Безумие Камзина Кравшеры

От слова "Протокультура", которое с таким пафосным придыханием произносил Криданик, Камзина тошнило. Он ненавидел создателей. Он начинал ненавидеть и этих глупцов, тупиц, сентиментальных, как... как микрониане. Единственное, в чем Камзин завидовал микронианам, была быстрота мышления. Это было еще одним пунктом в длинном списке счетов Камзина к Протокультуре - ограниченный, неповоротливый интеллект зентреди. Создатели так опасались своих бойцов, что побоялись дать им возможность выживать самостоятельно. Если бы не исчезли сами создатели... Но они исчезли задолго до появления Камзина на свет. Камзин не помнил, было ли время. когда на его кораблях не было поломок. Когда все было исправно, чисто и без протечек. Соображения зентреди хватало на то, чтобы залатать дыру, срастить кабели, почистить и отладить механизм, но как, как чинить то, в чем ты не можешь разобраться, что по сложности превосходит твой разум? Камзин был умнее остальных и знал это. В его поколении вообще было больше сообразительных и хитрых бойцов - капсулы рождения тоже теряли точность настройки, появился разброс по внешности, по способностям вот тоже. Когда Криданик стал засылать микронизированных разведчиков к этим землянам, Камзин первым делом велел испытать микронизаторы собственного флота. И кое-что заметил. Открытие он не решился доверить никому. Рисковать ему не впервой, не зря эти тупицы называют его Безумцем. а микронизация не так уж и опасна, как выяснилось. Когда Камзин выбрался из аппарата, у него закружилась голова от перемены масштаба. Привычный мир оказался громадным, устрашающе громадным. Страх. В отличие от других, он знал, что это такое. Сейчас, в микронизированном теле, страх ощущался как никогда остро. Сердце колотилось, в груди пустота, но вдохнуть невозможно. Камзин знал, что это надо переждать. Просто переждать. Страх - это реакция тела. В зеркальной поверхности приемной капсулы отражался другой Камзин - бледнокожий, слабый, с более резкими чертами лица. Микро-Камзин. Его кожа была тонкой, непривычно чувствительной. Он даже поежился, натягивая тяжелую тунику и грубые сандалии. Микрочасы отмеряли время. Отпечатанные на самом тонком пластике самым мелким шрифтом тесты оказались огромными толстыми листами. Ерунда. Камзин разложил их прямо на полу и взял в руку стилус. На некоторое время мир перестал существовать. Никто не знал, что для Камзина игры с числами, непомерными абстракциями, дурацкие тестовые загадки - одно из лучших развлечений. Лучше даже, чем бой. Оно опомнился, только когда решил последнюю задачу. Вдвое быстрее! И это невероятное ощущение легкости, удовольствие от игры с несколькими объектами одновременно... Он долго не мог успокоится, расхаживая вокруг кучи жестких страниц, изрисованных неровными значками. Потом его лицо перекосила судорога ненависти. Протокультура! Они отобрали у зентреди это удовольствие, оставив только адреналин, бешеный азарт боя. Только в пылу битвы Камзин мог мыслить так же ясно и четко, как сейчас. Он ударил кулаком в борт капсулы. Боль прострелила руку до плеча, кожа на костяшках расселась. Вот так, да? Или сила, или разум? Да будьте вы прокляты! Над головой прогремел таймер. Время вышло, нужно снова облачаться в прочную плоть макроформы, возвращаться к медленным мыслям и обременительным обязанностям адмирала. Сумасшествию имени Линн Минмэй среди подчиненных Камзин не обрадовался, но и пресекать не стал. Он считал, что сначала надо разобраться, а потом уже запрещать. И в большинстве случаев ничего не запрещал. И конечно, прочие адмиралы считали его свихнувшимся анархистом. Что его солдаты при том подчиняются не