего Минхо внутренне сжимается, а Чонин рядом с ним бормочет «отвратительно». Но это еще не самое худшее, вовсе нет. Каким-то образом Сынмин умудрился стать еще более раздражающим, зная, что старший признает свое чувство собственничества. Минхо не сделал ни одного шага с того дня и до сих пор, поэтому Сынмин и предположил, что единственный способ, с помощью которого он может его заставить, — это использовать его собственную иррациональность против Минхо. Это слишком тонко, чтобы остальные парни заметили, но Сынмин определенно стал более ласковым со всеми, кроме Минхо. Он не просто позволяет Чану без каких-либо колебаний обнять его, но и сам закидывает на него ноги, что заставляет Бана без остановки ворковать. Минхо лишь прищуривается, глядя на них, хоть в этом и нет ничего особенного. Ему на самом деле все равно, что из этого выйдет, когда говорит, что им нужно немедленно начать репетицию. После репетиции они набрасываются на закуски, что принес ранее Хенджин. Он и Сынмин сидят в углу, забрав себе единственные шоколадные конфеты Homerun, чего достаточно, чтобы Минхо подошел к ним. Когда старший садится рядом, Сынмин раскрывает рот и поворачивается в сторону Хенджина. — Дай мне одну, — говорит он таким сладким тоном, каким только может, приоткрыв губы. Минхо с отвращением наблюдает за тем, как Хенджин кладет конфетку в чужой рот. Сынмин жует. — Еще одну, хен-и. Хенджин тыкает его в щеку, прежде чем его длинные пальцы кладут еще одну конфету в чужой рот. Сынмин игриво кусает старшего, за что получает шлепок и задорный смех. Затем он слишком разыгрывается, пока жует шоколадку, издавая чмокающие звуки, и это слишком для конфетки, которую он ест раз в две недели. — Это так невыносимо, — ворчит Минхо, собираясь подняться на ноги. Сынмин лишь кидает ему милую улыбку, плотно сжав губы и зажмурив глаза. Это мило, на самом деле мило, и это еще одна причина, по которой старшему поскорее нужно уйти. В следующий раз, когда происходит что-то подобное, Минхо точно знает, что младший делает это специально. Тем не менее, он все равно заглатывает наживку. Когда они надевают куртки, чтобы уйти из танцевального зала, он случайно подслушивает, как Сынмин спрашивает Чонина, было бы странно дарить рождественский подарок тому, с кем он встречается всего месяц. — А? Я думал, ты больше не разговариваешь с тем парнем. — Он не разговаривает, Йена, — вмешивается Минхо, впитывая невинно-самодовольное выражение, приклеенное к лицу Сынмина, когда старший встает перед ними. Чонин делает паузу, медленно переводя взгляд с одного парня на другого. — О боже, вы, ребята, играете в какую-то странную игру? В последнее время между вами такие странные отношения, — говорит он с нескрываемым огорчением. — Нет, это не так, — возражает Минхо. — Да, так и есть, — Чонин закатывает глаза. — Я сваливаю, — он хватает свое пальто и шагает на выход, куда идут все остальные, и выходит раньше, чем Минхо успевает сказать что-то в свою пользу. Вместо этого он дает Чану понять, что они с Сынмином останутся, чтобы улучшить некоторые движения, что не является чем-то необычным для них. Он приказывает Сынмину вернуться в центр, и, когда дверь, наконец, закрывается после последнего вышедшего, Минхо поворачивается, чтобы встретиться с опасностью лицом к лицу. — Что это ты делаешь? — резко спрашивает Минхо. Стоять вот так перед младшим, на расстоянии нескольких метров, раздражает, и это лишь сильнее толкает его к краю, за которым старший не уверен, что именно находится. Сынмин же, в свою очередь, выглядит довольным. — А что я делаю? — радостно отвечает вопросом на вопрос Сынмин. Челюсти Минхо непроизвольно сжимаются. Он делает несколько шагов вперед, загоняя Сынмина в ловушку между зеркалом и своим телом. Когда выражение лица младшего ни на грамм не меняется, Минхо лишь сильнее распаляется, что не может не нравится Сынмину. Старший мельком смотрит на свое отражение, замечая напряжение и тлеющий гнев в глазах. Затем он снова переводит взгляд на Сынмина, и это только усиливает его чувства. — Сегодня снова думаешь о том парне? — не