Моя любовь, сегодня нам придётся умереть.
А Смерть придёт и будет в карие глаза смотреть.
Он его ненавидел, всеми частичками собственной души, если конечно такова у него имелась. Он был его Создателем, тем кто подарил ему всё, кто вдохнул в него жизнь и подарил возможности. Он должен быть обязан ему за каждый свой вздох. За возможность видеть и познавать мир, чувствовать и ощущать. Дышать одним воздухом с человечеством, пускай и большинство радостей обычных людей ему, как кошмару, недоступно. И первое время так и происходит. Он готов следовать за Владыкой куда угодно, готов выполнить каждое его поручение и стать по праву лучшим из его творений, лучшим из всех Старших Арканов. Он готов боготворить того единственного, когда хочет называть своими Богом, невзирая на смешки остальных многочисленных поданных, говорящих что ему не заслужить любовь Милорда, что Милорд никогда не позволял своим творениям быть для него чем-то большим чем его детьми. Но он от них всех отмахивается, говоря, что вовсе не хочет любви и не испытывает её, ведь кошмар не может любить. И всё равно продолжает, продолжает век за веком неустанно трудиться на благо Царства, проявляясь во снах множества тысяч людей и показывая, что вот он, вот оно. Но в какой-то момент этого становиться недостаточно. Ему становиться недостаточно фантомного ощущения контроля и страха, что возникают в подсознании людей. Ему хочется ощутить и прочувствовать каждое мгновение чужого ужаса и эмоций. И тогда он делает то, что одновременно наполняет его азартом и разрывает сердце от мысли, что Создатель будет недоволен. Он сбегает в мир людей. Он становится кошмаром на яву, приходя к мужчинам и женщинам по их жизнь. Ему даже кажется, что он слышит шелест крыльев сестры его Владыки, но так никогда не показываться на глаза. И он продолжает, упиваясь тем как течёт горячая, по-настоящему горячая кровь по лицу жертвы и как настоящие, не сотканные из песка, глаза оказываться в его руках. Это позволяет наконец полностью осознать кто он и что он, что его отличает от людей и что по-настоящему значат его возможности, дарованные Милордом. Он может ощущать вкус, может чувствовать запах и даже получать удовольствие от физических процессов, с помощью которого человечество так расплодилось за эти века. Он не может только спать, хоть это ему и не нужно. Так даже лучше, ведь так Создатель слишком быстро бы его нашёл. А возвращаться он теперь совершенно не хочет. Хотя иногда, глядя на пролетающих мимо ворон или на пролегающие тени, он ощущает потребность увидеть его хотя бы раз. Люди называют это тоской. Он готов отрицать обратное.И будет гром, кислотный ливень, ядовитый мрак.-
Когда в тебя влюблялся, было всё примерно так.
Когда за ним наконец приходят, страх перед возможным уничтожением пересиливает всё остальное. Он сам не понимает, как падает на колени перед своим Владыкой, готовый умолять о прощении и о возможности жить дальше. Он не жалеет ни о едином из своих поступков. Он жалеет лишь о том, что перед отбытием во тьму не увидит лица своего Бога. Не увидит его прекрасные бескрайние глаза, не увидит в них того огня одобрения за которое он боролся, казалось, уже тысячи лет назад. А потом мгновение его смерти прерывают, и Создатель внезапно исчезает в резкой вспышке. На следующее же утро он оправляется узнать, что собственно произошло и понимая, что это его шанс на сводную жизнь, помогает пленителям самого Сна. Он говорит, как лучше заточить его, говорит никогда не спать в его присутствии и надеяться никогда больше о Владыке не услышать. Он практически убеждает себя в этом, но по какой-то причине каждый раз, когда наступает ночь, возвращается мыслями к той одинокой подземной темнице. Он убегает от Лондона как можно дальше, в другие страны и материки. Он вдохновляет множество людей на собственные подвиги и убийства практически в его честь. Его имя — Коринфянин, становиться известным в кругах просвещённых знатоков и приводит в ужас современные органы власти. Ведь им его не поймать. Как вообще возможно поймать кошмар? Он упивается свободой и безнаказанностью, упивается чувствами, что приходят с каждой жертвой, с каждым новым насыщением. Но Милорд из памяти не уходит. Его темный образ, что столько лет был для него маяком. Желание увидеть его в такие моменты возрастает с новой силой. Он знает, что ему достаточно всего пару часов и он будет в том самом подвале, сможет неотрывно смотреть на своего Бога. Он хочет вновь упасть к его ногам и хочет, чтобы ему позволили преподнести самую кровавую жертву, которое только можно будет вообразить. Он хочет вогнать свой кинжал в самое сердце Создателя, чтобы избавиться от того, что чувствовать он не хочет, что чувствовать он не должен. И он сдерживается, не приходит. Но по-прежнему продолжает видеть своего Владыку в ночных тенях.Мне небо давит на ладони в невесомости.