хуже, чем в других флотах - никто не замечал. Так и с этими поющими куколками, открытками, игрушками. Камзина они не впечатлили. Крохотная куколка ритмично пищала что-то модулированное по высоте звука - ну и что? Обычное воздействие на звуковые рецепторы, можно подумать, чем-то отличается от обучающих программ, только, в отличие от них, никакой информации не несет. Но Камзин не был бы Камзином Безумцем, если бы не проверил все возможные опасности. Он лично прослушивал радиовещание микрониан. Они передавали в эфир неструктурированный поток всякой музыки со своей крепости и нескольких уцелевших поселений на планете. Во всей их "музыке" было не больше толку, чем в писке куколки, и Камзин уже готов был бросить бесполезное занятие, когда услышал ЭТО. Оно накатилось громом, волной, которая накрыла его с головой и отступила, дав вдохнуть воздуха. И накрыла снова. И снова. Глубокий, низкий, рокочущий звук отдавался в костях, вибрировал в теле. Какая-то засада была там со звуком, едва уловимый диссонанс, но осознать его было некогда - вступил голос, высокий, чистый, как звенящий хрусталь, пронзающий насквозь, как луч бластера. На той частоте было еще - станция вела передачи музыки два часа в сутки, и музыка не повторялась, не то что на основных каналах вещания терран. Там писклявую песенку о любви транслировали раз десять каждый день. Камзин морщился, заслышав ее. Голос Линн Минмэй вызывал у него только досаду. По сравнению с голосами из другой музыки он был слабеньким, смешным. Каждому свое, думал Камзин. Криданик и его компания пусть, так и быть, пускают слюни на эту певичку. Им хватило ее голоска и простейшей мелодии. Большинству хватило. А для меньшинства у терран есть ЭТО. Есть голоса низкие, как громовой раскат, и высокие, как пронзительный звук лопающегося от перегрузки металла. Есть волна звука, затопляющая с головой, и нежное дрожание ниточки, проходящей через сердце. Зентреди были чувствительны к музыке - создатели оставили им это, но лишили самой музыки. Мысленно Камзин добавил еще один пункт с своему личному списку претензий к Протокультуре. - Я знал, что ты примешь мое приглашение, Морук. - Почему ты решил, что я нарушу устав и явлюсь к тебе лично? - Потому что ты нарушила его. Лапламис наклонила голову, признавая победу за Камзином. Находиться рядом с ним, в одном пространстве, было совсем не то, что разговаривать по видеосвязи. На экране - просто картинка, пропорционально сложенный зентреди с синими волосами и правильным лицом, несколько излишне жестикулирующий, внезапно вспыхивающий смехом или яростью. Вживую... Вживую он может подойти ближе и заглянуть в глаза, протянуть руку, чуть ли не касаясь ее плеча, от него пахнет жестче и резче, чем от мельтреди - окалиной и чем-то горьким. Он сел в свое кресло, жестом же пригласил садиться ее. В своем помещении Камзин не носил адмиральского плаща и расстегивал высокий ворот мундира. - О чем ты хотел говорить? - О нас. О нас - то есть зентреди и мельтреди вместе. - Вот как? - Сколько у тебя исправных репликаторов? - Зачем тебе..? - Сколько, Морук? Половина? Меньше? Сколько выходит из них некондиционных мельтреди? Сколько не раскрываются вообще к концу цикла? - Камзин подался вперед, сжав подлокотники своего кресла. - У тебя тоже, - ответила Лапламис. - Да. У всех. Я проверил. Корабли перестают заращивать пробоины. Выходят из строя. Нас все меньше. Мы сражаемся без цели и смысла. - И поэтому ты делаешь ставки на то, сколько своих кораблей уничтожишь? Камзин усмехнулся. - Это хотя бы весело. Опасность проясняет разум, покой его гасит. Ты замечала за собой такое? - Такова наша природа, Камзин. Мы созданы для