сдерживается Минхо, позволяя голосу сквозить раздражением, которое ползает под его кожей. — Думаю, что скучаю по нему. Сначала эти слова приглушаются белым шумом, а затем он опирается предплечьями к зеркальной поверхности по обе стороны от лица Сынмина. — Я шучу, хен! Ты же знаешь, что шучу, — начинает бегло тараторить младший. Минхо знает это, знал еще с того момента, когда сказал Чонину, что между ними ничего нет. Если уж на то пошло, он больше разозлился на себя самого за то, что так ярко реагирует. Но есть и другая его часть, которая проявляется в ноющем желании, расцветающем чуть ниже пупка каждый раз, когда Сынмин так себя ведет. Какую бы игру он ни затевал, это только усиливало решимость Минхо выбить из него всю спесь до тех пор, пока он не сможет больше играть. — Сынмин-а, что ты хочешь от меня? Тот улыбается. — Чтобы ты сделал то, о чем говорил. — Что тебе нужно исправить углы во время пре-припева? — Минхо мило улыбается в ответ, что заставляет Сынмин сморщиться. — Нет, — он делает паузу. — Ты сказал, что, цитирую, можешь меня, блять, уничтожить, — еще одна пауза. — Это по-прежнему актуально? У Минхо снова голова кругом. Когда он ничего не отвечает, Сынмин снова шутит, доставая телефон из кармана. — Ну, или я могу просто позвонить своему другу… Одна из рук старшего мгновенно отрывается от зеркала и прижимается к переднему карману Сынмина. Минхо давит ладонью на чужое бедро достаточно сильно, чтобы Сынмин понял все без слов. — Я обещал Ёнбоку, что мы сегодня сходим на массаж. Будь в моей комнате, когда я вернусь.***
Несмотря на то, что Ким Сынмин знал, куда давить и нажимать, чтобы добиться от Минхо желаемой реакции, он все равно был послушным. Как и следовало ожидать, к тому времени, как старший возвращается, Сынмин уже был в его спальне. Когда Минхо только-только заходит, его одолевает несильное чувство разочарования, поскольку Сынмин не лежит на покрывале, одетый в меньшее количество одежды, чем хотелось бы. Однако это чувство длится недолго. Широкая улыбка, которой одаривает его младший, показывая свои брекеты, может убедить Минхо, что целое солнце в чужой груди согревает. — Ты милый, Ким Сынмин, — вслух признается Минхо, без церемоний бросая рюкзак на стул. — Я же ничего не делал, — говорит Сынмин, сидя на кровати. Старший подходит к нему, смотря на его улыбку и на то, как ее слегка перекосило от замешательства. Он смотрит на серую толстовку с капюшоном, на то, как пушистые после душа волосы порхают над его головой, на его большие, всегда честные глаза. На младшем хлопковые шорты, длиной чуть выше колена, и его бледные ноги свисают с края кровати. Сынмин всегда был хозяином положения, даже не подозревая, какими простыми способами получал над Минхо власть. Последний делает в голове пометку упомянуть об этом позже, в основном потому, что не собирался больше откладывать то, о чем думал с тех пор, как покинул танцевальный зал. — Сними толстовку, — говорит он, делая еще шаг, пока не оказывается между оголенных коленей Сынмина. Он не сдерживает холодность своего тона, вполне уверенный, что младший наслаждается этим, судя по тому, как его зрачки практически в два раза расширяются, когда он понимает, что происходит. Сынмин стягивает вещь через голову, ни слова не проронив, и отбрасывает в сторону, заставляя Минхо втягивать воздух, когда тот глядит на отметины, выглядывающие из-под футболки. Младший всю неделю старательно носил вещи только с высокими воротниками и широкие спортивные куртки. Минхо впервые за это время смотрит на то, что сделал с ним: на фиолетовые акварельные цветы на молочной коже, от которых в голове лишь одна мысль. Мой. Он протягивает руку, чтобы легко провести большим пальцем по чужой ключице. — Тебе нравится? — спрашивает старший, чувствуя ощутимую дрожь Сынмина под пальцами. Он давит. — Малыш? — Нравится, — выдыхает Сынмин. Минхо поднимает руку, чтобы поднять его лицо за подбородок, и наклоняется, чтобы с нажимом поцеловать. Губы младшего податливо приникают к его собственным, когда он отвечает на поцелуй, и Минхо понятия не имеет, как обходился