Пряный

— Я сказала тебе сюда не приходить, — она смотрела из-под широких тёмных бровей враждебно. Держала его на мушке, в прямом и переносном смысле. Подойди он ещё немного, двинься он ещё на шаг вперёд, то наверняка та не раздумывая нажала бы на курок. Со всей его скоростью он бы не смог увернуться, да и, сказать по правде, не слишком хотел. Между смертью и существованием он выбрал бы первое: Ран готов сдаться ей.       Только вот она не готова освобождать его. Она не вызывалась на роль палача, ангела, судьи, спасителя или кого бы там ни было ещё. Это – дедовское ружьё – лишь оборона от такого как он. И ему не нужно знать, что снятое пару дней назад со стены оружие, уже больше существовавшее как деталь интерьера, направлено на него без патрона. Не нужно знать и о том, что, глядя на его синяки под глазами, в груди всё сжимается и хочется откинуть куда подальше свои спутанные мысли вместе с дедушкиным наследием в руках. — Уходи, — твёрдо звучал её голос. Не показывай ему своих чувств, мысленно напомнила себе. Лучше пусть он уйдёт сейчас. Так будет правильнее. Так будет безопаснее. Для неё.       Он опустил свой взгляд на её колени, едва прикрытые белым кружевным платьем, которое Ран ещё буквально пару дней назад поднимал наверх, чтобы оставить укусы на внутренней стороне бедра. Наверняка те ещё не сошли и приобрели жёлтый оттенок. Дальше вниз глазами на голени со шрамом на правой, это она неудачно упала в детстве, ступни, поджавшиеся пальцы из-за холода. Вот глупая, снова ходит босиком. Память услужливо напомнила ему об одном из вечеров, когда он пинцетом вытаскивал у неё занозу, а девушка громко хохотала из-за щекотки. Уголки губ чуть дрогнули, что не было проигнорировано ею. — Ран! — воззвала она к себе. Парень посмотрел ей прямо в глаза, от чего захотелось тут же отвернуться. Он смотрел на неё настолько загнанно, ему это не свойственно, что она почувствовала вину за своё желание жить спокойно. Ружьё дрогнуло, и девушка втянула носом разреженный воздух. — Я больше не впущу тебя. Я не могу.       Главное поверить в это самой.       Она не успела что-то сказать ещё, испугалась, понял тот, когда дёрнулась назад, стоило ему грудью упереться в ствол ружья. Ран наконец увидел, что вся её злость – напускное. Она не ненавидела его, хотя он действительно так считал. В его случае невозможно было думать иначе. Палец не сжался на курке, выстрела не было, но в тот момент, когда он ощутил надежду, взглянув глубже, Ран попрощался сам с собой. Потому что теперь его натура потребовала взять своё.       Глаза сосредоточились на губах, смазанных гигиеничной помадой. Для Рана вкус вишни стал привычен: он не мог уже представить поцелуи без него.       Чего ты ждёшь? Прорычало внутри. Одурманенный разум, желающий только одного, отринул всё то, что мешало. Единственная проблема сейчас, что он ещё не поцеловал её. Ран не слышал отныне голос девушки, все звуки померкли, он слишком долго ждал, хотя до конца и не хотел признавать этого. Чтобы он и признать, что стал зависим? Только не вслух.       Все оружия в сторону – ружьё, взгляд, мольба – ничто не остановит теперь его.       Поцелуй-укус. Губы в кровь. Ощутить на языке жестокий коктейль. Мало. Требовательно ухватить её за подбородок, прижать к себе, вдохнуть запах. Ещё. Руки, сжимающие ягодицы, руки, рвущие платье, руки, вжимающие в себя. Животное, напомнило ему подсознание. Рык, сорвавшийся вслед за мыслью, и глаза щенка, безмолвно просившего прощения. Он не может.       Плетённое кресло, стоявшее на террасе – их поле сражения сейчас; оно возведённый для неё трон. Ран у её ног, точно преданный, Ран между ними, точно поверженный. Он знает, в её доме ему не рады, но для него открыт целый мир, а значит и для неё тоже. — Ясуна, — шепчет он, вслушиваясь в её стоны, пока проникает глубже под кожу, в подсознание, вытесняя все мысли о запрете. Их связь правильна, она крепче устоев. Если жизнь, то только с ней. Если смерть, то только от неё. На другое он не согласен. Клыки рисуют новые метки по всему телу. Моё, вторит им зверь.       Ясуна, – трепыхающейся зверёк, – молвит ответное, тем самым ставя на себе жирный крест.