битвы, неудивительно, что в бою мы мыслим яснее и можем больше. - О нет. В микроформе мы умнее своих макроформ. Лапламис хотела спросить, откуда он знает, но посмотрела в его прозрачные голубые глаза и поняла, что услышит в ответ: "Я проверил". - Я слышал, у тебя во флоте одна из пилотов спарилась с микроклоном? Подожди! - он выставил ладонь вперед, словно защищаясь. - Мне важно только знать, правда ли это и то, что она... сделала из себя зентреди? - Правда, - выдавила через силу Лапламис. - Они называют это give birth. - Отлично. Он улыбнулся. Лапламис осознала что впервые видит, как Камзин улыбается - не скалится в азарте, не ухмыляется, не кривит высокомерно губы, а именно улыбается. - Ты объяснишь мне, зачем тебе все это? - Как раз это я и хочу сделать. - Говори. - Мы все знаем, что нас создала Протокультура. Что у Протокультуры было нечто, чего нет у нас. Теперь мы столкнулись с аналогом Протокультуры и узнали, чего у нас нет. Чего нас лишили, - он подался вперед и снова стиснул пальцами подлокотники. - Изначально мы были такими же микронианами, как и наши создатели. Нам не нужны были репликаторы для размножения - зентреди и мельтреди спаривались, и мельтреди производили... детей. Да, ты знаешь это слово, оно у нас осталось. Мы называем так тех, кто только выходит из репликаторов, но еще не прошел обучения. - Мы тоже. - Хорошая шутка, Морук. Мы чувствительны к музыке. Не только к этой писклявой ерунде, от которой посходили с ума наши солдаты, но к настоящей. Я дам тебе послушать, это не с чем сравнить. И вот теперь вспомни, что сделал Голг Бодолзер в прошлый раз. - Ты полагаешь.. - Мы заражены этой их культурой... - слово "де-калче" он словно плюнул. - Мы опасны для флота. Криданик перешел на сторону терран, чтобы его не уничтожили. Я предлагаю другое. - Что? - Уйти на свободу. Затаиться. Собрать тех, кто не потеряет голову от этой их... культуры. Послать в жопу и наших создателей, и этих микрониан, и Бодолзера с его флотом. Стать хозяевами самим себе. Пусть они выясняют, у кого тут де-калче. Научимся чинить корабли, делать детей - и уйдем подальше. Он не отпускал ее взгляда. Он говорил безумные речи, но смотрел ясно и твердо. - Мне надо подумать. - Хорошо. Он встал, щелкнул на пульте переключателем. - Слушай. Это было как шум. Ритмичный, убаюкивающий шум моря. Лапламис видела море, на разных планетах видела. И на этой тоже. Волна за волной накатывались на нее и отступали. Лапламис задыхалась, в груди стало тесно и жарко, по вискам потек пот. - Ну что ты... Как она подпустила его так близко к себе? Зачем он касается кончиками пальцев ее лица, стирая соленые капли? Лапламис отпрянула, мотнув головой, и он отступил. Потом сел прямо на пол рядом с ее креслом и приложил ее руку к своей щеке. - Слушай, - произнес он так тихо, что она едва различила слова. - Это круче, чем держать пари. Вернувшись к себе, Лапламис ни с кем не стала разговаривать, даже от рапорта отмахнулась. Заперлась у себя в каюте. Умылась - раз, и другой. Зачем он это сделал? Зачем сел, положив голову к ней на колени? Она могла убить его - одним движением рук свернуть ему шею. А он сидел, закрыв глаза, и ни малейшего напряжения. Ни следа страха. Что это? Его знаменитое безумие? Это музыка так действует на зентреди? Она сидела, растеряв все мысли. Он был в полной ее власти, он сам отдал ей эту власть, и она от этой власти - отказалась? Это было... доверие? Лапламис потянулась к пульту связи. Ввела свой личный код, потом код Камзина. И одно слово. "Да". ------------------ Примечание: некогда главнокомандующий Голг Бодолзер уничтожил всех зентреди, вступивших в контакт с "культурой", как инфицированных.