без этого несколько дней. Когда старший проходится языком по его губам, Сынмин вздыхает, и его руки оказываются на бедрах Минхо. Последний отстраняется и начинает толкать Сынмина, пока тот не оказывается лежащим на кровати и Минхо не седлает его бедра, оценивая, насколько красивым он выглядит вот так, под ним. — Ты раньше делал это, Сынмин-а? — спрашивает Минхо мягко, но вместе с этим серьезно, хоть и уверен, что уже знает ответ. Сынмин мотает головой, подтверждая мысли старшего. — Нет… Но я хочу, — он на секунду отводит взгляд, прежде чем снова посмотреть на Минхо с большей решимостью. — С тем, кто мне нравится. Сердце старшего перестает биться, а когда снова начинает глухо постукивать, он берет Сынмина за руку. — Не думаю, что смог бы позволить кому-то другому снова заполучить тебя, — признается Минхо. Это не совсем признание в чувствах, но и Сынмин технически тоже ни в чем не признавался. Младший, кажется, тоже так думает, когда сжимает чужую руку в ответ. — Хен-и продолжает говорить о том, что может уничтожить меня, но все еще ничего не сделал, — дразнит Сынмин, скривив губы в самодовольной ухмылке, которую так хочется стереть. Он разжимает их сцепленные руки и обоими своими руками прижимается к бедрам Минхо, пока выжидающе смотрит. Старший хочет оставить его в своей комнате навсегда. — Я собираюсь тебя сломать, — все, что он говорит, наклоняясь ближе, чтобы прижаться к его губам. Минхо не знает, сколько времени они вот так целуются — становятся все более неряшливыми, трутся друг об друга, скользя руками повсюду, лишь бы прикоснуться. Они постепенно снимают с друг друга одежду, и Минхо вздыхает, ощущая прикосновение своей кожи к коже Сынмина каждый раз, когда очередной предмет одежды падает на пол рядом с кроватью. В конечном итоге они оказываются полностью обнаженными, и из младшего вырывается стон, когда Минхо садится на него сверху и прижимается своим членом к его, начиная восхитительно двигаться. Минхо останавливается, его грудь вздымается, а лицо блестит из-за вступившегося пота. Сынмин является его полным отражением. Старший хватает смазку из тумбочки, возвращается на кровать и устраивается между ног Сынмина. С его разрешения он вводит первый палец, с наслаждением наблюдая, как легко он скользит. — Ты подготовился для меня? Сынмин ахает, когда Минхо вставляет еще один палец, а затем непринужденно объясняет: — В душе, чуть раньше. Я прочитал несколько статей. Использовал силиконовую смазку. Честно говоря, это заняло приличное количество времени, а Чонин все продолжал стучать… — Пожалуйста, заткнись, — стонет Минхо. — Просто дай мне насладиться тем, насколько это горячо, пожалуйста, — он добавляет еще палец, позволяя другой руке зажать член младшего в кольцо и водить вверх-вниз по все длине. Судя по тому, как голова Сынмина откидывается на подушки и как он закусывает губу — это очень эффективный способ заставить его замолчать. — Не могу дождаться, когда трахну тебя, — тихо шепчет Минхо. Его пальцы легко входят и выходят в такт прерывистому дыханию Сынмина. Он вынимает их только для того, чтобы открыть презерватив. Раскатав латекс по своей длине, Минхо оказывается сверху Сынмина, когда тот выпрямляется. Из чужой головки уже стекает значительное количество предэякулята, когда старший приставляет член ко входу Сынмина. — Ты же хороший щеночек? Сынмин распахивает глаза и кивает, обвивая обеими руками шею Минхо, когда тот мягко толкается внутрь. Под действием дрожащего шепота Сынмина («пожалуйста, не останавливайся, хен») Минхо оказывается внутри по самое основание. Он набирает темп, наблюдая и слушая Сынмина, пока не начинает легко скользить внутри него. Минхо дрожит просто из-за того, что смотрит, как его член исчезает в младшем, и это слишком приятно, чтобы быть правдой, настолько хорошо, что Минхо приходится уткнуться лбом в изгиб чужого плеча, чтобы продержаться как можно дольше. Он целует Сынмина в шею, прикусывает кожу, пока медленно и глубоко трахает, позволяя себе потеряться в ощущении, как младший сжимается вокруг него. — Такой узкий и идеальный только