И если упадёшь, я буду на руках нести.
Ему удаётся освободиться спустя целое столетие. Он ощущает это мгновенно, словно в мир вернулась та частичка его души, которая долгое время отсутствовала. И вместо ожидаемого страха, он почему-то ощущает покой. Словно всё вернулось на круги своя, а он эти годы был как натянутая тетива — постоянно в движении и хаосе. Но всё же риск для собственно жизни теперь вновь возвращается. И пока у него есть фора в несколько дней, пока Владыка приходит в себя, он спешит узнать, где все орудия, дабы помешать своему Богу обрести силу. Но он понятия не имел, что и некоторые люди могут представлять для него весомую опасность. Вернуться в Царство Снов было сравни путешествию в собственное прошлое и это внезапно пугает. Пугает, что если сейчас он не убежит отсюда раньше, чем его настигнут, то больше никогда не ощутит всей той гаммы эмоций и насыщения. Он говорит Люсьене, что Милорда не исправить и не спасти. Что Милорд обречен, и он самолично убьёт его, если тот к нему заявится. Библиотекарь лишь качает головой, как тогда, далекие годы назад, когда он пытался убедить её что ему не нужна любовь Создателя. Теперь же он убеждает её и себя заодно, что сможет уничтожить его. Что в нём не осталось ничего от того былого поклонения и восхищения. Он возвращается в реальный мир и снова бежит, ожидая что со дня на день за ним придут. Но к его удивлению, это происходит только через несколько месяцев.Ты мой Сон, красивый, как последний выстрел.
Прошу, не бойся, ведь от пули умирают быстро.
Смотреть прямо перед собой и видеть в глазах Владыки миллиарды галактик, что сконцентрированы лишь на нем одним — было для него наибольшей наградой. Но только не тогда, когда его Создатель пришёл его уничтожить. Он надеялся на то, что Вихрь станет на его сторону и поможет завершить начатое. Поможет разрушить в корне мир Сна и заодно его хозяина, но глядя как стремительно затягивается нанесённая ранее рана, он ощущает лишь подступающий страх и обреченность. Назад дороги нет, как и нет дороги вперед. Милорд смотрит на него со странной нежностью и грустью, вытягивая руку к нему. Часть его хочет попросить о последнем желании, хочет попросить позволить коснуться его как тогда, когда он ещё был послушным кошмаром в его дворце, когда можно было получить легкое прикосновение к щеке за хорошую работу. Он хочет снова поднять клинок и на этот раз ударить Владыку в грудь, посмотреть останется ли рана там. Но он говорит лишь то, что месяцами назад говорил Люсьене. Говорит, что он будет уничтожен и больше ничего. Всё остальное лишь отголоски чувств и ощущений людей. Он не может ощущать тоску и скорбь. Он не может любить. Морфей не может любить. Они оба для этого не созданы. Но проваливаясь в бесконечную тьму, он думает только о прекрасных глазах, ставших для него началом и концом.На заре, на расстрел От воды, от огня Я умру, я умру, я умру за тебя, Я умру, я умру, я умру для тебя.