для меня, — бормочет он. — Еще, — это все, что Сынмин может проскулить в ответ, его пальцы беспорядочно скользят по спине Минхо. — Ты сдерживаешься. Минхо смеется ему прямо на ухо. — Я просто наслаждаюсь, — когда Сынмин издает еще один недовольный звук, Минхо вообще перестает двигаться и отстраняется. — Такой требовательный, — Минхо наблюдает за блеском в стеклянных глазах младшего, когда до его ушей доносится стальной тон голоса Минхо. — Я хотел быть нежным. Но после того дерьма, через которое ты заставил меня пройти… — разочарование, что он терпел неделями, возвращается к нему, только на это раз он собирается выпустить его так, как всегда хотел. Он нежно проводит пальцами по подбородку Сынмина, затем его рука опускается ниже, обхватывая горло. Сынмин хнычет. — Ты такой сорванец, Сынмин-и, — Минхо сжимает пальцы. — Не ной из-за того, что я отношусь к тебе как к ребенку. Затем старший начинает двигаться грубо, достаточно резко, чтобы непристойные звуки шлепков кожи друг о друга проносились по комнате вперемешку со сдавленными вздохами Сынмина. Минхо держит его за шею, удерживая на месте, двигает бедрами в желаемом темпе, будто он пытается только ради собственного удовольствия и просто использует тугую задницу младшего. Он наблюдает за тем, как Сынмин разваливается на части под ним, но этого все равно недостаточно. — Произнеси мое имя, скажи, что ты мой, пока я трахаю тебя, — требует Минхо сквозь стиснутые зубы, сохраняя при этом зверский темп. Вспыхивающие картинки того, как Сынмин позволяет кому-то другому целовать себя, заполняют его разум. — Минхо-хен, хен, — пытается Сынмин, несмотря на хватку Минхо на его горле и неустанные толчки. — Громче, Сынмин, — старший крутит бедрами, наблюдая, как в глазах Сынмина собираются слезы. — Я принадлежу Минхо-хену, — с усилием произносит младший, пока его голос ломается. Минхо не ослабляет давление на чужую шею. — Я весь принадлежу только хену. Старший смотрит, как капельки слез стекают по раскрасневшимся щекам, как длинные пальцы сжимают простыни, сосредотачивается на том, как до вспышек сильно Сынмин сжимает его внутри себя. — Хороший мальчик, — выдыхает Минхо. Жар в его животе слишком быстро разгорается, но он хочет еще ближе. Минхо убирает руку с чужого горла, чтобы закинуть ноги Сынмина себе на плечи. То, как он входит в него под новым углом, заставляет младшего выпустить громкий стон. Он почти что согнул Сынмина пополам, и в жизни Минхо не было ничего лучше, ничто никогда не было лучше, чем Сынмин, задыхающийся от слез, пока его сильнее вдавливают в матрас с каждым толчком. Движения становятся рваными и небрежными, а затем он кончает, смотря на вспыхнувшие звезды перед глазами и Сынмина, корчащегося под ним. Младшему хватает пару толчков и тихого шепота под ухом «ты был таким хорошим для меня, малыш» для того, чтобы достигнуть пика, и он с протяжным стоном рассыпается на части. После этого Минхо падает на него сверху. Их тела липнут к друг другу из-за пота, а грудь обоих часто вздымается, заглушая тишину комнаты звуками тяжелого дыхания. — Ты тяжелый, — через какое-то время жалуется Сынмин, просто не в состоянии оставить Минхо в относительном спокойствии даже на пару секунд. Единственное удовлетворение, которое получает старший после его слов, — это хриплость его голоса, причиной которой является сам Минхо. Он неохотно поднимается, чтобы снять и выбросить презерватив, после этого вытерев руку салфеткой. Затем он снова ложится на кровать, рядом с Сынмином. Минхо натягивает на них обоих одеяло. — Чанбин-хен убил бы меня, если бы завтра у нас была запись в студии. Минхо игнорирует эти слова и вместо ответа притягивает Сынмина ближе к себе. — Что насчет душа? — хихикает младший, позволяя себе расслабиться в объятиях Минхо. — Потом, — бормочет старший, даря легкий поцелуй в лоб. — Теперь ты мой, так что у нас есть время делать все, что мы захотим и когда захотим. Его не волнует, что это едва ли имеет смысл, а просто целует Сынмина в щеку, ощущая, как кожа под его губами натягивается, когда младший в ответ на это нежно улыбается.